Год рождения

2

Но судьбе, видимо, этого оказалось мало, и она приготовила мне еще один сюрприз.

На этот раз все началось с вызова к начальнику отдела.

Когда я вошел в его кабинет, Василий Федорович разговаривал по телефону. Я сел за приставной столик и вдруг вспомнил, как ровно год назад, в такой же сентябрьский день впервые вошел в этот кабинет в качестве полноправного сотрудника отдела.

…Василий Федорович так же сидел за столом, в кабинете кроме меня было много сотрудников в форме и в штатском, они вполголоса переговаривались, рассаживаясь на стулья, стоящие вдоль стен, я с интересом посматривал на тех, с кем мне предстояло теперь работать.

Василий Федорович жестом установил тишину и сказал:

— Перед началом совещания я хочу представить нового сотрудника нашего отдела — лейтенанта Вдовина Михаила Ивановича…

Я поднялся со своего места.

Василий Федорович выдержал небольшую паузу, давая, видимо, всем собравшимся как следует меня разглядеть, и продолжил:

— Михаил Иванович — выпускник нашего университета, закончил контрразведывательную школу, можно сказать, потомственный чекист. Его отец был почетным сотрудником госбезопасности, в тридцатые годы принимал участие в ряде крупных операций, воевал в Испании, затем был заместителем начальника нашего управления. Мать Михаила Ивановича, всеми нами уважаемая Ирина Федоровна, командует нашей поликлиникой. — Василий Федорович тепло глянул на меня и добавил: — Надеюсь, что лейтенант Вдовин будет достоин светлой памяти своего отца и с честью продолжит дело, за которое тот отдал свою жизнь. Пожелаем ему успеха!

Василий Федорович подождал, пока я снова сяду на свое место, и деловым тоном произнес:

— А теперь перейдем к нашим текущим делам…

А еще через два дня он вручил мне служебное удостоверение и личное оружие.

По установившейся в управлении традиции эта церемония происходила в кабинете, являвшемся, по существу, небольшим музеем, экспонаты которого рассказывали об истории управления с момента образования губернской чрезвычайной комиссии. Здесь чествовали ветеранов, проводили встречи с молодыми сотрудниками, устраивали различные торжественные мероприятия.

На стендах были указаны фамилии сотрудников управления, погибших в боях с фашистами, висели фотографии участников Великой Отечественной войны и почетных чекистов.

А где-то в самом начале экспозиции, там, где находились стенды с фотографиями первых сотрудников губчека, висела фотография, дороже которой в этом небольшом зале для меня ничего не было. На ней был изображен человек в форме сотрудника госбезопасности тридцатых годов, с двумя орденами Красного Знамени на гимнастерке. Под фотографией была подпись:

В конце краткой биографической справки было указано:

«В августе 1937 года погиб при выполнении специального задания».

Это был мой отец, с которым мы не виделись никогда…

Василий Федорович закончил телефонный разговор и обратился ко мне:

— Я вызвал вас вот по какому поводу… Мы предусмотрели в вашем плане освоения участка работы стажировку в следственном отделе, не так ли?

— Так точно, товарищ полковник.

Василий Федорович одобрительно кивнул.

— Вот я и хочу, параллельно с участием в расследовании дела «Энтузиастов», подключить вас к рассмотрению одного заявления… Оно поступило от гражданки Бондаренко Анны Тимофеевны. Ее муж, Бондаренко Григорий Васильевич, в тридцать седьмом году был прокурором нашего города и, по всей видимости, был незаслуженно репрессирован… — Василий Федорович потер пальцами виски и тяжело вздохнул. — Вот в этом вам вместе со старшим следователем Осиповым и предстоит разобраться.

Капитан Осипов был лучшим, на мой взгляд, следователем нашего управления и сейчас занимался делом «Энтузиастов».

— Если я правильно вас понял, Василий Федорович, речь идет о пересмотре дела Бондаренко?

Начальник отдела отрицательно покачал головой:

— В том-то и заключается проблема, что пересматривать нечего! В наших архивах нет никаких сведений о том, что прокурор был арестован или осужден. — Он помолчал немного и добавил: — Вообще на него нет никаких сведений!

— Как же его могли репрессировать, — недоуменно произнес я, — если при этом не осталось никаких следов?

— Могли, Михаил Иванович, могли! — тяжело вздохнул Василий Федорович. — В те годы человек мог исчезнуть бесследно! Нам уже не раз приходилось пересматривать такие дела.

Меня впервые подключили к пересмотру подобного дела, дела, которого, по сути, не было, и я, честно говоря, был в полной растерянности.

— С чего же тогда начать? — спросил я.

— Мы даем вас в помощь Осипову, чтобы вы проделали всю предварительную работу. Зайдите к нему, ознакомьтесь с заявлением Бондаренко и постарайтесь в возможно более короткие сроки во всем разобраться. О всех результатах сразу докладывайте мне.

— Есть, товарищ полковник! — ответил я и встал.