Год второго шанса

Глава 17

Изабелла

— Ты перестанешь дергаться? — ругаю я Кая в миллионный раз. — Мне нужно обработать перекисью, иначе подхватишь инфекцию. — Я снова подношу ватный тампон к его губе. — Бог знает, где были руки Ти.

— Не его рука рассекла мне губу, — говорит он, ерзая на барном стуле. — Это был угол мусорного контейнера.

Фу, гадость. С другой стороны, как и Ти.

— Не знаю, что хуже, — поддразниваю я, капая еще немного жидкости на вату.

— Вероятно, его руки. — Он вздрагивает, когда я прижимаю ватный тампон к его губам. — Черт, это больно.

— Перестань вести себя, как ребенок. — Улыбаюсь ему, чтобы он понял, что я шучу, а затем бросаю тампон в мусорное ведро.

Он расслабляется, прислонившись к стойке.

— Знаешь, если бы не знал тебя лучше, я бы подумал, что тебе нравится мучить меня.

— Может быть, совсем чуть-чуть, — признаюсь я, доставая пакет со льдом из морозилки.

— Какая ты коварная, — шутит он, когда я встаю перед ним и прикладываю пакет со льдом к его щеке.

— Я не пытаюсь быть коварной. — Наклоняюсь вперед, чтобы осмотреть порез на его лбу, прикидывая, не нужно ли ему наложить швы. Я предложила отвезти его в больницу, но Кай, будучи Каем, отказался. — Я просто пытаюсь вылечить твои бо-бо.

— Мои бо-бо? — Он наклоняет голову, прислоняясь к пакету со льдом. — Подруга, ты разговариваешь со мной, как с маленьким ребенком.

— Ты вроде как такой и есть. Но это нормально. Я думаю, это мило.

— Эй, это моя фраза, — ворчит он с усмешкой.

Даже с рассеченной губой и опухшей щекой он выглядит абсолютно очаровательно. Как я раньше этого не замечала? Как могла быть так одержима Кайлером, когда Кай был рядом?

— И что с того? — Я подмигиваю ему. — Я просто украла твои слова.

Он смеется, проводя пальцем под моим глазом.

— Хорошо, теперь это мило.

И вот мои щеки снова начинают краснеть, даже сейчас, после всего. Я думаю, что мой счетчик смущения уже зашкаливает.

— Ты такая милая, когда смущаешься, — говорит Кай, наклоняясь вперед и целуя меня еще раз.

Часть меня хочет отказать ему и потребовать, чтобы он сказал, кто писал мне сообщения, кто похитил меня, кто оставил все эти листовки. Но часть меня боится ответа, боясь, что я узнаю, кто они, и это разобьет меня. Другая часть меня действительно просто хочет поцелуя.

После сегодняшнего вечера, после драки, похищения или что бы это ни было, я хочу забыть и двигаться дальше. С Каем. Каем, который защищает меня. Каем, который любит меня.

Мое сердце замирает при воспоминании о том, как он произнес эти слова. Он действительно имел в виду их?

Кай заканчивает поцелуй, но его губы остаются в дюйме от меня.

— Что не так?

— Ничего. — Я отодвигаюсь, ковыряя свой облупившийся фиолетовый лак на ногтях. — Я просто думала о драке и о некоторых словах, которые были сказаны.

— Я знаю, что ты напугана, — говорит он. — Но все закончилось. Я обещаю.

— Это не то, о чем я думала. — Я не отрываю взгляд от своих рук, слишком боясь посмотреть ему в глаза, иначе я могу струсить. — Я думала о том, что ты сказал сразу после того, как велел мне бежать.

— О, — это все, что он говорит.

Самое время вставить стрекотание сверчков.

Мои щеки горят. Привет, неуклюжая девочка, приятно снова тебя видеть.

— Я не шутил. — Его голос дрожит от волнения. — То, что я сказал… там. Я действительно люблю тебя. Уже какое-то время. Я просто не знал, как тебе сказать, особенно со всем этим апокалипсисом, который происходит.

Я пристально смотрю в пол, когда волна эмоций накатывает на меня и сбивает с ног. Слезы непроизвольно выступают у меня на глазах. Я едва могу дышать. Я даже не знаю, почему и откуда берутся эти эмоции.

Никто никогда не говорил мне этого раньше, кроме моей бабушки и дедушки, когда он был жив. И никогда за миллион лет я не мечтала, что кто-то за пределами моей семьи когда-нибудь полюбит меня. Как они могли, если мой собственный отец никогда не любил меня?

Важный вопрос в том, люблю ли я его? Я не знаю, в основном потому, что не знаю, что такое любовь. Чувствую ли я, что падаю, когда нахожусь рядом с ним? Да, все это чертово время. Но я до смерти боюсь совершить этот прыжок.

— Прости, если я тебя пугаю. — Похоже, он и сам сходит с ума. — Но я не могу взять свои слова обратно, не тогда, когда я это имею в виду.

Не зная, что еще сделать, я наклоняю голову и целую его в губы, давая ему понять, что со мной все в порядке, что я забочусь о нем. Сильно, очень сильно.

Он бормочет что-то бессвязное, прежде чем обнимает меня, притягивает ближе и углубляет поцелуй.

— Может уже найдете себе комнату, вы двое? — говорит бабушка Стефи, входя в квартиру.

Дыхание Кая касается моих губ, когда он хихикает.

— Как, интересно, ей это удается? Как будто у нее есть специальный радар, который позволяет ей знать, когда мы собираемся поцеловаться.

— Собираетесь целоваться? — Бабушка Стефи бросает свою сумочку на стойку, кладет руки на бедра и смотрит на нас сверху вниз. — Я почти уверена, что вы двое были в шаге от того, чтобы устроить тут скачки.

— О, Боже мой, ты прекратишь это говорить? — Мои щеки пылают так же ярко, как рождественские гирлянды. — Мы не собирались этого делать. Мы просто целовались.

Она грозит мне пальцем.

— Да, но, если бы я не вошла, все было бы по-другому.

Я пристально смотрю на нее, и она ухмыляется, полностью наслаждаясь моим дискомфортом. Затем ее улыбка исчезает, когда она замечает лицо Кая.

— Господи Иисусе, мальчик, что случилось с твоим лицом?

— Вот что происходит, когда ты неправильно используешь пейнтбольный пистолет, — врет Кай, не моргая.

Моя бабушка придирчиво оглядывает меня.

— Ты выглядишь невредимой, если не считать царапины на щеке.

Я подавляю страх, связанный с этой царапиной, и показываю Каю свою лучшую ухмылку злодея.

— Что я могу сказать? В этом разница между любителем и профессионалом.

Кай бросает на меня недовольный взгляд, и я сдерживаю смех.

— Ты в порядке? — спрашивает бабушка Стефи Кая. — Если хочешь, я могу сходить за доктором. Я уверена, что он не будет возражать подойти и взглянуть.

Кай прижимает пакет со льдом к щеке.

— Все в норме. На самом деле все не так плохо, как кажется.

Хотя это могло быть и так.

Реальность сильно бьет меня по лицу, выбивая из меня дыхание, и мои ноги угрожают подогнуться. Должно быть, до сих пор я была в шоке, потому что произошедшее внезапно пронзает меня насквозь.

— Мне нужно кое-что забрать из своей комнаты, — выдыхаю я, а затем убегаю с кухни, прежде чем развалиться на части перед ними.

Когда я добираюсь до своей комнаты, я двигаюсь, чтобы закрыть дверь, но Кай придерживает ее, протискиваясь внутрь.

— Ты в порядке? — спрашивает он, закрывая дверь и запирая нас в комнате.

Слезы щиплют мне глаза.

— Все это просто накрыло меня.

Он обнимает меня прежде, чем я успеваю перевести дух, и раскачивает взад-вперед.

— Все будет хорошо. Обещаю.

Я хочу выразить протест. Я не хочу, чтобы он пострадал. Но часть меня хочет позволить ему заставить заплатить того, кто сделал это со мной, будь то Ханна, мой отец, Линн или кто-то еще.

— Просто будь осторожен, — шепчу я ему в грудь, и слезы текут из моих глаз. — Обещай мне, что ты не сделаешь ничего, что причинит тебе боль.

— Обещаю. — Он проводит ладонью вверх и вниз по спине. — Иза… Если хочешь, мы можем сообщить в полицию или даже другу-детективу твоей бабушки. Мы могли бы посадить их в тюрьму. Это было бы довольно жестоким наказанием.

Еще больше слез льется из моих глаз.

— Да, но тогда ты тоже можешь попасть в тюрьму.

— Я могу с этим справиться. И, честно говоря, с некоторыми вещами, которые сделал, я, возможно, заслуживаю этого.

— Нет, не заслуживаешь. — Я крепко сжимаю его, не желая отпускать. — Кроме того, я не смирилась бы с потерей тебя.

Его грудь поднимается и опускается, когда дыхание учащается. Он кладет подбородок мне на макушку, прижимая меня к себе.

— Тогда ладно. Заслуженная месть, вот что их ждет.

Кивнув, я держусь за него изо всех сил, надеясь, что это не обернется против меня.