Голем 100

Глава 21

Индъдни, вымотанный до предела, развалился в глубоком кресле, особо предназначенном для туши ДОДО. Они находились в кабинете Ф. Г. Лейца, в окружении мелькающего калейдоскопа рыбок. По стенам выстроились стеллажи с аквариумами, издававшими бульканье и шипение. Пока Гретхен и Шима разглядывали субадара, Лейц подошел к аквариуму, в котором ничего не было, кроме кристально-чистой воды и выбеленной веточки коралла. Он набрал в стакан воды из краника внизу аквариума и поднес стакан Индъдни. Проходя мимо аквариума с муреной, игриво постучал пальцем по стеклу, и рыбина попыталась схватить его за палец своими кошмарными зубами.

— Она у меня дрессированная, — сказал Лейц. Он вложил стакан в руку Индъдни. — Пейте с осторожностью. Это водка. Стоградусная.

Индъдни был не только совершенно разбит — у него полностью нарушилась координация. Первый глоток он попытался сделать у дальнего края стакана, преуспев лишь в том, что пролил водку на себя. Затем повернул стакан в руке на девяносто градусов, но снова попытался сделать глоток не с того края. Наконец в его затуманный мозг что-то дошло, и ему удался первый глоток, потом еще, а за ними последовал и весь стакан. Субадар шумно выдохнул.

— Спаси Боже, Лейц-доктор. Очень себя нудил. Нуждал. Нуждался, так? — Он улыбнулся Гретхен и Шиме. — Итак. Алханд-сарангдхариндъдни оказался не таким уж непробиваемым, как думал Салем Жгун, верно? При въезде в страну иностранец должен полностью сообщить свое имя. — Он вернул стакан Лейцу. — Мнохо лагодарен возлюбленный Господин Шива все наконец закончено.

Гретхен стиснула руки.

— Так Голем ушел, субадар?

Индъдни сделал усилие, стараясь говорить внятно:

— Шка… скорее, скажем, потух.

— Но он сгнил, грязная тварь?

— Трудно сказать с уверенностью. Поразительное создание не оставило corpus vile[94].

Шима все еще не был удовлетворен.

— Почему вы не уверены, Индъдни?

— Алханд-сарангдхариндъдни полным именем весьма неловко ощущает если ученую научность с экспертом обсудить, Шима-доктор, но…

— Да? Но? Ну не тяните же!

— Мне показалось, что оно… Удалилось? Исчезло? Растворилось в Черной Дыре.

— Черт побери! — воскликнул Шима. — В Черной Дыре? В антимир?

— Если позволите, — Лейц прислонился спиной к аквариуму, в котором сотня неоновых рыбок образовала нимб вокруг его головы. — Проход сквозь Черную Дыру в антимир — это все еще теоретическая гипотеза. Никаких надежных фактов нет, есть лишь предположения о сжимающихся звездах. — Гигант возвел глаза к потолку, где парило чучело рыбы-черта, руля крыльями-плавниками в никуда. — Некоторые утверждают, что грандиозный взрыв в Сибири в 1908 году был вызван не падением метеорита, а блуждающей Черной Дырой.

— Так я ощутил нашим восприятием, Лейц-доктор.

Гретхен набросилась коршуном:

— Наше восприятие, субадар? А когда вы говорили из батисферы, то сказали «Мы идем»».

— Да, так, госпожа Нунн. «Мы». «Наши». Собственные чувства едва не отбыли целиком вслед за Големом.

— Но этого не случилось?

— Едва лишь. Затем я устранился.

Шима присвистнул.

— Опишите это, Индъдни. Как это было?

Индъдни прикрыл глаза, но прежде, чем он смог заговорить, Лейц задумчиво начал перечисление:

— Хаос? Дезориентация? Это очевидно по тому, как вы сейчас себя ведете, субадар. Время потекло назад? Пространство вывернулось наизнанку? Полное обращение? Перевернутое сердце и дыхательная система? Перевернутое тело — слева направо и справа налево? Все изменилось на свою противоположность?

Индъдни мог только кивать в ответ. Потом он прошептал:

— А еще мне явились оборотки.

— Что явилось?

— Мое противо-я.

Все остолбенели от изумления. Шима выпалил:

— Иисусе сладчайший! Зеркальное отражение?

— Хуже. Негативный отпечаток. Обескураживающий поворот. — Индъдни еще раз попытался собраться. — Черное вместо белого, а белое вместо черного, как сказал Лейц-доктор. Меня взрастили и воспитали в традициях индийской культуры. В службе порядка меня обучили сдержанности и строгой самодисциплине. Другое «я» было отрицанием, отверганием моего привычного образа жизни. Оно было… Как скажу? Было… я могу только прибегнуть описательно к словам госпожи Нунн о глубоко зарытом Ид…

— Кровавый, — прошептала Гретхен, — лживый, злой, сластолюбивый…

Индъдни жестом выразил ей благодарность и продолжал:

— Тогда в простительной панике позитив Индъдни отправился… используя одно из ваших, Шима-доктор, излюбленных определений… к чертовой бабушке оттуда.

— Х-хосподи!!! — выдохнул Шима. — Упустить такой шанс! Я был бы вынужден отправиться следом, поймать это и заставить его говорить.

— Ну, разумеется, на перевернутой тарабарщине, — внезапно рассмеялась Гретхен. Смех ее перешел в истерический хохот облегчения.

— Эта возможность была мною радостно и благодарно упущена, Шима-доктор, — сказал Индъдни, не обращая внимания на повизгивания Гретхен, набиравшие мощь. — Что до меня, то в сравнении с тем перевернутым противомиром наша безумная Гиль представляется вполне разумной.

— Да не разумной, а радостной! — веселилась Гретхен, — Радость! Вот ключевое слово! Радость! — Она наградила поцелуем аквариум с муреной. — Поцелуемся, губошлеп. Голем мертв, почил, удалился к себе в супротивность… — Она с хохотом порхала от аквариума к аквариуму, одаривая их поцелуями. — У нас праздник! Нет больше Голема. Нет больше этих ужасов. Меня выпустили из тюрьмы, слышите, ваши рыбочества? Нет больше Гиль-ареста. Не будет больше камеры с обитыми стенами. Слушайте! Слушайте! О вы, лини и лососи! Омулии и осетрии! Камбалы и крабы!

— Эй, Гретхен! — попытался остановить ее Шима. — Легче, детка!

— Что с тобой? — вопросила Гретхен. — Не рад? А я рада. Все кончилось. Флотский порядок — судно на мели, матросы в стельку. Я свободна. Пошли ко мне, все пошли. Мы присоединимся к рехнувшимся дамочкам, если они еще там. Нужно отметить. Нажремся, упьемся в доску и будем горланить песни. Пошли! Ать-два, в ногу!

Она ринулась прочь из кабинета. Трое мужчин устремились за ней — в ней было что-то, что заставляло идти следом.

Каменная кладка бывшей опоры моста, а ныне служившая укреплением Оазиса, была разнесена вдребезги. Все было настежь, охрана исчезла, а бреши были неразличимы под роящимися пчелками. Обезумевшие дамочки уже захватили весь Оазис (сманив всех женщин в нем) и превратили его в сплошной жужжащий рой, а внутри все было заставлено едой и питьем — в еще больших, чем прежде, количествах. Когда Гретхен в сопровождении троих мужчин вошла в Оазис, то прямо в вестибюле натолкнулась на

Подымаясь по винтовой каменной лестнице в квартиру Гретхен (все службы Оазиса прекратили существование), они были вынуждены протискиваться мимо роящихся Моисея, Златовласки, горничной, плотника, охранников, бродяжки, древесных и водяных духов, любительниц группового секса, групповых извращений, просто наездниц на живых палочках, трахалыциц, торчух и разных девок с улицы, которые пришли грабить, но остались повеселиться. Гретхен осыпали, душили, наталкивали и набивали до одури сластями, которые назойливые руки пихали ей в рот.

Шумные рои уважительно расступались перед Гретхен, но мужчин встречало хамское пренебрежение. Лейцу пришлось использовать свою внушительную массу, чтобы прокладывать дорогу остальным. Даже самые озверелые тетки отлетали от него как горох.

— Глазам не верится, а, Люси? Прямо Вальпургиева ночь.

— Шима, а ты не помнишь Врака? Пардон, мадам.

— Врака? Что за Врак? Какой Врак?

— Врак-чудак. Прошу, сударыня. Преподавал астрофизику в… Ой, прости детка… техноложке. Часто повторял… Нет-нет, мадам, это ваша вина… Врак всегда говорил: «Природа гораздо отважнее в своих проявлениях, чем самые фантастические измышления человека…» Отцепитесь от моей ширинки, дама…

— А что во всем этом такого естественного?

— Ты никогда не корешился с пчелками?

То, что раньше было изысканно убранной гостиной Гретхен, теперь являло сцену разгрома, а посреди руин, как в сотах, торчал вместительный бочонок, на котором чья-то нетрезвая рука накарябала буквы алой вишневой наливкой: «МИДОВЫЙ ОКСО МИОТ». Гретхен, до крайности возбужденная гвалтом и толкотней, нырнула головой в бочонок.

Она подняла голову, сглатывая и задыхаясь.

— ПООтрясно! — завопила она. — ЧУУдесно! Флотский порядочек! — и погрузилась снова. Вынырнула. — Голем мертв! Бульк! Бульк! Бульк! — Снова нырок.

— И царица тоже! — вопил Гафусалим. — Прежняя царица мертва. Мертва! Реджина, гиль ее, мертва!

— Это может чем-то таким кончиться! А, субадар? — не получив ответа, Лейц оглянулся. — А где Индъдни, Шим?

— Не пойму. Он или затерялся в толпе или отвалил. Что еще круче может случиться, Люси?

— Мальчишкой я возился с пчелами, Шим, и в них разбираюсь. Первым делом, когда помирает старая матка, то в улье строят новые ячейки для матки и выдвигают несколько кандидатур на эту должность.

— Как это?

— Они заполняют все ячейки царским нектаром. Посмотри вокруг — ну чем все это не царский нектар?

— Черт возьми, похоже, ты прав.

— Кто первая вылупится из ячейки, из своей клетки, та и станет новой царицей. Вспомни, что повторяла твоя девушка: «Я выбралась из клетки!»

— Но она имеет в виду Голема и арест в Гили.

— Ну конечно. Первым делом она начинает переходить из ячейки в ячейку — убивает своих соперниц, прежде чем те вылупятся.

— Ты что, хочешь сказать, что эта орда выбрала Гретхен царицей?

— Потом она вылетает из улья, чтобы ее трахнули никчемные трутни, околачивающиеся неподалеку. Она испускает призывный аромат оксо-кислоты, которому не может противиться ни один самец. Что там написано на бочонке, в котором она купалась? Медовый Оксо-Мед.

— Боже милостивый! Ты меня почти убедил.

— Да уж лучше бы без «почти».

— Но они понимают, что делают?.. Гретхен и все остальные?

— Нет, они следуют инстинкту, который заложила в них давным-давно матушка-Природа.

— Так это для пчел, — запротестовал Шима, — а не для людей.

— Ну да. Когда ты наконец возьмешь в голову, что твоя Гретхен — уже не из людей? Она — Новое Первородное Создание. На пути к вершине она йозвращается к заложенным природой основам, и черт знает, чем это может кончиться.

Гретхен вынырнула из медовой браги, повизгивая и напевая. Она дрожала, ее трясло, она вцепилась в края бочонка, а вокруг клубилась толпа. Они обнимали ее, оглаживали ее, целовали ее, похлопывали любящими руками. Они откатили ее от бочонка.

— Ну и ну, — сказал Лейц. — Какие-то новые дела при выборах царицы, Шим. Сейчас что-то начнется. Шим? Шим?

Лейц удивленно обернулся — Шима исчез. Как Индъдни до него, он удрал.

Гретхен с трудом поднялась на ноги и принялась бессмысленно бросаться из стороны в сторону, продолжая вопить. Она ничего не соображала. Она была в исступлении. Она была первобытной. Она была царицей всего огромного лабиринта извилистых коридоров, переходов и квартир, вырубленных в камне бывшей мостовой опоры. Теперь слепая сила гнала ее на уничтожение всех соперниц.

Она спустилась ниже этажом в квартиру Раксонов, проталкиваясь через роящихся пчел, вся в поиске сама не зная чего, подгоняемая первобытным инстинктом — он подскажет ей цель, когда она ее найдет. Когтями проложила себе дорогу обратно в свою квартиру, исследуя, разыскивая, продолжая вопить. Тут она столкнулась с Нелли Гвин, неузнаваемой в костюме исполнительницы танца живота, пронзительно распевающей, но Гретхен узнала ее. И вцепилась ей в горло под одобрительный рев толпы.

Когда Нелл была мертва, Гретхен опять начала бросаться — в никуда и ни на кого, а потом снова пошла в поиск; вышла опять в коридор, стала снова проталкиваться сквозь возбужденный рой, пока не натолкнулась на Енту Каленту, величественную в наряде Далилы с бородой Моисея. В смертельной схватке они проделали путь по всему коридору.

Убив Енту и отогнав Бимми, Гретхен вновь начала поиск, спускаясь по лестнице Оазиса. Она выслеживала, охотилась, не переставая вопить. Свою добычу она настигла в вестибюле — Саре выпало остывать среди рассыпанных серебряных блесток.

Гретхен бросилась бежать: ее африканские груди вздымались, ягодицы подрагивали, вагина то призывно раскрывалась, то судорожно сжималась при каждом шаге. Она слепо прорывалась сквозь Гиль. А по пятам ее преследовали обезумевшие, пылающие страстью, размечтавшиеся и раззадоренные трутни Гили.

Трутень — это необходимый мусор в мастерской Природы; это просто устройство, вырабатывающее семя, причем не важно, лев это или пчела. Лев — это тоже трутень, ленивый, праздный, никчемный, за исключением своей единственной функции; его кормит и оберегает подруга, которая убивает для него дичь, производит на свет и выращивает его отпрысков. Но когда он лежит, насытившись принесенной ею добычей, и дремлет на солнышке, кем он себе представляется в грезах? Царем зверей? А кем себе представляется трутень-человек?

— Посмотри на небо!

— Это птица!

— Это самолет!

— Это ЧЕЛОВЕК-ОРЕЛ!

Загадочным образом выведенный в горном гнезде супер-учеными из глубокого космоса и прилетевший в Гиль, ЧЕЛОВЕК-ОРЕЛ использует свое таинственное умение летать для борьбы с силами зла и несправедливостью, прикидываясь Хромушей — убогим, пугливым калекой.

И калека так оттрахал Гретхен, что у нее чуть задница не отвалилась!

— Кто там едет верхом?

— Паровой котел?

— Мусорный бак!

— Это ЖЕЛЕЗНЫЙ РЫЦАРЬ!

Непобедимая космическая сталь послужила материалом таинственным кузнецам со звезд, когда они выковали этого человека, наделив его мудростью Вулкана. ЖЕЛЕЗНЫЙ РЫЦАРЬ использует свои магические дары, сражаясь со злом и несправедливостью. Обычно он живет в облике Прыгуши, убогого и пугливого конюха.

И конюх, сидя боком, задал Гретхен скачки галопом.

— Поглядите на эту ванную!

— Это умывальник!

— Это бачок!

— Это СЛИВНОЙ ЧЕЛОВЕК!

Реактивные воды горячих минеральных ключей в Швеции выплеснули СЛИВНОГО ЧЕЛОВЕКА. Хранители Космоса таинственным образом перенесли его в Гиль, где он применял свои волшебной мощи мускулы для борьбы со злом и несправедливостью, приняв на время облик Шведа Свенсона, убогого и пугливого мусорщика.

И мусорщик устроил Гретхен шведский массаж.

— Погляди на это дерево!

— Это ветка!

— Это куст!

— Это КРАСНЫЙ ЧЕЛОВЕК!

Экологи из глубокого Космоса, поселившие его в последнем вигваме на равнинах Запада, снабдили КРАСНОГО ЧЕЛОВЕКА всеми тайнами и магией индейцев. Он применял свое чудесное искусство следопыта для борьбы со злом и несправедливостью, а для виду скрывался под обликом Мойше Каца, убогого, пугливого счетовода.

И Мойше сыграл на бубне животика Гретхен.

— Загляни вон в тот погреб!

— Это танк!

— Это печь!

— Это ЧЕЛОВЕК-ГОРИЛЛА!

Родившийся в удушливых джунглях Африки и воспитанный в Гили дрессировщиком из глубокого Космоса, ЧЕЛОВЕК-ГОРИЛЛА использует все известные ему тайны джунглей для борьбы со злом и несправедливостью, скрываясь под шкурой Фидо, убогой и пугливой цирковой собачки.

И Фидо трахнул Гретхен по-собачьи.

— Загляните в участок!

— Это шпик!

— Это закон!

— Это СЛУЖИВЫЙ ЧЕЛОВЕК!

Он писал под диктовку еще в глубоком космосе. СЛУЖИВЫЙ ЧЕЛОВЕК стал наследником всех юридических познаний Вселенной, и его таинственным образом доставили в Гиль, чтобы преследовать зло и несправедливость всей своей магической мощью законника, которая до времени была сокрыта под обличьем Рональда Пики, убогого и пугливого секретаря суда.

И секретарь подверг Гретхен преследованию vi et armis[95].

— Погляди на небо!

— Это комета!

— Это сверхновая!

— Это ЧЕЛОВЕК-НЕЙТРОН!

Родившийся на гибнущей звезде и таинственным образом перенесенный в Гиль супермудрецами Космоса, ЧЕЛОВЕК-НЕЙТРОН тайно использует свою волшебную астральную мощь для борьбы со злом и несправедливостью, до времени скрываясь под обличьем Лэнса Ленни, убогого и пугливого дилетанта.

И дилетант как следует оправил жемчужину Гретхен.

— Посмотри на улицу!

— Это пламя!

— Это поджог!

— Это ЧЕЛОВЕК-ПОЖАРНЫЙ!

Родившийся из пламени костра, на котором жгли

Салемских ведьм, и таинственным образом перенесенный в Гиль спасителями из глубокого Космоса, ЧЕЛОВЕК-ПОЖАРНЫЙ тайно использует свою магическую огненную мощь для борьбы со злом, до времени скрываясь под обличьем М. Месье, убогого и пугливого повара.

И повар разделал Гретхен на своем вертеле.

— Посмотри на ту стену!

— Это жук!

— Это паук!

— Это ЧЕЛОВЕК-БОГОМОЛ!

Таинственным образом впитавший поразительные познания исследователя Амазонки из глубокого Космоса и перенесенный в Гиль на борту банановоза, ЧЕЛОВЕК-БОГОМОЛ использует свои магические дарования для борьбы со злом и несправедливостью, до времени скрываясь под обличьем щербатого Коротышки Спиди, убогого и пугливого.

И щербатый разложил Гретхен, как морскую звезду.

— Посмотри на эту пирамиду!

— Это скала!

— Это камень!

— Это ЧЕЛОВЕК-ИНКА!

Вызволенный из утробы умирающей матери жрецом солнца с Алгола IV и вооруженный таинственной египетской магией пирамид, ЧЕЛОВЕК-ИНКА пользуется своими оккультными силами для борьбы со злом и несправедливостью, до времени скрываясь под обличьем Алекса Брута, убогого и пугливого секретаря.

И секретарь трахнул Гретхен вдоль и поперек.

Потом были ЧЕЛОВЕК-ОГОНЬ, КОСМИЧЕСКИЙ ЧЕЛОВЕК, ЧЕЛОВЕК-ДЕМОН, ИЗО-ЧЕЛОВЕК, ЧЕЛОВЕК-АКУЛА, ЧЕЛОВЕК-МАГНИТ, ПЛАСТИКОВЫЙ ЧЕЛОВЕК,ЧЕЛОВЕК-РАКЕТА, ЭЛЕКТРИЧЕСКИЙ ЧЕЛОВЕК и десятки других трутней-мечтателей, бившихся насмерть за свою очередь на осуществление мечтаний в манящей реальности Гретхен, за то, чтобы влезть на нее ничком, навзничь, распластанную, раскинувшуюся, поперек, сзади, крест-накрест, зигзагом, наискось, скользя, протыкая, в хвост и в гриву. И наконец настала очередь ЧЕЛОВЕКА-УЧЕНОГО, скрывающегося под обличьем Блэза Шимы, убогого и пугливого химика, проведшего с Гретхен опыт, энергично прочищая ее колбу.

Как раз во время этого последнего оргазма ярость феромона царицы пчел исчерпала себя, и брачная гонка закончилась. Сокращающиеся мышцы вагины Гретхен содрогнулись в последней конвульсии и захлопнулись, как челюсти стального капкана. Пенис Шимы с силой вырвала и зажала в себе ее вульва. Все еще одержимая своим царственным величием, вся в новой роли, Гретхен не обратила внимания на Шиму, оставив его умирать в корчах, истекая кровью.