Голем 100

Глава 9

Гретхен, конечно, видела Оазис ООП. Всем, кто жил в Гили, он был знаком, хотя попасть внутрь удавалось немногим. Одно из местных «Чудес»: перед глазами вставала пирамида, окруженная синтетическими пальмами на газонах, посыпанных блестящим слюдяным песком; по углам взметали ввысь струи четыре фонтана — нет, это была не драгоценная вода, а хлорбензол, в чем уже со скрежетом зубовным убедились незадачливые водяные воры: одним словом, это был настоящий Оазис.

«Только верблюдов не хватает», — подумала Гретхен, проходя между лап сфинкса (уменьшенной копии Фиванского) к воротам. На страже стоял взвод боевиков ООП в традиционном хаки бойцов пустыни с древними автоматами наперевес. Ее остановили, направив на нее автомат.

— Ты что? — потребовали охранники.

— Шолом алейхем, — ответила она.

— Ты что? — деловито щелкнул досылаемый патрон.

— Гретхен Нунн. Шолом алейхем.

— Говоришь на еврейском. Еврейка ты?

— Vudden? Frig mir nicht kein narrische fragen[15].

— He еврейка когда смотреть.

— Nudnick! Ich bin Falasha Yid[16].

Воцарилось молчание, и внезапно лицо часового расцвело улыбкой:

— Так? А! Черные евреи! Я слышать. Не видеть. Ты очень черный еврейка. Зайти, — и, обращаясь к подчиненным: — Она в порядке есть еврейка. Пустить.

Первая уловка Гретхен сработала. Ее пропустили в громадный холл, невыразимо грязный и вонючий. Там перекатывалось гулкое эхо — у двадцати привязанных верблюдов бурчало в животах, и они мощно рыгали. Там же были разбиты шатры. Там же играли в слюдяном песке голые ребятишки, прервавшие свои занятия, чтобы поглазеть на вошедшую незнакомку. Там же были женщины с закрытыми лицами, во всем черном — они поддерживали сушеными кизяками огонь небольших костерков и тоже глазели на нее, впрочем, не отрываясь от дел. Соборные своды купола скрывались в клубах едкого дыма.

К ней двинулся с приветствием бородатый шейх в роскошных одеждах.

— Шолом алейхем.

— Алейхем шолом.

— Доброе утро, милостивая госпожа Нунн. Как мило с вашей стороны посетить нас.

— Доброе утро, сударь. Простите, но, в отличие от вас, я не знаю, с кем говорю.

— Шейх Омар бен Омар. Нет-нет, не вспоминайте, мы никогда не встречались, но ведь вы одна из знаменитостей у нас в Гили! Вы оказали нам честь, милостивая госпожа Нунн.

— Честь — говорить с вами, шейх Омар.

— Я вижу, вы используете наши формы вежливости, и я вам благодарен за это. Выпьете кофе?

Последовали ритуальные чашечки кофе, который пили в шатре, сидя по-турецки, наедине, если не считать сонма непрерывно заглядывавших внутрь сорванцов. После бесконечного обмена любезностями Гретхен начала подбираться к интересующему ее вопросу, начав с признания в обмане стражи. Шейх Омар расхохотался.

— Нашу стражу набирают и обучают, руководствуясь силой, а не высоким интеллектом. Я потрясен, что хоть один из них слыхал о фалашах. Наша стража в конце концов — то же, чем в старину были «бойцы» мафии.

— Ну, а вы точно так же представляете собой мощь современной мафии.

Омар с небрежным изяществом отмахнулся от комплимента и продолжал оттягивать переход к неотложным делам — свернул на ученую беседу.

— Ах да, фалаши, — несло его, — черные евреи из Эфиопии, Они заявляют, что их прародители — царь Соломон и царица Савская, которая, по преданию, была чернокожей. Еще кофе?

— Благодарю вас.

— На самом же деле их предками были простодушные туземцы, которых обратили в иудаизм задолго до Рождества Христова. После этого некоторые из них крестились, а еще позднее гораздо большее число их приняло Истинную Веру. Очень неустойчивый народ. Мои друзья-израильтяне намучились с этими фалашами в годы становления их великолепного государства.

Гретхен могла тайком порадоваться — сработала и вторая ее уловка. Организация Освобождения Палестины пришла в конце концов к власти в Объединенной Арабской Республике как раз вовремя, чтобы убедиться в полном истощении тех запасов нефти, с которых там раньше как сыр в масле катались. Проявив глубокую мудрость, ООП переключилась на выращивание опиумного мака и нелегальную торговлю производными опиума. Тут снова настало благоденствие, которого хватило до того времени, когда и наркотики и наркомания были узаконены. Рынок рухнул. Гордый и высоконравственный Израиль остался единственным государством, все еще гневно отвергавшим наркотики и яростно боровшимся за то, чтобы поставить их снова вне закона. За это мафия ООП горячо возлюбила израильтян.

— Возможно, мы не станем выводить их из заблуждения, госпожа Нунн, — продолжал шейх Омар. — Наверняка мои бойцы уже всем рассказали о вас, так что не будем их опровергать. У нас здесь не любят чужих, но очень любят израильтян. Поэтому так для вас будет лучше.

— Вы оказываете мне честь.

— А вы так милостивы, госпожа. Ну а сейчас, если простите мое неучтивое нетерпение, что привело прославленную госпожу Нунн в наш убогий Оазис?

— Весьма необычный заказ. Он требует от меня беседы с Самим Оопом.

— С Самим? Вы на самом деле пришли, чтобы поговорить с Самим?

— Да, с Отцом-Оопом, с Самим.

— Неслыханно! И я не могу вам его заменить?

— Это была бы для меня высочайшая честь, шейх Омар, но я очень сожалею — нет. Мне нужны сведения, которые можно получить только на самом верху.

— Могу ли я осведомиться о характере заказа, требующего таких невероятных действий?

— Заказ секретный — дальше некуда, однако я с доверием вручаю свою судьбу вашей чести, шейх Омар, и буду откровенна и прозрачна до самого донышка.

— Это мне вы оказываете высокую честь.

— А вы так милостивы!.. Заказ касается смертельно опасного небывалого оружия. Никогда еще не было ничего подобного. Я не могу вам ничего рассказать о самом оружии, потому что я как раз занимаюсь составлением несокрушимых патентов для его защиты, но признаюсь, что испытала его мощь на двух громилах из Гили.

Шейх изобразил любезную улыбку:

— Надеюсь, не из наших людей? И каковы же последствия испытания?

— Ах, это! Разумеется, Смертельный-Один, — небрежно уронила Гретхен. — Невероятная поражающая способность. Это очень расстроило субадара Индъдни.

По лицу шейха опять скользнула улыбка.

— При испытании выявилось очень странное побочное действие нового оружия, и мне необходимо — для оформления заявки на изобретение — исследовать это действие и найти ему объяснение. Вот для того мне и необходима помощь Отца-Оопа.

— Это все? Вы хотите всего лишь задать несколько вопросов?

— Именно так. Всего несколько вопросов.

— Каких же?

— Вы их узнаете, когда будете задавать их от моего имени, — я надеюсь, что вы не откажете мне в такой чести. Я никогда бы не осмелилась и помыслить о личной беседе с Самим Оопом.

— Вы так милостивы, госпожа Нунн. Будьте любезны подождать.

Гретхен, на которую обрушились грохот и все запахи Главного Зала, ждала, лениво гадая, как же выглядит устрашающий Отец мафии ООП. Ее опосредованное зрение не помогало ей. Она как раз пыталась сделать выбор между образом здоровенного бугая, по трупам забравшегося на самый верх, и скромным счетоводом, пробравшимся к власти по стопкам бухгалтерских документов, когда после долгого отсутствия вернулся шейх Омар бен Омар. Вид у него был несколько ошарашенный.

— Вас примут. Никогда бы не поверил… Окажите любезность, пойдемте со мной.

— Мне прикрыть лицо?

— Нет необходимости, госпожа Нунн. Долгие годы мы привыкали к странным обычаям неверных.

Она последовала за ним.

По крутым пандусам они забрались на самый верх пирамиды, где их подвергли осмотру четверо горилл-боевиков, и вошли в пирамидальное помещение. Гретхен была вынуждена перевести дыхание.

Огромная зала была выстлана великолепными коврами, увешана бесценными вышивками с изображениями побед Ислама. Через всю комнату тянулся длинный, покрытый инкрустациями низкий стол для заседаний; сидеть за ним следовало по-турецки, на что указывали разложенные по бокам расшитые подушки. Во главе стола возвышался трон черного дерева, вокруг которого столпились шейхи в своих великолепных одеждах. Они точно прислушивались к божественному откровению, так благоговейно склонены были их головы.

Шейх Омар указал на ближайшую к ним подушку, и Гретхен опустилась на нее. Продолжая стоять, он кашлянул. Группа шейхов обернулась и раздалась, но Гретхен никак не могла разглядеть на троне Отца-Оопа.

Омар объявил:

— Женщина фалашей здесь.

Один из шейхов почтительно склонился, вслушиваясь, потом выпрямился:

— Отец-Ооп приказывает неверной суке из евреев подняться и показаться ему.

Гретхен начала вставать, но Омар остановил ее, положив руку на плечо. Глядя на нее сверху вниз, он произнес:

— Отец-Ооп приказывает, чтобы ты встала и дала посмотреть на себя, — и только потом убрал руку.

Гретхен поднялась на ноги. Кучка шейхов у трона раздалась еще чуть-чуть, чтобы открыть ее для взора Отца-Оопа, и ей наконец-то впервые удалось взглянуть на эту легендарную личность. Она увидела древнего старичка, усохшего так, что его руки и ноги походили на палочки, скорчившегося на величественном троне. Пальцы его были изуродованы ревматизмом. Под длинными жидкими, совершенно седыми волосиками розовели проплешины. Лицо… как! Лицо закрыто? Отец-ООП — женщина? Невозможно поверить!

Ее долго разглядывали, потом узловатый пальчик качнулся, напоминая усик какого-то жука, снова застыл. Один из шейхов склонился к закутанной мумии, затем выпрямился.

— Отец-Ооп говорит, что впервые ты встала у нас на пути в 71-м.

Уже наученная, Гретхен подождала, пока шейх Омар передаст ей сказанное. Затем она ответила:

— Да, заказ для Оберлина. Я не знала, когда подписывалась, что затронуты интересы ООП. Мне очень жаль, если я причинила вам неудобство. Я этого не хотела. Передайте мои уверения Отцу-Оопу.

Ее посредник сообщил сказанное посредникам Отца-Оопа. Таким же затейливым путем к ней пришел вопрос:

— Почему же ты, узнав, не отказалась от заказа?

— Это вопрос профессиональной чести.

— В 72-м по твоей вине был уничтожен целый отряд боевиков ООП.

— Да, заказ для Графита. В тот раз я уже знала об участии ООП и предупредила боевиков, что им нужно уходить. Предупреждение было ясным и заблаговременным, но ваши бойцы оказались глупыми или упрямыми. Я тоже пострадала в той истории — два месяца пришлось провести в больнице. Я…

Она прикусила язык. Яркой вспышкой сверкнула догадка: «Я ослепла под перекрестным огнем. И врачи, и я считали, что зрение ко мне вернулось, но это не так — просто включилось мое ясновидение, а никто из нас не понял».

Отец-Ооп, однако, продолжал:

— Тебе было предложено вдвое больше, чем ты получала по договору с Графитом. Почему ты отказалась?

— Профессиональная честь дороже, к тому же я не беру взяток.

— В 74-м ты помогла девчонке бежать из ООП к ее любовнику — неверному христианскому псу.

— Да, верно.

— Где она сейчас?

— Не скажу.

Гретхен услышала рядом вздох ужаса, вырвавшийся у Омара.

— А знаешь?

— Да.

— Но не скажешь?

— Нет. Ни за что.

Она снова услыхала, как задохнулся Омар.

— Тебя связывает договор?

— Нет, милосердие.

Наступило молчание.

Шейх Омар прошептал:

— Очень сожалею, но это конец. Я бессилен защитить тебя.

Закрывавшее лицо мумии покрывало колыхнулось. Один из шейхов склонился, чтобы услышать шепот, затем выпрямился.

— Отец-Ооп доволен твоей стойкостью. Отец-Ооп доволен твоей силой. Отец-Ооп говорит, что вам двоим следовало бы родиться мужчинами.

— Я благодарю Отца-Оопа.

— Отец-Ооп спрашивает, чего ты хочешь.

— Информации.

— Чем ты собираешься расплачиваться?

— Ничем. Я прошу об одолжении.

— Отец-Ооп твой должник?

— Нет.

— Неважно, тебе будет оказано одолжение. Спрашивай.

— Благодарю. ООП торгует любыми наркотиками. Не появилась ли недавно на улицах Гили новая дурь, в которую входит невероятно редкий металл прометий? П-Р-О-М-Е-Т-И-Й.

Общение через двойной комплект посредников заняло, казалось, вечность, но ответ наконец-то прозвучал:

— Нет.

— ООП известны все источники поступления наркотиков. Возможно ли, чтобы толкач потихоньку сотворил что-то новое и начал предлагать это на улицах?

Новая проволочка, затем ответ:

— Решительно нет. Нашим Enforceurs[17] не позже чем через неделю все было бы известно. Они не сообщали ни о чем новеньком, ничего, что производилось бы частником или в промышленном масштабе.

Гретхен разочарованно вздохнула:

— Тогда у меня все. Благодарю, Отец-Ооп. Мое почтение и благословение всем вам.

Она повернулась к выходу.

— Постой, будь любезна. — Свистящий шепот был тихим, но таким же пронизывающим, как шипение гадюки.

Гретхен застыла в изумлении и обернулась — Отец-Ооп сама заговорила с ней!

— Ты не из фалашей. Ты Гретхен Нунн, могущественная и уважаемая.

— Благодарю вас, Отец-Ооп.

— Ты сама всего добилась.

— Вы оказываете мне честь.

— Если бы ООП предложила тебе контракт, ты приняла бы его?

— У вас же есть своя организация.

— Ты приняла бы его?

— Чем я могу быть вам полезна?

— Ты приняла бы его?

— Как взятку?

— Нет, не как взятку. Ты приняла бы его?

— Я не могу ответить на этот вопрос, пока не узнаю, почему он мне задан.

— Ты на редкость отважна, независима, умна. У тебя есть и редчайшее — благоприобретенное — нахальство. Так ты приняла бы его?

Гретхен стала поддаваться несокрушимой воле, силе, которая неудержимо исходила от этой ссохшейся фигурки. Ей вдруг припомнилась Цу-Чи — последняя вдовствующая императрица Китая, коварством, убийствами, блеском очарования и тонкостью ума проложившая себе дорогу от койки рабыни-наложницы к Поднебесному Трону.

Она заговорила, тщательно подбирая слова:

— Я приму и выполню все и всяческие контракты при одном условии — они не должны причинять прямого вреда никому и ничему. Я не разрушительница. К великому сожалению, я не всегда могу предвидеть все отдаленные последствия, но за это уже в ответе я сама, а не мой заказчик.

— Да-да-да, — донеслось шипение, — я довольна тобой. Очень довольна. Я устрою нам еще одну встречу, и ты тоже останешься довольна. Теперь иди, Гретхен Нунн.

Шейх Омар — воплощенная любезность и море лести — проводил ее к выходу из Оазиса. Гретхен перевела дух и содрогнулась.

— Бог мой! При ней я снова почувствовала себя ребенком!

Шима полагал, что уж ему-то известны наперечет все производители медикаментов, аптеки и фармацевтические лаборатории в Гили — это в конце концов было частью его работы, но такого монстра он не ожидал встретить.

Покосившийся каменный дом в Гнойном тупике был залеплен бумажками с криво нацарапанным предупреждением: «Здание разрушается!» — надписи были, пожалуй, современниками Декларации независимости. Ржавая вывеска, крепко прибитая к еле держащемуся кронштейну, гласила: «Рубор Тумор». Буквы были обведены рисунками, на которых недвусмысленно и гротескно изображались эрогенные зоны. Кучка порочного вида зевак околачивалась возле витрины, в которой на прозрачный экран проецировалась крутая порнуха — поцарапанной и мутной киноленте было лет сто. Кое-кто из глазевших вяло и безуспешно пытался онанировать.

Шима вошел в «Рубор Тумор» под пронзительный свист насмешливых гуляк. Внутри он молниеносно сориентировался.

— Боже ж мой! — вырвалось у него — Да это заведение — ровесник тысячелетия! Треклятый музей — вот это что!

Повсюду громоздились чаны, бочонки, оплетенные бутыли, мензурки, колбы и реторты, черпаки и мерные стаканы.

«Еще не грабанули ни разу? — озадачился Шима. — Как это? Почему?»

На стеллажах, как в сотах, торчали склянки с давно устаревшими зельями — склянки и ярлычки были такой же древности, как и остальное. Для коллекционера сами эти склянки представляли целое состояние: «Два-пропинил-пепси»; «Новая Улучшенная Окси-Шаста-!-»[18]; «Пластырь-Сверхновая»; «7-CH3.S.C3H7-YX!»; «Клаб (К° + высокое напряжение) Сода»; «Феноловый тоник доктора Брауна[19]»; «1,3-гексадин-5-иновый Спрайт»; «4-n-гексил-резорцинол Д-р (ПепперЗ)2»; «Кока (R.N +) Кола».

Шима обнаружил там бутылочку, стекло которой от действия света и времени приобрело занятный пурпурный оттенок: «Ультра-Вмиг-Эректол». Он попытался вытащить склянку из ячейки, чтобы проверить, не испарилось ли содержимое (стекло ведь пористое), но отдернул руку, получив дьявольски мощный электрический удар — гораздо сильнее, чем нужно бы для простого предупреждения.

— Так, теперь понятно, почему тут до сих пор все не разнесли, — буркнул он, потирая руку. — Если бы я все равно попытался хапнуть бутылку, то — ставлю десять против одного — лишился бы руки. Хозяин этой аптеки, где бы он ни был, не собирается ничего разбазаривать… — Шима крикнул, — Эй, провиз! Есть тут кто? Господин Рубор! Господин Тумор! Или госпожа?

Стены испустили невнятное жужжание:

— Здравствуйте, я ваш Фармац. Чем могу… шлеп-вззз-шлеп… я ваш Фарм… шлеп-вззз-шлеп-взззз-ац… Фар… шлеп-вззз… гу вам… шлеп-вззз… Здрав…

— Боже милостивый! — вырвалось у Шимы от изумления. — Это, черт бы ее побрал, компьютерная аптека двухтысячных годов, и все еще работает!

— Ац… шлеп… Фармац… вззз… Здравствуйте, яваш вззз…

— Ну, скажем, почти работает, но все равно это чудо какое-то. Интересно, откуда берется энергия.

— Фарма…

— Я хочу заказать по рецепту, Фармац, — заорал Шима, — если возможно. Сможете ли вы меня обслужить?

— Шиллинги… десять… наличными… в прорезь… шлеп-вззз…

— Шиллинги? Да их прекратили чеканить еще до того, как Ирландская Революционная Армия вышла из игры в…

— Шлеп-вззз… десять… наличными… вззз… прорезь…

Лампочка над прорезью (как на турникете) судорожно заморгала, требуя уплаты.

Шима озадачился: судя по виду прорези, ни одна монета в обращении к 2175 году туда бы не прошла. Он уже было повернулся к выходу, негодуя про себя, когда его осенило. Доктор задрал ногу и изо всей силы врезал по монетоприемнику каблуком.

— Преимущества высшего образования, — ухмыльнулся он. В студенческом общежитии на стенке возле телефона-автомата висел деревянный молоток — чтобы поберечь ноги.

— Шлеп-вззз-шлеп… Не обучен давать сдачу… Нет в программе. Можете взззз по двум рецептам. Шлеп. Я ваш вззз мац. Чем могу шлеп вам?

— У меня необычный рецепт.

— Назовите лекарство шлеп наркотик микстура вззз эликсир вззззз мазь припарка шлеп отрава яд вззз токсин…

— Я хочу то же средство, которое уже заказывали у Рубора Тумора.

— Назовите шлеп личность заказчик.

— Не могу, но зато могу сказать, что средство по рецепту делалось совершенно особое — содержащее прометий. П-Р-О-М-Е-Т-И-Й.

— Содержало ПРОМММММтий.

— Да, лантанид. Редкоземельный элемент.

— Группа шлеп из таблицы элементов. Атомный номер G1. Атомный вес вззз. Продукт распада урана. Шлеп шлеп шлеп. Требуйте справку описание рецепта.

— Требую справку о рецепте.

После короткого молчания раздался новый отчетливый голос — женщина деловито спросила:

— Справку о рецепте? Опустите десять шиллингов…

Шима снова лягнул автомат.

«В хвост тебя и в гриву», — посетовал он.

— Начиная с две тысячи сотого года описания…

— Нет-нет, — прервал Шима, — начните с последних записей и переходите ко все более ранним.

— Опустите десять шиллингов.

— Придется принести киянку! — рявкнул он и снова лягнул.

Деловитой скороговоркой голос принялся читать рецепты из архива, сообщая дату, номер рецепта и состав выписанного средства. Шима терпеливо слушал долгий перечень со все нарастающим изумлением — старая свихнутая аптека работала без остановки! Интересно, что использовали заказчики вместо шиллингов? «Не могли же они все лягаться! — размышлял он. — Монетоприемник давно бы развалился». Наконец его слух уловил искомую волшебную тарабарщину:

— Хлорид прометия. Пятьдесят гран.

— Стоп! То, что нужно! — завопил доктор Шима и лягнул автомат прежде, чем его снова попросили о десяти шиллингах. — Имя и адрес заказчика.

Пауза. И вдруг:

— Жгун, Салем. 666[20], Адовы Врата.

— Так. Черт меня побери, — едва выговорил Шима. — Черт. Меня. Побери.

Идеалисты из КПССБ выстроили через пролив Адовы Врата дамбу наподобие той, что в Зюйдер-Зее, и дотянулии ее до устья реки Гудзон (ее еще называют Северной рекой, потому что она протекала к западу от старого Нью-Йорка. Одно из двух — либо у картографов в старину были паршивые компасы, либо они ненавидели Генри Гудзона).

Постройкой дамбы преследовали следующие три-цели:

— Воспрепятствовать попаданию соленой воды во время приливов в пресный Гудзон;

— Сберечь воды Гудзона исключительно для промышленных нужд;

— Обеспечить слив в гавань Нью-Йорка — в верхней и нижней ее частях — «горячих» стоков из атомной электростанции, построенной на дамбе.

Зануды-экологи приставали с вопросами" почему изводят все живое в гавани ради энергии, от которой людям ничего не достается; и почему, по крайней мере, теплом радиоактивных стоков не греют вечно мерзнущую Гиль.

Добряки из КПССБ терпеливо разъясняли, что это нецелесообразно из-за дороговизны, а уничтожение всего живого на литорали[21] и в океане на площади всего-то в несколько сотен квадратных километров — разве это существенно, если вот-вот наступит Светлое Будущее?

Сооружение дамбы через Адовы Врата и Гудзон привело к любопытному эффекту: поднявшаяся на три метра вода затопила тысячи зданий, образовав множество маленьких островков и кочек по берегам водохранилища. Такая вот рукотворная Венеция. Несколько сотен частных домов еще уцелело или было построено заново на этих островках. Одним из таких элитных домов и был номер 666 в Адовых Вратах.

Это вовсе не был венецианский дворец. Тяжелое гранитное сооружение напоминало скорее небольшую крепость — казалось, что окна-амбразуры сделаны для прикрытия лучников. Подгребая на лодочке к причалу, Шима ощутил скрытую гнетущую угрозу, исходившую от замка. Гретхен тоже это почувствовала.

— Знаешь, Блэз, я легко могу представить, как из этого местечка возникает наш Голем-Сторукий-или-Какегобишь.

Он кивнул.

— Для полноты картины нужен еще горбун, который бы звал Жгуна Хозяином и по недомыслию приносил бы ему не те мозги.

Она улыбнулась.

— Жалко, что день такой чудесный. По правилам должны быть гром и молнии.

— Наверное, у Жгуна все это делается внутри.

Вопреки ожиданиям, анфилада приемных в доме № 666 по Адовым Вратам приятно удивила Шиму и Гретхен. Обстановка была в духе квакеров и трясунов[22]: полы

из небрежно подобранных сосновых досок, столы на козлах, моравские кресла, напольные часы, ореховые стулья с перекладинками на спинках, раскрашенные сундуки для приданого, оловянная посуда, безделушки из радужного стекла, серебряные лампы от Аргана, американские примитивы колониальных времен в изумительных рамах.

— В этом сарае не достает лишь оберегов от сглаза, — с завистью произнес Шима.

В глаза бросалось, что этот шарлатан Салем Жгун жил в даже большей роскоши, чем прославленный Блэз Шима, бакалавр, магистр, доктор философии.

— Вечерний ритуал только что начался, — шепнул ассистент, — но вы можете войти. Найдите свободную кушетку.

Он отодвинул створку раздвижной двери, и парочка оказалась в некоем подобии серой бархатной утробы, лишенной, казалось, стен и потолка. Повсюду в клубящейся полутьме были расставлены бархатные кушэтки, на которых возлежал кто-то неразличимый.

— Групповая терапкя? — шепотом спросила Гретхен.

В центре утробы извивались танцоры — дюжины и дюжины, нагие, расписанные светящимися красками под вампиров, пожирателей мертвых, какодёмонов[23], суккубов[24], гарпий, людоедок, сатиров и фурий. На них были странные маски — спереди и сзади. Они светились, изгибались, сплетались и выворачивались под музыку.

Шима принюхался и зашептал:

— Черт возьми, он создал целую симфонию запахов по той гамме Одорофона, которую я ему дал.

На цыпочках они прокрались к свободной кушетке и опустились на нее, вглядываясь, прислушиваясь и ощущая.

Туманный силуэт психоманта скользил от кушетки к кушетке. Иногда он наклонялся, присаживался, иногда — опускался на колени; и все время что-то нашептывал простертым на ложах. Он, казалось, был вроде традиционно распоряжающегося на сцене персонажа традиционного японского театра — одетый в черное, тот скользит по сцене, и все условились, что его там нет и они его не видят. Наконец психомант приблизился к Шиме и Гретхен.

— Доктор Шима, какой приятный сюрприз, — тихо сказал Жгун. — Аэто, вне всякого сомнения, моядосто-почтенная коллега, Гретхен Нунн. Я ошеломлен долгожданной честью встречи с вами, мадам.

— Благодарю, господин Жгун. Или следует сказать «доктор»?

— Никогда — только не в присутствии подлинного доктора Шимы. Я знаю свое место. Ну, как вам ваш Одорофон, доктор?

— Вы меня поразили, Жгун. Все прекрасно сочетается с балетом и оркестровой музыкой. А какова реакция пациентов?

— С полной отдачей, как видите. У них рухнули все барьеры. Они болтают без умолку о волшебстве запаха, танца, музыки, а я читаю красноречивые признания их тел. Не знаю уж, как и благодарить вас, доктор.

— Да Бога ради, всегда к вашим услугам. Мне ничего подобного и в голову не приходило.

— Еще раз благодарю. Извините, что приходится вас торопить, но меня ждут пациенты. Вы и мадам без единого слова даете мне понять, что вас привела сюда какая-то неотложная нужда. — Жгун перевел взгляд на Гретхен. — Фуга?

Она встретилась с ним взглядом:

— И да, и нет. Очень жаль, но мы не можем быть откровеннее.

— Понимаю, госпожа Нунн, однако как друг и коллега должен предупредить, что ваша соматическая речь поведала мне о смертельной опасности.

— Это так.

— И что же?

— Блэз вам расскажет.

— Господин Жгун, — осторожно начал Шима, — у нас возникла необходимость отследить продажу очень редкого элемента — прометия. Компания «Омни-Хим» сообщила мне, что вся торговля редкоземельными элементами сосредоточена в их руках и продавали они прометий только раз — Рубору Тумору, розничному торговцу из Гнойного тупика в Гили. Мы подняли отчетность у Рубора Тумора: там значится только одна продажа хлорида прометия — вам.

— Это так. И что же?

— Как и зачем вы его используете?

— Никак.

— Что?

— Именно так — не использую вообще.

— Так зачем вы его покупали?

— По просьбе одной пациентки.

— Женщины? — воскликнула Гретхен.

— Госпожа Нунн, дамы составляют большинство моих пациентов.

Шима продолжал гнуть свою линию:

— Она попросила именно о прометии?

— Вовсе нет. Она просила меня составить курение — совершенно новое, экзотическое, злокачественное, издающее сатанинский запах. Для постоянной и весьма выгодной клиентки я постарался как следует — с вами, доктор, можно всегда говорить прямо и начистоту. Я измыслил для нее вполне отвратную помойную пакость, а Рубор Тумор изготовил состав по моей прописи. Я сунул в смесь пригоршню непривычных химикалиев, которые отыскал в своих книгах, в том числе и хлорид прометия.

— И вы отдали состав клиентке?

— Ну естественно!

— Господин Жгун, мне до крайности неприятно, но я вынужден…

— Прошу вас, доктор, — прервал его Жгун. — Самым недвусмысленным образом вы и госпожа Нунн свидетельствуете о том, что у вас жесточайший кризис. Безусловно, ради коллег я готов нарушить этику. Прошу только, чтобы вы не разгласили источника вашей информации.

— Клянусь, за нас обоих, — сказала Гретхен.

— А в особенности — ни слова субадару Индъдни.

Гретхен и Шима уставились на него.

— Как, черт побери… — начала Гретхен, потом вдруг судорожно прикрыла рот ладошкой.

Жгун улыбнулся ей.

— Как-нибудь, мадам, я смогу научить вас тонкостям соматической речи. — Когда он повернулся к Шиме, во взгляде его мелькнуло что-то странное. — Моя клиентка — это Ильдефонса Лафферти. Ее адрес есть в справочнике для Гили.

Шима хотел что-то сказать, но не смог. Гретхен всматривалась в его лицо, пока он старался прийти в себя.

— Нет, ничего… все в порядке… — бормотал Блэз, ясно понимая, что никого ему не обмануть. — Я… просто я хотел выяснить… спросить, как… как господинЖгун… как он расплачивался с Рубором Тумором. Нигде сейчас не найти шиллингов.

— Я делал бляшки из сухого льда, — улыбнулся Жгун. — Да не волнуйтесь так, доктор. Я никому не расскажу о признаниях Ильдефонсы Лафферти. Вы сами расскажете госпоже Нунн ровно столько, сколько сочтете нужным.