ГЛАВА 17 Неприятности мадам Жозен

е прошло и трех дней после того, как папа Пэшу купил часики, как вдруг в одно прекрасное утро в садик мисс Дианы совершенно неожиданно явилась с визитом мадам Жозен. Лицо у нее было дерзко-надменное. Отворив садовую калитку, она остановилась на пороге: очевидно, она пришла по делу.

После нескольких общих фраз она вытащила из бокового кармана туго набитый сверток и, обратясь к Диане, высокомерно проговорила:

— Позвольте получить счет.

— Какой счет, мадам Жозен? — холодно спросила Диана. — Сколько мне известно, у нас с вами никаких счетов нет.

— Я вам должна за уроки музыки «леди Джэн». Вы занимались с нею в продолжение нескольких месяцев и имеете полное право требовать причитающиеся вам за труд деньги.

— Позвольте, мадам Жозен! Тут, верно, какое-нибудь недоразумение, — дро жащим от волнения голосом возразила мисс Диана — Мне никогда и в голову не приходило брать деньги за обучение девочки, с которой я занималась с истинным удовольствием. Если я давала ей уроки, то делала это по собственному желанию. Надеюсь, что и вы не воображали, будто я жду за это платы.

— Напротив, я была вполне уверена, что вы ждете за это денег.

С какой стати, стали бы вы учить даром «леди Джэн», когда я в состоянии платить за уроки.

Жозен вытащила из свертка пачку банковых билетов и дерзко подала их Диане.

— Вы в таком затруднительном положении, что вам нельзя отказываться от денег, и я очень довольна, что могу сейчас же расплатиться с вами. Вы, действительно, хорошая учительница музыки. Успехами моей девочки я вполне довольна.

В первую минуту Диана была точно ошеломлена наглостью и дерзостью торговки, но затем она сказала:

— Очень сожалею, что вы приняли меня за платную учительницу «леди Джэн». Благодарю вас, но повторяю — я не возьму денег.

— А я все-таки настаиваю, чтобы вы приняли от меня деньги, — и Жозен вторично подала, к великому удивлению мисс Дианы, толстую пачку банковых билетов.

— Уверяю вас, что это невозможно, — сказала Диана, — нечего нам об этом и толковать. Позвольте отворить вам калитку.

— Хорошо, хорошо, — надменно ответила Жозен, — но знайте, что с этих пор я не позволю своей племяннице ходить к вам. Я не привыкла получать что-нибудь даром от других. Если ей нужно брать уроки, я добуду учительницу, но не такую гордую, которая считает унизительным брать деньги за труды.

— Неужели у вас хватит духа лишить нас радости видеть по временам «леди Джэн»? Мы так привыкли к девочке, — проговорила Диана, едва сдерживая слезы — Впрочем, это ваше дело.

— Я не хочу более позволять моей племяннице бегать целые дни взад и вперед по улице, — резко возразила Жозен — Я нахожу, что у нее и манеры даже стали хуже. Пусть сидит дома.

Сказав это, Жозен сухо кивнула головой и захлопнула за собой калитку.

С этого дня «леди Джэн» перестала появляться в домике мисс Дианы. Диана часто плакала, тоскуя по девочке. Любимое свое развлечение — музыку она совсем забросила. У нее не хватало духа открыть фортепиано.

Но вот как-то раз Диана совершенно машинально подняла крышку инструмента и, присев на табурет, вполголоса запела любимую арию «леди Джэн». В ту же самую минуту за окном, обыкновенно закрытым ставнями, раздался знакомый детский голосок, совершенно правильно вторивший певице.

— Это она! Это «леди Джэн»! — крикнула Диана, быстро вскакивая с места; она на ходу опрокинула табурет и бросилась к окну, чтобы сразу распахнуть его.

Как раз перед окном появилась девочка с хорошо знакомой всем им голубой цаплей под рукой, бледная, худенькая, с блестящими глазками и с кроткой, ясной улыбкой на губах.

Диана выбежала на улицу и бросилась обнимать «леди Джэн».

— Диана! Диана, что это ты выдумала растворять настежь окно и ставни? — сердито крикнула старушка.

Но Диане было не до нее.

— Мисс Диана, — шепотом проговорила девочка, обнимая своего друга, — тетя Полина не позволяет мне ходить к вам. Я должна была поневоле ее слушаться, не правда ли?

— Конечно, дитя мое, конечно! — говорила Диана, лаская девочку.

— А знаете ли, что я к вам приходила каждый день в это время: все хотелось послушать, не поете ли вы? Но у вас всегда было так тихо, ничего нельзя было расслышать.

— Дорогая ты моя, до музыки ли мне было… — сказала мисс Диана — Вспомни, как я давно тебя не видала.

— Ну, не огорчайтесь, милая! Я ведь вас по-старому люблю. Я буду приходить к вашему окну каждый день по утрам. Не может же тетя Полина сердиться за это на меня!

— Не знаю, дитя мое. А все-таки я боюсь, не рассердилась бы она.

— Диана! Диана! Да запрешь ли ты, наконец, окно? — продолжала ворчать старуха, очевидно, сильно раздраженная.

— Прощай, душечка моя! — торопливо проговорила Диана — Мама не любит, чтобы я отворяла окно и ставни наших комнат. В следующий раз я буду отпирать калитку сада, и там нам можно будет свободно разговаривать. Прощай!

С этими словами Диана вернулась в комнату и принялась плотно закрывать окно и ставни.

В это самое время мадам Жозен сидела в табачной лавке Фер-нандсу и жаловалась на соседей.

— Вечно суют нос куда не надо и вмешиваются в мои дела. Что за народ такой стал! — говорила она своей единственной приятельнице, испанке Фернандсу, которой доверяла большинство своих секретов.

Но Жозен только слегка намекнула испанке, что над нею недавно стряслась беда. Какая именно — она не высказывала, но до соседей долетел слух, что с Эдрастом случилась большая неприятность.

«Впрочем, — думала старуха, — очень-очень может быть, что все они давным-давно пронюхали через газеты, что моего бедного сына засадили под арест на тридцать дней по подозрению. Слушал бы он побольше мать, продал бы подальше роковые часы — и не попал бы в беду! Десять раз я ему твердила, чтобы он был осторожнее. Нет, все делает очертя голову, на авось! А теперь, кто знает, чем еще вся эта история кончится! Она, конечно, может кончиться и благополучно, но ведь горе в том, что об этих противных часах заговорили уже в газетах. Кто знает, может быть, покупателем оказался какой- нибудь сыщик. Раст даже не позаботился справиться, кто именно купил у него часы. До тех пор не буду спокойна, пока эта история совсем не кончится. Мне ужасно досадно, что он так меня компрометирует: это вредит моему кредиту. Не хочется, право, чтобы он вернулся ко мне. При теперешних обстоятельствах у меня едва ли хватит средств, чтобы содержать себя и девочку. Я еще умно распорядилась, что запрятала в потайное место накопленные деньги, иначе мой сынок сумел бы и их у меня забрать. Счастье еще, что он ничего не знает о скрытом капитале и о том, что я успела сбыть с рук все дорогие вещи, белье и платье, а то мне было бы опасно держать все это дома при Расте. Теперь у меня не осталось ничего особенно важного, кроме старинной шкатулочки. Надо постараться спустить с рук и эту последнюю вещицу».

Волновала еще мадам Жозен мысль о «леди Джэн».

«Ну а что, если ее кто-нибудь из старых знакомых узнает в городе?» — размышляла старуха и вся так и вздрагивала.

В последнее время она стала чрезвычайно труслива. Каждый намек, каждый пристальный взгляд пугал Жозен. Мадам Пэшу, например, часто задавала ей самые подозрительные вопросы, да и «леди Джэн» в последнее время очень развилась, сделалась очень сметливой, а такого рода личности, как д’Отрев, могут выпытать у ребенка все, что угодно. «Хорошо еще, — думала мадам Жозен, — что мне удалось отстранить девочку от мисс Дианы и от семьи Пэшу; надо бы поскорее оттереть ее от горбушки Пепси и от старикашки Жерара. Эта хитрая лиса — большой мой враг, хотя на вид приветлив и вежлив. Так или иначе, а надо похлопотать, чтобы отдалить девочку от всех ее теперешних знакомых».

В иные дни Жозен думала, не удобнее ли будет перебраться из этого квартала подальше. Но тут же на нее нападал страх: а что, если этим она возбудит подозрение у соседей? Нет, уж лучше остаться на месте и ждать, чем кончится дело ее сына.

Наконец прошли тридцать дней ареста Эдраста. Сынок явился к маменьке, скромно опустив голову, и, по-видимому, искренне раскаивался. На гневные упреки матери негодяй смело принялся уверять мать, что тут нет ничего особенно дурного, а главное — преступного, если он взял на время чужие часы, чтобы немного пофрантить.

— Ведь мы, мамаша, с вами не воры, — сказал Эдраст, — мы не затем пригласили в дом больную даму, чтобы ее обобрать. Вы ходили за нею и за ее ребенком как истинная мать. Когда она умерла, вы спрятали эти часы, чтоб передать их девочке, когда та вырастет или встретит кого-нибудь из своих родных. Правда, я поносил несколько дней эти часы у себя в кармане; но я ни за что в жизни не продал бы их, если бы на беду не очутился в затруднительном положении; волей-неволей мне пришлось для своего спасения поскорее сбыть с рук эту вещь.

Жозен внимательно слушала оправдания своего любимца и мало-помалу успокаивалась мыслью, что им не грозит теперь никакая опасность. А если Эдраст и отсидел тридцать дней под арестом, то об этом и толковать нечего. О таком неприятном недоразумении едва ли кто и знает среди знакомых.

— Порядочные люди, — заключил Эдраст, — никогда и не читают в газетах о таких пустяках, как арест по подозрению. Повторяю, вам нечего об этом беспокоиться. Даю вам слово, что такого рода истории никогда больше со мной не случится. Я намерен совершенно изменить свой образ жизни.

Жозен пришла в восторг: ей никогда и не думалось, чтобы ее милый Раст так благоразумно и серьезно рассуждал.

«Пожалуй, перенесенное наказание принесло ему пользу, — размышляла она, — просидев столько дней в одиночестве, он имел время одуматься».

После этой истории сын провел несколько дней дома, вдвоем с матерью, помогал ей вести счета, приводить в порядок разные заказы и вообще так ухаживал за матерью, что старуха не помнила себя от радости. Дошло до того, что она стала уговаривать Раста вступить с нею в компанию и расширить дело.

— У меня кредит отличный, — говорила с гордостью мадам Жозен, — нам можно было бы открыть магазин побольше. Я охотно найму угловую лавку и прикажу отделать ее под магазин.

— А на какие же деньги, мамаша? — спросил Эдраст — У нас капитала нет.

— О, я достану! — возразила Жозен таким тоном, будто она миллионерша.

— В таком случае не теряйте времени, — сказал Эдраст, — обойдите сегодня же всех знакомых купцов и справьтесь, кто может войти с вами в соглашение. А я покамест посижу дома и полюбезничаю с покупателями. Вы знаете, как они любят, чтобы за ними ухаживали. Об одном прошу, отправьте куда-нибудь вашу девочку; пусть она идет к каким-нибудь своим приятельницам. Терпеть не могу сидеть с нею с глазу на глаз и слушать, как она все расспрашивает. Прескучная вещь, когда эта девочка, ни на минуту не разлучаясь с длинноногой своей цаплей, усядется на стул и начнет выпытывать то или другое, точь-в-точь, как старый аббат.

Жозен надела шляпу и сейчас же отправилась по делам, говоря, что ей необходимо повидаться кое с кем.

Когда она вернулась домой, Раста уже не было.

«Леди Джэн» увидала Жозен из окна дома Пепси и выбежала к ней навстречу.

— Тетя Полина! — закричала она, неся в руках ключ от входных дверей — Мосье Раст принес мне этот ключ и велел передать, что он очень устал от приема посетителей и теперь пошел погулять.

Жозен приветливо улыбнулась, принимая ключ.

— Я так и думала, — сказала она, — я была уверена, что он на первых порах очень устанет, возясь с покупателями.

Отпустив «леди Джэн» назад к Пепси, Жозен вошла к себе в комнату, сняла шляпу и принялась приводить в порядок разбросанные вещи. Время от времени она выразительно улыбалась: расхаживая по магазинам, она неожиданно встретила мадам Пэшу с дочерью. Мадам Пэшу пригласила ее к себе на обед в день венчания племянницы.

«Догадалась-таки, наконец, переменить свое обращение со мною; видит, что я заслуживаю все-таки внимания, давно бы так! — рассуждала старуха — Теперь нужно только Расту хорошенько подзаняться делом, тогда у нас все пойдет отлично. Имея под рукой припрятанный мною хороший капиталец, да в придачу еще прочный кредит, я могу разом накупить немало товаров».

Старуха замечталась. Ей уже заранее рисовались блестящий магазин с роскошными витринами для всевозможных дамских нарядов, изящная вывеска и, наконец, на углу магазина отделение колониальных товаров, где Эдраст будет полным хозяином.

В это мгновение Жозен вспомнила, что ей давно пора сходить к владельцу их дома и внести за квартиру. Она вынула из кармана бумажник и стала пересчитывать находящиеся там деньги. Оказалось, что, желая прихвастнуть перед мадам Пэшу, она растратила в этот день гораздо более, чем следовало. Ей недоставало нескольких долларов для уплаты за квартиру.

— Приходится занять в запасном банке, — сказала она, смеясь и отпирая ящик конторки у себя в спальне.

Хитрая старуха затискала все деньги умершей матери «леди Джэн», равно как и свои собственные сбережения, в старые, немного даже порванные перчатки, спрятав их на дне конторки. Она держала ящик взаперти, ключ носила у себя в кармане и к тому же очень редко выходила из дому. Если бы даже замок конторки тайком взломали, никому в голову не пришло бы рыться в пачке старых перчаток.

Открыв верхний ящик, Жозен вдруг заметила какой-то беспорядок.

«Тут положительно кто-то рылся без меня», — подумала она в волнении.

Перчатки находились на том же месте. Сердце старухи сильно билось, руки так и дрожали. Она быстро вывернула перчатки — и, к ужасу своему, увидала, что банковых билетов нет, а лежит только какая-то скомканная бумага… Перчатки упали на пол, а Жозен почти без чувств опустилась на кровать и начала разбирать крупный, хорошо знакомый ей почерк. У нее в глазах так и рябило.

«Милая мамаша, — писал ей Раст, — я решил не входить с вами в компанию, а захватить весь капитал, предоставив вам кредит. На будущий раз, если вы вздумаете скрывать от почтительного вашего сына деньги, одинаково принадлежащие и ему, и вам, то не прячьте их в перчатки: это не безопасно. Я уезжаю путешествовать: мне необходимо развлечение после такого продолжительного и скучного ведения дел. Надеюсь, что ваши сплетники-соседи не посетуют на то, что я пользуюсь такими длинными каникулами. Вам всего удобнее будет заявить им, что я отправился в прерии Техаса к дяде».

Любящий вас и преданный вам сын

Эдраст Жозен



Загрузка...