ГЛАВА 1 Голубая цапля

одном из вагонов скорого поезда, пересекавшего живописнейшую местность Соединенных Штатов — Техас, находились в числе прочих путешественников две пассажирки. Это были молодая женщина в трауре и девочка лет пяти, очевидно, ее дочь. Малютка была в белом платьице с широким черным поясом и в широкополой соломенной шляпке. Длинные черные чулки плотно облегали ее стройные ножки; лакированные туфли с бантиками довершали наряд. Кожа ее лица была необыкновенно нежна; темно-синие глаза оттенялись длинными черными ресницами, а густые волосы, золотистые, как спелая рожь, падали волнами на ее плечи, полузакрывая сзади бант широкого пояса.

У матери был очень утомленный и нездоровый вид; заплаканные глаза припухли, щеки лихорадочно горели, молодое страдальческое лицо как будто осунулось, запекшиеся от жары губы были раскрыты.

Малютка девочка, стоявшая у открытого окна, временами отрывалась от видневшихся из окна пейзажей и, обращаясь к матери, шепотом спрашивала:

— У тебя все еще болит головка, мама?

— Немного, — отвечала мать, ласково проводя рукой по густым волосам ребенка.



Тогда девочка снова поворачивалась к открытому окну, а мать опускала голову и закрывала лицо руками.

Поезд остановился у небольшой станции. В вагон быстро вошел пассажир и направился к незанятому месту как раз напротив матери и дочери. Это был молодой человек лет 16. Веселые карие глаза его радостно блестели из-под темных бровей. Он как будто все улыбался и имел вид человека, привыкшего путешествовать самостоятельно. В одной руке он держал дорожный мешок, а в другой — узкую, высокую корзину, обвязанную сверху обрывком шерстяной материи. Весело оглянув соседей, юноша поставил корзину рядом с собой, слегка постучал по верхней крышке пальцем и, нагнувшись к ней, чирикнул по-птичьи.

— Пип, пип! — ответил кто-то из глубины корзины. Пассажир расхохотался.

С той самой минуты, как новое лицо появилось в вагоне, золотистая головка в широкополой шляпке отвернулась от окна, и выразительные синие глаза девочки так и впились в молодого спутника.

— Мама, там, в корзине, какой-то зверек: мне так хочется на него поглядеть!.. — произнесла она вполголоса.

— Я не могу приставать с просьбами к незнакомым. Он, может быть, рассердится!

— О, нет, нет, мамочка! Он мне улыбнулся, когда я на него взглянула! Можно мне его спросить? Позволь, позволь!

Мать искоса посмотрела на молодого пассажира. Глаза их встретились, он добродушно улыбнулся и выразительно указал на корзину.

— Мне кажется, девочке хочется посмотреть, что у меня тут? — спросил он, принимаясь распутывать веревку, которою была обмотана корзина.

— Это было бы очень любезно с вашей стороны, — заметила кротким голосом мать, — но дочь меня уверяет, что в корзине сидит какой-то зверек.

— Она не ошиблась, — ответил пассажир, — у меня там действительно зверек, но такой живой, что я боюсь открыть крышку!..

Малютка вопросительно посмотрела из-под широких полей шляпы на своего спутника.

— Не думаю, чтобы когда-либо в своей жизни вы видели что-нибудь похожее на моего зверька, — с улыбкой продолжал молодой человек. — Это ручная птица и пресмешная! Но нам надо стараться, чтобы она не вылетела: окна в вагоне открыты — того и гляди, шалунья улизнет. Мы вот что сделаем: я приподниму крышку корзины и придержу ее рукой, а вы загляните туда.

Девочка так и припала к отверстию, и радостная улыбка осветила ее лицо.

— Ах, какая прелесть! Что это за птичка? — спросила она, успев только мельком рассмотреть на самом дне корзины сидевшую на подогнутых ногах престранную птицу с длинным клювом и живыми круглыми глазками. — Я никогда таких не видывала! Как ее зовут?

— Это — голубая цапля, очень редкая порода в здешних местах.

— Да она не голубая, а только голубоватая, и какая хорошенькая! Можно мне погладить ее перышки?

— Можно. Просуньте только ручку в корзинку. Птица не укусит.

— Да я и не боюсь, — отвечала малютка, просовывая руку под фланель и принимаясь гладить мягкие перья цапли.

— Если бы окна в вагоне были закрыты, я ее вытащил бы на пол и заставил бы ходить. Она преуморительно ходит! И какая, знаете ли, умная: мне стоит только ее позвать — она сейчас подойдет.

— А какое вы ей дали имя?

— Я прозвал ее Тони, потому что когда она была очень маленькая, то все кричала: «Тонь-тонь, тонь-тонь!»

— Тони? Точно это маленькая девочка! — Малютка улыбнулась, причем на щеках ее появились ямки.

— А скажите-ка, как вас зовут? Извините, но очень хочется знать ваше имя, — спросил молодой человек.

— Я вам скажу: меня зовут «леди Джэн».

— «Леди Джэн», — повторил пассажир. — Как странно!

— Папа звал меня «леди Джэн», и теперь все так зовут.

Мать грустно поглядела на девочку, и на глазах ее сверкнули слезы.

— Может быть, и вам хочется поглядеть на мою маленькую цаплю? — спросил молодой человек, поднося даме корзину. — Белая цапля — птица очень обыкновенная, но голубая — у нас в краю — редкость.

— Благодарю. Действительно, это редкость. Вы сами ее поймали?

— Да, и совершенно неожиданно. Я охотился однажды как раз около той станции, где сел в вагон. Было уже довольно темно. Выхожу из болота, очень тороплюсь, как вдруг слышу у самых моих ног, справа, кто-то кричит: «Тонь-тонь, тонь!» Нагибаюсь, глядь — цапля! Крошечная такая, еще летать не умеет; подняла голову и смотрит на меня своими круглыми глазами. Мне стало жалко ее. Я унес ее домой, приручил, и теперь она узнает меня по голосу.

Он поставил корзину на место и придерживал ее, пока девочка поглаживала перья цапли своими крошечными пухлыми ручками.

— Цапля понравилась Джэн, — заметил молодой пассажир, обращаясь к матери.

— Да, она очень любит зверей и птиц. У нее много любимцев, но мы их оставили дома, вот она и тоскует о них.

— Позвольте подарить вашей дочери мою Тони.

— О нет, благодарю вас! Зачем вам лишать себя…

— Никакого тут нет лишения, уверяю вас. Когда я приеду в город, мне придется отдать кому-нибудь цаплю. Ее в школу со мной не пустят, а дома мне некому ее доверить. Прошу вас, разрешите мне отдать птичку «леди Джэн», — настаивал юноша, улыбаясь при виде волнения ребенка.

— О, мама! Милая, хорошая мама! Позволь ему подарить мне птичку! — вскричала «леди Джэн», складывая с умоляющим видом ручки.

Мать несколько минут колебалась, но затем уступила просьбе ребенка.

Новый знакомый устроил малютке уютное сиденье у окна, опустил шторы, чтобы цапля не улетела, поставил корзину на пол, вытащил оттуда птицу и посадил ее на колени «леди Джэн».

— Посмотрите, — сказал он ей, — я обшил кусочком кожи одну ногу цапли, сделал вроде браслета, через который можно продеть длинную крепкую бечевку. Уходя из дому, вы можете привязывать ее бечевкой к креслу или к столу, и она без вас не будет шалить и не ушибется.

— Я никогда не оставлю ее одну, — возразила малютка, — всюду буду водить за собою.

— Ну а если цапля вдруг пропадет, — продолжал пассажир, — я вас научу, как ее опознать. — Он распустил одно крылышко птицы. — Видите, она у меня меченая. Вот три черных креста на перьях обоих крыльев. Когда крылья сложены — кресты не видны. Цапля будет расти — кресты будут делаться все больше и больше. Если случится так, что вы надолго расстанетесь с птицей, вы ее сразу узнаете по этим трем черным крестикам.

— Значит, мне сегодня же можно будет взять ее с собою?

— Конечно, корзина очень легкая, вы сами сможете ее нести.

— Знаете, что я вам скажу? — шепнула девочка, оглядываясь на мать, которая откинула голову на спинку кресла и, по-видимому, задремала. — Мне очень-очень хочется повидать мою собачку Карло, и киску, и барашков, но я боюсь напомнить о них маме. Она все плачет.

— Какая вы хорошая девочка, что так заботитесь о своей маме, — заметил молодой пассажир, очень довольный откровенностью малютки. Из деликатности он не расспрашивал ее об их семейных делах.

— У мамы ведь никого нет близкого на свете, кроме меня, — продолжала «леди Джэн» шепотом. — Папа от нас ушел, и мама говорит, что он не вернется к нам. Он, знаете ли, умер. Вот почему мы и должны были бросить свой дом. Теперь мы переезжаем на житье в Нью-Йорк.

— А вы раньше бывали в Нью-Йорке? — спросил пассажир, с нежностью поглядывая на белокурую головку малютки, приникшую к его плечу.

— Никогда! Я из дому никуда не выезжала. Мы жили в прериях. Там остались и Карло, и киска, и барашки, и мой пони Подсолнечник. Его так прозвали потому, что он золотистый.

— А я живу в Новом Орлеане. У меня там также есть свои любимцы, — сказал юноша и принялся их перечислять.

«Леди Джэн» забыла о своем горе и внимательно слушала его. Но вскоре она опустила головку и заснула крепчайшим сном. Румяная щечка девочки плотно прижалась к плечу молодого товарища, а ручонками она обхватила голубую цаплю, точно боясь, чтобы у нее не отняли птицу.

Под вечер вагон оживился, заспанные, запыленные пассажиры начали приводить в порядок свое платье и собирать мелкий багаж.

«Леди Джэн» не открывала глаз, пока сосед освобождал цаплю из ее рук и укладывал назад в корзину. Но тут мать подошла к малютке и нагнулась над нею, чтобы удостовериться, проснулась ли она или нет.

— Ах, мамочка! — весело воскликнула девочка, очнувшись. — Ведь я заснула и какой хороший сон видела! Я была дома, в прериях, и голубая цапля гуляла со мной. Как жалко, что это только сон!

— Поблагодари же хорошенько этого молодого человека за то, что он о тебе так заботится. Мы подъезжаем к Новому Орлеану, и птичку опять посадили в корзину. Встань, дай я приглажу твои волосы и надену на тебя шляпу.

Молодой человек подал «леди Джэн» упакованную в корзину цаплю, и малютка с радостью схватила подарок обеими руками.

— Ах, какой вы добрый! — весело воскликнула она. — Никогда вас не забуду! А с Тони я ни за что не расстанусь!

Новый знакомый невольно засмеялся, видя восторг хорошенькой девочки.

— Нам нужно попасть в ту часть города, где Джексонова улица, а это, кажется, за городом? — спросила мать девочки. — Нет ли станции ближе к этой части города, чтобы нам пораньше выйти?

— Конечно, есть; вы можете выйти на станции Грэтна: через пять минут мы туда приедем. Вы переправитесь через реку на пароме и попадете прямо на пристань, откуда начинается Джексонова улица. Там всегда стоят экипажи, и, таким образом, вы выиграете целый час.

— Как я рада! Мои знакомые меня не ждут, и мне хотелось бы добраться до них засветло. А от станции до парома далеко?

— Несколько саженей; найти его очень легко.

Молодой пассажир только что хотел прибавить: «Позвольте, я вас провожу», как кондуктор распахнул настежь дверь вагона и рявкнул: «Грэтна! Грэтна! Кому нужно в Грэтну?»

Не успел новый знакомый высказать то, что хотел, как кондуктор схватил ручной чемодан у дамы в трауре и, пропустив ее с девочкой вперед, быстро исчез в дверях. Подъехав к платформе станции, поезд остановился. Дама в трауре и маленькая дочь ее уже скрылись, и новый их знакомый только пару минут спустя заметил, что они торопливо идут по пыльной дороге, ярко освещенной лучами заходящего солнца, и издали с улыбкой кланяются ему. Он снял шляпу и сделал им прощальный знак рукою. Тогда мать откинула траурную вуаль и несколько раз ласково кивнула ему головой, а девочка, приложив пальцы к губам, послала ему воздушный поцелуй.

Паровоз свистнул, поезд тихо тронулся с места, и в памяти молодого человека запечатлелись две изящные фигуры матери и дочери, спускавшиеся к реке.

— Какой я неловкий! Какой глупый! — с досадой упрекал он себя, возвращаясь на свое место в вагоне. — Почему я не узнал их фамилии или хоть адреса, куда они отправились? Почему не пошел я их проводить? Как можно было отпускать больную с ребенком в незнакомый город! Мать такая слабая, едва передвигает ноги, а тут еще пришлось нести чемодан. Если бы я проводил их, то по крайней мере узнал бы, кто они такие! Совестно было как-то приставать к ним с расспросами!.. Отчего я с ними не пошел? Ах, да они что-то забыли!

И он бросился к тому дивану, где сидела мать девочки. Там под подушкой он нашел книгу, переплетенную в красную русскую кожу, с серебряными застежками и монограммой J. и С. Пассажир раскрыл ее. На заглавном листе было написано мужской рукой по-английски: «Jane Chetwind».

— «Jane Chetwind»! Так, верно, зовут мать. Едва ли эта книга принадлежит девочке. Ей всего лет пять, не больше. Ага! Вот и фотографическая семейная группа.

На карточке были изображены отец, мать и дочь. Отец с открытым, мужественным, красивым лицом, мать не бледная, не с заплаканными глазами, а свежая, привлекательная, с улыбкой на губах и с веселыми глазами; девочка, «леди Джэн», лет трех, припала головой к плечу отца. Узнать ее было нетрудно: те же кудрявые волосы, та же улыбка и те же глаза!

Сердце молодого человека дрогнуло от радости при виде знакомого детского личика, сразу очаровавшего его.

— Как бы я был рад оставить карточку у себя! — подумал он. — Да нельзя, она чужая, ее надо возвратить. Бедная женщина, как она будет горевать, что потеряла эти вещи! Напечатаю завтра же в газетах о своей находке. Таким образом мне, может быть, удастся обнаружить их адрес!

На следующее утро читатели одной из главных газет Нового Орлеана встретили в отделе «Потеряно и найдено» следующее странное объявление:

«НАЙДЕНА

книга, переплетенная в красную русскую кожу, с серебряными застежками и монограмой J. С.

Адрес: Голубая Цапля П. О. № 1121».

Объявление это печаталось ровно неделю на одном и том же столбце газеты, но никто не отозвался на него и никто не явился за получением утерянного.



Загрузка...