Голубая цапля

ГЛАВА 22 Тайна раскрыта

адам Ланье вернулась из Вашингтона за несколько дней до праздника. Усталая от путешествия, она посвятила весь первый день отдыху, а двух своих девочек отправила с отцом в театр. В это время ей подали визитную карточку.

— Артур Менар! — проговорила мадам Ланье — Проси! Скорее проси!.. Милый мальчик! — воскликнула молодая женщина — Как я рада, что он приехал к нам на праздник.

Не прошло и минуты, как в кабинет вошел молодой человек. Мадам Ланье дружески протянула ему руку.

— Видите, как я верен! — еще издали кричал он, смеясь, причем его белые, блестящие зубы так и сверкали.

— Вижу, вижу, дорогой мой Арчи! — отвечала, улыбаясь, мадам Ланье. — Ты никогда не изменял нам. Все такой же живой, веселый! Садись поближе и давай разговаривать. Дети уехали в театр с отцом, а я до того устала за весь этот день, что у меня не хватило сил отправиться туда вместе с ними. Представь себе, мы вернулись из Вашингтона только сегодня утром.

— Неужели? Знай я это, ни за что бы не явился к вам в такое время! Воображаю, как вам неприятно принимать гостей, когда вы так утомлены! — и Артур вскочил со стула, готовый уйти.

— Вздор какой, Арчи! Садись. Я всегда так рада тебе!

Пока мадам Ланье передавала своему гостю разные подробности о своем семействе, блестящие глаза юноши успели оглядеть почти всю комнату. Всевозможные фотографические портреты расставлены были на столиках. Вдруг Артуру бросился в глаза портрет в рамке из голубого бархата.

Портрет изображал группу: молодого человека, молодую женщину и ребенка.

— Мадам Ланье, чья эта фотография? И кто эта дама?

— Это одна из моих любимых подруг детства, — ответила мадам Ланье. — Да отчего ты спрашиваешь? Разве ты знаешь ее?

— Конечно, знаю! Мало того, у меня есть даже копия этого портрета!.. Вот странная-то история! Я вам расскажу, в чем дело, но прежде спрошу кой о чем…

— Арчи, ты, как видно, очень заинтересован этой дамой? — улыбаясь, заметила мадам Ланье — Это моя большая приятельница — Джэн Четуинд. Мы учились вместе с нею в одном пансионе в Нью-Йорке. Отец ее м-р Четуинд. Ты, верно, слыхал о его богатстве?

— Конечно, конечно, слыхал! Но говорите дальше!..

— Значит, тебя интересует история моей дорогой Джэн?

— Да, интересует! Расскажите мне все, все про нее! Мне необходимо это знать.

— Так слушай: красивый молодой человек, это — муж Джэн, фамилия его Черчилль, родом он англичанин. Девочка — их единственная дочь, которую они привыкли называть «леди Джэн». С этой минуты начинается настоящий роман, и я употреблю всевозможные усилия, чтобы раскрыть тайну, касающуюся моего милого друга, Джэн Четуинд.

— Продолжайте, продолжайте! — в волнении говорил Артур — Быть может, я сам помогу вам раскрыть эту тайну.

— Изволь, я не прочь рассказать тебе все, что касается этой семьи. Джэн Четуинд — единственная дочь старого богача. Мать ее умерла, когда она была еще совсем девочкой. Отец задумал выдать ее замуж за миллионера Биндервилля, известного строителя железных дорог в Америке. Но вместо этого Джэн без разрешения отца вышла замуж за молодого англичанина, служившего в конторе отца. Это был прекрасно образованный человек, деловой, но небогатый. Старик Четуинд до такой степени был раздражен этим браком, что тотчас же отрекся от дочери, лишил ее наследства, отказал ей от дома и запретил даже напоминать о ней. Муж Джэн взял в аренду имение в Техасе и сделался фермером… В прериях родилась у них девочка, названная в честь матери ее именем, а чтобы не смешивать этих имен, отец прозвал ее «леди Джэн».

Мы с м-с Черчилль переписывались постоянно. Счастливая беззаботная жизнь молодой четы приводила меня в восторг. Муж и жена передавали мне до мельчайших подробностей все, что касалось их девочки.

Когда малютке дочери минуло три года, мой верный друг Джэн прислала мне в подарок фотографию своей семейной группы. После этого два года кряду я продолжала вести самую дружескую переписку с нею. Вдруг письма ее прекратились. В это время мы с мужем на целый год уехали в Европу. По возвращении домой мне подали несколько моих писем, адресованных Черчиллям, с пометками: «обратно». Муж навел справки на почте, по какой причине возвращены наши письма из Техаса. Ему отвечали, что м-р Черчилль внезапно скончался два года тому назад от эпидемической лихорадки, что сама м-с Черчилль немедленно после кончины мужа выехала из прерий и вместе с маленькой своей дочерью переехала в Нью- Йорк и что после этого в Техасе не имели о них никаких сведений. Начальник местной почты добавил, что его самого удивляет такое обстоятельство, так как м-с Черчилль, уезжая из прерий, заявила на почте, что она просит хранить всю ее мебель на станции до тех пор, пока она не приедет в Нью-Йорк и не уведомит, в какое именно место надо доставить ей весь багаж. «Вот уже два года минуло, — писал начальник почты, — а у нас до сих пор хранятся эти вещи».

Тогда я сама решила хлопотать по этому делу и написала в Нью-Йорк одной хорошей моей знакомой, чтобы она навела справку, где находится старик Четуинд и куда девалась его замужняя дочь. Вот что она мне ответила: «Из местных газет видно, что м-р Четуинд уехал в Европу несколько лет тому назад, а о дочери его Джэн нет ни слуху ни духу».

Почему Джэн до сих пор не пишет мне — этого я не понимаю. Есть еще одно обстоятельство, которое меня сильно волнует, хотя другим оно может показаться пустяком. Дело вот в чем: когда мы были еще девочками в пансионе, я заказала для Джэн ко дню ее рождения хорошенький ящичек с изящным эмалированным букетом цветов из анютиных глазок и незабудок сверху, а на внутренней стороне крышки были написаны поздравительные стихи моего сочинения с вензелем Джэн над ними. В прошлом году я приехала к моей постоянной модистке: выбираю себе разные вещи, и вдруг меня бросило в жар: «Откуда у вас этот ящичек?» — спросила я, указывая ей на изящную вещь — «Одна моя знакомая принесла его ко мне и просила продать поскорее, — ответила модистка, — фамилия ее Жо- зен, живет она на улице «Добрых детей»; за этот ящичек я бы взяла 25 долларов». Я сейчас же заплатила эти деньги, спрятала дорогой ящичек в карман и, записав адрес Жозен, уехала домой. Я поехала на улицу «Добрых детей»; спрашиваю: где такая-то Жозен? «Опоздали, сударыня, — вежливо ответил мне испанец из табачной лавки, — правда, Жозен жила здесь, но вчера ночью выехала со всеми своими пожитками, а куда — неизвестно». И действительно, сколько ее ни разыскивали — она точно в воду канула. Очень может быть, что мой ящичек был украден в Техасе или Нью-Йорке и привезен сюда для продажи. Я была очень счастлива, что мне удалось случайно вернуть вещь, принадлежащую Джэн.

Все время, пока мадам Ланье рассказывала о своей подруге, Артур Менар не спускал с нее глаз и, очевидно, находился в сильном волнении. Мадам Ланье вопросительно взглядывала иногда на своего собеседника, ожидая, что он ее перебьет, но он молчал.

— Я передала тебе, Арчи, все, что знала, — заключила она, — теперь очередь за тобой.

— Как я был глуп! — вскрикнул Артур, вскакивая с места и принимаясь бегать взад и вперед по комнате — Вы мне рассказали много любопытного, но знайте и то, что в эту тайну посвящены не вы одни. Я узнал чуть ли не больше еще об общем нашем деле.

— Каким образом, Арчи? Что ты узнал? Умоляю тебя, расскажи подробно все. Ты себе представить не можешь, с каким волнением я жду новых вестей о судьбе Джэн Черчилль.

— Не будь я таким болваном, идиотом, ослом, будь у меня хоть капля мозга в голове, я бы давным-давно сам привез к вам в дом м-с Черчилль и ее прелестную девочку! А я-то что сделал? Отправил мать и дочь в Грэтну без провожатого, когда на дворе было уже совсем почти темно, когда я знал, что мать больна! Что я наделал?..

— Арчи, Арчи! — воскликнула мадам Ланье. — Говори скорее, когда именно это случилось? Куда делась Джэн Черчилль со своим ребенком?

— Ничего не могу сказать! Я теперь точно так же растерян, как и вы! Впрочем, надо вам все рассказать по порядку…

И Артур стал подробно описывать свою встречу в вагоне железной дороги с м-с Черчилль и ее дочерью, как он подарил девочке свою голубую цаплю и как простился с ними на станции Грэтна, а сам поехал дальше, в Нью-Йорк.

— О, Арчи! — воскликнула мадам Ланье. — Как это ты не догадался проводить их из Грэтны на паром и привезти прямо к нам? Ведь у Джэн, кроме меня, никаких не было знакомых в Нью-Йорке. Каково было ей, больной, идти ночью по неизвестной дороге! Ну что бы тебе стоило пригласить ее прямо к нам?

— М-с Черчилль ни разу не упомянула о вас. Могло ли мне прийти в голову, что вы с нею так дружны и что она едет именно к вам? А навязываться с услугами незнакомой даме мне показалось просто неловко.

— Но отчего же на другой день она ко мне не приехала?

— Дайте мне договорить до конца, и тогда мы вместе решим этот вопрос. Проводив м-с Черчилль с девочкой, я долго стоял на платформе поезда и следил за ними. Сначала они кланялись мне издали с улыбкой, потом стали спускаться с горы к парому, и в это время наш поезд полетел дальше. Я сел на свое прежнее место в вагоне, задумался. Вдруг на том диване, где сидела девочка, я увидал книгу в переплете из красной русской кожи, с серебряными застежками и с монограммой «J.C.». Это была книга ехавшей со мной больной дамы. Рядом с книжкой я нашел фотографическую фамильную карточку.

— Так и есть! — сказала мадам Ланье. — Это была книга моей дорогой Джэн. Но отчего с тех пор она ни разу не заглянула ко мне? Куда она делась?

— В этом-то и заключается вся тайна, — отвечал Артур — Очень может быть, что она почувствовала себя дурно и зашла в ближайший отель, вместо того чтобы ехать к вам. Не смею сказать, что это верно. Могло быть и так, что с больной случилось еще что-нибудь более серьезное. На следующий день я напечатал в одной из местных газет объявление, что мною найдена вчера в вагоне книга с фамильной карточкой, причем пометил адрес, куда следовало обратиться для получения этих вещей. Но все напрасно. Вот прошло уж два года, а я не встречал ни матери, ни дочери.

— Как это странно! О, как это странно! — воскликнула мадам Ланье. — Зачем Джэн переменила свое намерение? Если она приехала сюда, чтобы погостить у меня, то почему она не исполнила этого?

— Надо думать, — отвечал Артур, — что она не осталась в Грэтне, а в ту же ночь уехала куда-нибудь по неожиданным обстоятельствам: иначе, если бы она осталась ночевать здесь, в каком-нибудь отеле, я непременно бы ее отыскал. Вернее предположить, что она в ту же ночь выехала из города.

— Дорогой мой Арчи, скажи лучше прямо, что Джэн умерла! — проговорила со слезами мадам Ланье. — Неизвестность хуже всего.

— Ручаться ни за что не могу. Но у вас есть маленькая надежда: вы нашли свой ящичек, а я нашел свою голубую цаплю, которую подарил «леди Джэн». Представьте себе, как это случилось. Я зашел сегодня утром к одному любителю птиц, — смотрю — у него стоит голубая цапля, а это очень редкая порода в здешних местах. Спрашиваю: «Откуда вы ее достали?» — «Вот, — говорит, — какой-то итальянец принес ее на днях и продал дешево, очевидно, торопился почему-то продать». Я попробовал позвать птицу: «Тони! Тони!», как вдруг слышу, она закричала: «Тонь! Тонь!» и, хлопая крыльями, побежала прямо ко мне. Ну, думаю, это моя цапля… И действительно, это была она.

— Странно, как ты мог узнать ее?

— Видите, у моей цапли на крыльях клеймо в виде трех черных крестиков, которые я ей поставил.

— Спросил ли ты продавца, откуда итальянец добыл птицу? Очевидно, девочка потеряла ее или цаплю украли, как украли мой ящичек. Как же это, однако, могло случиться?

— Это лучшее доказательство, что м-с Черчилль не выехала отсюда, — сказал Артур.

— Неужели? — воскликнула мадам Ланье. — Тут непременно есть какая-то страшная тайна! Продолжай, продолжай…

— Заплатив деньги за цаплю, я начал писать адрес моей квартиры и приказал торговцу, чтобы он сейчас же отнес ее ко мне. Вдруг передо мной очутился престранной наружности старичок француз. Увидав Тони, он подскочил к ней, начал гладить ее по голове, смеяться и лепетать что-то по-французски. Я сначала подумал, что это сумасшедший, и старался объяснить ему на французском языке, что голубая цапля моя и что я никому ее не уступлю. Старичок же, в свою очередь, уверял, что эта цапля принадлежит одной маленькой леди, которая прежде жила на улице «Добрых детей».

Мадам Ланье широко раскрыла глаза.

— Как? На улице «Добрых детей?» — сказала она — Вот странно-то!

— Мой француз задыхался от волнения, приседал передо мной, шаркал и, улыбаясь, лепетал: «Я, мосье, уж два дня ищу голубую цаплю, чтобы порадовать ею маленькую леди». Когда я попросил старичка описать мне наружность этой маленькой леди, то уверяю вас, что он сделал это фотографически верно с вашей и с моей карточкой.

— Арчи, неужели это родная дочь моей дорогой Джэн? Мать умерла, а где же дочь? Я хочу непременно узнать это. Съездим завтра утром на улицу «Добрых детей».

— Но девочки, наверное, мы там не найдем, — отвечал Артур-Старичок француз рассказал мне запутанную историю о какой-то мадам Жозен, которая будто бы убежала из своей квартиры и утащила с собой девочку.

— Мадам Жозен? Та самая, что продала мне ящичек?

— Очевидно, та самая, но она недавно умерла. Все это мне передал старичок француз. От него же я узнал, что маленькая леди отдана на руки сестре Маргарите, в сиротский приют. Завтра я собираюсь съездить к ней.

— О, теперь для меня все ясно! — воскликнула мадам Ланье, в волнении вскакивая с места — Тайна открыта! Сиротка-девочка в приюте — родная дочь моего милого друга, покойной Джэн Четуинд. Я узнала малютку в первую минуту: те же глаза, тот же голос, та же улыбка, что и у матери. Скажи, Арчи, ты узнаешь ее?

— Конечно, узнаю. Я ее видел два года тому назад, когда ей было лет шесть. Не могла же она так вырасти в эти два года. Мало того, я убежден, что и она меня узнает.

— Отлично! Так приезжай же завтра утром, часам к одиннадцати, прямо ко мне. Надеюсь, что к этому времени ее привезут из приюта. Имя девочки просто Джэн. Бедная, бедная мать! Куда она делась? Я не успокоюсь до тех пор, пока не узнаю, что с нею случилось…