Я поехал в центр и получил наличными по баймееровскому чеку прежде, чем кто-либо из них успеет задержать платеж. Оставив машину на стоянке у банка, я пересек улицу и оказался в сквере, посреди которого возвышалось здание редакции. Зал отдела информации, ночью казавшийся вымершим, сейчас бурлил жизнью. За машинками сидело человек двадцать.
Бетти, заметив меня, поднялась из-за стола и направилась ко мне с улыбкой, вся подтянувшись.
— Мне нужно поговорить с тобой, — сообщил я.
— А мне — с тобой.
— Я имею в виду важный разговор.
— Я тоже.
— Ты выглядишь очень счастливой.
— Я и в самом деле счастлива!
— А я нет. Мне необходимо уехать из города, — я объяснил ей, почему. — Ты не могла бы кое-что сделать для меня в мое отсутствие?
— Я надеялась, что могу кое-что для тебя сделать в твоем присутствии, — сказала она с многозначительной улыбкой.
— Если ты намерена вести со мной словесный поединок, то, может, мы найдем для этого местечко поспокойнее?
— Может, тут?
Она постучала в дверь с табличкой «Младший редактор», никто не отозвался. Мы вошли в кабинет и, целуя ее, я ощутил, что поднимается не только моя температура.
— Эй! — сказала она, — значит ты все еще любишь меня?
— Но я должен ехать. Фред Джонсон наверняка уже в Тьюксоне.
Она забарабанила кончиками пальцев по моей груди, словно выстукивая какое-то послание на машинке.
— Береги себя. Фред из тех мягких парнишек, которые оказываются опасными.
— Он уже не парнишка.
— Я знаю. Это такой светловолосый молодой человек, который работает в музее, очень несчастный. Он как-то исповедовался передо мной, рассказывая о своей кошмарной жизни дома. Его отец — ни к чему не способный алкоголик, а мать постоянно раздражена. Фред пытается как-то вырваться из всего этого и, хотя держится спокойно, мне кажется, близок к срыву. Так что будь осторожен.
— С Фредом я управлюсь.
— Я знаю, — она положила ладони мне на плечи. — Так что я могу для тебя сделать?
— Ты хорошо знаешь миссис Хантри?
— Практически с рождения. Я познакомилась с Франсин, будучи еще малышкой.
— Вы подруги?
— Пожалуй, да. Я часто оказывала ей всяческие услуги. Но после вчерашнего чувствую себя не совсем в своей тарелке.
— Постарайся не выпускать ее из виду, ладно? Мне бы хотелось знать, что она будет делать сегодня и завтра.
— Можно спросить, зачем? — моя просьба как будто встревожила ее.
— Ты можешь спрашивать, но, боюсь, я не смогу тебе ответить. Я не знаю зачем.
— Ты ее в чем-то подозреваешь?
— Я всех подозреваю.
— Надеюсь, за исключением меня? — ее улыбка была серьезной и испытующей.
— За исключением тебя и себя. Можешь ты для меня понаблюдать за Франсин Хантри?
— Разумеется. Я и так собиралась позвонить ей.
Я оставил машину на аэродроме в Санта-Терезе и сел в самолет местной авиалинии до Лос-Анджелеса. Самолета до Тьюксона пришлось ждать минут сорок. Я съел гамбургер в закусочной, запивая его пивом, и позвонил в агентство, принимающее мои телефонограммы.
Мне сообщили, что звонил Саймон Лэшмэн. Времени было еще достаточно, чтобы связаться с ним.
Голос в телефонной трубке показался мне еще более старческим и неприязненным, чем утром. Я представился, сообщил, откуда звоню и поблагодарил за его звонок.
— Не за что, — сварливо ответил он. — Я не намерен извиняться за свою резкость, она целиком оправдана. Отец этой девушки когда-то поступил со мной по-свински, а я не привык прощать. Каков отец, такова и дочь.
— Я не выступаю от имени Баймеера, — сообщил я.
— Мне так показалось.
— Меня пригласила его жена. Она очень тревожится о дочери.
— И не напрасно. Девушка ведет себя как наркоманка.
— Значит, вы видели ее?
— Да. Она была здесь с Фредом Джонсоном.
— Я не мог бы приехать и поговорить с вами сегодня, после обеда?
— Но вы же говорите, что вы в Лос-Анджелесе?
— Через несколько минут я сажусь в самолет до Тьюксона.
— Хорошо. Я не хотел бы говорить об этих делах по телефону. Когда я рисовал в Таосе, у меня даже не было аппарата. Это было самое счастливое время в моей жизни! — неожиданно он взял себя в руки. — Я начал ныть. Терпеть не могу ноющих старцев! Так что до свидания.