Голубой огонь

ГЛАВА XV

— Если хочешь, можешь оставить себе ключ, — сказал Сюзанне отец, когда она пыталась вложить ключ ему в руку. — У меня есть дубликат. Ты можешь заходить в эту комнату всегда, когда понадобится. Все в ней принадлежит тебе.

Он был, как всегда, сдержан, и приглашение было сделано почти безразличным тоном. Но в этот момент она так близко соприкоснулась со своим детством, что трудно было удержаться от желания ласково дотронуться до отца. Однако она не двинулась с места, только мягко поблагодарила его. Он задержал ее.

— Я думаю о том, чтобы вскоре пригласить сюда на чай некоторых людей, с которыми мне хотелось бы тебя познакомить, — неожиданно сказал он. — Я уже очень давно не приглашал гостей, но я думаю, кое-кто придет. С некоторыми я сам хотел бы познакомиться. У тебя есть возражения? Я уже сообщил об этом Дэрку.

— Конечно, нет, — сказала она. — Очень любезно с вашей стороны.

Он кивнул.

— Тогда я займусь этим.

Она попрощалась и кивнула головой Джону Корнишу, который поднялся, когда она вышла на террасу, и смотрел на них обоих особым взглядом, отличным, как подумала Сюзанна, от взглядов других людей. Его взгляд всегда поражал глубиной и живой осведомленностью обо всем, что происходило вокруг него. Однако никому не удавалось узнать о его выводах и оценках.

— Я хочу немного прогуляться, — сказал Джон. — Я сегодня просидел достаточно долго за пишущей машинкой. Вы не возражаете, если я провожу вас?

Она возражала, но, как всегда, отделаться от него было невозможно.

— Как хотите, — ответила она беспомощно, и они, выйдя вместе, пошли по направлению к дому Сюзанны.

— Я искал подходящий случай поговорить с вами, — сообщил он, когда они отошли от дома. — Вчера ваш отец показал мне письмо вашей матери, написанное незадолго до смерти.

Сюзанна подумала, что Джон Корниш намеревается расспросить ее об этом письме. Она молчала, готовая противиться всем его попыткам переубедить ее.

— Оно открывает возможность для различных версий, не так ли? — продолжал он — Если ваша мать не вывезла алмаз, он мог долгое время оставаться в других руках.

— Конечно, — сухо согласилась она — Я всегда так и думала. Хотя и удивлялась, как можно избавиться от такого знаменитого камня. Разве его нельзя легко распознать, если он появится на рынке?

— Можно, если он попал в руки добросовестного предпринимателя, а не к жулику. Опытный шлифовщик может изменить любой камень до неузнаваемости. Хотя и без этого можно обойтись, если он пройдет через каналы черного рынка. В мире существуют силы, жаждущие владеть алмазами. Есть также частные коллекции, есть нечистые на руку предприниматели.

Его слова были неожиданностью для нее. Он не требовал от нее воспоминаний, как другие, и, казалось, преднамеренно открывал перед ней возможность избавиться от некоторых ее забот.

— Под силами в мире вы, наверное, подразумеваете Россию? — спросила она. — Но мне кажется, что Россия и сама обладает огромными запасами алмазов.

— Вы имеете в виду царскую Россию. После революции алмазы уплывали из страны вместе с эмигрировавшей знатью, продавались в огромном количестве, что везде сбивало цену на них, до тех пор, пока поток не иссяк и цены снова не стали контролироваться де Бирзом. Сейчас Россия лишь эпизодически продает камни и в основном занимается скупкой их на черном рынке. Особенно технических алмазов.

Сюзанна с надеждой посмотрела на него,

— Если вы предполагаете, что именно такая судьба могла постичь Кимберли, то вы не станете в вашей книге писать о моей матери.

— Есть еще и другие алмазы, — сказал он резко. — Те, что нашли в доме вашего отца. Те, что довели его до тюрьмы.

Она не хотела думать о тех камнях в ту минуту и быстро возвратилась к спасительной теме о большом камне. Если одна из сторон загадки прояснится, то можно будет взяться и за другую.

— Одну вещь я никогда не понимала в истории с Кимберли. Почему этот человек так легко передал камень своему другу в другой город? Ценности должны посылаться с военизированной охраной.

Корниш улыбнулся.

— Вы не знаете южноафриканцев. Я видел, как богатства, — ввозились завернутыми в клочки бумаги. В конце концов самый безопасный способ перевозки алмазов — тот, что не вызывает подозрений. У вашего отца был собственный большой алмаз. Он привез его в Кейптаун, и что с ним сталось потом, можно только догадываться. Хотя письмо вашей матери, допускает новые версии.

Вот к чему он клонит. Теперь он поступает так же, как и другие. Он хочет заставить ее вспомнить прошлое. Желание противиться ему возникло снова.

— Нет смысла просить меня, чтобы я вспомнила. Я не помню ничего. И я терпеть не могу, когда меня подталкивают к этому. Только сегодня Мара Белман заходила в мою детскую комнату и стояла, наблюдая, как будто бы я могла выдать ей Кимберли в любую минуту.

— На вашем месте я бы не обращал внимания, — сказал он спокойно.

— Вы имеете в виду Мару?

— Я имею в виду всякого, кто толкает вас к воспоминаниям, — сказал он. Его голос прозвучал неожиданно серьезно и убедительно, что удивило ее. — Не пытайтесь вспомнить, Сюзанна. Не позволяйте никому толкать вас в прошлое.

Его слова изумили ее. И это Джон Корниш, добросовестный исследователь, который внушал ей, что знание правды необходимо, какой бы она ни оказалась! Она украдкой взглянула на него, шедшего рядом, и увидела в профиль крутой лоб, упрямый подбородок и неулыбчивый рот.

— В тот день в Паблик-Гарденз вы сказали, что правду нужно уважать саму по себе, — напомнила она — Вы сказали, что мой долг — добраться до нее, несмотря на свой эмоциональный настрой.

— Я изменил свое отношение, — ответил он.

Это неожиданное отступление озадачило и взволновало ее.

— Но почему? Что случилось, что заставило вас изменить свою точку зрения?

Они дошли до угла, через квартал от которого находилось Орлиное Гнездо, и Джон, взяв ее руку подвел к остановке на тротуаре.

— Не мою точку зрения — вашу. Это трудно выразить словами, и это не в моих правилах. — Он печально улыбнулся. — У меня такое чувство, что я ничего не найду в Проти-Хилл

— Но как же мне быть? Нужно или не нужно вспоминать о том, что случилось много лет назад?

— Наверное, не нужно, — ответил он. — Но у меня есть предчувствие, что разумнее было бы дать всему идти своим чередом. Возможно, что это подсказка интуиции, которая свойственна многим журналистам. Будьте осторожны, Сюзанна. Будьте очень осторожны.

Она испуганно взглянула ему в глаза, пытаясь прочесть в них то, о чем он умалчивал.

— Я… я не понимаю, что вы хотите сказать.

— Я неправильно выразился. Но обещайте мне одну вещь… Если вы что-нибудь вспомните, если вы найдете дорогу в прошлое, — что вы сделаете в первую очередь?

Она смотрела на него широко открытыми, непонимающими глазами.

Он заговорил боже дружелюбно, стараясь, по-видимому, смягчить действие своих слов; в его манерах появилась доброта, которую она прежде наблюдала в нем только в присутствии отца.

— Если вы вспомните что-нибудь, что покажется вам важным, в первую очередь идите к тому, кому вы можете доверять. Если рядом с вами никого нет, то передайте то, что вы знаете, в полицию. — Он слегка коснулся ее плеча, как бы усиливая значение своих слов. — Я не буду провожать вас до самого дома, чтобы не смущать Дэрка. Я уже слишком много сделал в этом плане, сам того не желая. До свидания, Сюзанна. И подумайте о том, что я вам сказал.

На этот раз он отошел, не ожидая ответа, и быстро зашагал, несмотря на хромоту.

Кое-что она не поняла. Тот, кому она может доверять? Дэрк? Отец? Сам Джон Корниш? Она вдруг с ужасом почувствовала, что не может до конца верить никому из них.

Корнишу она доверяла меньше всех. Он был же симпатичен ей и порой раздражал ее, но, когда она шла через последний квартал та направлению к дому, ею стаю овладевать неприятное ощущение, что она попадает в зависимость. Его образ для нее был подобен каменной стене, которая холодит при прикосновении, которая терзает ее тело при трении о нее, но которая стоит незыблемо и о которую можно опереться, оказавшись в безвыходном положении.

В безвыходном положении? Что за странная мысль пришла ей в голову? Ничто ей не угрожает — это вздор.

Не менее странным было то, что он убеждал ее не вспоминать, даже если бы она смогла. Этот совет она не может принять. Дэрк был ее мужем. Именно он должен охранять ее, так же как пытается охранять ее отца, от всех возможных неприятностей. Кроме того, однажды дверь в прошлое начала уже отворяться, и было не похоже, можно всегда держать ее закрытой. Сегодня днем воспоминания снова стали смутно шевелиться в дальних уголках ее памяти. Уже был момент, когда ее начала бить дрожь на пороге комнаты матери, где она соприкоснулась, по-видимому, с чем-то всплывшим вдруг из мертвых глубин памяти. Альбом с фотографиями, который она забрала домой, может помочь ей в этом.

Тем не менее, когда она пришла домой, она положила альбом в гостиной и оставила его там, не перевернув ни одной страницы. Слова Джона ослабили ее решимость.

Затем она пошла в темную комнату взглянуть, высохла ли пленка. До ужина оставалось время, и она решила заняться печатаньем фотографий. Однако пленки не оказалось там, где она ее повесила, и она стала оглядываться вокруг, ища, не положила ли она ее по рассеянности в другое место.

Она даже заглянула в столовую и в гостиную, думая, что она могла оставить ее там, когда ее отвлекли. Но на нижнем этаже пленки явно не было. Она уже готова была идти наверх, чтобы искать ее там, когда на кофейном столике заметила корзинку со своими швейными принадлежностями. Рядом с нею лежали ее ножницы. Когда она взяла ножницы и корзинку, чтобы отнести их наверх, ее внимание привлекло что-то лежавшее на ковре. Она нагнулась и подняла жесткий прозрачный обрезок со светлыми и темными тенями. Посмотрев обрезок на свет, она легко узнала крошечную полоску, срезанную с пленки.

С растущим удивлением она вынула швейные принадлежности и заглянула в пустую корзинку, но не обнаружила ничего особенного. Затем она вышла на кухню и, к изумлению поварихи, стала рыться в контейнере с мусором. На ее вопрос куки сказала, что нет, она не видела пленки.

Во дворе был большой мусорный контейнер, и Сюзанна охваченная подозрениями, поспешила к нему. Под кучей сырых картофельных очисток она нашла то, что искала. Кто-то умышленно изрезал ее пленку на кусочки и спрягал среди кухонного мусора. Скорее озадаченная и шокированная, чем сердитая, она извлекла беспорядочную кучку обрезков и завернула их в газету. Затем она вошла в дом и звонком вызвала Вилли.

Девушка вышла из своей комнаты, немного заспанная, видимо, она слегка вздремнула. В гостиной Сюзанна жестом указала ей на обрезки пленки, лежавшие на газете.

— Знаешь ли ты, как это случилось, Вилли? — спросила она.

Девушка внимательно посмотрела на обрезки, ничего не понимая.

— Что это? — спросила она.

Сюзанна рассказала ей о поисках пленки, которую она повесила для просушки, о том, как обнаружила улики в виде кусочка пленки рядом с ножницами, которыми наверняка и была пленка изрезана, и о том, где она ее нашла.

Вилли отрицательно покачала головой, она ничего не видела, ничего не слышала, ничего не знает.

— Как это могло случиться? — закричала Сюзанна, — Я сделала несколько по-настоящему удачных снимков отца и очень хотела их напечатать. Ты уверена, Вилли, что никто не мог войти в дом, пока ты была у себя?

— Нет, если только кто-нибудь не залез в окно, миссис Гогенфильд, — ответила Вилли. — Входная дверь заперта, а повариха была все время на кухне. Единственный, кто входил в дом, — это мистер Гогенфильд.

— Ты хочешь сказать, что он вернулся домой рано? — с удивлением спросила Сюзанна.

Вилли кивнула.

— Он сказал, что плохо себя чувствует, и пошел наверх прилечь. Думаю, что он там.

Она поблагодарила девушку и отпустила ее. Затем она поднялась в спальню. Дэрк, должно быть, услышав ее шаги, окликнул ее:

— Заходи, дорогая. Я не сплю.

Она открыла дверь и нашла его лежащим на постели в темно-бордовой рубашке и без ботинок.

— Что-нибудь случилось? быстро спросила она. Он покачал головой:

— Ничего особенного. У меня был трудный день, и я почувствовал недомогание; поэтому я все бросил и приехал домой пораньше. А что случилось с тобой? Ты выглядишь так, будто увидела призрак.

Сюзанна поднесла газету к его постели и положила перед ним. Газета развернулась, открыв содержимое.

— В чем все-таки дело? — спросил Дэрк с искренним удивлением в голосе.

— Сегодня утром я проявила пленку, — ответила она, — и повесила сушиться. Потом днем меня не было. Когда я вернулась, пленка пропала, и я обнаружила, что она изрезана на кусочки и спрятана в мусоре во дворе.

Дэрк молчал. На минуту он закрыл глаза, как бы борясь с возвратившейся головной болью.

— Я думаю, надо спросить об этом Вилли и повариху, — проговорил он.

— Я уже спрашивала их. Никто из них не знает ничего об этом

— Они, конечно, не скажут, даже если что-то знают, — сказал Дэрк — Этот народ всегда лжет, когда хочет спасти свою шкуру.

Всегда, когда Дэрк делал пренебрежительные замечания в адрес темных рас, она мягко переубеждала его, принимая во внимание его воспитание. У нее всегда сохранялась надежда, что она сможет когда-нибудь побороть его предубеждение. Но сейчас оскорбленное чувство выплеснулось наружу, и она не пыталась сдерживать себя.

— Это ужасно, что ты говоришь! Не существует такого понятия — «этот народ»! Мы должны проявлять уважение к Вилли и поварихе, и я думаю, что они такие же честные, как и мы.

Дэрк посмотрел на нее страдальческим взглядом и сел на край кровати.

— Послушай меня, Сюзанна. В целом ситуация сейчас взрывоопасная. Я надеялся, что ты будешь держаться в стороне от этого. Ты не жила в Южной Африке с детства, поэтому одной вещи ты не понимаешь: романтическая идея о равенстве между черными и белыми и даже между цветными и белыми опасна. Если мы позволим им слишком многое, нас выбросят отсюда вон. Посмотри на Конго. Давай я сам разберусь с Вилли и поварихой. Какие кадры были на этой пленке?

Она поняла бессмысленность дальнейшего спора с ним, но поднявшееся от его слов возмущение еще не прошло. Она начала раскаиваться в том, что вообще рассказала ему о случившемся. Но теперь ничего не оставалось делать, как только вспомнить содержание отснятых кадров.

— Ничего существенного, я уверена, — сказала она вяло. — Окрестности Кейптауна, статуя Ван Райбека у начала Эдерли-стрит, несколько снимков моего отца.

— Ты видела его сегодня?

— Я видела его утром в маленьком саду для слепых, как раз рядом с авеню. Я сфотографировала его там, затем, один или два раза, на цветочном рынке.

Он, казалось, размышлял над ее словами, пока медленно шел к двери, завязывая на талии пояс рубашки.

— И это все?

Это было не совсем все. Еще было несколько снимков, которые она не могла припомнить, но тоже наверняка ничего существенного. Во всяком случае, ее это больше не волнует. Но она была слишком встревожена озабоченностью Дэрка.

— Это, похоже, предвещает несчастье, — сказал он — Я сейчас поговорю со слугами.

Она не пошла с ним и осталась наверху, где она не будет слышать его голоса. Она без устали ходила взад и вперед но комнате, борясь с охватившим ее смятением. Дэрк постоянно находился в оппозиции к тому, во что она верила, в чем была убеждена, и это расхождение точек зрения едва ли можно было игнорировать, находясь в Южной Африке. Его позиция приносила ей боль и огорчение, и это обещало постоянные трения между ними, если же будет достигнут компромисс. Но это был такой предмет, относительно которого она не могла пойти на компромисс, не потеряв к себе уважения.

От нечего делать она взяла маленькую резкую импала, которую привезла из Чикаго, и провела рукой по гладкому дереву, изучая следы от резца. Алмаз на ее пальце на мгновение вспыхнул, когда ока пошевелила рукой, и она с несчастным видом посмотрела на него. Кольцо предназначено для сохранения счастья, семьи, любви, которая, как она верила, есть у них с Дэрком. Импала, казалось, противостоит этому. Она олицетворяет собой Африку и волнение ее пробуждающегося народа. Она стоит за правду, за идею свободы, в которую она верила так сильно.

Она поставила импала на место и повернулась к окну, возле которого стояла. Нужно ли делать выбор? Может быть, можно найти выход? Ни один мужчина и ни одна женщина никогда не могли прийти к полному согласию в семейной жизни. Различие точек зрения, даже фундаментальное, не всегда разрушает любовь и верность.

Размышляя о компромиссе, который нужно было найти для выработки собственной позиции, она подумала о Вилли.

Эту девушку привела сюда Мара Белман. Даже Никлас не знал, что она здесь работает. Означает ли это, что Мара возложила на нее некие обязанности, от которых Вилли не удалось отказаться? Возможно, Вилли не могла не впустить Мару в дом и затем скрыла ее визит? Мара вполне способна на пакости, особенно по отношению к жене Дэрка.

Сегодня днем Мара не появлялась в доме Никласа до того момента, когда был открыт сундук с игрушками, могла ли она перед этим побывать в Орлином Гнезде Или, может быть, в то время, пока Сюзанна и Джон Корниш медленно шли к дому?

На лестнице раздались шага Дэрка, и, когда он вошел в комнату, она стояла оцепеневшая и смотрела в окно, не спрашивая его ни о нем.

Он подошел к ней сзади и положил ладони ей на плечи.

— Ты можешь не волноваться, дорогая. Я совсем немного поговорил с ними и вообще ни в чем не обвинял. Ты можешь быть довольна мной.

Она облегченно вздохнула и быстро повернулась к нему. Он тоже старается, ей не придется строить моет через эту пропасть в одиночку. И если он будет стараться, она приложит еще больше усилий, чтобы понять его точку зрения, даже если не сможет принять ее.

К вечеру утренние неприятности до некоторой степени забылись. Когда она легла спать, то уже не чувствовала такой тяжести на душе. Когда легко на душе, не страшны никакие трудности. Рано утром она проснулась в холодном поту от страха, разбуженная голубым огнем, окружавшим ее. Холодный огонь проникал сквозь ее тело и пронизывал холодом, который, казалось, способен уничтожить ее. Она проснулась, сражаясь с чем-то очень страшным, и, отпрянув, почувствовала, что Дэрк обнимает ее и мягко трясет, уговаривая прийти в себя.

— С тобой все в порядке, дорогая. Снова были эти грязные ночные кошмары. Теперь они закончились. Ты в безопасности. И я не позволю никому приблизиться к тебе и причинить вред.

Она вцепилась в него и долго не отпускала, пока страх не прошел. Сон, казалось, предвещал, что где-то в ее подсознании начинает отворяться дверь. Дверь в сильно спрессованные и запечатанные глубины памяти. И не было средств, чтобы предотвратить это. Она и не хотела предотвращать. Что бы там ни таилось, даже самое страшное, она должна а вытащить это наружу. Только после этого она будет свободной. Только тогда ночные кошмары прекратят мучить.