Голубой огонь

ГЛАВА XIX

Вилли сразу же открыла дверь, у нее в руках была: книга. Она отступила, чтобы пропустить свою посетительницу, и Сюзанна увидела другие книги, разложенные на столе и кровати. Это были школьные учебники: Вилли, очевидно, училась самостоятельно. Сюзанна сразу перешла к делу:

— Вилли, во время моего отсутствия вечером кто-нибудь заходил в дом?

На мгновение испуг мелькнул в глазах девушки.

— Я была здесь и читала, миссис Гогенфильд, — сказала она.

— Ты поднималась наверх и обыскивала комнату? — в упор спросила Сюзанна.

— О нет! — воскликнула Вилли в явном смятении. — Я вынула ваши ночные вещи, миссис Гогенфильд, а затем сразу же пошла сюда заниматься.

— А после этого? Кто приходил в дом вечером, Вилли?

Девушка крепко стиснула книгу, которую держала в руках, потом бессильным движением уронила ее на стол.

— Мисс Белман приходила, — сказала она — Я впустила ее и дожидалась внизу, пока она была в вашей комнате.

— Она была там долго?

Вилли вздохнула:

— Я не смотрела на часы. Мне показалось, долго. Наверное, полчаса.

Достаточно времени для тщательного обыска.

— Чем она это объяснила? — спросила Сюзанна,

— Она не давала никаких объяснений. — Вилли не стала больше осторожничать и откровенно все рассказала: — Когда я переезжала сюда, она предупредила меня, что, может быть придется принять меры для защиты мистера Ван Пелта. Она сказала мне, что, поскольку вы дочь его жены покинувшей его, мы не должны полностью доверять вам, даже если мистер Гогенфильд закрывает глаза на опасности. Она также сказала, что, возможно, когда-нибудь придется наблюдать за вашими действиями.

Маленькая тонкая интрига со стороны Мары. По другим причинам, нежели думает Вилли. Мара, ненавидящая жену Дэрка, жаждет узнать о ней все, что можно.

— Однако ты рассказываешь мне об этом, — сказала Сюзанна.

Вилли ответила без колебаний:

— Потому что я не верю, что вы когда-нибудь попытаетесь нанести вред вашему отцу, миссис Гогенфильд. Потому что… — Она вдруг отбросила повадку горничной, которую усвоила в этом доме, и стала такой, кем была на самом деле, — смелой и умной молодой женщиной, — потому что вы мне нравитесь и потому что я доверяю вам больше, чем мисс Белман.

Сюзанна с чувством протянула ей свою руку:

— Я хочу верить тебе, Вилли. Спасибо за твои слова.

Вилли крепко сжала ее руку, но в ее темных глазах была тревога. Сюзанна почувствовала, что девушка буквально разрывается в стремлении сохранить преданность. Не столько Маре Белман, сколько Томасу и, возможно, Никласу Ван Пелту.

— Ты можешь быть уверена в одном, — сказала ей Сюзанна. — Я никогда не сделаю того, что повредит моему отцу. Все мы знаем, что он настрадался достаточно.

— Родители Томаса работали на ферме Ван Пелтов в степи, — сказала Вилли. — Поэтому Томас знает его всю свою жизнь. Он знал его во времена несчастий, хотя тогда еще не работал у него. Томас на все готов ради вашего отца, мистера Ван Пелта. Я думаю, что не найдется белого человека, которому он так бы доверял

Ее ударение на словах «на все готов» звучало почти предостерегающе, хотя Сюзанна не отдавала себе отчета, против чего именно оно предостерегало. Она повернулась к двери, но затем задержалась.

— Как я знаю, Томас готовится получить место учителя, — сказала она. — Поможет ли это решить ваши проблемы?

— Я не уверена, — сказала Вилли. — Но точно не знаю.

После этого Сюзанна пожелала ей доброй ночи и вернулась в дом. Уже дважды Вилли подвела Сюзанну, однако она инстинктивно верила девушке и хотела, чтобы она осталась. Если только Вилли полностью осознает это, они с ней будут заодно в их решимости защитить Никласа Ван Пелта от надвигавшейся опасности. Разве это, в конце концов, такая трудная вещь? Невозможная вещь с тех пор, как маленький набор камешков находится у Джона Корниша?

Последнее время некоторые ее прежние чувства к отцу стали оживать в ней. К ним добавились уважение и восхищение его мужеством в те нелегкие годы. Трудно было поверить во что-то плохое, связанное с ним. Несмотря на то, что ему в сигарах были посланы алмазы, это не доказывало его соучастия.

Пустота и тишина дома в тот вечер были гнетущими. Она не выносила гостиной с шембоком, делавшим ужасной и черной всю стену. Спальня по крайней мере была светлее, но одиночество здесь ощущалось даже сильнее. Оно ощутимо висело в воздухе и пополнялось с каждым ее вздохом. Этим вечером она была оторвана от всех не только в силу своего физического одиночества, но также разумом и духом вследствие страха перед надвигающейся опасностью. Однако в своем стремлении избежать несчастья она не могла ни к кому обратиться. Ни к своему отцу, ни к Дэрку, ни даже к Джону Корнишу, которому она доверяла, но который мог сам неправильно истолковать опасность. Ни к Вилли, которая могла быть ей другом, но которая была ранее связана обязательствами с другими людьми.

Она лежала на кровати, без устали размышляя, стараясь найти ответ. Кто-то из дома ее отца занимался контрабандой технических алмазов. Это, по крайней мере, не вызывало сомнений. Мара Белман тоже собирала рассыпавшиеся сигары и знала, что Сюзанна могла поднять недостающую сигару со спрятанными камнями. Мара приходила в этот дом вечером и рылась в ее вещах в этой самой спальне. Она рассчитывала, что Вилли не выдаст ее.

Но Мара могла быть не более чем инструментом, также как Вилли была инструментом и, возможно, Томас. Кто же был головой и стоял за всем этим? Можно было выбирать только из двух людей: ее отец и ее муж. Или оба вместе?

Она припомнила слова Джона Корниша в Паблик-Гарденз, тогда сильно рассердившие ее. Не лучше ли повредить умершим, чем живущим? Ее мать держала Короля Кимберли в своих руках. Она спрятала его: играя ли, с умыслом ли — ее дочь не представляла себе. Правда состояла в том, что Никлас был жестоко предан женщиной, занятой только собственным спасением. Трудный выбор между ними должен быть сделан, Сюзанна больше не хочет слепо защищать Кларину репутацию. Для ее отца это значит гораздо больше.

Однако теперь надо иметь в виду еще кое-что. В настоящее время вскрылась еще одна история с алмазами, к которой ее мать не имела никакого отношения. Было ли то замечание женщины во время званого чаепития правдой? Возможно ли, что ее отец решил втянуться в эти игры? Что означали те ночные визиты в дом, о которых упоминал Джон Корниш? Кто приходил к нему и зачем?

Затем, как пояснил Джон Корниш, есть нечто странное в использовании сигар. Почему сигары, если это средство давно всем известно?

Она села в кровати и обхватила руками колени, покачиваясь взад-вперед в замешательстве и тревоге. Дом был таким пустынным, таким оторванным от мира. Однако в этом не было ничего нового. Внезапно ей пришлось честно признать, что он всегда был пустынным, даже когда Дэрк был дома. Влюбленность была волнующей, восхитительной, пылкой, безрассудной вещью, бескорыстной, как она всегда хотела верить. Но взросление любви было чем-то иным, и семейная жизнь, в которой любовь не взрослеет, лишается своей опоры. Любовь нужно было поддерживать, пока она реально существует. Но была ли реальна их совместная семейная жизнь, даже когда они находились в одном доме?

Маятник качнулся еще раз, вернув ее к прежним размышлениям. Что, если за Марой скрывается не ее отец? Что, если Дэрк? Дэрк толкнул ее на тропинке, натянул на ее голову отвратительную сетку и убежал прежде, чем мог быть узнан. Эту возможность она отметала сразу. Могла ли она осмелиться предположить это в поисках ответа? Когда ответ у нее будет — что дальше? Какая семейная жизнь, какая любовь, если это подтвердится?

В тишине внизу раздался телефонный звонок. «Пусть звонит», — подумала Сюзанна. Она ни с кем не хотела говорить. Но игнорировать звонок было нельзя. Могла прийти Вилли и посмотреть, почему она не отвечает, кроме того, для того чтобы звонить в такой час, нужно иметь веские причины. Она спустилась вниз и сняла трубку.

— Я скучаю по тебе, дорогая, — донесся до нее голос Дэрка через много миль из Йоханнесбурга.

Что-то затрепетало в ней и, вопреки всему, отозвалось радостью. Она любила его еще тогда, давно, будучи маленькой девочкой. И она любила его сейчас, женщиной. Меланхолия от одиночества, казалось, висевшая в воздухе, улетучилась, и она чувствовала только желание попасть в объятия Дэрка и уверенность в его любви.

— Ты приедешь завтра домой? — кричала она. — Мне здесь очень плохо без тебя!

Он говорил успокаивающе, нежно, но настойчиво. Дела ее отца нужно было закончить, и это займет больше времени, чем он предполагал. Он должен завтра заняться делами в Дурбане и, возможно, в Базутоленде. Поэтому он вернется через несколько дней.

— Отец планирует поездку по Кейпу, — сказала она грустно, сознавая, что это похоже на детское упрашивание. — Он хотел, чтобы ты был за рулем.

Дэрк рассмеялся:

— Меня нужно оберегать от путешествий в этом году. Поезжай с ним, дорогая, и доставь ему удовольствие. Дай ему возможность рассказать тебе обо всех достопримечательностях вдоль дорога и объяснить про кораблекрушения и штормы. Но только без меня. Не в этом году. Если хочешь, мы позднее совершим другое путешествие, вдвоем.

— С удовольствием, — сказала она. — Мы слишком мало бываем вместе. — Ей проще было говорить с ним за много миль через горы и степи, чем находясь в одной комнате, где он так быстро проявлял нетерпение.

— Я знаю, — сказал он с большой теплотой. — И мы должны исправить это. Давай прямо сейчас назначим дату, дорогая. Ты хотела взобраться на гору — я возьму тебя туда в тот же день, как только вернусь домой. Это я могу обещать,

На гору или куда-либо еще, ей было все равно, лишь бы быть рядом с Дэрком.

— Я люблю тебя, — сказала она. — Я буду ждать.

Когда он повесил трубку, она пошла наверх, ощущая тепло и волнение. Нет, это был не Дэрк! Что бы ни случилось — Дэрк здесь ни при чем. Она была в плохом настроении, потому что была одинока. Любовь, в конце концов, не ровное пламя. Оно подымается иногда выше, иногда ниже, в зависимости от многого. Если оно всегда будет подскакивать высоко и греть горячо, то бояться нечего.

Нет оснований думать, что кто-то стоит за Марой Белман. Или, если кто-то есть, он не имеет отношения к Проти-Хилл.

Она подошла к окну и рывком отодвинула занавески. Гора была на месте, над нею сверкали яркие звезды. Она слышала, что ее вершина похожа не незнакомый лунный ландшафт — лишенный растительности, обширный и страшный. Если бы она жила здесь, будучи постарше, она бы рано или поздно дошла до вершины, как и все кейптаунские дети, выбирая несложные тропы, не висевшие над пропастью. Однако на первый раз они с Дэрком воспользуются канатной дорогой. И непременно с чаепитием на вершине.

— До скорого свидания, — сказала она горе и отошла от окна.

Когда Дэрк приедет домой, она расскажет ему о визите Мары и об обыске в комнате. Она расскажет ему о найденных камнях, которые доверила Джону Корнишу. Маятник, сделав полное колебание, снова завис в верхней точке. Она готова была поверить, что он там и останется, вопреки законам гравитации.

В ту ночь она спала хорошо, и голубой огонь ей больше не снился.

Несколько последующих дней, пока она ждала возвращения Дэрка, прошли для нее спокойно. Это был своеобразный антракт, в течение которого она не занималась ничем и отметала все, что могло взволновать ее или навести на размышления. Не было необходимости решать эти проблемы в одиночку. Когда Дэрк приедет, она поговорит с ним. Он поможет ей. Он подскажет, что надо делать.

К концу недели весенняя погода снова стала прохладной и туманной, облака легли на вершину горы и скрыли Голову Льва. В Кейптауне стало ветрено. Но по крайней мере не было дождя, а туманная погода Сюзанну никогда не тяготила. Она надевала плащ, натягивала на голову капюшон и выходила прогуляться в нижний город.

Сегодня она выбрала Лонг-стрит, потому что любила ее за красивые железные балконы, за две оригинальные пальмы, которые приходилось объезжать транспорту. Через несколько кварталов она пересекла Эдерли и остановилась по пути у книжного магазина узнать, нет ли у них книги Джона Корниша про Гану. У них не было, но они приняли заказ. Затем она прогулялась под арками Эдерли и прошла мимо Ван Рибека, обозревавшего с высокого пьедестала город, основанный при его участии. На военном плацу разворачивалось представление, заставлявшее автомобилистов останавливаться.

Сюзанна вернулась на Эдерли к магазину своего отца и остановилась у завораживавшей витрины. Там были выставлены красивые резные животные: носорог с широко открытой пастью, африканский слон с огромными ушами, грациозный спрингбок. Продолжая путь, она подумала, что надо попросить Дэрка принести домой какую-нибудь фигурку для компании импала, Сегодня надо думать только о пустяках, только о пустяках. Когда внимание слишком сосредоточивается на делах — наступает беспокойство и депрессия. Она будет оставаться в состоянии приятной отрешенности вплоть до приезда Дэрка.

Теперь она снова направилась по Эдерли в сторону горы и очутилась на аллее, приютившей цветочный рынок. Здесь она купит побольше чинксов, чтобы украсить дом. К приезду Дэрка она поставит их повсюду. Он приедет скоро, хотя еще не уточнил, когда. Но прежде, чем купить цветы, она сделает еще несколько снимков цветочного рынка, чтобы восстановить кадры, уничтоженные Вилли. Ее внимание сосредоточилось на этом и тут же пропало. Нет, не сегодня. Такие мысли она не должна допускать.

Она наслаждалась цветом, запахом и формой растений. Она улыбалась цветным женщинам, предлагавшим ей свой товар, доходила до конца рынка и возвращалась назад.

В это время со стороны Эдерли-стрит вошел Никлас Ван Пелт, опираясь на руку Томаса и неся в другой руке трость. Сюзанна обрадовалась такому случаю. Теперь она снова сфотографирует его среди цветочных прилавков. Она вытащила свой экспонометр и определила экспозицию. Томас не заметил ее. Он оставил Никласа на обычном месте, попрощавшись и не глядя по сторонам.

Сюзанна сделала несколько шагов вдоль длинного прохода между рядами, определяя расстояние и присматриваясь к объекту съемки. Был пасмурный день: тени, придающие контрастность и глубину снимку, отсутствовали. Но пленки было много, и можно было сделать несколько попыток.

Та же самая полная женщина подошла к Никласу, чтобы забрать его трость, и он нагнулся над ближайшей миской с цветами, вдыхая их аромат.

Внезапно Сюзанна замерла на месте. Радостная улыбка, появившаяся на ее губах, застыла. С ужасающей ясностью она вдруг поняла, как совершается второй шаг передачи контрабандного товара, как умно и внешне невинно это обставлено. На этот раз не так примитивно и грубо, как с сигарами. Данный способ был продуман намного лучше. От того, что она узнала, ей стало плохо, и она не смогла бы сейчас разговаривать с отцом.

Она кое-как проскользнула за его спиной, настолько близко, что, вытянув руку, могла коснуться его руки. За запахом окружавших его цветов он не мог почувствовать ее духи. Никто не заметил ее, за исключением, возможно, некоторых покупателей цветов; через минуту она была снова на улице и поспешно направилась в сторону авеню.

Плакала ли она или это туман осел на ее щеках? Она плакала от мысли, что почти обрела отца только для того, чтобы снова потерять его. На этот раз навсегда. Теперь она знала, кто дал указание уничтожить пленку. Томас видел, что она фотографировала, когда заходил за Никласом на рынок в тот день. Он, конечно же, доложил об этом. Снимок, запечатлевший Томаса на ступеньках библиотеки, не требовал уничтожения. Указание было передано через Томаса Вилли. Затем было дано указание остановить ее, когда была обнаружена пропажа из коробки с сигарами. Теперь она знала, кем. А кому — неважно. Оба эти указания дал ее отец. Может быть, Маре, более вероятно, что Томасу. Возможно, даже Дэрку, если Дэрк был в курсе этих дел. Хотя она все еще не верила, что Дэрк способен был взяться за такое поручение. Она скоро увидит его и потребует от него объяснений.

Вдоль грязного, с красноватым оттенком тротуара авеню виднелись небольшие лужи: с молодых дубов, росших по обеим сторонам, стекали капли влаги. На фоне промокшей горы вырисовывались красивые белые башни еврейского храма, повсюду вокруг него слышалось клекотание и воркование голубей. Совсем недавно мир и спокойствие этого места соответствовали ее настроению. Сейчас она едва замечала дорогу, поднимаясь по склону в направлении дома. Когда она прошла через ворота Орлиного Гнезда, то обнаружила, что все еще сжимает в руке экспонометр.

Вилли, заслышав ее шага на дорожке, отвлеклась от работы, чтобы открыть дверь.

— Ваш отец звонил около часа назад, миссис Гогенфильд, — сказала Вилли. — Он огорчился, не застав вас.

Сюзанна едва понимала ее. В этот момент она ничего не хотела говорить отцу и ничего слышать о нем.

Вилли взяла ее пальто и последовала за ней в гостиную.

— Мистер Ван Пелт просил передать, что погода завтра должна быть ясной и приятной и он планирует проехаться на автомобиле по Кейпу. Мистеру Корнишу предложено вести машину. Мистер Ван Пелт подготовил все для пикника, и, если вы будете готовы утром к девяти часам, он за вами заедет. Он сказал, что если это вас устраивает, то нет необходимости перезванивать ему.

Сюзанна подумала о том, что не сможет поехать. Она не сможет смотреть в лицо отцу, пока все хорошо не обдумает и не решит, как надо действовать. Она не имела представления, что делать.

Вилли смотрела на нее, озадаченная и немного обеспокоенная. Сюзанна попыталась улыбнуться.

— Спасибо, — сказала она. — Я, может быть, позвоню ему по позднее.

Но она не позвонила ему. Не позвонила и вечером. Ей нечего было сказать ему. Она даже не смогла заставить себя сказать ему, что не может принять его приглашение прокатиться по Кейпу. Если он спросит, почему, что она могла ему сказать?

После того, как Вилли ушла в свою комнату, Сюзанна долго сидела у радиоприемника, пытаясь собраться с мыслями на фоне музыки. Кто-то пел песни на африкаансе — старые народные мелодии, которые часто любил насвистывать Дэрк:

«Двигаясь к Претории…»

Ей внезапно подумалось, что она кое-что сможет сделать, если поедет завтра. Она сможет рассказать Джону Корнишу о своем открытии. Если она поедет, то наверняка сумеет уединиться с Корнишем, когда отец будет отдыхать. Больше ничего она придумать не могла, ни к кому больше не могла обратиться.

Прозвучал прогноз погоды для Южноафриканского Союза, и была обещана хорошая погода. Не было даже надежды, что сегодняшнее ненастье усилится и даст ей при желании возможность ничего не предпринимать и отложить все свои действия.

Утром она поняла, что прогноз сбывается. Она надела темно-зеленые брюки с коричневым свитером и повязала волосы зеленым платком. Все ее движения были вялыми, и настроение не улучшалось.

Когда Вилли пришла сказать, что мистер Корниш ожидает ее внизу, она взяла фотоаппарат, с безразличием перекинула через плечо тяжелый ремень своей большой кожаной сумки, подхватила пальто на случай ветра и пошла на встречу с отцом.