Голубой огонь

ГЛАВА XXI

Когда Никлас сказал, что у него дела в нижнем городе и попросил Джона отвезти его туда, Сюзанна почувствовала огромное облегчение. Она не просила их подталкивать ее к выполнению своей главной задачи, предпочитая сохранить секрет до поры до времени. Когда они оставили ее в Орлином Гнезде и уехали, она зашла в дом только для того, чтобы освободиться от фотопринадлежностей. Затем, не снимая пальто и с большой кожаной сумкой через плечо, она отправилась в Проти-Хилл. В сумке лежал ключ от ее детской комнаты, и она была уверена, что один из предметов, который она увидит, вновь оживит ее память.

Раньше ее воспоминания блокировались, теперь же она найдет способ устранить этот барьер и вспомнить все до конца. Она должна покончить с этим до приезда Дэрка.

Тогда она будет знать, рассказывать ли ему о своем открытии, касающемся отца.

Горничная долго не открывала на звонок. Сюзанна, все еще запыхавшаяся, поздоровалась с ней. Не спрашивая разрешения, она за ее спиной взбежала по ступеням в холл. Она надеялась, что Мара не будет сегодня мешать.

Ей хотелось кое-что быстро сделать без ее ведома.

К ее удивлению, дверь детской комнаты была открыта, и из окон дул ветер. Она застыла в недоумении на пороге, увидев, что под присмотром Мары Белман горничная производит обещанную весеннюю уборку. Сама Мара стояла на коленях на подушке возле сундука, а вокруг нее были разбросаны игрушки. В руках она держала маленький фотоаппарат и, открыв заднюю крышку, заглядывала внутрь, когда разгневанная Сюзанна вошла в комнату.

На секунду затаив дыхание, обе пристально смотрели друг на друга с нескрываемой враждебностью. До сих пор сдерживаемое возмущение, неприязнь, ревность к этой женщине — все это поднялось волной гнева и выплеснулось наружу.

— Что вы здесь делаете? — закричала Сюзанна — Я не давала вам разрешения рыться в моих вещах!

Краска залила светлое лицо Мары, но она не поднялась с пола.

— Это надо было сделать давно, — сказала она, пренебрежительно указывая рукой на игрушки, лежавшие в куче на полу, — Все это, по-видимому, не более чем хлам, и я была уверена, что вы захотите избавиться от него с нашей помощью.

— А я не хочу! — резко сказала Сюзанна, — Отец сохранил все в этой комната для меня, и я желаю, чтобы это оставалось на своих местах. Не потрудитесь ли вы удалиться?

Мара даже не шевельнулась. Она все еще держала фотоаппарат с открытой задней крышкой и снова с любопытством заглядывала в маленький черный корпус. Она потрясла его, как будто ожидая, что что-нибудь загремит или вывалится оттуда. Сюзанна, сгорая от нетерпения, наблюдала за ней, пытаясь решить, что делать, если Мара не уступит ей. Но та с тщательно разыгрываемым безразличием положила фотоаппарат обратно в сундук и медленно встала.

— Как угодно, — сказала она и, кивком головы позвав горничную, вышла вместе с нею из комнаты.

Как только они ушли, Сюзанна захлопнула дверь и подбежала к сундуку. Она взяла фотоаппарат и затем в нерешительности оглядела комнату. Было ли здесь что-нибудь еще? Какой-нибудь другой предмет, способный рассказать ей о прошлом подобно фотоаппарату? Казалось, больше ничего не было; она подошла к закрытой двери и тихо постояла, прислушиваясь, не донесется ли из холла какой-либо звук. Казалось, все было тихо.

Она осторожно приоткрыла дверь. Никого не было видно. Дверь в комнату Мары была закрыта. Двигаясь почти по-воровски, Сюзанна поспешно пересекла холл и спустилась по ступеням на лестничную площадку. Внизу, в переднем холле около лестницы, стояла Мара и ждала ее. Румянец сошел с ее щек, и она была очень бледна. Ее глаза сразу же остановились на фотоаппарате.

В первый момент Сюзанне даже показалось, что та попытается отнять фотоаппарат, но благоразумие взяло в ней верх. Она не остановилась и не задержалась. Она дошла до конца лестницы с упрямой решимостью, свойственной ее отцу, и прошла мимо Мары, не сказав ни слова. Мара не попыталась остановить ее, и Сюзанна вошла в кабинет отца, закрыв за собой дверь.

Комната казалась пустой и чужой в отсутствие знакомой фигуры за большим письменным столом. Но именно это ей и было нужно, она должна быть здесь, когда его нет. У нее не было ключа, чтобы запереться от Мары, и оставалось только надеяться, что она не пойдет вслед за ней. Она тихо села на маленькую скамеечку для ног в углу с фотоаппаратом в руках. Даже выбор для сидения этой скамеечки, казалось, был вызван той внутренней силой, которая увлекала ее помимо воли и желания.

То, что отец сказал ей сегодня относительно фотоаппарата, было правдой. Она действительно тогда рассказала ему о том, что уронила его и разбила линзы. Он позвал ее в свой кабинет, чтобы прочесть лекцию о том, как нужно бережно обращаться с вещами. Он приказал ей сесть на эту самую скамеечку, которая как раз соответствовала ее росту. Она вспомнила, как разглядывала рисунок ковра, в то время как он упрекал ее в неаккуратности.

Она была расстроена, но никакого страха не испытывала. Действительно, ей было скорее неловко слушать его, хотя она и переживала. Ей было жалко фотоаппарат, которым так дорожила, и она надеялась, что он починит его или купит новый.

Разговор получился коротким, он и не думал о том, на что она надеялась. «Когда я был мальчиком, — сказал он, — и что-то ломал по неосторожности, то мне говорили, что я должен либо сам починить, либо остаться без этой вещи. Я думаю, что пора уже применить это правило и к тебе, Сюзанна. Боюсь, тебе придется починить фотоаппарат самой, больше никто этого делать не будет». Это было для нее ударом, но пока еще не страшным. Она сидела ссутулившись на скамеечке со слезами на глазах и думала, как бы разжалобить его, чтобы он смягчился. Но она знала, что это бесполезно. Когда на его столе зазвонил телефон, он взял трубку достаточно спокойно. Они и не представляли, что звонок изменит все в их жизни и прошлое уже никогда не вернется.

Она вспомнила, что наблюдала за ним, несколько обиженная, ожидая, когда он закончит говорить и вновь обратит на нее внимание. Но этого не случилось. Его лицо побледнело, голос стал холодным, когда он отвечал человеку на том конце провода. Она вспомнила те слова, которые он говорил, но кто это был, она никогда не узнала. Друг? Деловой знакомый? Полицейский?

— То, о чем вы говорите, не может быть. У меня никогда не было неограненных алмазов. Ни здесь, ни в Йоханнесбурге.

Человек на том конце провода продолжал говорить, и Сюзанна видела, как лицо отца мрачнело все больше по мере того, как он слушал. Положив трубку, он прикоснулся к звонку и послал горничную разыскать Клару. Он был так рассержен, что Сюзанна задвинула скамеечку в угол и сидела очень смирно, чтобы он не заметил ее и не вылил на нее весь свой гнев.

Она отчетливо помнила, как мать в веселом настроении вошла в комнату. На ней было зеленое платье в цветочках цвета папоротника, в волосах — белая роза. Но когда она увидела разгневанного мужа, улыбка исчезла с ее лица и уступила место страху.

Никлас холодно сообщил ей, что по чьей-то инициативе в его доме в Йоханнесбурге был произведен обыск, в результате чего был обнаружен тайник с неограненными алмазами. Он потребовал от нее объяснений по этому поводу. Клара начала плакать и все отрицать, но Никлас продолжал обвинять ее, Не получив признания, он встал из-за стола и, взяв ее за плечи, начал трясти, пока она не ослабела в его руках. Обмякнув, она готова была во всем сознаться. Да, ей удавалось уносить камни, когда она работала в компании. Она хотела их сохранить. Они были такие прелестные, такие очаровательные.

Никто из них не замечал в углу ребенка, испуганного их громкими голосами. Телефон снова зазвонил, но Никлас не обращал на него внимания. Он грубо отшвырнул от себя Клару, так, что та упала на письменный стол и ушибла руку. Позднее она показывала Сюзанне синяк, как свидетельство его жестокости. Он заметил Сюзанну только тогда, когда чуть не наступил на нее в углу. Затем он закричал, чтобы она убиралась вон из комнаты. Ей нечего здесь делать, и она должна немедленно уйти!

Испуганная Сюзанна убежала из комнаты наверх, все еще сжимая в руках фотоаппарат. Весь ее маленький мир, так заботливо охраняемый родителями, разлетелся вдребезги под действием их гневных голосов, доносившихся снизу. Эти осколки ранили ее душу и чуть не задели тело. Было ясно, что отец ее ненавидел. Он смотрел на нее ненавидящими глазами, а мать ничего не сделала, чтобы защитить ее. Ее мать, которая громко рыдала, вообще, казалось, забыла о ее существовании.

Ее комната наверху выглядела сиротливо, и фотоаппарат в ее руках служил ей немым укором. В ее детской голове росла убежденность, что все эти страшные вещи случились с ней из-за того, что она сломала подаренный отцом фотоаппарат. Некоторое время она сидела в своей комнате на кровати, поворачивая его маленький корпус так и этак, ища способ восстановить разбитые линзы. Если только она сможет починить его и он вновь будет работать, то отец наверняка перестанет ненавидеть ее и перестанет ненавидеть мать. Ее мама перестанет плакать, и между ними больше не будет сказано ни одного сердитого слова.

Она очень хотела этого, и ответ к ней пришел простой и ясный. Для того чтобы сделать линзу, нужен был особый сорт стекла, и она знала, где взять этот кусочек стекла. Двигаясь бесшумно на цыпочках, она прибежала в комнату матери и залезла в пудреницу. Камень все еще был там.

Сейчас, много лет спустя, взрослая Сюзанна скрючившись сидела на низенькой скамеечке, как она делала это ребенком, и трясущимися руками раскрывала фотоаппарат. Как и Мара перед этим, она посмотрела внутрь корпуса. Там было черно и пусто. Там ничего не было. Держатель пленки был давно потерян, и фотоаппарат не работал. Она сильно потрясла его как и Мара, и что-то блестящее упало к ней на колени. Она подняла это и положила на ладонь. Но это был только кусок сломанной линзы.

Затем она запустила пальцы глубоко в корпус и пошарила за затвором. Ее нервы были напряжены до предела. В спешке неловко двигая пальцами, она ухитрилась нащупать кончик липкого материала, который легко оторвался, когда она потянула за него. У нее в руке оказалась полоска черной склеивающей ленты, которая крест-накрест была приклеена позади затвора. Снова ее пальцы принялись искать и нашли вторую крест-накрест склеенную ленту. Когда она ее вытаскивала, вместе с нею вылезло еще что-то, прилипшее к материалу. Прикрытый черной лентой, он пролежал спрятанным все эти годы. Сюзанна с восхищением разглядывала камень, лежавший на ее ладони.

Он был прозрачный и бесцветный, возможно, дюйм или побольше в длину, немного меньше в толщину; с помощью огранки ему была придана продолговатая форма. В затененной комнате он выглядел тускло и был лишен присущего алмазам блеска. Алмазы, вышедшие из темноты чрева земли, рожденные в огне, могли ожить только на свету.

Она подошла к французским дверям и шагнула за порог. Дневной свет струился по террасе. Когда она вытянула руку, Король Кимберли словно по волшебству ожил. В глубине камня свет расщепился на цвета радуги, голубой огонь хлынул из самой его сердцевины. Однако огонь не был теплым, и камень холодил ей руку. Ей казалось, что камень несет дурное предзнаменование. У нее по коже поползли мурашки, и она не могла унять дрожь.

Возвратившись в тень, она села в кресло отца, положив на стол перед собой фотоаппарат. Теперь она могла вспомнить все. Человек в униформе появился в их доме, и отец ушел вместе с ним. Она не успела показать ему исправленный фотоаппарат, стало быть, зло, совершенное ею, не потеряло силу и злой рок продолжал преследовать их. Ее мать непрерывно плакала, в то время как она, ребенок, сидела в комнате и пристально смотрела на гору, пока ей не стало казаться, что гора угрожающе наклонилась к ней. Возможно, если бы она смотрела на нее достаточно долго, гора обрушилась бы и задавила ее, чего она, без сомнения, заслуживала.

Как много она вспомнила!

Каким тяжелым казался сейчас алмаз в ее руках, холоднее всех камней на свете и холодящим кровь.

Следующим ударом для ее матери было исчезновение камня из пудреницы. Но она не знала, кого проклинать или к кому обращаться без того, чтобы не выдать себя. Она со слезами спрашивала у дочери, но Сюзанна в то время была слишком напугана, чтобы признаться в. содеянном. Кроме того, она все еще надеялась показать отцу исправленный фотоаппарат.

Теперь она знала, почему ее мать убежала из Африки. Клара боялась, что ей придется сесть в тюрьму, этого она бы не перенесла. Но Никлас взял ее вину на себя, и его «признание» позволило ей поступить так, как она хотела. Факт исчезновения Кимберли не был обнародован, пока не прошло достаточно лет и интерес к этому не пропал. А тем временем Клара требовала от своей дочери все забыть. «Забудь, забудь, — твердила ее мать. — Не пытайся вспомнить то, что случилось здесь». И Сюзанна, смущенная, испуганная, охваченная жалостью, готовая заболеть, отгородилась от всего спасительным щитом забвения. Только сейчас, через многие годы, занавес затрепетал и откинулся, обнажая страх, который она скрывала. Всякий раз, когда Сюзанна роняла что-нибудь или ломала какой-нибудь даже самый пустячный предмет, легкий занавес колыхался, вызывая в ней необъяснимый страх.

Боль и тошнота, усилившись, вернулись к ней снова, Это была боль за отца и испытание ее любви к нему. Она понимала, что виновата ее мать, а отец не виноват. Только тот взбудораживший ее случай на цветочном рынке оставался никак не объясненным, и, учитывая прошлое, она должна дать отцу возможность самому все объяснить.

В отдаленной части дома зазвучали голоса, и ей захотелось знать, не он ли это приехал. Она будет ждать его здесь и, когда он войдет, вручит ему камень. Он заплатил за него слишком дорогую цену. Теперь он принадлежит ему. Но, кроме того, она расскажет ему о своих последних воспоминаниях и о том, что она видела на цветочном рынке.

В холле за дверью зазвучали шаги, но они были твердыми и решительными, ничуть не напоминавшими шарканье ног старого слепого человека. Она едва успела сунуть алмаз в свою сумочку и захлопнуть крышку фотоаппарата, как дверь открылась и в комнату вошел Дэрк.

Она сразу заметила, что он возбужден и взволнован. Что-то неизвестное ей произошло с ним, и это заставило ее забеспокоиться. Он устремился к ней, поднял с кресла и обнял.

— Я так соскучился по тебе! — воскликнул он, прижимая ее светлые волосы к своей щеке.

Когда он поцеловал ее, она ожидала, что растает и почувствует знакомый прилив нежности. Но этого не случилось. Осталось только беспокойство и желание вырваться из его рук, Он почувствовал ее отчужденность и опустил руки, но не стал упрекать ее.

— Я сразу же приехал домой, — сообщил он, — затем позвонил сюда. Мара сказала, что ты здесь, поэтому я поехал прямо сюда. Я хотел сделать тебе сюрприз. — Он бросил на нее острый изучающий взгляд. — И вот я здесь.

— Тебе надо было предупредить меня, чтобы я могла встретить тебя в аэропорту, — сказала она, стараясь не показать ему, что что-то скрывает. — Я только что из дома после автомобильной прогулки с отцом по окрестностям Кейптауна.

— И с Джоном Корнишем? — добавил он.

Обойдя стол, он подошел к ней и взял фотоаппарат, в то время как она с тревогой наблюдала за ним. О том, что она нашла камень, первым должен узнать ее отец. Она не имела намерения рассказывать об этом Дэрку. Он равнодушно взглянул на корпус фотоаппарата и положил его обратно на стол. Сказала ли ему Мара о ее внезапном появлении в детской комнате и о том, как она с фотоаппаратом сошла вниз в кабинет? Мара тоже заглядывала в корпус, но черная лета помешала ей что-либо там обнаружить. Она ничего не могла сообщить Дэрку, кроме того, что Сюзанна унесла фотоаппарат.

— Ты готова к тому, чтобы подняться со мной на гору? — улыбаясь, спросил Дэрк каким-то странно приподнятым тоном.

— На гору? — откликнулась она. — Сейчас?

— Почему бы и нет? До заката еще далеко, а канатная дорога действует. Я заметил это по пути сюда. Вспомни, я обещал тебе сделать это сразу, как только вернусь домой.

— Я уже была сегодня на прогулке, — слабо возразила она. — Поэтому теперь это не так важно. Давай поедем домой.

— Это важно для меня, — сказал он, и она поняла, что им снова овладел тот упрямый настрой, когда его не остановить в осуществлении любого, даже самого пустякового желания.

Она беспомощно покачала головой, сознавая, что возражения только укрепят его решимость, однако не зная, как поступить. Ей не хотелось сейчас на гору. Ей хотелось только сидеть за этим письменным столом и ждать возвращения отца и Джона Корниша.

— Конечно, мы должны съездить сейчас, — сказал он. — На тебе ботинки на низких каблуках, теплое пальто и брюки, тебе будет легко карабкаться. Кроме того, возможно, у нас не будет для этого времени.

Он произнес эти загадочные слова с каким-то восторгом, что заставило ее внимательно посмотреть на него.

— Мне надо кое о чем рассказать тебе, — сказал он. — Но давай сначала уедем отсюда. Мы должны поговорить об этом за чашкой чая на вершине горы. Пошли, дорогая.

Он протянул руку и шагнул к ней. Затем он остановился и посмотрел на ковер, пытаясь разглядеть, на что он наступил. Подняв ногу, он ощупал подошву ботинка. Сюзанна наблюдала, как он отдирал от подошвы кусок черной клеящей ленты. Вместо того чтобы выбросить его, он стал вертеть его в руке, как будто хотел что-то узнать.

Совершенно неожиданно для себя Сюзанна испугалась. Она не хотела, чтобы он заподозрил, что она нашла алмаз и что он в ее сумочке. Она не знала, как он отнесется к такой находке, о которой отец пока не знает. Что, если он попытается уговорить ее не сообщать об этом Никласу? Она оторвала зачарованный взгляд от кусочка черной ленты в его руке и встала, небрежно перекинув через плечо ремень своей сумочки, как будто в ней не содержалось ничего особенного.

— Хорошо, — сказал она — Если у тебя есть настроение, давай поедем на гору.

Он бросил обрывок ленты в пепельницу и взял ее под руку.

— Умница! Это займет у нас не много времени. Я покажу тебе самые восхитительные виды на свете и расскажу о своих новостях.

Что бы это значило? Она терялась в догадках. Но лучше согласиться на эту прогулку, если он так настаивает. Это наверняка безопаснее, чем сидеть здесь в ожидании отца.

Дэрк позвонил наверх Маре, сообщил, куда они направляются, и они вместе вышли к автомобилю.