Было это два года назад. На майские праздники, как обычно, приехали дядя Лёша с Галочкой.
Боря недолюбливал эту худенькую, звонкоголосую, дерзкую девчонку. Не будь она гостьей и маминой племянницей, да ещё дочерью любимого дяди, Боря уж как-нибудь сумел бы поговорить с ней.
Раздоры начались ещё тогда, когда Боря учился во втором классе. Мама спросила у дяди, как учится Галочка, и дядя, усмехнувшись, ответил, что у девчонки «куриный почерк». Боря хихикнул, а мама вытащила Борины тетради, где на каждой странице стояла круглая пятёрка.
Боря гордился молча. А чёрненькая Галка, едва доросшая Боре до плеча, вдруг сказала:
— У них учительница в очках.
И объяснила:
— Когда она Борину тетрадку проверяла, очки надеть забыла. Смотрите, «Лайка» с маленькой буквы написано, а учительница не увидела.
— С большой буквы пишутся имена и фамилии, — возразил Боря. — А «Лайка» — это вовсе кличка.
Взрослые засмеялись, и дядя Лёша посоветовал:
— Вы бы, ребята, пошли поиграли.
Но игра не ладилась.
— Ни у кого из наших ребят нет такой электрической железной дороги, — похвалился Боря.
— Подумаешь, — Галка пожала худенькими плечиками. — Такую дорогу всякий в магазине купить может. А у нас одна девочка вылепила из пластилина баллистическую ракету. А у тебя ракета есть?
Боря не успел ответить.
— Ракеты ещё в магазин не завезли! — закричала Галка.
Так и пошло. Галка, наверное, очень скоро отучила бы мальчика хвастаться, но всё дело портила мама.
— Лёша, Галочка! — звала она. — Поглядите, какие изумительные туфли привезли Боре из Чехословакии. Узенькие носы, совсем как у взрослых.
Боря умоляюще посмотрел на маму, но было поздно: в глазах Галки зажглись насмешливые искорки. Это было, когда Боря учился в четвёртом классе.
Год спустя Боря неосторожно похвастался Галке, что, если он закончит седьмой класс с отличными отметками, папа купит ему мотоцикл.
Девчонке только этого и нужно было.
— «Мотоцикл», — захихикала она. — Подумаешь! Вот у нас в школе на собранный металлолом целый вагон для поезда в метро построили. Не веришь? Поезжай от Первомайской до Киевского. Голубой вагон, и над дверью, если изнутри смотреть, медная табличка: «Построено из металлолома, собранного пионерами».
Можно было, конечно, ответить, что метро для всех, а на мотоцикле будет ездить один Боря. Но почему-то Боря постыдился приводить этот довод.
— Папа говорит, — тараторила Галка, — хвастаются только те люди, которым нечем хвастаться.
Боря, признаться, не совсем понял, что хотела сказать сестра, но с тех пор старался в её присутствии побольше молчать.
Но вот теперь у Бори есть одна вещь, про которую никто не скажет, что её можно купить в магазине. Это открытки. Их уже пятьдесят шесть штук. И все они присланы из ГДР.
Когда папа был в городе Дрездене, то познакомился там с рабочим, у которого есть сын Макс — Борин сверстник. И вот ко дню Бориного рождения пришла красивая открытка. Папа перевёл её. Там было поздравление и адрес. И ещё было написано: «Пиши, все мальчики из нашего класса завидуют, что у меня есть знакомый в Москве».
Боря написал письмо. Так как дня рождения Макса он не знал, то поздравил нового знакомого заранее, на будущее. Потом Боря сообщил, в каком классе он учится, какие у него отметки.
Вскоре пришёл ответ. Макс писал, что учится тоже хорошо, и поздравил Борю с будущим днём рождения его родителей.
Поломав голову, что бы написать в ответном письме, Боря сообщил Максу, что получил две пятёрки — по истории и русскому, четвёрку по математике и хочет собирать немецкие открытки. К письму были приложены пять открыток — виды Москвы.
Как назло, папа уехал в командировку, и переводить открытки было некому.
Присылали эти маленькие разноцветные подарки Макс и его товарищи по классу. Короче говоря, уже пятьдесят шесть штук дожидались приезда папы и перевода на русский язык. Боря пытался сделать это сам, но у Максовых одноклассников, как назло, были удивительно неразборчивые почерки.
Второго мая, как обычно, пришли дядя Лёша и Галочка. Боря разложил на столе открытки и, конечно, Галка сразу же обратила на них внимание.
Больше того, у девочки загорелись глаза и она пробурчала, что наконец-то братец занялся интересным делом.
Боря, сияя, демонстрировал свои сокровища.
— А это что? — любопытствовала Галя.
— Дом такой старинный. Называется «замок».
— Вижу, что замок, а в каком он городе?
— В Потсдаме, около Берлина, — важно ответил Боря.
Это было написано на обратной стороне печатными буквами, которые он хорошо читал.
— А почему тут мопс?
— Порода собак такая. Немецкая…
— А что написано под мопсом?
Надпись была сделана какими-то необычными буквами.
— Это очень старинная открытка, — уклончиво ответил Боря.
Впрочем, об этом можно было догадаться по желтизне бумаги и каким-то бурым пятнам. Да и чернила на обороте давно уж выцвели.
— Что ж, тебе её прислали ещё до того, как ты родился?
— Прислали недавно. Эта открытка была в коллекции у одного мальчика, а потом он переслал её мне.
Но Галка не слушала. Она уже лезла в шкаф за словарём.
— Что ты делаешь?
— Там есть старинный алфавит. Давай прочтём надпись.
Пришлось попыхтеть, пока не разобрали: «Бесте глюквюнше цур зильберне хохцейт».
— «Бесте глюквюнше» я знаю, — солидно сказал Боря. — Это «наилучшие пожелания». А «цур» значит «к». Вот теперь только узнать бы, что значит «зильберне хохцейт».
Поискали в словаре. Боря оторопел. «Зильберне» — это значило серебряная. С этим ещё можно было бы примириться. Но «хохцейт» было не чем иным, как «свадьбой».
На несколько секунд у Бори мелькнула надежда.
— Ерунда, — сказал он. — Неправильно перевели. Разве свадьба может быть серебряной?!
Но оказалось, что может. Дядя Лёша это подтвердил.
— Ну и что? — хмуро бурчал Боря. — Мало ли какие открытки бывают…
А Галя смеялась.
— Ну, а кому поставлен этот памятник?
— Гумбольдту.
— А кто такой Гумбольдт?
Но Боря рассердился: конечно, Галка просто завидует ему. У них-то в школе наверняка ни у кого нет такого количества открыток. Он сказал ей об этом.
Галя только тряхнула косичками:
— А ты приходи к нам, сам увидишь. У нас у многих ребят есть открытки из Индии, а уж в школе… Приходи.
— Из Индии?! — Боря даже подпрыгнул. — Из настоящей Индии?!
Вечером Борис долго сортировал свои открытки.
Некоторые из них были в двух экземплярах, а мопсов с разными надписями оказалось целых четыре штуки. Если Галка не сочиняет, то можно будет выменять трёх мопсов на индийские открытки.
На следующий день, сразу после уроков, Боря отправился в Галину школу.
Он пересек двор с маленькими, наверное, совсем недавно посаженными деревьями и у самых дверей столкнулся с белобрысым малышом — первоклассником. Мальчик взглянул на Борю большими синими глазами, сложил руки лодочкой и весело сказал:
— Намасте!
— Что? — переспросил Боря.
Мальчик, улыбаясь, повторил:
— Намасте!
Боря сморщил лоб. Он вспомнил, что видел этот жест — руки лодочкой, в кино, и догадался: мальчик здоровается. Боря тоже свёл ладони вместе и ответил:
— Намасте!
Мальчик засмеялся и убежал. Неужели этот синеглазый паренёк индиец?
В коридоре Боря прислушался. Ребята говорили на каком-то незнакомом языке. Но выглядели они точно так же, как и Борины приятели по классу. Да как же он сразу-то не догадался: ведь в Галкиной школе преподают индийские языки хинди и урду — самые распространённые из той сотни языков, на которых говорят жители Индии.
Боря поднялся на второй этаж. Никто не обращал на мальчика внимания. Но вот прозвенел звонок, ребята разбежались по классам, и Борис остался в коридоре один.
Что, если сейчас подойдёт кто-нибудь из учителей и спросит: «А ты кто такой, что здесь делаешь?» Не рассказывать же в самом деле про открытки!
Но учителя шли мимо, видимо принимая Борю за своего.
Боря быстро пошёл по коридору и вдруг увидел большой картонный щит с рисунками. Сверху была надпись: «Рисунки на индийские темы».
Чего только не было тут. Какой-то Алёша Логашин из шестого «В» нарисовал Будду, смешного индийского бога, Серёжа Ширко — танцовщицу и лихого барабанщика-аккомпаниатора, а Лена Иванова — старинный мавзолей.
Боря перешёл к следующему стенду. Здесь были большие фотографии с подписями: «Почтамт в городе Калькутте», «Вид города Бомбея с Малабарского холма», «Кашмир. Мастера народного искусства за работой». Боря вспомнил, что видел здания, похожие на эти, и таких же людей в индийских кинокартинах. Может быть, ребята перепечатали кадры? Интересно, как они это сделали и где взяли плёнку?
Постепенно Боря увлёкся выставкой. Да, это были уже не открытки, а большие цветные фотографии — репродукции с картин индийских художников. А это что за смешные шапки, куртки, рубашки для кукол? Ага, понятно: тут же подписи. Это модели индийских костюмов, сшитые девочками.
— Намасте! — послышалось сзади.
Боря обернулся. Рядом стоял мальчик чуть повыше его ростом. Боря почувствовал, что два карих хитрых глаза с любопытством рассматривают его.
— Здесь моя сестра учится, — пробормотал Боря. — Она говорила… А кто это всё сделал?
— Клуб юных путешественников.
— Туристов?
— Иногда и туристов, — загадочно ответил мальчик. — Но вообще-то путешествия у нас главным образом воображаемые.
Чувствуя, что Боря не понимает, мальчик продолжал:
— По карте, по книгам, фотографиям, рисункам.
— Как же можно так путешествовать?
— Очень просто! Вот смотри!
Новый знакомый подвёл Бориса к стенду и начал рассказывать. Боря будто проходил по улицам неведомых городов. На рисунках и фотографиях он видел удивительные здания — каждое со своей историей, любовался пышной тропической растительностью, рассматривал непривычных для его глаз животных.
Папа, возвращаясь из своих поездок, не рассказывал так интересно! Конечно, у него и не было столько фотографий, рисунков, макетов…
— Вот так мы и «путешествуем»… А зовут меня Слава. А тебя как?.. Боря?.. Я в исторической секции. Поэтому мне почти всегда приходится рассказывать первым. Потом рассказывают ребята из географической секции, потом из литературной. У них работа почти такая же интересная, как и у нас. Стихи читают, рассказы, а иногда маленькие сценки ставят. А картины и открытки подбирают ребята из секции индийского искусства, Все наши путешественники теперь про Индию столько знают, что ни в одном учебнике не написано…
— И много у вас ребят, в клубе-то?
Слава пожал плечами.
— Надо будет посмотреть в летописи. У нас есть своя летопись: такая книга про историю нашего клуба. Там всё записано.
На столике, рядом с макетом завода, строящегося в Индии совместно советскими и индийскими рабочими, лежал большой альбом. Новый Борин знакомый начал быстро листать страницы.
— У нас есть тут список всех членов клуба… Думаешь, каждого принимают?
Оказалось, что стать «юным путешественником» не так-то просто. Нужно было прежде всего иметь отличные отметки по иностранному языку. Это понятно. Нельзя же доверить переписку с зарубежными друзьями человеку, который будет делать ошибки в письмах или бегать к учителю и спрашивать: а что мне здесь написали?
Боря вспомнил о мопсах и невольно покосился на свой портфель с открытками.
Впрочем, вспоминать об этом некогда. Боря едва успевал задавать вопросы:
— А кто на этой фотографии, а что здесь снято?
— Индийские танцовщицы выступают на сцене Колонного зала Дома Союзов. А вот они же среди ребят. Вот с самого края на этой же фотографии я.
— Куда это вы собрались с рюкзаками? Неужели в Индию?
— Поход в Калинин. На родину первого русского путешественника по Индии Афанасия Никитина. А вот все мы у памятника Никитину.
Боря не раз ездил в Ленинград. Поезд выходил из Москвы поздно ночью. Перед самым отправлением радио извещало: «Первая остановка Калинин».
Что в Калинине родился Афанасий Никитин, Боря знал, но никогда и не думал о том, что интересно было бы побывать на его родине.
— А из других школ вы принимаете в клуб?
— Зачем? — удивлённо спросил Слава. — Разве вы у себя не можете такой клуб организовать?
— Так мы же индийские языки не изучаем, — вырвалось у Бори. И он тут же понял, какую глупость сморозил: как будто путешествовать можно только по Индии!
Прибежав домой, Боря вытащил из ранца открытки. Какое счастье, что он не успел показать их никому в Галкиной школе, не затеял разговор о них…
В комнату, переваливаясь, вошёл соседский Колька.
— Боря, поиграй с малышом! — донёсся голос мамы.
Колька покосился на открытки в руках Бори.
— Собачка? — осторожно спросил он.
Коля знал, что в Бориной комнате ничего нельзя трогать, и никогда не тянулся к вещам. Он только встал на цыпочки, чтобы получше разглядеть мопсов издали.
— Хочешь подарю?
— Хочу, — вздохнул малыш. — А эти?
Коля протянул руку к остальным открыткам, но Боря остановил его:
— Не трогай. Это я отнесу в школу. Будем путешествовать по ГДР. Понял?
На выставке «Дружба пионеров всех стран» больше всего народу было около стенда, посвящённого немецким ребятам.
Школьники и взрослые рассматривали фотографии — памятник Шиллеру и Гёте в Веймаре, пионерская «республика» имени Эрнста Тельмана, гигантский лагерь близ Берлина; ребята на строительстве нефтепровода дружбы, что начинается на промыслах восточнее Волги, пересекает добрую половину Европы и несёт целую реку нефти в ГДР.
Были здесь и модели «Вартбурга» и «Трабанта», то есть «Спутника» — легковых автомашин, выпускаемых немецкими заводами; и альбом с рисунками, присланный из Дрездена, и макет домны — детища советских и немецких рабочих, сооружённый во Дворце пионеров в Котбусе.
О каждом из экспонатов рассказывал плотный, загорелый восьмиклассник. Говорил он обстоятельно, подкрепляя свои объяснения свидетельствами: «А об этом написал нам Гюнтер из города Галле», «Это мы узнали от Бригитты из Лейпцига». У всех экспонатов была своя, пусть маленькая, история.
Экскурсоводом был Борис, тот самый Боря, который два года назад пришёл в школу к своей сестре, чтобы обменять мопсов на индийские открытки.