— Что такое суппорт, знаешь?
— Знаю.
— А станину покажи. Так, верно.
— Да чего вы меня всё спрашиваете? Я станок давно уже назубок выучил, с закрытыми глазами всё показать могу. Вы же обещали сегодня просто поговорить о жизни…
— Ах ты, философ. Погоди, а ну-ка, закрепи резец.
— Пожалуйста…
— Ладно, хватит. Иди сюда, садись рядом. Поговорим…
В школьной мастерской тихо. Выключены моторы, не слышно ребячьих голосов. За окнами нависают сумерки. Горит под потолком одинокая лампочка. Она не в силах осветить просторную мастерскую. Освещён только станок и двое сидящих на ящике у стены.
Старший — невысокий, но плотный молодой мужчина в опрятном рабочем комбинезоне. Другой — совсем мальчик, с круглой, стриженой головой. Живые карие глаза смотрят на взрослого с вопросительным и насторожённым ожиданием.
Они сидят на небольшом и неудобном ящике, но ни тот, ни другой не замечает неудобств. У них интересный разговор. Беседуют они негромко, неторопливо. И уже не в первый раз. Иногда это были разговоры о математике. Старший рассказывал младшему, как приходилось ему вспоминать школьные теоремы, чтобы решить сложный вопрос на производстве. Другой раз они разговаривали о спорте. Здесь уже спокойствие оставляло их. Спорили, даже кричали друг на друга, войдя в азарт. Говорили о домашних делах, о дружбе, о кинокартинах или прочитанных книгах. Разные бывали у них разговоры. Но почти всегда младший спрашивал, а старший отвечал на вопросы и попутно рассказывал случаи из собственной жизни, из жизни товарищей по работе.
Рудольф, вы прошлый раз сказали, что деньги вас не интересуют. Это правда?
— Да как тебе сказать?.. — Старший лезет в карман за папиросами. Достаёт, стучит папироской по коробке. Потом вдруг спохватывается, взглядывает на мальчика и снова прячет папиросу в коробку. — Как тебе сказать?.. — повторяет он. — Тут и правда и неправда вместе.
— Разве так бывает?
— А вот послушай. Если, скажем, я приду завтра на завод получать зарплату, а мне в бухгалтерии скажут: «Извините, товарищ Шебалдов, но мы вашу зарплату себе возьмём. Мы слыхали, что деньги вас не интересуют, можете и без них обойтись». В этом случае я скажу: «Нет уж, позвольте. Я эти денежки сам, своим трудом заработал, знаю, чего они стоят, и никому их за «здорово-живёшь» отдавать не собираюсь. Они мне самому нужны: я хочу матери денег послать, хочу купить себе новый галстук или рубашку, в столовой мне за обед платить надо, я люблю в кино и в театры ходить, покупать книги». — «Ага! — скажут мне. — Выходит, неправда, что вас денежки не интересуют?» И верно, так выходит.
А вот тебе другой случай. Недавно говорят мне: «Товарищ Шебалдов, в восемнадцатом цехе бригадир ее справляется. Не возьмёшься ли ты поправить дело? Не пойдёшь ли бригадиром туда? Весь завод выручишь». — «Конечно, пойду, — отвечаю я. — Дела нашего завода меня близко касаются». — «Только учти, — скажут мне в бухгалтерии, — цех отстающий. И заработки в этом цеху другие, поменьше будут». — «Ну и что же за беда? — скажу я. — При чём тут деньги, когда на меня весь завод надеется? Разве судьба завода не всех нас одинаково касается?» Вот тут люди могут сказать: «И правда, деньги Шебалдова не очень уж интересуют». Понял?
— Понял. Но всё же много денег иметь хорошо, верно?
— Нет, не верно. Это только так кажется с первого взгляда. А когда пойдёшь сам на завод, увидишь, что главная сила не в деньгах.
— А что же главное?
— Главное? — Взрослый собеседник на минуту задумывается. — Главное — это помочь всем людям жить лучше, это ясно видеть наше с тобой будущее, это работать для него так, чтобы пришло это будущее быстрее — через год, через месяц, завтра!..
— Ого! — вздыхает мальчик и после непродолжительной паузы снова спрашивает: — Значит, главное всё же работа?
— Да, конечно, — соглашается рабочий. — Но не простая работа, а любимая, интересная, в которой ты сам большой мастер, понял? Ну, теперь пошли. Поздно уже. Вот видишь, собирались сегодня с тобой на каток сбегать, а засиделись тут, заговорились. А теперь, пожалуй, и по домам пора. Мне завтра в утреннюю смену.
— Я вас провожу.
Подросток идёт рядом со взрослым и изредка поглядывает на него.
— Вот окончу восемь классов и пойду к вам в ученики, на ваш завод, — неожиданно говорит он.
— Ты и сейчас мой ученик, разве не так? — весело отзывается старший. — Станка не знал, а теперь выучил. По математике подтянулся. Ещё что?
— Галстук стал носить, матери дома помогаю, — подсказывает подросток.
— Ну вот, видишь! А ругаться перестал?
— Нет, ещё случается. Привычка.
— Ничего, отвыкнешь. Я тоже прежде сквернословил. Теперь отвык. В нашей бригаде никто не ругается.
— А правда, что это вы первый на заводе коммунистическую бригаду организовали?
— Ну, это совсем неважно: я первый или я второй. К этому времени в нашей стране многие задумывались: как же нашим людям в коммунизм идти, готовы ли? Поглядели, а людям-то ещё многое в себе исправлять надо. Вот и стали пробовать, кто посильнее.
— А вы сильный?
— Ну, может быть, и не очень сильный, но, когда чувствуешь себя коммунистом, то есть человеком, который за всё в ответе, тогда приходится быть сильным. Понял?
— Понял.
Может быть, и не всё ещё понял подросток Миша Семёнов из того, что рассказывал ему его новый друг Рудольф Шебалдов. Но большая часть из того, что он слышал в таких беседах, всё же оставалась в памяти, и ему самому в конце концов захотелось строить свою жизнь иначе, чем она шла до сих пор: учился «через пень-колоду», не слушал мать, дерзил учителям, хулиганил на улице.
И больше всех слов убеждал Мишку сам факт, что известный на всю область рабочий, бригадир знаменитой коммунистической бригады вдруг отыскал среди множества школьников его, Мишку Семёнова, и пожелал с ним дружить. Мишка сначала дичился, не верил. Но с Рудольфом было так интересно, а вместе с тем так просто и спокойно, как со старшим братом, как с другом.
Когда впервые на школьном сборе появилась целая бригада коммунистического труда из шестнадцатого цеха Подшипникового завода и пожелала взять шефство над каким-нибудь классом школы, среди лучших пионерских отрядов поднялся спор: кому из них будет оказана эта большая честь?
Но бригадир Шебалдов выбрал самый трудный, самый отстающий класс.
— Как же так? — дивились пионеры. — За какие заслуги им такая честь?!
— У нас на заводе так делается, — объяснил ребятам Шебалдов. — Если сам добился успеха, научи товарища. Не может — помоги ему. У нас все передовики не боятся в отстающие бригады переходить.
И каждый рабочий из коммунистической бригады Шебалдова взял себе под наблюдение самого трудного ученика и отчитывался за него и перед бригадой, и перед школой.
Так появились у школьников старшие опытные друзья. С ними можно было посоветоваться, рассказать о тайных мечтах, даже пожаловаться на обидчика.
Постепенно рабочие прочно вошли в жизнь школы. Появились пионервожатые-производственники.
А однажды бригадир цеха предложил школьникам настоящее трудовое соревнование «двух поколений».
— Ого, — сказали ребята. — Вы-то взрослые, всё умеете, а мы?
— Это не беда, — ответил бригадир. — Обязательства возьмём каждому по силам. А спрос будет настоящий, рабочий. Согласны? — А когда все ребята согласились, бригадир прибавил: — Ну глядите, спросим без всяких скидок и поблажек!..
Теперь саратовские школьники не боятся после школы прийти в любой цех завода. С радостью и гордостью встречают пионеры всякое новое достижение, всякую новую победу передовиков производства на Подшипниковом заводе. А молодые рабочие всё своё свободное время посвящают ребятам, всегда готовы помочь им в трудную минуту.
— Нам и нельзя иначе, — говорит зачинатель движения за коммунистический труд в Саратовской области Рудольф Шебалдов. — Если мы хотим трудиться и жить по-коммунистически, то и за коммунистическое воспитание детей мы в ответе.