Гордимся тобой, пионер!

Эмиль Михайлович Офин В патрульном дозоре

Боря долго не разрешал Климу подняться в Атаманское гнездо. На все просьбы Клима он важно отвечал: «Ещё свернёшь себе шею». Но однажды после завтрака Боря сам вдруг подозвал Клима, уныло бродившего вокруг Атаманской сосны.

— Сигнализацию понимаешь? Ну, например, как будет: «Прошу помощи»?

У Клима застучало в груди. Он сдёрнул с шеи красный галстук и взмахнул им три раза крест-накрест.

— А как: «Всё хорошо, иду по заданию»?

Клим поднял галстук над головой и медленно круговым движением опустил его.

— Я могу, Боря, показать ещё «Опасность», «Важная находка» и…

— Ладно, — перебил Боря, — вижу, что знаешь. — Он повесил свой бинокль на грудь Клима. — Подежуришь, пока мы с Витькой будем проводить телефон в Главный штаб.

Потом Боря задрал голову и сначала засвистел по-щеглиному, а после крикнул:

— Эй, на вахте! Опускай трап!

По стволу сосны скользнула, разматываясь, верёвочная лестница.

И вот наконец-то Клим в Атаманском гнезде! Это небольшой дощатый настил с крепкими перилами из жердей, переплетённых ветками, — настоящее гнездо! Его построили Боря и Витька Атамановы, и на совете дружины было решено назвать этот наблюдательный пункт Атаманским — в честь его строителей, — тем более, что фамилия такая примечательная. Сосна не очень высокая, зато она растёт на холме. Отсюда видны не только все закоулки лагеря, но и соседний колхоз, и озеро, и окрестный лес на несколько километров. Дежурить здесь — дело ответственное. Вчера, например, Витька Атаманов заметил, что с шоссе свернула в лес грузовая машина с экскурсантами. Витька подал сигнал, и через пять минут Летучий отряд под командой Володи Ковальчука вышел по указанному направлению. Пусть бы попробовали экскурсанты развести в лесу костёр или наломать веток! Разведчики помчались бы в колхоз или на перекрёсток шоссе, где всегда стоит со своим мотоциклом лейтенант милиции товарищ Щепкин…

Клим прижимает к глазам бинокль и ведёт его по кругу. Не худо бы обнаружить нарушителей!

Замелькали деревья, да так близко, что каждая щербатинка на коре видна; проплыла силосная башня колхоза, блеснуло озеро. Там, неподалёку от Щучьего залива, на поляне Трёх берёз Клим облюбовал одно место. Тут разобьёт он свою патрульную палатку… Он уже знает, что вход в палатку должен быть с южной стороны — чтобы кусты защищали от ветра; столбики должны стоять косо, вбитые в землю по всем правилам, а верёвки крепко натянуты; там можно будет варить картошку в настоящем походном котелке, спать на охотничьей постели из еловых веток. Можно позвать к себе друзей — кого захочешь, пусть даже пионеров-инструкторов, — никто не откажется прийти в гости к разведчикам.

Эх, если бы в разведку с Климом ходил не Лёвка Ситников! Пусть лучше любая девчонка! Лёвка старше Клима, но он обжора, трус и лентяй. Он даже не хочет стелить свою постель и разделывать выкорчёванные с футбольного поля коряги на дрова для лагерной кухни, хотя второй закон пионерского лагеря гласит: «Обходись без нянек, делай всё сам». Разве с таким напарником добьёшься чего-нибудь? А во всём виноват помощник вожатого Володя Ковальчук, — вот уж от кого Клим меньше всего ждал несправедливости! На совете отряда Володя сказал: «Клим Горелов и Лёва Ситников постоянно ссорятся. Надо положить этому конец. Предлагаю: пусть Лёва и Клим патрулируют вместе и отвечают друг за друга».

Резкий звонок прервал размышления Клима. Звонил полевой телефон, укреплённый на перилах Атаманского гнезда. Клим схватил трубку, приложил к уху и, услышав посвист щегла, закричал:

— Боря, это ты?.. Это я, Боря! Ух, как здорово слышно! Боря, можно я ещё подежурю?

— Хватит. Сейчас тебя сменит Витька. Повесь бинокль на ветку и спускайся. Да смотри не свались.

«Не свались»! Важничает, что он — пионер-инструктор». Клим нехотя снял бинокль и спустился по верёвочной лестнице.

У подножия сосны, привалившись к стволу, сидел Лёвка Ситников и камнями разбивал косточки от компота.

— За завтраком не наелся, что ли? — сердито спросил Клим. — Пошли в разведку.

Лёвка лениво поднялся. Клим неприязненно посмотрел на своего напарника и скомандовал:

— Я буду смотреть направо, а ты — налево. Если что увидишь, сразу докладывай. Понятно?

Было ещё по-утреннему прохладно. Пахло свежим сеном и хвоей. В кустах галдели и распевали птицы, над головой звенели всякие мошки, протяжно гудели телефонные провода.

На проводах висела, обвязанная верёвкой, консервная банка и тихонько раскачивалась.

А если подует сильный ветер? Ясно, банка сделает короткое замыкание, и никто не сможет дозвониться в колхоз. Надо банку снять. Но как?

Мальчики стояли задрав голову. Клим соображал:

«В требованиях первой ступени сказано: умей попадать мячом в цель. Но за мячом нужно бежать в лагерь. А зря, что ли, Володя Ковальчук учил сбивать камнями шишки?..»

— Лёвка, собирай камушки. Живо!

Камней удалось найти не много — всего два голяка и несколько обломков кирпича. Зато сучков и палок набрался целый ворох. Мальчики принялись сбивать банку, но это оказалось совсем не просто! Одно дело — сшибать камнями шишки, их на дереве полно, не ту, так другую зацепишь. А тут всего одна банка…

— Вы что же творите, бездельники? А ещё пионеры! Зачем банку на провода забросили?

Лёвка сразу прыгнул в кусты. Клим обернулся.

На дорожке стоял человек в брезентовой куртке, перетянутой широким поясом, и с железными кошками на плече.

— Это не мы, дядя. Мы только хотели сбить её, чтобы не получилось короткого замыкания.

Человек внимательно посмотрел на Клима, засмеялся и похлопал его по спине:

— Тогда — другое дело. Только так разве собьёшь? Скорее всего провода оборвёте.

Он бросил кошки на траву, достал из кожаной сумки нож и ушёл в заросли кустарника.

На дорожку выполз Лёвка.

— Иди, не бойся, — позвал Клим. — Смотри-ка. Давай примерим.

Мальчики стали разглядывать и ощупывать кошки, попробовали их надеть.

— Я, когда вырасту, буду монтёром. Мне выдадут такие же, — сказал Клим.

Вернулся монтёр. В руках у него был длинный гибкий прут наподобие удилища. Монтёр ловко подцепил банку этим прутом и снял её с проводов, а прут отдал мальчикам.

— Возьмите. Пригодится для рыбалки.

Ребята шли и смотрели вверх. Пусть только попадётся ещё одна банка, теперь есть чем снять её.

Но банок больше не попадалось, а провода уходили всё дальше. Вот они вывели на шоссе, смешались с другими проводами и потянулись над асфальтовой лентой к городу.

На обочине дороги стоял мотоцикл — синий с красным. Заднее колесо было снято, перед ним сидел на корточках лейтенант милиции с закатанными по локоть рукавами гимнастёрки.

— Здравствуйте, товарищ Щепкин, — сказал Лёвка.

А Клим спросил:

— Что у вас случилось?

Щепкин заправлял в покрышку новую камеру. Старая валялась в сторонке.

— Да вот, «вредителя» поймал. — Он показал ребятам острый гвоздик. — На шоссе валялся, а я наехал.

Потом он вынул из коляски мотоцикла насос. Мальчики одновременно протянули руки.

— Дайте мы покачаем!

— Ну, покачайте. Только я сначала заверну золотник. Видите, пружинка с проволочкой. А вот колпачок с двумя усиками — этими усиками я заворачиваю золотник в вентиль камеры. Вот так. Теперь можно накачивать, воздух не выйдет.

Мальчики взялись за дело, а Щепкин расстегнул ворот гимнастёрки с белым подворотничком, обтёр носовым платком лицо и шею, потом присел на край канавы и закурил. Мимо пронеслась «Победа», Щепкин погрозил пальцем водителю, и тот поехал тише.

Клим шепнул Лёвке:

— Я, когда вырасту, буду автоинспектором. И мне дадут мотоцикл с коляской.

Сначала показалось, что качать напеременку — по десяти раз каждый — легко: не успеваешь уставать. Но постепенно становилось всё труднее давить на ручку насоса. А после семидесятого раза мальчикам пришлось качать вместе. Тогда Щепкин сменил их. Он качнул ещё раз тридцать, потом ударил молотком по покрышке так, что она зазвенела.

— Ну вот, работа закончена. Завёртывайте колпачок на вентиль. — Он снова обтёр платком лицо. — Видите, ребята, один маленький гвоздик, а сколько труда пришлось затратить нам троим. Спасибо за помощь.

Клим подумал немножко и предложил:

— Давай, Лёвка, будем подбирать на дороге гвоздики и всякие там битые стекляшки, чтобы шофёры не прокалывали колёса.

Но лейтенант сделал строгое лицо.

— Ни в коем случае, — сказал он. — А не то ещё, не ровен час, попадёте под машину. Держитесь подальше от шоссе.

Делать нечего — нельзя так нельзя. Пришлось уходить. Слушаться взрослых — это Первый закон лагеря.

По дороге к лесу Лёвка сказал:

— А здорово всё-таки мы мотоцикл починили.

— «Почини-и-ли»! — передразнил Клим. — Качнули сколько-то раз, и то не до конца. — Он задумался, глядя, как Лёвка сшибает удилищем головки одуванчиков.

Да, видно, правильно говорит Володя Ковальчук: «Напортить — это каждый может, это проще всего. А вот сделать хорошее — куда труднее». И правда, взять хоть этот кусочек дороги, что ведёт на колхозную ферму. Тут была такая колдобина! После дождя в ней буксовали все машины. Горнист Валька Спицын первый заметил это. В тот день пионеры отменили все работы по расчистке футбольного поля и всем лагерем таскали сюда на носилках песок, гравий, щебёнку… Зато вот на свежей земле следы легковой автомашины. Недавно, видно, прошла — и хоть бы что! А прежде здесь даже грузовики застревали.

Поодаль за деревьями что-то ухнуло — глухо, как большой барабан. Эхо подхватило грохот и понесло его по лесу.

Мальчики остановились, переглянулись.

— Это возле Щучьего залива, — определил Лёвка. — Похоже, что кто-то глушит рыбу.

Схватив за оба конца удилище, они помчались к озеру напрямик через кусты и овражки.

— Не тормози, толстяк! — кричал на ходу Клим и тянул за удилище Лёвку, как на буксире.

Бежали долго. Путь был нелёгкий. Ветки ольшаника хлестали по груди, крапива обжигала ноги, а когда поднимались в гору, тапочки скользили по сухим сосновым иглам.

Но вот наконец и озеро. Берег оказался безлюдным. На воде тоже никого. Только в маленькой бухточке — Щучьем заливе — на лёгкой ряби качались белыми брюшками вверх несколько дохлых рыбёшек.

Мальчики вошли по колени в воду. Теперь они увидели множество мёртвых мальков; в каждой зачерпнутой горстке воды они попадались густо, как снетки в супе.

Кто ж погубил столько мальков? Ведь из них выросла бы рыба. Вот бессовестный!

Клим осмотрелся.

От озера тянулись следы босых ног; теперь они уже заполнены проступившей сквозь песок водой, но отпечатки пальцев ещё видны.

— Лёвка! Хватит тебе плескаться. Надевай тапочки, пошли скорей!

У большого камня следы прервались. Ага! Тут он одевался! Ну да, камень ещё не успел просохнуть. А вот на тропинке горелая спичка — наверное, он закуривал. Тропинка ведёт к поляне Трёх берёз. Скорее туда!

И снова, держась за удилище, мальчики бегут по лесу. Сейчас надо быть осторожнее: из-за любого дерева может появиться враг, — и в то же время не мешкать, — он может скрыться. Надо выследить его и сообщить колхозникам. Пусть-ка объяснит им, зачем погубил столько рыбы.

Внезапно Клим бросился на землю. Лёвка, отдуваясь, остановился. Клим отполз за кусты и поманил к себе Лёвку.

— Ты что?.. — испуганно спросил тот.

— Тссс!.. Смотри…

Сквозь кусты хорошо видна поляна. На ней стояла синяя «Волга»; дверцы машины открыты, рядом на траве — коврик, на нём бутерброды, бутылка. Под задним колесом «Волги» примята молоденькая берёзка — одна из тех трёх, между которыми Клим мечтал разбить свою палатку. А вот и хозяин машины — полный, широкоплечий мужчина в тенниске и белых брюках, присел на корточки возле багажника и завёртывает в клеёнку двух больших щук.

Лёвка облизнулся.

— Гляди, лимонад. Это шипучка. Видишь, жёлтая наклейка. Хорошо бы попить.

<…>

…сторону от дорожки, а сам вернулся к машине и снова сел за руль.

Клим опять лёг на дорогу.

— Ах, вот ты какой! Ну погоди же…

Рявкнул мотор. Клим не пошевелился, он только закрыл глаза. «Хочет напугать. А наехать всё равно не посмеет… А вдруг посмеет?..»

Гул мотора уже над самым ухом, в лицо пахнуло бензиновым жаром, горячим маслом. Клим приоткрыл один глаз… Блеснул на солнце передний буфер «Волги», колёса растопырены, как лапы зверя… Но машина остановилась.

Клим открыл второй глаз.

Теперь мужчина смотрел на него не только со злостью. В его взгляде появились ещё и растерянность и недоумение.

— Послушай, ты! Чего тебе от меня надо?

Но Клим молчал. Он приподнялся на локте и прислушался: за деревьями раздался посвист щегла.

В ту же минуту из-за кустов выбежали ребята. Володя Ковальчук бросился к лежащему на дороге Климу.

— Что с тобой?! Что здесь происходит?..

Мужчина развёл руками:

— Я бы сам хотел понять. Этот безобразник — ваш, вероятно? Сначала он повредил мне колесо, а теперь вот лёг на дорогу и не хочет вставать. Я никак не могу с ним справиться. Чёрт знает что такое! А ещё пионеры.

Володя между тем ощупал Клима и, убедившись, что тот невредим, облегчённо вздохнул, но спросил сурово:

— Что всё это значит?

Клим поднял руку и маленьким ободранным пальцем показал на своего большого противника:

— Он погубил мальков в Щучьем заливе и сломал вот эту берёзку.

Раздался треск мотора. На поляну влетел мотоцикл. В его коляске сидел Лёвка Ситников.

Лейтенант милиции Щепкин слез с седла, подошёл к хозяину машины и поднёс к лакированному козырьку руку в белой перчатке.

— Извините, гражданин. Прошу предъявить ваши документы.

На лесной поляне разбита палатка. Перед палаткой горит костёр; на рогатинках пристроен котелок, в нём весело булькает вода. Ясно, картошку варит Клим, а лентяй Лёвка сидит и облизывается. Но он не получит раньше времени ни полкартошины, потому что в гости к Лёвке и Климу придут сегодня Катя с Верой, Боря Атаманов, горнист Валька Спицын и помощник вожатого Володя Ковальчук.

Палатка стоит между тремя стройными берёзками: одна из них аккуратно подвязана к воткнутому в землю удилищу. Кора у этой берёзки изрядно поцарапала, две ветки сломаны — но это ничего. Колхозный агроном говорит: если беречь деревце — заживёт.