Гордимся тобой, пионер!

М. Меньшиков Баялы из Тегерека

Мы выехали из Тегерека на рассвете. Дед Шермат — низенький, толстый возчик сельпо — сказал, что, возможно, часов в девять-десять утра мы будем на Кыргоо. «Поздновато, — возразил я. — Ведь до Кыргоо, говорят, всего двадцать километров». — «Э! Торопятся только домой, — ответил старик. — А я еду в командировку… на два дня». Если бы я знал путь на Кыргоо, я бы ещё вчера ушёл один. Но меня отговорили: много дорог в горах и любой человек, незнакомый с ними, легко заблудится.

И вот я сижу в арбе рядом с Шерматом. Позади гулко охает большой чугунный котёл и дребезжит железная печка. Горкой высятся мешки с мукой и ящики с макаронами. На одном из ящиков сидим и мы с Шерматом. По небу протянулись широкие розовые полосы — отблески близкой зари. Но тут, в долине, ещё темно. Холодными звёздочками светятся огоньки удаляющегося Тегерека.

Пара лошадей, запряжённых в арбу, шла нехотя, часто останавливалась. Дед Шермат не торопил их. Он опустил вожжи и, поплотнее запахнув меховую шубу, дремал: лишь изредка, спросонок, по привычке он чмокал губами и чуть-чуть дёргал вожжи.

Где-то вдали за горами разгорался костёр; небо побелело, наступило утро.

Неожиданно позади арбы послышался весёлый свист и затем мальчишеский голос:

— Дед!.. А дед Шермат!..

— Что тебе? — Старик проснулся и с силой дёрнул вожжи.

— Вы куда едете?

— На Кыргоо, дорогой Баялы.

В предутренних сумерках рядом с арбой появились два мальчика. Один — высокий, в телогрейке, нёс на голове большую связку книг. Другой — поменьше, тоже в телогрейке, с подвёрнутыми рукавами, горбился под тяжестью рюкзака.

— О, да с тобой Урий! — воскликнул дед Шермат, приглядываясь к мальчику с рюкзаком. — И далеко направились?

— Я на Узун-Булак, к дяде Джумалы, — сказал высокий мальчик. — А Урий пойдёт дальше — к деду Сагындаю.

— В Узун-Булак я приеду через неделю. Скажите: дед Шермат привезёт по заказу чугунный котёл и просо.

— Скажем! — Баялы и Урий отстали.

— Счастливой дороги, дедушка! — крикнул Баялы.

— И вам счастливого пути, — ответил Шермат. Он вздохнул и тихо добавил: — Дорога к Узун-Булаку вон там, — и кивнул влево, — всё вверх и вверх… Устанут Баялы и Урий.

— Что это за ребята? — спросил я.

— Ребята? Из нашего совхоза. Пионеры… школьники. Отец Баялы — чабан, пасёт отару на Тегереке. У Урия отца нет, умер два года назад. Живёт с братом.

— А куда они направились? Да ещё с книгами.

— У нас называют Баялы книжным носильщиком.

— Книгоношей? — поправил я старика.

— Правильно, книгоношей, — оживился Шермат. — Он берёт в лавке совхоза книжки и продаёт их на пастбищах.

— И много продаёт?

— Все, какие приносит. Даже скучные.

— Люди, видно, сочувствуют ему: попробуй-ка потаскать с собой тюк книжек, — сказал я.

— Нет, не так! Я видел, как Баялы продаёт книжки. Он при мне зашёл в юрту старика Калмана и вежливо спросил: «Слыхали ли вы, дедушка Калман, о непобедимом богатыре Щорсе?» — «Слышал, Баялы, но мало», — ответил Калман. «Тогда послушайте о нём несколько страничек», — сказал Баялы и прочитал сперва десять, потом двадцать страничек, потому что Калман всё просил и просил читать дальше. В тот день он купил у Баялы книгу о Щорсе и ещё две книги — о матросах и шахтёрах.

— И много у вас таких книгонош?

— Не знаю. На наших пастбищах их несколько человек. И все школьники. Говорят, и на других пастбищах совхоза мальчики и девочки продают книги. Баялы, если ему закажут, приносит и библиотечные книги.

Дорога становилась круче, и дед Шермат вылез из арбы.

— Полегче будет лошадям, — сказал он.

За ним последовал и я.

— Новые люди растут. Хорошие люди, — сказал дед Шермат.

В полдень мы приехали в Кыргоо. На обратном пути в Тегерек дед Шермат обещал заехать за мной.

Я жил в Кыргоо у знакомого чабана. Кыргоо — первая ступенька гигантской лестницы, ведущей ввысь, к зубчатым вершинам гор. Возле зелёных пологих отрогов справа желтеют низенькие песчаные холмы — адыры; прижимаясь к фиолетовым скалам, бурлит, горбится речка, прозванная Поперечной. В высокой, по пояс, траве пасутся отары овец и табуны лошадей.

Крепкий, широкий в плечах чабан Калман Ахматбеков вот уже двадцать третий год весной пригоняет отару в Шор-Булак — самое верхнее пастбище совхоза. Со скалистого перевала далеко внизу видна синяя полоска Иссык-Куля.

— Озеро будто рядом. А на самом деле до него больше сорока километров, — сказал Калман. — Недавно Баллы читал мне легенду об озере.

— Баллы бывает и у вас?

— А как же… Обязательно. Он приносит книги. Если попрошу — читает их вслух. Глаза у меня слабые. От горного солнца, видно.

Жаркое полуденное солнце замерло над горами, над Шор-Булаком. Овцы, истомлённые зноем, в поисках прохлады жались к земле, сбивались в кучу в тени адыров. Калман лежал в зарослях чия и, глядя на фиолетовое безоблачное небо, рассказывал о пионере Баллы Телекееве.

— Я не очень-то любил читать. Считал, что чабану не пристало сидеть с книжкой. И без того у меня, думал, забот много. Но однажды пришёл ко мне Баллы. Так и так, дядя Калман, пионеры Тегерека сажают деревья, растят ягнят и телят, собирают металлолом, сами построили здание школьных мастерских. И ещё мы решили, дядя Калман, доставлять на пастбища новые книги. В Шор-Булаке живёт только три человека. До фермы от вас далеко — вы и в кино не ходите и радио не слушаете… А книга всегда будет рядом. Как друг, товарищ. На вашем пастбище книгоношей буду я. Можете заказывать книги в библиотеке и в сельпо. А я давно книжку в руках не держал. Ну давай, говорю, попробуем, почитаем. В тот день он начал читать мне книжку «Грач — птица весенняя»… Дочитал я её уже один. Потом он принёс «Записки охотника», «Капитанскую дочку». Сейчас жалею: сколько не прочитано мною книг! Тысячи! Нет, поздновато пришёл ко мне Баялы.

И домой старый Шермат не спешил. Лошади шагали будто нехотя, лениво, хотя дорога всё время шла под уклон. Старик напевал какую-то песенку и совсем не обращал на меня внимания.

— Что у вас нового, уважаемый Шермат?

— Ничего! — сказал старик. — Сдал кому надо печку, котёл и муку… Люди довольны, и я доволен.

Вдруг Шермат остановил лошадей и, размахивая руками, закричал:

— Эй, Баялы!

По тропинке спускались два человека; трудно было угадать в них Баялы и Урия — настолько далеко они находились. Но Шермат, бросив вожжи, сидел, поджидая пешеходов.

Глаза не подвели старика: это на самом деле были Баялы и Урий.

— Садитесь, ребята, — пригласил их дед Шермат.

— Спасибо, дед, — сказал Баялы.

Ребята сели, и Баялы стал не спеша рассказывать о пастбищах, о своих встречах, о продаже книг. А Урий не проронил ни слова; он молчал, опустив глаза, и изредка растерянно улыбался.

— Дед Шермат, — неожиданно спросил Баялы, — для чего заменяют баранов овцами?

— Как — заменяют? — не понял старик.

— Вот, скажем, я пасу отару баранов… Ко мне приезжает друг и предлагает сменять барана на овечку. И я меняю.

— Ну, а потом можешь ехать прямо к прокурору. За такой обмен накажут строго.

— За что накажут?

— Тут, Баялы, хитрая механика. Барашек весит семьдесят, а то и восемьдесят килограммов, а овца значительно меньше. Поэтому барашка на базаре иногда можно продать вдвое дороже, чем овцу.

Баялы задумался.

— Вон как выходит, — произнёс он. — Слышишь, Урий?

Урий молчал.

— Мы, дед Шермат, видели, как меняют баранов на овец, — сказал Баялы.

…Это произошло минувшей ночью.

Джумалы, к которому шли ребята, заболел. Дочь его, Айджамал, уехала в Тегерек, чтобы вызвать врача и предупредить управляющего фермой о болезни отца.

Врач приехал, а Айджамал не вернулась: управляющий задержал её на ферме. Вместо Айджамал приехал Атамкул, маленький, с заметным горбом человечек.

— Поезжай, Джумалы, лечись, — сказал Атамкул. — А я за тебя поработаю. Не бойся, с отарой ничего не случится.

Врач увёз Джумалы в Тегерек; Атамкул временно поселился в его юрте. В сумерках туда пришли Баялы и Урий. Они хотели отдохнуть, но Атамкул сказал, что юрта не его и он не хочет отвечать, если какие-нибудь вещи Джумалы исчезнут.

— А мы и в сене ночуем… вон там! — Баялы показал на копну сена невдалеке от юрты.

— Не возражаю, — сказал Атамкул.

Ребята пожалели, что не застали Джумалы. Если бы они знали, что он заболел и уехал, они бы не пришли сюда.

Ребята поглубже зарылись в сено и уснули.

Ночью в долине загудел мотор автомобиля. Первым проснулся Баялы. «Вот сейчас мы уедем домой», — обрадовался он и выбрался из сена. Над горами стояла тёмная, глухая ночь. Вдали, рассекая темноту, через всю долину протянулся сноп яркого света.

— Баялы… Подожди… — Рука Урия ухватила Баялы за подол рубашки.

— А я хотел разбудить тебя, — сказал Баялы. — Пойдём. Шофёр, может, довезёт нас до Тегерека.

Осторожно, потому что Урий спросонок часто спотыкался, мальчики приближались к автомобилю. И, чем ближе они подходили к свету, тем гуще становилась темнота.

— Я ничего не вижу, — пожаловался Урий.

— И я тоже. Держись за меня.

Вскоре мальчики услышали тихий разговор.

— Никого здесь нет, — говорил Атамкул. — Только в сене спят двое мальчишек.

— Что за мальчишки?

Баялы голос показался знакомым.

А Урий, вздрогнув, сжал локоть Баялы.

— Да, Баялы… пионер. Книжки продаёт.

— А второй?

— Мальчишку будто знаю, а чей он — не могу припомнить.

— Вдруг они не спят? Я выключу фары.

Фары мигнули и погасли. И сразу же непроницаемая темнота окружила ребят.

— Давай выгружай! — приказал незнакомец.

— Сейчас! — Атамкул громко крякнул; в кузове машины что-то стукнуло. Затем послышалось тихое блеяние.

— Я беру десять баранов, оставляю десять овец. Утром пусти их в отару.

Потом Атамкул и незнакомец, тихонько переговариваясь, вдвоём поднимали что-то тяжёлое — очевидно, баранов — и бросали в кузов автомобиля.

— Утром я буду в Рыбачьем. Верные люди… сегодня же и продадут баранов…

Баялы ничего не понимал. Почему баранов подменили овцами? Кто этот человек, приехавший к Атамкулу ночью?

Урий вздрагивал, словно он замёрз, и крепко сжимал руку Баялы.

— Пойдём, — шепнул он, — пойдём сейчас же в Тегерек. Я боюсь. — Он тянул Баялы куда-то в сторону, подальше от Атамкула и его приятеля.

Незнакомец включил фары, и машина, описав полукруг, начала подниматься на перевал.

Ни Баялы, ни Урий так и не заснули до рассвета. Урий сидел, обхватив руками колени, и молчал. Он молчал и дорогой. И только однажды он сказал, будто про себя, что ему стыдно.

— Чего стыдно? — спросил Баялы. — Придём сейчас в Тегерек и прямо к управляющему фермой. Расскажем ему обо всём, что слышали.

— Я не пойду, Баялы. — Лицо Урия вспыхнуло.

— Эх, ты! А ещё пионер. Боишься, да?

— Не боюсь. А не пойду, — упрямо повторял Урий.

— Послушай, Урий. Я не знаю почему… думаю, что Атамкул и тот… незнакомый сделали что-то нехорошее. Ну вот уверен, и всё. Понимаешь?

— Один иди. А мне нельзя, Баялы. Нельзя!

— Ну почему?

— Не спрашивай, если не догадался.

И вдруг будто рядом прозвучал голос: «Верные люди… сегодня же продадут баранов…» Как он, Баялы, не догадался раньше. Голос Шершена — брата Урия — не спутаешь с другими… Может, Урий и прав. Ему не стоит идти к управляющему фермой. Но Баялы пойдёт. Обязательно пойдёт.

Баялы взял Урия под руку.

— Я понял, всё понял, Урий. Не расстраивайся.

Они шли молча. Спускаясь с горы, они увидели арбу деда Шермата.

— …Вот как это было, — закончил Баялы свой рассказ. Он лишь не назвал имя того, кто увёз баранов из Узун-Булака, возможно, он не хотел обижать Урия.

— Да, надо, пока не поздно, сообщить об этом управляющему фермой. Успеют поймать того… второго, — сказал дед Шермат. Он огрел плёткой сперва одну, потом другую лошадь: — Э-э-э! Поторапливайтесь.

Лошади пошли вскачь.

— Не уйдёт! — кричит дед Шермат. — Поймают. А вы, ребята, идите к управляющему… Оба!

— Урию неудобно. Второй… вор — Шершен, его брат. Я схожу один, — сказал Баялы.

— Мы пойдём вместе, — твёрдо сказал Урий.

…Дед Шермат остановил арбу возле конторы фермы.

Мальчики, а вместе с ними я и дед Шермат, направились к управляющему фермой.