Горе побежденным

Глава 26

— Плохо одному, один не воин. Но если в партию сгрудились малые, сдайся враг, замри и ляг, партия рука миллионнопалая, сжатая в один громадный кулак… Что за хрень в голову лезет, видимо устал я, вот и мысли в голову пришли мутные! Кто же такие дурные вирши сочиняет?! С похмелья что ли стихотворствует рифмоплет?!

Фелькерзам тряхнул головой — если ему сейчас так трудно, хотя он знает, про то, что случилось, можно представить, что ощущал Рожественский, взваливший по своей гордыне всю ношу на собственные плечи. Однако чувства легкой эйфории это не приглушило — радиограмма о потоплении старого броненосца «Чин-Йен» и одной из «сим» подействовало прямо-таки оглушительно, словно звоном победного колокола.

— «Двери», что запрет выход, теперь нет, вспомогательные крейсера не в счет — у них после этой ночи сплошной кошмар переживаний, — усмехнулся Дмитрий Густавович, на какой-то момент боль отхлынула. — Остаются миноносцы, вот те постараются торпедировать уходящих «подранков» — целых то среди не будет, всех снарядами пятнать будут! Но отобьются, если отрядом на выход пойдут, и противоминную артиллерию сохранят — миноноске много не нужно, десяток снарядов и можно заупокойную читать.

Это был один из запасных вариантов на случай поражения, который заранее просчитал Фелькерзам, памятуя об уходе «Олега», «Авроры» и «Жемчуга» на Филиппины. Вот только выводить из войны эти корабли он не собирался — еще вчера командиры трех транспортов эскадры Энквиста вскрыли заготовленные для них пакеты, как и сам Оскар Адольфович, и уже направляются в точку рандеву, где будут ждать отступившие корабли из 2-го и 3-го отрядов. Тем из них, он тут же сделал мысленную поправку, которым посчастливится убраться из пролива обратно. Ведь любой вход может стать и выходом, главное, успеть воспользоваться моментом.

А там решать на месте — если повреждения серьезные, значимые и неисправимые усилиями команды, и кораблю грозит смерть в море от шторма, то идти в Шанхай или Циндао на интернирование. Во всех иных случаях провести бункеровку углем и другими необходимыми припасами, и плыть до Курильской гряды, вместе с этими тремя транспортами. А там действовать по ситуации — или прорываться через пролив Лаперуза, а для встречи будут отправлены крейсера, или идти в Николаевск на Амуре, в обход северной оконечности Сахалина… Если дело будет туго, то направляться в Петропавловск на Камчатке. Там любой броненосец береговой обороны, не говоря о более внушительных кораблях, сыграет роль плавучей батареи — ведь японцы в любом случае попытаются устроить набег с высадкой десанта.

— Ничего, вскроют «красные пакеты», узнают, что к чему, — пробормотал Фелькерзам. В адресованном приказе содержались четкие указания о маршруте и действиях отошедшего корабля, а также кто должен принять командование над отрядом. Интернирование разрешалось только в одном случае — после проведения военного совета всех офицеров корабля, на котором подавляющим большинством голосов будет дана оценка полной не боеспособности броненосца или крейсера.

Только тогда можно уходить в нейтральный порт. Во всех иных случаях, даже если командир будет настаивать на интернировании, то офицерам приказывалось оного строптивца арестовать, а командование должен на себя принять либо старший офицер, а буде таков ранен или убит в бою, то один из лейтенантов. Так поступили на гибнущем «Рюрике», когда командиром стал Иванов-Тринадцатый, получив потом цифру порядкового номера к своей фамилии, в знак особой доблести.

Данную меру Фелькерзам измыслил специально, памятуя о прошлом бегстве Энквиста, который послушал наущения командира «Олега» Добротворского. Причем офицеры всех кораблей были оповещены заранее о существовании «красных пакетов», так что утаить их содержание было для командира гиблым делом.

— Уход вполне возможен — кроме крейсеров Энквиста, до Шанхая как мне помнится, добрались транспорт «Корея», буксир «Свирь» и миноносец «Бодрый», где даже сочинили песенку по этому случаю, про двадцать тонн угля. «Анадырь» вообще на одном дыхании до Мадагаскара дошел, резвый транспорт оказался, шустрый как доминантная особь. Капитан хороший и команда — этот не подведет, специально ведь отбирал.

Фелькерзам все же не выдержал, фыркнул, добрался до шкафчика и вытащил увесистый, на полпинты медицинский флакончик, с мудреной латынью на этикетке и русской надписью микстура, нанесенной от руки. Налил полстакана коричневой жидкости, всем своим видом говорившую, что такое здоровому православному матросу лучше не пить. И в несколько маленьких глоточков, с маленькими перерывами, опустошил стакан, и через пару минут почувствовал себя блаженно — доза коньяка подействовала на желудок успокаивающе. Боль вскоре утихла, а сам Дмитрий Густавович изрядно взбодрился, и принялся рассуждать вслух — так ему легче думалось.

— Не потопили две «симы» — пустяки! Наоборот думать надо — отправили на дно броненосец и бронепалубный крейсер, причинив серьезные повреждения двум другим крейсерам. И это не вероятностная оценка, а точная — просто взрывы шестидюймовых снарядов никто не видел, они в «потрохах» взрывались. Хотя, большая часть, вероятно, прошивала крейсера насквозь, и летела дальше болванкой, либо взрывалась над морем. Первая реальная победа одержана — а ведь команды воодушевились изрядно, и даже «табельный день» встретили с веселыми мордами. Хотя «царскосельского суслика» многие матросы не любят, да и «Ходынку» отмечать, таким образом, как то не комильфо, но тут уже никуда не денешься. Положение обязывает, я все же командующий эскадрой — не поймут-с!

Фелькерзам снова фыркнул — денек для сражения подходящий по датам для царского семейства, но совершенно негодный для сражения. Ему бы на два-три дня раньше «воскреснуть», тогда бы пошел на прорыв тринадцатого, в скверную погоду, на волнах японские броненосцы и броненосные крейсера свои боевые качества наполовину утратят — и ход, и меткость. А сегодня бы к Владивостоку шли, за полосами тумана укрываясь, могли бы и не отыскать, но тут как фарт лег бы.

Завтра будет прекрасная погода, на руку японцам, только они об этом не знают, и данным обстоятельством нужно воспользоваться. И Дмитрий Густавович снова забубнил, разглядывая карту, будто пытался на ней найти нужный для себя вариант.

— Отряд Катаоки из игры выбит, их 7-й отряд контр-адмирала Ямады несерьезное препятствие — несколько раритетов времен русско-турецкой войны и канонерские лодки сами нуждаются в защите. Крейсеров 6-го отряда не будет — они рядом крутиться будут, когда сражение главных сил вовсю пойдет. Так что ночной уход не только возможен, но имеет определенные перспективы — решение принято правильное!

Фелькерзам сложил карту, вздохнул и закурил папиросу. Потом негромко произнес, словно подводя черту.

— Как правильно сказал фельдфебель Васьков — «война — это не кто кого перестреляет, а кто кого передумает». Правильно сказал, хоть и нижний чин. Японцы сильнее нас в артиллерии, натасканы расчеты, стреляют метко, их снаряды взрываются исправно, да еще начинка из шимозы. Если посудить, то это есть тот самый лом, против которого нет приема. Но ведь это совсем не так, нужно просто прибегнуть к нетривиальным способам, и учесть множество факторов. Ведь какие-то из них обязательно сработают. Не может этого не быть, ведь есть определенные закономерности, — Дмитрий Густавович вздохнул, постучал мундштуком папиросы по столу.

— Японцы ведь задохлики, мясо не едят, комочки риса с рыбой, вес всего с полцентнера, детство голодное — революция Мейдзи. А снаряды тяжелые, уголь в топки бросать надо будет, и быстро, и тонким слоем. И побегать много придется — могут и не выдержать напряжения. А у меня лоси здоровые, за двое суток всех курей и свиней стрескали, с тройной нормой довольствия. Выспаться им дали, успехи есть — дух на высоте. Если бы на кулачках сошлись, то один против трех бы бился, как медведь против мартышек. Так что надо думать, думать хорошо, время еще есть для поиска нужного ответа и принятия правильного решения…

Гибель броненосца "Бородино" в Цусимском бою 14 мая 1905 года.