Город Ночи

Глава 45

Три палаты-изолятора в «Руках милосердия» предназначались не для экспериментов с возбудителями опасных заболеваний, потому что Виктор не проявлял интереса к созданию новых болезнетворных микроорганизмов. И вероятность того, что он может случайно создать смертельно опасный вирус или бактерию, равнялась нулю.

Вот почему изолятор размером двадцать на пятнадцать футов, выбранный им для Уэрнера, не был окружен коридором с повышенным давлением, которое удерживало бы в изоляторе переносимые по воздуху болезнетворные микробы и споры. Не было у изолятора и автономной замкнутой вентиляционной системы.

Этот изолятор предназначался для содержания тех представителей Новой расы (а Виктор иной раз создавал очень экзотические особи), которые могли оказаться неуправляемыми или, согласно заложенной в них программе, склонными к антисоциальному поведению.

Поэтому стены, пол и потолок изолятора изготовили из монолитного железобетона толщиной в восемнадцать дюймов. А изнутри обшили все поверхности стальными листами в четверть дюйма.

При необходимости через стальные листы пропускался электрический ток. Для этого требовалось лишь повернуть рубильник в примыкающей к изолятору комнате наблюдения.

Переходной отсек соединял комнату наблюдения и изолятор, и другого пути в последний не было.

Сотрудники иногда называли отсек воздушным шлюзом, хотя неправильный термин раздражал Виктора. Воздух переходного отсека ни составом, ни давлением не отличался от воздуха в изоляторе и комнате наблюдения. Не было там и специальной системы рециркуляции.

С обеих сторон переходной отсек заканчивался круглыми стальными дверями, на манер тех, что используются в банковских хранилищах. Открыть обе двери одновременно не представлялось возможным. Если открывалась внутренняя дверь, жилец изолятора мог выйти только в переходной отсек, но не в комнату наблюдения.

На каталке Уэрнера (трансформация плоти продолжалась) под крики Виктора: «Быстрее, еще быстрее, бегом, бегом, черт бы вас побрал!» — провезли по коридорам «Рук милосердия» через комнату наблюдения, через переходной отсек в палату-изолятор. Оставили там, каталку вывезли, стальные двери закрыли.

Сотрудники могли подумать, что их создателя охватила паника, но на самом деле Виктора заботила не собственная судьба. Просто он хотел как можно скорее запереть Уэрнера в изоляторе.

Рука, которая образовалась из ставшей аморфной плоти Уэрнера, пожала руку Виктора нежно, даже умоляюще. Но начальная покорность тоже могла трансформироваться в нечто противоположное.

Ничего похожего раньше не происходило. Виктор даже представить себе не мог, что возможен столь резкий тотальный коллапс клеточной структуры, сопровождающийся самопроизвольной биологической трансформацией.

Здравый смысл предполагал, что столь радикальные изменения, несомненно, коснутся и мозга, а это приведет к утрате значительной доли знаний, полученных Уэрнером методом прямой информационной загрузки в резервуаре сотворения, и к трансформации заложенной в Уэрнера программы. Возможно, исчез бы и запрет на убийство своего создателя.

Вот почему требовалось проявить осторожность и разумную поспешность, причем безо всякой паники. Будучи великим ученым, Виктор сразу же просчитал наихудший вариант и действовал с достойным восхищения спокойствием, адекватно реагируя на возникшую опасность.

Он решил, что необходимо составить на этот счет строгую служебную записку и в конце дня довести ее до всех сотрудников «Рук милосердия».

Сначала хотел продиктовать ее Аннунсиате.

Потом подумал, что лучше составит ее сам и разошлет в лаборатории. К черту Аннунсиату!

В комнате наблюдения, где собрались Виктор, Рипли и еще четыре сотрудника «Рук милосердия», стояли шесть больших прямоугольных экранов высокого разрешения, на каждый из которых выводилась «картинка» одной из камер, установленных в палате-изоляторе. И все камеры показывали, что трансформация Уэрнера продолжается. На этот момент у него были четыре ноги и ни одной руки, но тело продолжало видоизменяться прямо на глазах.

Уэрнер ходил по изолятору, вертел головой, мяукал, как раненое животное, иногда отчетливо произносил одно слово: «Отец? Отец? Отец?»

И «отец» этот ужасно раздражал Виктора. Он не закричал экранам: «Заткнись! Заткнись! Заткнись!» — только по одной причине: чтобы не добавлять второй пункт в вышеупомянутую служебную записку.

Он не хотел, чтобы они воспринимали его как своего отца. Не видел в них членов семьи, они были его изобретениями и, само собой, собственностью. Не стал бы возражать, назови они его своим создателем, владельцем, господином, даже вождем, но не считал их своими детьми.

Семья, этот примитивный и разрушительный институт, только мешала членам общества трудиться исключительно во благо последнего. Отношения родитель — ребенок не несли в себе ничего ценного, и их следовало искоренить полностью. Для его созданий вся раса была огромной единой семьей, каждый из них — сестрой или братом для всех остальных, безо всяких исключений.

Одна раса, одна семья, один огромный гудящий улей, работающий в унисон (и никакого индивидуализма, никакой семейственности), только в этом случае появлялась возможность решить любую поставленную задачу, мобилизовав все умственные и физические ресурсы общества, свободного от детских эмоций, от суеверий. Только такое общество могло ответить на любой вызов, брошенный ему природой. Динамичное общество, движущееся вперед со все возрастающей скоростью, состоящее из энергичных, решительных, целенаправленных членов, одерживающее победу за победой с его именем на устах.

Наблюдая, как четырехногое, мяукающее существо, которое не так уж давно было Уэрнером, вроде бы отращивает на спине что-то похожее на кисти рук, Рипли вскинул свои нелепые брови.

— Как Харкер.

Виктор тут же осадил его:

— Ничего похожего. Харкер — уникальный случай. Харкер вырастил в себе паразита-симбионта, который убил его, разорвав с ним симбиоз. С Уэрнером ничего такого не происходит.

— Но, мистер Гелиос, сэр, — Рипли явно потрясло увиденное на экранах, — он же…

— В Уэрнере не сидит паразит, — резко бросил Виктор. — У Уэрнера — глобальная трансформация на клеточном уровне. Это не одно и то же. Уэрнер — другой уникальный случай.