Город ведьмы (СИ)

Зарисовка девятая Видения

Мрачного вида особняк в центральной части Анриса, казалось, был создан для уединенной жизни, однако посетителей притягивало к нему, будто магнитом. У парадной двери уже образовалась небольшая толпа, перед которой то и дело раскланивался дворецкий, стараясь выразить почтение каждому:

— Сегодня нет приема, мсье… Нет, господин Мангери сегодня не принимает… Увы, мне так жаль, приходите завтра… Извините, мсье…

Его слова летний ветер легко доносил до открытого окна на втором этаже, где стоял маленький Клод рядом с отцом и смотрел куда-то под полог огромной кровати в глубине комнаты.

— Что с ней? — спросил он, потянув за рукав отца, но тот резко одернул руку и промолчал. До ушей еще доносились многочисленные извинения дворецкого вперемешку с шумом мостовой. Старинные часы на первом этаже отбили полдень.

Мальчик поднял голову, пытаясь заглянуть в лицо отца, но оно было непроницаемо. Через окно лился мягкий солнечный свет, но атмосфера внутри комнаты будто съедала его, отчего в глубине царил пыльный сумрак, в котором любое лицо казалось серым и безжизненным. Но Клод понимал, что и при другом освещении лицо отца останется таким же: уже не одну неделю он мог сам в этом убедиться, наблюдая эту безжизненную маску и в гостиной во время трапез, и в его кабинете во время уроков, а особенно здесь, в этой мрачной спальне. Клоду отчаянно хотелось что-то сделать, чем-то помочь, чтобы отец понял, что он не одинок. Но он мог лишь наблюдать и раз за разом пытаться заглянуть под тяжелый бархатный полог над кроватью.

Уже третью неделю в доме творились странные вещи: ночью раздавались шаги и завывания, горничных то и дело осыпало землей из цветочных горшков на лестницах, повара пару раз обварило кипятком из кастрюли с супом, а дворецкий на днях повис вниз головой в холле прямо во время приема посетителей. Его крики разносились по дому около получаса, пока он не шлепнулся на пол так же внезапно, как и поднялся в воздух. И каждый день Жан Мангери поднимался в эту спальню, смотрел на кровать, задернутую пологом, а потом выходил и запирал дверь на ключ. Сегодня он почему-то решил взять с собой сына, который боялся этой комнаты больше всего на свете. Клод часто слышал по ночам в истошных воплях, разносившихся по коридорам, чей-то тихий голос.

— Помоги мне, — просил он.

Голос был певучий, женский, и казался Клоду смутно знакомым. Но мальчик не решался даже открыть глаза и подняться с постели. Напротив, едва начинались завывания, он зарывался головой в подушку и отчаянно желал, чтобы это все поскорее закончилось.

— Этого больше не повторится, — глухо сказал отец, обращаясь больше к самому себе. Он резко повернулся и вышел из комнаты, оставив мальчика наедине с его страхами.

Клод же не сразу понял, что остался в комнате один. Оглянувшись, будто боясь, что кто-то поймает его здесь и накажет, он осторожно подошел к пологу и попытался заглянуть в щель между тяжелыми бархатными портьерами. Но рассмотреть что-либо было очень сложно из-за кромешной тьмы, собравшейся в спальне. Он прислушался и затаил дыхание. Теперь он отчетливо различал, как кто-то еще дышал под пологом, судорожно и прерывисто, будто сдерживая рыдания. Клоду очень хотелось протянуть руку и дотронуться до незнакомца, успокоить его, помочь, но страх все еще сковывал движения…

— Клод! — резкий голос обрушился на него, как каменный дождь. — Что ты тут делаешь?!

Мальчик резко отпрыгнул в сторону от кровати и вытянулся под строгим взглядом отца.

— Живо ступай в свою комнату! Не смей больше заходить сюда, понял?

Клод хотел было возразить, что отец сам его позвал с собой сегодня, но побоялся. У самого порога его настиг тот самый голос, который он слышал по ночам:

— Помоги мне, — просил он.

— Что? — Клод замер у порога и поднял голову, пытаясь найти того, кто это сказал. Взгляд его уперся в багровый полог. — Кто ты? Отец, ты…

— Живее! — крикнул отец, толкая его в спину, отчего мальчик едва не пролетел через весь коридор. Голоса он явно не слышал, как и вопроса сына. — Мне до ночи тебя ждать?!

В своей небольшой комнатке, где с потолка тянуло сыростью, мальчик сидел напротив большого зеркала, пытаясь вспомнить, что и кого он видел на той темной кровати. Кто просил его о помощи? Что может сделать он, слабый маленький мальчик?

Вдруг в зеркале появилось белое пятно. Оно постепенно увеличивалось в размерах, пока не превратилось в силуэт девушки. На ней было развевающееся белое платье, а темные волосы обрамляли бледное лицо. Кроваво-красные губы приоткрылись, и Клод услышал уже знакомое:

— Помоги мне, Клод. Только ты можешь это сделать.

Взрослый Клод вздрогнул и проснулся. Открыв глаза, он долго смотрел в потолок, пытаясь прийти в себя, потом сел и помассировал виски. Подробности сна еще мелькали в памяти, но постепенно стирались, оставляя лишь ощущение чего-то несделанного, забытого, но крайне важного. Блуждающий взгляд зацепился на белый прямоугольник на стене — там висел портрет Нины, который так никто и не забрал. Рядом с ним пристроились несколько зарисовок Тремолы, которые Клод успевал набросать в свободное от клиентов время. Все вместе они гармонично складывались в сюжет для картины. Клод улыбнулся про себя, подумав, что если так пойдет и дальше, то идей может хватить и на целый цикл. Мысли о работе быстро вытеснили остатки дурного сна, но желание поделиться переживаниями осталось. Привычным движением рука потянулась к сердцу, будто нащупывая нагрудный карман, и тут Клод вспомнил — со дня побега он ни разу не доставал портрет Аурелии, своей Аурелии!

Внезапное озарение буквально подбросило его на постели. Ощущая внутри легкую панику и даже угрызения совести, Клод принялся шарить по своим вещам. Каждый дюйм одежды был обшарен и вытряхнут, каждый уголок этюдника исследован, в разные стороны летели книги с полок, швабры из пыльных углов, а вся паутина собралась в длинных волосах Клода — портрета нигде не было.

— Нет, — приговаривал он, перерывая всю комнату уже в третий раз. — Этого не может быть… Нет. Нет!

В отчаянии он схватил этюдник, наскоро раскрыл его, но петли вдруг заело, и все краски и кисти посыпались на пол. Выругавшись, Клод принялся ползать по полу и собирать все обратно, заодно снова обшаривая все углы. С третьего раза раскрыв этюдник и свалив все краски и кисти в кучу на постель, он достал старый мольберт из угла комнаты и принялся рисовать. Он помнил ее лицо как сейчас: точеные скулы, ореховые глаза, губы… Но то глаза выходили с каким-то прищуром, то рот кривился в злобной усмешке, то нос получался крупноватым… Раз за разом он начинал заново, но с мольберта на него все равно постоянно смотрело чужое лицо. Все было тщетно.

Когда до него, наконец, дошло осознание этого факта, он сел на пол и обхватил голову руками. В таком состоянии его и застал Марк.

— Доброе… — начал он, но «утро» так и осталось подвешенным в воздухе. Вся комната была усеяна одинаковыми портретами. Марк удивленно осмотрел ворох бумаг и подошел к безутешному художнику. Опустившись напротив друга, он осторожно тронул того за плечо. — Эй, Клод, что с тобой?

Клод лишь мотнул головой и что-то засопел в ответ.

— Друг, ты что, из-за вчерашнего? Я выясню, кто был в таверне, обещаю!

Но тот лишь отрицательно мотнул головой и ссутулился еще больше.

— Опять кошмары? Я слышал как-то, что ты кричал во сне… Звал кого-то…

Но Клод все равно не отзывался.

— Чьи это портреты? — не унимался Марк. Взяв один из них, он внимательно всмотрелся в нарисованное лицо. — Выглядит знакомо… Кто она?

Но Клод снова покачал головой и резко поднялся. От неожиданности Марк инстинктивно отпрянул назад и упал на спину.

— Пойду прогуляюсь, — буркнул тот, схватил одежду из вороха и стремглав вылетел из комнаты. Марк остался сидеть на полу в недоумении с портретом темноглазой девочки в руках, которая пронзительно смотрела на него из каждого угла комнаты.

Снаружи было ветрено. Клод придерживал рукой шляпу, чтобы ее не сдуло, и покрепче запахнул плащ. Этюдник он зачем-то взял с собой по привычке и теперь нес его под мышкой, что было не очень-то удобно. Стоило ему выйти на крыльцо, как Бусинка радостно заржала, предвкушая прогулку, но Клод быстрым шагом прошел мимо, стараясь не смотреть на свою прекрасную лошадь. Он почти почувствовал ее обиду и укоризненный взгляд, и от того на душе становилось еще тяжелее.

Долгая дорога по выгоревшему кварталу постепенно приводила в порядок мысли. В борьбе с порывами ветра Клод успокаивался, и наваждение отступало тем быстрее, чем дальше он уходил от дома. Около самого моста он остановился, чтобы перевести дух, и оглянулся. Черное выжженное поле будто и не менялось вовсе со дня пожара: из-под слоя пепла не выглядывало ни травинки. Клод посмотрел на пасмурное небо. Плотно затянутое тучами, оно ответило ему новым порывом ветра.

Мост через реку казался далеким миражом посреди пустыни: единственный ориентир на огромной однотипной местности. Клод упорно шел навстречу ветру, пригнувшись и подняв воротник сюртука, но холодные порывы все равно пробирали насквозь. Пара капель упали на затылок, и Клод поежился:

— Холодный выдался сентябрь, — пробормотал он.

— Сентябрь? — удивленно переспросил кто-то перед ним. Клод поднял голову и увидел Клаудию. Она снова куда-то спешила, хотя, если учесть, что за его спиной был мертвый квартал, угадать цель ее путешествия не составляло труда.

— Привет, — Клод сморгнул слезинку из глаза, что надуло ветром. — К Марку идешь?

Судя по ее недовольному виду, она хотела ответить что-то резкое, но сдержалась и просто кивнула. Цвет неба стремительно приближался к цвету ее платья, на этот раз ничем не запачканного. Она и в целом выглядела иначе: хоть и простоволосая, в невзрачном платье, здесь, на мосту, едва ли не в центре стихии она выглядела так, будто тут ее место. Весь ее облик удивительно гармонировал с непогодой, чем завораживал и привлекал Клода.

— Я обещал тебя нарисовать, — начал он, но она повелительно подняла руку, и тот покорно замолчал — столько грации было в этом жесте.

— Мне надо идти, — очарованному Клоду показалось, что слова доносил до него ветер. — В другой раз. И ты бы поторопился: Абрам ищет тебя, а он этого не любит.

Он не ответил, только кивнул. Девушка же повернулась и быстрым шагом отправилась по дороге к поместью. Пару мгновений проводив ее взглядом, Клод ступил на камни моста.

Стоило оказаться на другом берегу, как небо тут же прояснилось, выпуская наружу солнце. Под яркими теплыми лучами Клод разомлел и даже снял свой плащ, который нес теперь вместе с этюдником. Идти к Абраму ему категорически не хотелось, и он по привычке направился к площади, полнившейся шумом и криками.

— Эй, Даль! — крикнул ему один из стайки пробегающих мимо мальчишек.

Клод встрепенулся и всмотрелся в разномастную толпу, но видел лишь мелькающие пятки, непомерно широкие штаны и чумазые лица. Один из мальчишек помахал ему рукой, и Клод узнал одного из тех, кто в первый день рассказывал ему про фонари в Тремоле, а потом посоветовал таверну Лукаса, хоть и взял больше монет, чем Клод ему давал. Клод помахал ему в ответ и улыбнулся — он все же был благодарен за помощь. В то же мгновение сердце больно кольнула вина: он ведь совсем забыл про Люси и ее просьбу! Но как отыскать теперь девочку?

Единственной надеждой было встретить ее у булочника, который обязался давать девочке хлеб ближайшую неделю, но ведь она не будет сидеть перед его лавкой день напролет! И как он, Клод, не догадался спросить у маленькой заказчицы про дом? С тяжелым сердцем он пришел на рынок и осмотрелся.

На какой-то миг ему показалось, что он попал в прошлое: настолько все было знакомо. Даже отдельные фразы будто повторялись слово в слово из предыдущих дней. Приходили те же покупатели, покупали те же товары, заводили те же разговоры. Все повторялось, будто под копирку, только порой у кого-то что-то выпадало из рук, заканчивалась сдача или непоседливые мальчишки сбивали кого-то с ног.

Часы отбили полдень, и люди на мгновение застыли, подняв головы вверх, будто внимательно вслушиваясь в их бой. Что-то в этом синхронном движении было неестественное и жуткое, но Клод старался не думать об этом, пробираясь к лавке булочника, запах из которой он уже почуял. Вот уже за поворотом должна быть дверь…

— Убирайся отсюда, чтобы я тебя больше не видел!

— Но Вы же обещали! Обещали!

— Я обещал господину художнику, а не тебе, оборванка! Пошла вон, а то посетителей мне распугиваешь!

— Но как же так? Моя сестра! Ей нужен хлеб!

— Так испеки его сама!

Клод отчетливо различал голоса булочника и Люси, и разговор ему крайне не нравился. В ярости он влетел в булочную и наткнулся на заплаканную девочку у прилавка и раскрасневшегося пекаря. Больше в лавке никого не было. При виде его оба замолкли. Люси спряталась у Клода за спиной, а пекарь стянул с головы белый колпак.

— Господин… — начал он.

— Вы обещали мне, — Клод изо всех сил старался не устраивать сцену, но голос его звучал угрожающе. — Вы взяли мои деньги и обещали давать этой девочке хлеб.

Пекарь вмиг растерял всю красноту лица и попятился.

— Люси! — рявкнул Клод так, что девочка заметно вздрогнула. — Ты брала здесь хлеб сегодня?

— Н-нет, дяденька, — пролепетала она.

— Почему?

— Он не позволил, — дрожащей рукой она указала на булочника. — Велел мне убираться.

— Вот как, — Клод подошел вплотную к прилавку и взвесил в руке самую большую буханку, лежавшую рядом. — Если не ошибаюсь, мэр к своему столу заказывает хлеб здесь?

Пекарь икнул и поспешно закивал.

— А что если я скажу ему и еще паре влиятельных людей, что Вы добавляете в муку крысиный помет?

Люси взвизгнула и зажала рот руками. Глаза ее наполнились ужасом.

— Что за чушь! — взвился пекарь. — Это же полнейшая бессмыслица! Да как я…

— А кому они поверят? — перебил его художник. — Человеку, с которым они постоянно общаются, или тому, с кем не перекинулись и парой слов? Я как раз сегодня должен явиться в резиденцию…

— Стойте! — закричал булочник. — Прошу, только не это! Иначе все погибнет! Все!

— Так почему бы не выполнить просьбу и не дать девочке хлеб, за который уже заплатили?

Пекарь судорожно сглотнул, достал с одной из полок багет и буханку хлеба и сложил их в дырявую корзинку Люси.

— Но этого много, — запротестовала девочка, но Клод жестом остановил ее.

— Это подарок, — тихо сказал булочник и поклонился. — Приходите к нам еще.

Едва дверь закрылась за спинами посетителей, девочка бросилась обнимать своего спасителя.

— Дяденька художник! Дяденька художник! Это же просто чудо что такое! Как будет рада Мари! Так рада!

— Прошу, называй меня Клод.

— Хорошо, дяденька Клод, — засияла Люси. — А Вы приедете рисовать Мари? Она очень-очень Вас ждет.

— Я как раз за этим тебя искал сегодня, — Клод кивнул на этюдник подмышкой и шутливо поклонился. — Сегодня я в твоем распоряжении, госпожа. Идем?

— Идем! — воскликнула Люси и побежала вперед с корзинкой наперевес.

Клод едва поспевал за ней, хотя не мог пожаловаться на медлительность движений. Они прошли не один квартал, как она начал замечать, что город вокруг него меняется. Нарядные дома начали сменяться простыми и невзрачными строениями, а чистые улочки постепенно то тут, то там запруживали горы мусора. Дальше — больше: на смену непритязательным домикам пришли хибары, о мощеной мостовой приходилось только мечтать, а дорогу то и дело прерывали какие-то ямы и рытвины. Клод уже начинал задумываться, куда же ведет его Люси, не заплутала ли она сама, но девочка все также беззаботно бежала впереди, что-то напевая себе под нос.

Наконец пейзаж достиг пика серости и унылости: хибары превратились в полуразрушенные бараки, дорога почти пропала из виду, потому что вокруг была сплошная грязь и лужи, чуть дальше за домами виднелись какие-то заросли, а еще дальше за ними серебрилась гладь Морилама.

«Это самая окраина города, — понял Клод. — Но где же городская стена?»

— Мы пришли! — крикнула Люси, прерывая ход мыслей. Она стояла около старого дома с полусгнившей крышей, наполовину вросшего в землю. Окон было почти не видно, забор давно пошел на дрова, входная дверь покосилась и висела на одной петле. Сияющая Люси являла собой яркий контраст своему жилищу. Но ее это не тревожило: она радостно махала рукой Клоду, едва пробирающемуся по вязкой грязи. Все его мысли были заняты лишь тем, чтобы не утопить здесь этюдник, потому что он все никак не мог отделаться от мысли, что попал в самую трясину и скорее утонет, чем доберется до нужного дома.

Внутри дом Люси оказался таким же ужасным, как и снаружи. Повсюду были видны следы запустения, будто сестры нашли заброшенное жилище и решили остаться в нем. С потолка свисали обломки балок и часть дырявой крыши, в углах разрослась паутина и плесень, и везде стоял стойкий запах сырости и гниения. Клод пораженно замер на пороге, но тут же отскочил в сторону от обломка одной из балок, спикировавшего прямо ему в голову.

— Не бойся, — подбодрила его Люси. — Такое здесь часто бывает. Ну же, идем.

Она схватила его за руку и потащила внутрь дома. Темнота сгущалась — из окон свет почти не пробивался внутрь. В одной из дальних комнат они нашли груду тряпья, пару сломанных стульев и комод. Люси отпустила Клода, села рядом с кучей тряпок и сказала:

— Мари, посмотри! К нам пришел дяденька художник! Он обещал тебя нарисовать.

Девушка в импровизированной постели едва приподняла голову и тут же в бессилии упала обратно, задохнувшись кашлем. Выглядела она крайне изможденной. Клод деловито поставил этюдник около входа в комнату и подошел к больной. Ее лицо сильно исхудало, щеки ввалились от голода, а глаза лихорадочно блестели. И все же он не мог не заметить сходства двух сестер: большие глаза, будто удивленно приподнятые брови, небольшой рот и мягкий овал лица — при регулярном питании он был бы круглым, почти кукольным. Мари снова хотела приподняться, но уже не смогла. Люси наклонилась к ее губам почти вплотную, стараясь не упустить ни звука.

— Она очень рада видеть Вас, дяденька Клод! — радостно возвестила Люси. — Только переживает, что еды у нас совсем нет… Ой, Мари, я совсем забыла! Смотри: у нас есть целых две булки хлеба! — тут она потрясла перед лицом сестры корзинкой с хлебом. — Это же настоящий пир!

Мари в ответ слабо улыбнулась и прикрыла глаза, пару раз кашлянув. Сердце Клода сжалось от этого зрелища. Любой, увидевший бы ее, понял, что дни ее сочтены.

— Люси, ее осматривал доктор? — спросил он у девочки. Она уже несла откуда-то щербатые тарелки и напевала себе под нос незамысловатую песенку.

— Неа, — покачала головой Люси. — Доктор Густав как-то видел Мари, но тогда она лишь слегка простыла, и он посоветовал отлежаться дома.

— А давно вы тут живете? Это ваш дом?

— Нет, — Люси села на постель к Мари и погладила сестру по волосам. — Наши родители умерли в прошлом году, а дом забрали за долги и разрушили. Мы с сестрой сначала побирались на улице, а потом нашли этот дом. Он ничейный, честное слово!

Клод еще раз огляделся. Откуда-то сзади свистел сквозняк, над головой больной под потолком раскинулась паутина, пестревшая мухами, в другом углу протекала крыша, и капли мерно падали в небольшую жестянку. Клод наклонился к Мари и услышал ее прерывистое дыхание.

— Люси, — сказал он, понимая, что на этот раз действует по собственному желанию, — могу я осмотреть твою сестру?

— А Вы разве врач, дяденька Клод?

— Немного.

— Тогда можно! — торжественно заявила Люси и уселась на один из шатающихся стульев чуть поодаль, чтобы не мешать.

Клод взял худенькую руку девушки и удивился, насколько она тонкая, чуть ли не бесплотная. Пульс почти не прощупывался, и Клод попытался найти его на сонной артерии, но и там он едва-едва был заметен. Тогда он откинул тряпье, укрывавшее девушку, чтобы послушать сердце, и замер. Перед ним лежал почти скелет, закутанный в старое полуистлевшее платье. Сквозь большие дыры виднелись худые коленки, острые локти, угадывались выступающие ребра. Пару мгновений Клод стоял, будто оглушенный, затем укрыл девушку обратно и повернулся к Люси.

— Я так понимаю, лекарств тут нет, — он скорее утверждал, чем спрашивал.

Девочка помотала головой.

— И идти вам некуда, — это тоже звучало как утверждение, но Люси все равно отрицательно кивнула.

— Мне надо будет отойти, но я скоро вернусь, — пообещал Клод. — Накорми сестру и жди меня. Хорошо, Люси?

Люси с готовностью кивнула.

— А куда Вы пойдете?

— Понимаешь, Мари заболела из-за этого дома, — Клод старался объяснить так, чтобы девочка поняла. — Сейчас ее нельзя куда-то перевозить, но как только она окрепнет, мы найдем более уютное место. Понимаешь, Люси? Я схожу за кое-какими лекарствами, чтобы твоя сестра смогла поправиться быстрее.

— Хорошо, — Люси просияла. — Мы будем ждать Вас, дяденька художник!

— Клод, — поправил он. — Зови меня Клод.

— Дяденька Клод! — улыбка Люси стала еще шире. — Возвращайтесь скорее.

Клод стремглав вылетел из землянки. От волнения сердце билось где-то в горле, ноги увязали в топкой грязи, но он ничего не замечал, думая лишь о том, как быстрее обернуться. В голове звучал холодный голос отца, читающий очередную лекцию: «Истощение на фоне болезни — худшее, что может произойти. Если больной просто изнурен недоеданием — это еще полбеды, но, если он подхватит инфлюенцу, та легко может перерасти в чахотку, вылечить которую порой почти невозможно…». Эти слова по кругу вертелись в голове у Клода, молившегося про себя, чтобы у Мари не оказалось чахотки. Он все еще чувствовал жар ее кожи, когда прикасался к руке и шее…

Густава Мернье не оказалось дома. Оно и не удивительно — в городе расползались слухе о новом появлении Лиса, и теперь люди бежали к врачу при малейшем подозрении на болезнь. Клод в отчаянии заломил руки — у него самого уж точно не было никаких лекарств. И тут в голове, будто по приказу, снова раздался монотонный поучающий голос: «Я никогда не верил всем этим шарлатанским руководствам и домашнему лечению, но был случай, когда смесь молока с известью и впрямь помогла одной даме…»

В голове будто прояснилось, а с груди спал огромный камень — Клод уже мчался на рынок, попутно нащупывая в кармане остатки денег. Сколько стоит молоко? Три су, пять? Подбежав к молочнику, он сунул ему сперва деньги, а потом выпалил:

— Мне чашку молока!

Круглолицый румяный молочник недоверчиво смотрел на запыхавшегося юношу.

— Так мало? Тут пять су, могу дать три чашки или…

— Мне… все равно, — выдохнул Клод, пытаясь отдышаться. Пробежка отняла куда больше сил, чем он думал.

— Эй, да ты же художник! — воскликнул молочник, пытаясь получше его рассмотреть. — Поль говорил о тебе!

— Поль? Кто такой Поль?

— Да пекарь из булочной! Говорил, ты и простых людей рисуешь.

— Рисую, — кивнул художник.

— Тогда бери вот этот бидон, — молочник протянул небольшой бидончик. — Меня зовут Жюль. Жюль Карро. Нарисуй как-нибудь мою дорогую женушку и мы в расчете.

Клод улыбнулся цветущему Жюлю, пробормотал что-то в благодарность и бросился обратно. Ему казалось, что без сопровождения Люси он легко заблудится во всех этих переходах, но ноги будто сами несли его к нужному дому.

Влетев в землянку, он осторожно опустил бидон на пол и позвал Люси. Та появилась мгновенно, будто ждала за углом.

— Известь и чашка, — Клод уже еле дышал и говорил едва ли громче, чем Мари, но девочка поняла его мгновенно. Он и глазом не успел моргнуть, как она уже несла ему треснувшую деревянную миску, в которой застоялась вода.

— Потолок везде протекает, — пояснила Люси.

Клод посмотрел по сторонам: на стенах комками лежала облупившаяся штукатурка. Он выбрал угол, не тронутый плесенью, наскреб немного извести и тут же налил в миску молоко, размешал и подал девочке.

— Дай это Мари, пусть выпьет все. Если поможет, сделай еще такое же, если нет — просто пои молоком. Я приду завтра, может, смогу раздобыть пилюли. И ее должен осмотреть настоящий врач.

Люси кивнула. Потом подняла глаза на Клода и сказала:

— А разве Вы не настоящий, дяденька Клод? Вы же помогли Мари. И мне помогли.

— Врачи лечат, — мягко возразил тот. — А я просто рисую людей.

— Неправда, — насупилась Люси. — Вы делаете людей счастливее, я сама видела! А счастливые люди не болеют!

И с этими словами она умчалась в комнату к сестре. Клод еще пару минут стоял, переваривая услышанное. Что бы сказал его отец, услышав подобное? Уж точно не погладил бы по головке. От этих мыслей Клоду захотелось рассмеяться, и он поспешил выйти наружу. Солнце светило все также ярко, а в грязи еще можно было различить очертания его следов. Ощущение чего-то большого и очень важного наполнило Клода и на миг умиротворило.

«Ты должен спасти ее», — произнес голос в его голове. Он звучал настолько ясно и отчетливо, что Клод едва не подпрыгнул, испуганно озираясь по сторонам. Но вокруг не было ни души.

«Мы уже виделись с тобой вчера. Ты сделал все правильно».

— Кто ты? — спросил Клод у воздуха.

«Они зовут меня Лис. Но я не тот, кого им нужно бояться».

— А кого надо бояться? Что тебе нужно?

«Чтобы ты спас невинную душу. Сейчас она в твоей власти: только ты решаешь, жить ей или нет. И от твоего решения будет зависеть судьба всего города».

— Но что я могу? Что я должен делать?

«Я смогу задержать ее, но лишь на время. Спаси маленькую Мари, Клод. Помоги мне», — голос становился все слабее, пока не исчез совсем. Клод еще долго оглядывался, пока не удостоверился, что стоит рядом с землянкой совершенно один.

— И что это было? — тихонько спросил он у самого себя, и, не дождавшись ответа, пошел домой.

Неделю спустя Мари заметно окрепла и даже немного порозовела. Теперь она без проблем могла приподниматься на своей постели, давать себя осмотреть Клоду или доктору Мернье, которого все же удалось найти и привести на окраину города. Доктор полностью согласился с мнением Клода и принес пилюли из смеси кардамона, морского лука и аммониака, что значительно улучшило состояние девушки.

Все это время Клод проводил в доме девочек, возвращаясь в поместье только переночевать. Часы, проведенные не в заботах о здоровье Мари или о воспитании Люси, он проводил за работой, хотя сам считал это отдыхом. Десятки рисунков теперь украшали стены ее комнаты: Клод рисовал девочек почти каждый день, а Люси потом развешивала рисунки.

Еще через день Мари даже смогла поздороваться с Клодом, не задохнувшись от кашля. Люси была на седьмом небе от счастья и теперь постоянно донимала Клода вопросами, когда же он начнет рисовать сестру. Но тот ничего не отвечал ей, потому что сам готовился к серьезному разговору: ему предстояло поговорить с Марком о переезде девочек в старое поместье де Монтрев.

Дом смотрел на подъездную дорожку пустыми окнами и казался Клоду едва ли более подходящим местом для выздоровления, чем землянка сестер. Со времени приезда нового гостя поместье будто начало ветшать на глазах: крыша просела еще больше, обнажив остов западного крыла, стекла в дальних окнах галерей вылетали от сильного ветра, а двери скрипели еще пронзительнее, чем прежде. В нерешительности Клод медлил на крыльце: стоит ли вообще заводить разговор с Марком? Но вот петли жалобно скрипнули, и перед соседом появился сам Марк.

Выглядел он подавленным и крайне неопрятным: рубашка была надета навыпуск и пестрила какими-то странными разводами, волосы были растрепаны и торчали в разные стороны, лицо выглядело опухшим и заспанным. В руке он держал подсвечник с оплывшим огарком, хотя был уже полдень и солнце било прямо в окна его комнаты на втором этаже.

— Чего тебе? — пробубнил он, наткнувшись на Клода.

— Я… — Клод все еще не чувствовал в себе достаточной смелости, и решил просто сказать, как есть, а потом уже решать, что будет. — Хотел поговорить с тобой. Есть одна девушка…

— О, девушка, — Марк прикрыл рукой зевок, но заметно оживился. — Какова она из себя?

— Она тяжело больна, — сухо ответил Клод. — Ей нужен уход и сухая комната без сквозняков.

— И ты решил ее притащить в наш дом, — на словах о болезни Марк заметно сник, а теперь и вовсе выглядел безучастным. — Сомневаюсь, что он подходит для таких целей. Все-таки не больница…

— Но им некуда больше идти!

— Я все понимаю, дружище, — Марк мягко положил руку на плечо друга. — Но посмотри на это с другой стороны: нам тоже некуда идти. А ты из-за забот об этой девице забросил работу и днями напролет торчишь в той землянке…

— Откуда ты знаешь? — опешил Клод.

— Клаудия говорила, что ты давно не приносил выручки, — Марк пожал плечами и убрал руку с Клода, взъерошив ею волосы. — Да и Абрам волновался, знаешь ли.

— Нет, откуда ты знаешь про землянку? Сколько ты вообще знаешь? — в Клоде просыпались все те вопросы, которые он столько раз хотел задать Марку, но не находил удобного случая. Они поднимались в нем один за одним, тесня друг друга, готовые прорваться в любой момент.

Марк молчал и старался смотреть в сторону, будто не находил ответа или вовсе не хотел отвечать, чего еще с ним ни разу не случалось. Бусинка где-то позади нетерпеливо заржала, поднимая копытом пыль. Клод испытующе смотрел на своего соседа, предвкушая, что близок к одной из разгадок.

— Хорошо, — сказал, наконец, Марк, — можешь привозить свою девчонку. Но я не стану тебе помогать.

— Я и не просил, — Клод ожидал такую реакцию, но все равно оказался к ней не готов — сердце пронзила обида. — Убери хотя бы мои вещи из спальни на первом этаже. С этим ты можешь мне помочь?

— С этим могу, — кивнул Марк. — А теперь мне пора, извини.

Он мгновенно скрылся за дверью. Клод ощущал острое желание броситься следом, расспросить хорошенько обо всех его делах, но в глубине души понимал, что Марк снова сумеет уйти от ответа, а помочь Мари сейчас гораздо важнее. Он оседлал Бусинку и поехал обратно в город, чувствуя досаду, хотя он все-таки получил желаемое.

Люси ждала его у входа в дом. Рядом с ней на небольшом крылечке едва ли можно было издалека рассмотреть узелок с пожитками, который она собрала для переезда. Клод спешился, подошел ближе и недоуменно воззрился на него.

— Это что, все вещи Мари?

Люси кивнула.

— Это все наши вещи.

Клод ощутил, как в горле застрял ком. Он был практически уверен, что в узелке те самые старые тряпки, которыми была укрыта Мари в их первую встречу. Наконец, из дома вышла сама девушка. Ростом она оказалась на голову ниже Клода. Она все еще была худа и бледна из-за долго пребывания в доме, но глаза ее утратили лихорадочный блеск, а на щеках можно было уловить легкий румянец. На ней все еще было то самое старое потрепанное платье, и Клод подумал, что, скорее всего, оно у нее одно.

— Готовы ехать? — весело спросил он девочек, стараясь никоим образом не показывать жалости — это бы их страшно обидело.

Сестры кивнули, и они втроем разместились на Бусинке. Ехать обратно было не сложнее, чем сюда одному — худенькие девчушки вместе со своими пожитками едва ли по весу и размерам могли сильно перегрузить лошадь, которая легко и быстро везла их к поместью. Едва они переехали через мост, как Люси пораженно ахнула, а Мари всхлипнула.

— Это все… пепел? — едва слышно спросила она.

Клод кивнул, вспоминая свои эмоции, когда сам впервые это увидел.

— Я слышала о том пожаре, — продолжила девушка. — Но не знала, что это все настолько… ужасно.

Остаток дороги они ехали в полном молчании. Только увидев поместье, девочки восторженно ахнули и едва ли не тут же попытались спрыгнуть с лошади. Как только Бусинка остановилась, Люси спрыгнула и в восхищении побежала осматривать кипарисы подъездной аллеи, дверной молоток и старинные двери, высокие окна, в которых не хватало стекол, давно пожухлые клумбы. Мари спешилась с помощью Клода и терпеливо улыбалась, ожидая, пока сестра удовлетворит свое любопытство.

— Теперь это ваш дом, — сказал ей Клод, слегка поклонившись.

— Я не знаю… — сказала Мари, слегка запинаясь. — Это такая честь для нас. Мы ничем не сможем Вам отплатить, господин…

— Пожалуйста, — прервал ее он, чувствуя легкое раздражение. Действительно, ну какой из него господин? — Зовите меня Клод.

— Дяденька Клод! Дяденька Клод! — завопила Люси, оббегая вокруг кипарисов. — Этот дом такой огромный! А сколько тут выходов? А тут есть привидения? А мы честно-честно будем тут жить?

— Честно-честно, — улыбнулся ей Клод.

— Спасибо, дяденька Клод! — и она умчалась исследовать сад.

— Идем, — протянул он руку Мари. — Я покажу тебе вашу комнату.

Всю дорогу Клода мучила мысль, что в поместье не так уж и много относительно жилых комнат: кое-где прогнил пол, на верхних этажах почти везде обвалилась крыша, а внизу постоянно гулял сквозняк из-за разбитых окон. Восточное крыло и вовсе было изъедено пожаром. Не оставалось ничего другого, как поселить девочек в собственной комнате, а самому перебраться наверх, в одну из спален, которую ему показывал Марк в первый день.

Комната Мари очень понравилась. Она тут же раздвинула шторы и уселась на софу. Взгляд ее скользнул по книжным полкам, но без интереса — Клод был почти уверен, что она не умеет читать.

— Если что-то будет нужно, скажи мне, моя спальня прямо над вашей, — сказал он ей и отправился наверх.

Внутри него все болезненно сжалось — ему предстояло пройти по балкам на высоте двух этажей. Судорожно сглотнув, Клод кое-как добрался до целого пола, открыл дверь в спальню и тупым взглядом уставился на кровать. Тяжелый бархатный полог был задернут, в комнате из-за большого количества пыли стояла легкая дымка, отчего все казалось размытым и нереальным. Клод вспомнил последнее видение: не снится ли ему все и на этот раз? Он слегка ущипнул себя и почувствовал боль.

Осторожно приблизившись к пологу, он усердно вслушивался в тишину — не позовет ли кто? Не попросит ли снова о помощи? Но было тихо. У самой кровати Клод глубоко вздохнул и резким движением раздвинул тяжелую ткань. На пыльной кровати никого не было, но покрывало все еще хранило очертания чьего-то тела.