Я достаю телефон, чтобы вызвать такси, и вижу мелькающий огонек пропущенного звонка. На экране номер Саманты. Наверное, телефон звонил, пока я был в морге, но толстые кирпичные стены и металлические камеры поглотили сигнал.
Перезваниваю. Через четыре гудка включается голосовая почта. Голос Саманты в трубке просит оставить сообщение.
— Привет, — говорю я после сигнала, — это Джо. Вам, наверное, захочется узнать, что Джаветти ушел из морга.
И тут Саманта поспешно берет трубку. Сразу ясно: она беспокоится. Хотя по голосу и не скажешь. Даже не знаю, чему верить.
— Джо, — говорит она, — рада вас слышать. Как ваши дела?
— Неплохо, учитывая обстоятельства.
— Вы сказали, что Сандро снова на ногах?
— Ага, ушел ночью. Похоже, вы удивлены.
— Немного. Обычно он справляется с таким гораздо быстрее. Особенно если попадает в морг. Как прошла ваша встреча с доктором Нейманом? Полагаю, Арчи и его друг отвезли вас к нему?
Справляется с таким гораздо быстрее? Еще бы. Наверняка у Джаветти была уйма времени попрактиковаться.
— Тоже неплохо, — отвечаю я. — Я хотел бы как-нибудь с вами увидеться. Думаю, нам о многом нужно поговорить.
— Конечно, нужно. У вас есть идеи, где сейчас может быть Сандро?
— Я-то думал, вы мне подскажете.
— Вряд ли, — смеется Саманта. — Если он все еще кому-то доверяет, то уж точно не мне.
— Такое впечатление, что у вас с ним вышла размолвка.
— Это было давным-давно. Так вы позвонили, только чтобы сказать, что Сандро снова разгуливает по округе, или у вас еще что-то на уме?
— Скажем так, это был всего лишь повод.
— Скрытые мотивы, мистер Сандей? Я потрясена. А что случилось со старым добрым «Я просто мимо проезжал»?
— Для этого надо знать, мимо чего проезжать. — Я достаю из кармана визитку, которую она мне дала. Адреса нет. Зато в памяти всплывают кое-какие подробности из нашего вчерашнего разговора. — Санта-Моника — район отнюдь не маленький.
— Ох, да ладно вам, — говорит она. — Не такой уж и большой. Учитывая вашу находчивость, удивлена, что вы до сих пор не появились у моего порога.
— Я тоже удивлен, что вы до сих пор не появились у моего порога, — в тон отвечаю я.
— Тогда бы вы подумали, что я слишком заинтересована. Разве нет? К тому же я не прихожу домой к мужчине до третьего свидания. Да и то — только если он женат.
— То есть мне не судьба как-нибудь вернуться домой и обнаружить вас у меня на диване?
— А у вас есть диван? Ни за что бы не подумала.
— Такой вот я забавный тип. Даже носки одинаковые ношу. И чистое белье. Надо бы вам как-нибудь его увидеть.
— Диван?
— Белье.
— Что ж, придется поймать вас на слове. А тем временем я вам немножко помогу. Я недалеко от проспекта Уилшир. Совсем рядом с океаном. Не сомневаюсь, что остальное вы выясните сами. Приезжайте, когда у вас появится время.
— Это так вы понимаете неприступность?
— Была бы я неприступной, уже сидела бы в Париже. Нет, мне просто нравятся мужчины, которые не стесняются демонстрировать сообразительность. Так мы увидимся? Может быть, сегодня вечером?
— Может быть.
— Тогда до встречи.
Щелчок — Саманта вешает трубку.
Итак, они с Джаветти поссорились. Значит, не друзья. Почему тогда она так хочет выяснить, где он? Может быть, она его боится?
Женщины. Всем им надо усложнить, е-мое.
Тот факт, что Джаветти опять где-то разгуливает, ничегошеньки не меняет. У меня по-прежнему нет ничего, что помогло бы его найти. Единственная моя зацепка, хоть и весьма сомнительная, — адрес в Бель-Эйр.
Бель-Эйр не входит в список моих любимых мест. Здесь даже не особняки, а целые жилые комплексы. Знаменитости, имена которых у всех на устах, успешные продюсеры, магнаты. Если хорошенько принюхаться, то можно почуять запах бабла.
А это значит, что никто в здравом уме разговаривать со мной не станет.
Взламывая мой сейф, Джаветти явно о тонкостях и не помышлял. Петли вырваны к черту, диск с цифрами попросту содран с передней панели. У него была отвертка, море терпения и еще больше желания. У моего бедного сейфа не было ни единого шанса.
Я снимаю скотч, которым обмотал сейф, шарю в его нутре, пока не нахожу несколько липовых значков полицейского управления Лос-Анджелеса. Беру один и пристегиваю к ремню.
Качественной проверки он, конечно, не пройдет, но мне и не приходится так уж часто им пользоваться. Впрочем, иногда именно значок дает мне доступ туда, куда в других случаях путь мне заказан.
Я проезжаю по горной дороге над Калифорнийским университетом мимо «Загородного клуба Бель-Эйр» и сворачиваю на извилистые улочки к северу от Сансет. Тачка у меня не самая классная на свете. Впрочем, любые колеса, которые я в состоянии себе позволить, в этот райончик никак не впишутся.
Дом, который я ищу, оказывается натуральным дворцовым комплексом, занимающим уйму земли. Перед ним уже торчит знак «Агентства недвижимости Сотбис». Когда этот мужик помер? Неделю назад? Видимо, деньги задержек не терпят.
Останавливаюсь у ворот прямо за спиной у мексиканца, который вытаскивает газонокосилку из кузова грузовичка «шевроле».
— Здрасьте, — говорю я, — вы работаете в этом доме?
Он растерянно смотрит на меня. Может, не говорит по-английски.
Я показываю свой значок и спрашиваю на ломаном испанском:
– ¿Usted trabajan aquí?[25]
Он смеется:
— Господи, ну и акцент! Вам бы потренироваться. Я вас с первого раза понял. Ага, я здесь работаю. А че надо?
— Давно?
Мексиканец качает головой:
— Не-а. Меня сюда риелтор приволок, чтобы убраться на территории. Внутри еще трое моих людей.
— То есть раньше вы здесь не бывали?
— Вчера приехали в первый раз. Поговаривают, что парня, который здесь жил, убили. Правда, что ли?
— Да. Ограбление.
Он присвистывает:
— Черт возьми, ну и дурость.
— В смысле?
— Я слыхал, у мужика тут повсюду камеры понатыканы были и собак полный двор. Охраны выше крыше, короче говоря. Мне пришлось кодов десять ввести в систему, только чтобы попасть на один из задних дворов.
А три амбала запросто прошли вальсом в дом и умыкнули камень?
— Да уж, — говорю я, — мы все еще с этим разбираемся. Дом уже показывают клиентам?
— Нет. Зато уборщиков внутри пруд пруди. На подъездной дорожке плюнуть некуда. — Мексиканец пинает колеса «шеви». — Потому-то и пришлось припарковать этот кусок дерьма снаружи.
— Спасибо.
Бросив его париться с инструментами, я иду внутрь. Прохожу через открытые ворота и сразу попадаю в море машин, припаркованных перед, с позволения сказать, домом, который уместнее смотрелся бы в Версале, чем в Лос-Анджелесе.
Неужели он жил здесь один? А может, все-таки с женой? Или с подружкой? В любом случае, здесь должна была быть прислуга. Какая-нибудь барышня, например. А то и две. Поднимаюсь по огромной лестнице, ищу кого-то, кто не показался бы мне временным работником.
Я еще не дошел до конца, а из какой-то двери уже выкатывается толстяк в рубахе марки «Томми Багама» и шелковых штанах. Загар у него цвета старой древесины. Он улыбается. Зубы такие белые, что на меня тут же накатывает радость по поводу надетых солнцезащитных очков.
— Питер Липскомб, «Агентство недвижимости Сотбис». Простите, но дом еще не готов к показам.
— Порядок, Питер. — Я показываю ему значок. — Я тут не как покупатель.
У него вытягивается лицо. Он подается вперед посмотреть на значок, а я убираю его от греха подальше.
— Ох. Эм-м, чем могу помочь, офицер?…
— Детектив.
Питер моргает, ждет, когда я назову имя. Не дождется.
— Это по поводу мистера Хендерсона? — спрашивает он.
— Хочу всего лишь кое-что проверить. Надо закончить с кое-какой бумажной волокитой. Вы его знали?
— Нет, никогда его не видел. И даже не слышал о нем, пока «Сотбис» не отправил меня сюда. Кажется, кто-то из уборщиков здесь и раньше работал. В смысле до случившегося.
— Мне бы очень помогло, если бы я мог поговорить с кем-то из них. Сами знаете, как оно с бумажками бывает.
Он понимающе кивает, как будто ему не все равно, и ведет меня через кованые двери со стеклами. С одной стороны вместо стекла прибита доска.
— Это мы починим, — говорит Питер. — Наверное, стекло разбилось от выстрела. Точно не знаю.
Чувак в холле натирает воском мраморные полы. Кто-то еще смахивает пыль с перил неимоверной лестницы. Стены везде голые, но на них есть пятна — оттуда явно сняли картины. Учитывая безвкусную броскость, царящую в этом доме, это могли быть и собаки, играющие в покер, и «Мальчик в голубом»[26].
— Была у владельца жена? Или дети?
— Женат он не был, а вот о детях мне ничего неизвестно. Но мне кажется, что жил он здесь один.
— Многовато места для одного человека.
— Точно. Слава богу за богатеев. Благодаря людям вроде мистера Хендерсона у меня есть работа.
— А дома всегда так быстро выставляются на продажу? Мне казалось, такое местечко должно попасть в завещание.
Питер кивает:
— И попало бы, если бы хозяином дома был мистер Хендерсон.
— А он его снимал?
— Не совсем. Подробностей договора я не знаю, но домом владеет «Империал Энтерпрайзес». Опять же, я не в курсе, чем они занимаются. Может, каким-то импортом. Или высокими технологиями. Кто знает? — пожимает плечами он.
Дальше проводит мне экскурсию по первому этажу. Ванные комнаты здесь просторнее, чем квартиры, в которых мне доводилось жить. В гостевой спальне мы находим женщину, которая моет подоконники.
— Энджи, — зовет ее Питер, — ты работала здесь, когда еще был жив мистер Хендерсон?
Она кивает. Миниатюрная барышня, фиолетовые волосы с каштановыми корнями, серьга в носу. Лет девятнадцать-двадцать. По глазам видно, что навидалась всякого.
— Да. Я и еще несколько человек. А что?
— Привет, Энджи, — встреваю я. — Я из полиции. Хотел кое о чем с тобой поговорить. — Достаю крошечный блокнот вроде тех, что есть у каждого копа, и ручку. Из кожи вон лезу, чтобы выглядеть официально.
— Я не воровка, — выпаливает Энджи. У нее такой вид, будто она уже на скамье подсудимых. Причем обвиняют ее в убийстве людей, которых она пальцем не трогала и трогать не собиралась.
— А я так и не думал, — говорю я.
Помню себя в ее возрасте. Как-то мне учинил допрос с пристрастием один жирный ублюдок, который считал, что может размазать меня по стенке только за то, что я молод, ношу кожаную куртку, длинные патлы и катаюсь на скейтборде.
— Всего лишь хотел задать тебе несколько вопросов о мистере Хендерсоне. Ничего не пропало, и я здесь не для того, чтобы говорить о краденых вещах.
Она щурится, явно мне не верит, но говорит:
— Ладно.
— Ты была здесь в ту ночь, когда сюда вломились?
— Нет, — качает головой Энджи. — Я ушла за пару часов до этого. Дома никого не было.
— Ты не знаешь, был ли кто-то у мистера Хендерсона? Подружка? Может, бойфренд?
Она молчит, думает, как будто пытается что-то вспомнить.
— Ага, — говорит она, растягивая слово, как ириску. — Кто-то точно был. Только я… я не помню кто.
У меня не возникает ощущения, что она врет. Мало того, у нее розовеют щеки, как если бы от мыслей у нее разболелась голова.
— Не надо себя мучить, — говорю я, и Энджи, похоже, успокаивается.
— Даже не знаю, почему не могу вспомнить, — говорит она.
— Но хоть что-то ты помнишь? Мужчина это был? Или женщина? Какого роста?
— Помню. То есть, наверное, помню. Кажется, это был мужчина. Или все-таки женщина? — Она пожимает плечами. — Извините.
Интересно, у Фрэнка такие же проблемы? Может быть.
— Ты знаешь, кто еще работал здесь в то время?
Я беседую еще с тремя людьми. С двумя женщинами и мужчиной, работающим во дворе. Впрочем, назвать эти беседы продуктивными язык не повернется. Если они что и вспоминают, то противоречат сами себе и друг другу. И каждый раз, когда они пытаются вспомнить, выглядят одинаково — им явно больно.
Я прощаюсь с Питером у главных ворот. Здесь кто-то был, но никто не помнит кто. Мужик, который здесь жил, не владел домом, но и не снимал его.
Вопросов больше, чем ответов. Кто-то нехило надорвался, чтобы все это устроить.