Город заблудших

Глава 8

Я выезжаю на проспект Вентура. С неоновых вывесок мебельных магазинов и итальянских ресторанов льется свет, окрашивая ночь красными и синими пятнами.

Если подумать, у Фрэнка не оказалось никаких ответов, только еще больше вопросов. Наверное, хоть что-нибудь узнать можно только у самого Джаветти. Его труп остывает в морге, и одному Богу известно, вернется он или нет. Я все еще ни черта не знаю об этой вечной жизни. Если Фрэнк прав, то Джаветти скоро очнется и опять будет ошиваться поблизости. Это дает мне надежду получить хоть какие-то ответы. Если для этого придется покалечить Джаветти, что ж, тем лучше.

Я весь издергался, меня переполняют силы. Прямо как когда я пошел в спортзал Карла. Правда, сейчас есть что-то еще. Будто я дошел до какой-то черты, названия которой не знаю. Я поднимаюсь на холм в Голливуде, что-то ищу. Проехал уже до черта, однако до Малхолланда еще не добрался. В животе урчит, но, о какой еде ни подумаю, чувствую только тошноту.

Еду мимо баров на Сансет. Вдоль тротуаров тянутся длинные очереди мужиков и баб, ищущих, с кем бы перепихнуться. Меня совсем не тянет выпить, но, проезжая мимо очередного бара, я почему-то не могу удержаться и пялюсь на каждую вывеску. На углах улиц толпятся шлюхи. Время от времени копы проводят чистки, однако навсегда избавить город от проституток им точно не светит.

Проезжаю мимо стриптиз-бара на углу Голливудского бульвара. Местечко катится под откос, хотя вряд ли вообще когда-нибудь видало лучшие деньки. Облезшая краска, лампочки на вывеске не горят вообще или нервно мигают. На парковке машин всего ничего, несколько барышень курят у входа. Мое внимание привлекает брюнетка в мини-юбке и чулках в сеточку. Наверняка официантка или танцовщица. Однако стриптиз-бар — это не то, что я ищу. А может, как раз самое оно. В паре кварталов от него я разворачиваюсь и еду обратно. Брюнетка до сих пор на улице. Ей хватает внимательности заметить одну и ту же машину. Она смотрит, как я возвращаюсь.

Копов не видно, но если она одна из них, то на ней наверняка микрофон, чтобы вызвать подмогу из фургона за углом. Я делаю круг на случай, если увижу что-нибудь подозрительное. Ничего.

Заезжаю на парковку, но двигатель не глушу. Замечаю, что стучу пальцами по рулю. Какого черта я здесь делаю? Мысли прерывает стук в водительское окно. Брюнетка. Я и не заметил, как она подошла.

Тощая, с посеревшим лицом. Явно сидит на героине. Волосы начесаны, будто у нее прослушивание для клипа «Whitesnake». Когда-то, давным-давно, она была симпатичной. Опускаю стекло, и ее запах бьет меня прямо промеж глаз. Как печенье с шоколадной крошкой, секс и хорошо прожаренный стейк. Три в одном. Господи.

— Привет, сладенький, — говорит она.

— Привет, — с трудом выдавливаю я. Мне ничего не хочется, только дышать, чтобы чувствовать ее запах.

Больше я ничего не говорю, затягивается неловкая пауза.

— Ты, м-мм, ищешь компанию? — спрашивает она.

Я беру себя в руки и без всякой задней мысли отвечаю:

— Ну да. Ты свободна?

Брюнетка смеется:

— Нет, но купить меня можно. Прямо за баром есть укромный уголок, если хочешь по-быстрому. — Она проводит языком по чересчур красной помаде, по кривым зубам. — Эти губки откроют тебе новый мир.

— Не здесь, — говорю я. — Есть у тебя местечко поблизости?

— За отдельную плату, — отвечает она.

Я достаю пару сотен из бумажника, показываю ей:

— Так сойдет?

Еще чуть-чуть, и она начнет пускать слюни. Я, кстати, тоже.

— Сойдет. — Она выхватывает у меня бабло и садится в машину.

— Так чего изволишь, сладенький? — интересуется она.

— Всего понемногу, — отвечаю я.

На ум приходит сразу уйма вариантов, но все они сейчас не кажутся привлекательными. Не знаю, почему я это делаю, но, похоже, остановиться не могу. Брюнетка показывает дорогу к мотелю, и я паркуюсь в темной аллее, где тачку не видно из номеров.

— Ну что ж, я частенько это слышу, — говорит она и выходит из машины.

Я иду за ней к номеру в углу. Тротуар перед мотелем едва-едва освещен разбитыми фонарями. У брюнетки длинные ноги. Она слегка хромает. Как раненая газель.

— Довольно тихое местечко, — замечаю я, и собственный голос кажется мне хрустом щебня под ногами.

— Здесь нам никто не помешает, сладенький, — говорит она. — Можешь шуметь, как тебе вздумается.

Она открывает дверь, включает свет. Номерок тесноват. Спальня, ванная, зеленый ковер родом из шестидесятых. На столе в углу стоит пустая бутылка «Столичной», на прикроватной тумбочке — упаковка презервативов.

— Может, нам с тобой… — Брюнетка замолкает на полуслове, впервые видя меня на свету. — Так-так, — говорит она. — Ты на чем-то сидишь? Это ничего, правда, но я не хочу никакого дикого дерьма. Понял?

Понятия не имею, что она несет, пока не замечаю себя в зеркале напротив кровати. Выгляжу хуже некуда. Рожа осунулась, стала на оттенок бледнее рыбьего брюха. Кожа вокруг глаз и рта стянулась.

— Все нормально, — говорю я. — Я на минуту. — Иду в ванную и закрываю за собой дверь.

Бог знает сколько времени пялюсь на себя в зеркало. Прямо на глазах лицо вваливается. Смахивает на фильмы, которые показывают в школах. Типа как в ускоренном времени растут грибы.

Шкура становится серо-зеленой, проседает вокруг глаз, отступает от ногтей. Морда покрывается пузырями с желтым гноем. Кожа на щеках разрывается, оттуда сочится густая хрень.

За какие-то две минуты я превратился в трехнедельный труп.

Живот скручивает в узел. Я сгибаюсь в три погибели. Господи, я готов стены сожрать.

Или что-нибудь еще.

Надо уходить. Убраться от шлюхи в комнате куда подальше, или, блин, не знаю, что сделаю.

Выйти отсюда можно только через дверь, ну или просочиться через вытяжку над унитазом. Радости, конечно, мало. Может, получится как-то промчаться мимо шлюхи, отпихнуть ее с дороги и попасть на улицу до того, как станет намного хуже.

— Ты там как, сладенький? — кричит она из-за двери.

— Не входи, — отвечаю я, но вместо голоса слышу пыхтящий скрежет. Язык распух, стал слишком скользким. Выпадает какой-то коренной зуб.

Шлюха распахивает дверь. Я хватаюсь за ручку, готовясь сделать отсюда ноги. Она присматривается ко мне и вопит.

Перед глазами стоит образ Хулио, который трясет бармена и явно собирается разворотить ему грудину.

Я хочу сбежать, но вместо этого хватаю шлюху. Впиваюсь ей в плечи пальцами, с которых оплывает кожа, обнажая кости.

Она больше не проститутка, которой повезло подцепить клиента. Просто левая барышня, слишком давно подсевшая на героин и вынужденная подкармливать вредную привычку.

Я смотрю на нее, но вижу только мясо.

На полу в ванной что-то теплое и липкое. Оно у меня в волосах, на одежде. Чувствую себя так, будто меня сожрал и высрал носорог.

Здесь темно, и на секунду я притворяюсь, что мне приснился дурной сон. Поднимаюсь с пола. Понятия не имею, сколько прошло времени. Минута? Час? Дыхания не слышу. Она ушла? Я ее отпустил?

Шарю рукой в поисках выключателя. Нахожу его и получаю ответ на свои вопросы. Она в ванне, пустые глаза смотрят в никуда. В груди дыра размером с шар для боулинга. Грудина разворочена, ребра торчат. Одна наполовину сжеванная грудь висит буквально на волоске. В дыре видны петли разодранных кишок.

Сердца нет.

Ванная залита кровью. Брызги на стенах, лужи на полу. В упор не вижу, куда девалось то, что было вырвано из груди шлюхи. На ум приходит только одно объяснение.

Я не просто труп. Я людоед. Еще одна причина выбить из Джаветти на хрен все дерьмо.

Стираю с лица кровь — теперь хоть могу себя рассмотреть. Никаких признаков разложения, словно ничего и не было. У кожи нормальный цвет, зубы больше не выпадают. Так, что ли, Джаветти видит бессмертие?

— Охренеть, — шепчу я, и меня чуть кондратий не посещает, когда шлюха поворачивает голову на мой голос.

Так вот на что похожи ужастики изнутри.

Тележка горничной — лучший друг убийцы. Хлорка, тряпки, полотенца. Если комнату вычистить не удастся, можно спалить ее к чертовой матери. Нахожу тележку в коридоре. Проходит два часа, но, когда я заканчиваю с ванной, там чище, чем до кровавой бани.

В шкафу, оказывается, есть мужская одежда. Штаны малы, сантиметров на семь не дотягивают до щиколоток, зато в талии сидят нормально. Сверху накидываю плащ, а вот с обувью — гиблое дело. Свое пропитанное кровищей шмотье запихиваю в мусорный пакет. Чертовски надеюсь, что успею со всем здесь покончить еще до того, как вернется хозяин одежды.

Мысленно пробегаюсь по списку: ванную отдраил, переоделся, даже душ успел принять, чтобы хоть немного отмыться. Осталось только придумать, что делать с телом шлюхи.

С одной стороны, вывести ее отсюда проще простого. Кровь по большей части ушла в канализацию, дыру в груди я заткнул полотенцами. Можно спокойно выйти и проводить ее до машины.

С другой стороны, что потом-то мне с ней делать? Пустить ей пулю в лоб, как в кино, или она такая же, как я, и попросту исцелится? Впрочем, может, и нет. Дыра в ней осталась, какой была. Но что, черт возьми, мне вообще об этом известно?

Я разглядываю ее, пытаясь понять, что с ней произошло, что я с ней сделал. Света в глазах больше нет. Она так же смахивает на холодную рыбу, как и Хулио, перед тем как придушил меня.

Боже помоги ей, если она все еще где-то там.

До сих пор я неплохо справлялся с ситуацией. Действовал, как на работе. Разве что крови здесь побольше было. Но сейчас передо мной открывается вся прелесть обстоятельств. Меня трясет, всухую выворачивает наизнанку над унитазом.

Несколько минут спустя я беру себя в руки. У всех случаются нервные срывы. Однако мне пора завязывать. Толку от этого никакого.

Достаю из шкафа пиджак и накидываю на плечи шлюхе. Доведу ее до машины, а там посмотрим. По шагу за раз.

Я поднимаю ее, веду к двери, но меня останавливает звон ключей в замке. Достаю пушку как раз в тот момент, когда в дверях нарисовывается жилистый азиат в бейсболке с логотипом «Dodgers» и серой толстовке. Меня он едва замечает и сразу смотрит на шлюху.

Тыча в нее пальцем, он начинает вопить, причем сразу слышно, что английский ему не родной:

— Где тебя черти носят? Советую на этом козле конвейер отсосов на сегодня прикрыть. Ты должна была стоять на своем гребаном углу!..

Я хватаю его за затылок и бью рукояткой пушки, с громким хрустом ломаю нос. Бросаю его на кровать. Пинком закрываю дверь. Все это — всего лишь небольшое дополнение к плану, но никак не проблема. У меня в багажнике и ему места хватит.

Поворачиваюсь, чтобы с ним разобраться, но шлюха делает это за меня.

Рыча, она прыгает на азиата. Ее челюсти мощно сжимаются у него на горле и тут же вырывают глотку. Он даже пискнуть не успевает. Похоже, шлюха разорвала сонную артерию, потому что кровь фонтаном брызжет во все стороны.

Азиат дергается, бьет ее руками и ногами, пару раз попадает по башке, но без толку.

— Прекращай, твою мать, — говорю я. Из-за нее в номере натуральный бардак.

Я пытаюсь ее оттащить, но это как вытаскивать из-под кожи клеща. Ни хрена не получается. Я бью ее пушкой, ломаю челюсть. Хватаю лампу с тумбочки и разбиваю у нее на голове. Ноль реакции.

Надеясь, что она не соврала по поводу шума, стреляю ей в затылок. По комнате пролетает кусок мозгов размером с мой кулак. Левая рука шлюхи дергается в судорогах, и на секунду она останавливается. Только я думаю, что наконец-то все, как она наклоняется к азиату и продолжает отгрызать ему башку.

Я сую дуло прямо в дырку у нее в черепе и стреляю еще раз. Пуля проходит насквозь и попадает в рыло азиату. Их мозги вперемешку разлетаются по кровати.

Шлюха дергается в конвульсиях, а потом тяжело заваливается на своего дохлого сутенера.

Господи Иисусе. Даже с Хулио было попроще.

В комнате первостатейный бардак. Но я не могу рисковать и тратить время на уборку. Начинаю закатывать их в простыни. Думаю, что смогу обоих дотащить до машины на плече и сразу дам отсюда деру. И в этот момент сутенер пытается сесть.

— Твою ж налево.

Ну никаким макаром он не может быть жив. Его башка держится на честном слове. Я хватаю его за уши и дергаю, ломая шею. Пару секунд его трясет, как эпилептика в припадке, потом он падает на кровать.

Я заканчиваю заворачивать их в простыни. В этой части города копы глубоко копать не станут. Объявят дело очередной лос-анджелесской трагедией и засунут в долгий ящик.

Вынести их из номера оказалось проще, чем я ожидал. Окно здесь выходит прямо на аллею. У моей тачки большой багажник, к тому же там всегда имеется рулон полиэтиленовой пленки. Как знать, когда пригодится.

Я уже на шоссе. В Монровии есть карьер, где добывают щебень. По кое-какой работе, которую я выполнял для Саймона, я знаком с управляющим. Педро мой должник, потому что я держу язык за зубами и никому не рассказываю о том, что он продает тела на органы какому-то китайцу из Гардены.

Я набираю его номер. Он только что проснулся, но, когда я говорю, что у меня для него посылка, заверяет, что будет на месте.

Когда я выхожу из машины, Педро пялится на мой прикид, но никак не комментирует. Помогает вытащить из багажника завернутые тела и мусорные пакеты. Вилочным погрузчиком он перетащит их в камнедробилку и разотрет в пыль.

Два тела тяжело падают на деревянный поддон. Простыни разворачиваются, и шлюха скатывается на щебенку. Засунутые в дыру полотенца вываливаются. Педро издает какой-то невнятный писк и крестится.

— Что, блин, с ней случилось?

— Дерьмо, — бурчу я. — Дерьмо с ней случилось. — Закатываю ее обратно на поддон, прикрываю простыней. — Ну же, подсоби.

Педро делает шаг назад:

— И пальцем к ней не прикоснусь. Кто может такое сотворить с человеком? Это ненормально. Нормальный человек не сделает такого с другим человеком.

Я хватаю его за шиворот, тычу в морду «Глоком»:

— Заткнись. Заткни свою вонючую пасть, и, может быть, тебя не пережует вместе с ней. Усек?

Он смотрит на пушку, кивает.

Оставшиеся в бумажнике деньги я бросаю ему под ноги. Там около пяти сотен.

— Возьмешь деньги, сделаешь свою работу и обо всем забудешь.

— Как будто чудовище какое над ней постаралось, — бубнит Педро.

— Да уж, — говорю я и сваливаю.