Господин Моцарт пробуждается

Kyrie

В лицо резануло морозным ветром, и казалось, волоски на голых руках не просто встали дыбом, но и покрылись инеем. Тупые удары холодной земли в пятках — вот все, что чувствовали ступни. Мимо него то и дело проносились кареты, и он не смог бы сказать, что именно — холод, призрачная обстановка вокруг или многоголосое, перекрывавшее все звуки гуденье телег заставляло его дрожать всем телом. У него даже музыки в голове не осталось.

— Эй, погоди, ты что — голышом на мороз!

Он обернулся, увидел подбегавшего в нему Энно, в руке у него звякало что-то металлическое.

Он схватил Вольфганга за руку и потянул назад, в том направлении, откуда только что прибежал.

— Пошли, у меня в машине есть вещи, можешь взять, — Энно изучающе посмотрел на него, — сдается мне, сегодня ты ночуешь на улице.

Вольфганг сглотнул и заковылял вслед за Энно.

— У меня в общем-то порядочный дом, есть и хозяйка, и двое славных сыновей, — ответил он не без гордости, последние слова застряли у него в горле.

— Ну и прекрасно, вот твоя хозяйка-то обрадуется, когда ты явишься в таком виде.

Энно остановился перед мутно-коричневой лужей, наклонился и что-то из нее выловил.

— Твой документ? — Он стряхнул мутную воду с голубой карточки размером в пол-ладони, мельком взглянул на нее и протянул Вольфгангу. — Следи за ним получше, Эберхард. Прибереги!

Вольфганг уставился на гибкую, глянцевую вещицу, на которой сбегалась в крупные капли вода, как на листе кувшинки. Он не решился разглядывать ее долго, не говоря уж о том, чтобы прочесть надпись: что-то подсказывало ему, что вещь это очень важная. Бормоча слова благодарности, он спрятал ее в карман панталон.

Тем временем Энно возился с одной из страшных повозок, открыл ее задок и вынул блестящий белый мешок.

— Вот. Тут еще кеды есть. Это я в коллектор хотел отдать, ну так… вот и держи.

Вольфганг медлил.

— Бери-бери.

Он подошел поближе, потрогал мешок; материал — не ткань, не кожа, что-то особенное, невероятно гладкое — немного лип к пальцам. Потом Вольфганг обогнул Энно и зачарованным взглядом уставился внутрь повозки.

Энно, молча наблюдавший за ним, вздохнул.

— Ладно, у меня все равно еще дела в городе, подвезу тебя немного, если хочешь.

Со смесью ужаса и возбуждения Вольфганг вцепился в края сиденья. Оно было удобным, как изысканное кресло. Он в восторге разглядывал кнопки, в изобилии приделанные перед кучером.

— Не опасно путешествовать в эдаком экипаже?

Энно обернулся и посмотрел на него, прищурившись.

— Она только из сервиса, смотри, еще тебя переживет.

— Но — как же она едет? Вот так — без лошадей?

Похоже, вопрос этот был лишним, Энно явно рассердился.

— Если тебя не устраивают пятьдесят лошадок, топай пешком к своей «феррари».

Оба посидели молча, сердито сопя, потом Энно снова повернулся к нему, заметно теряя терпение.

— Ну, что скажешь, куда тебе?

— В Вену.

Знакомое название прозвучало так, как будто кто-то набросил теплый платок ему на плечи.

Энно скорчил кислую мину и постучал себя по лбу.

— А ты думаешь, ты сейчас где? Ты вообще где живешь? Или ты без адреса обходишься?

— Вот это… Вена? — Вольфганг в растерянности смотрел на улицу, видел пестрые повозки, яркие вывески напротив. Болезненный, пульсирующий комок подступил к горлу. Он медленно повернулся к Энно, голос не слушался, пришлось начинать сначала. — До вчерашнего дня… я жил в Вене, Рауэнштайнгассе…

— Это какой район?

Вольфганг робко приподнял плечи, пытаясь разгадать взгляд Энно.

— Это недалеко от Святого Стефана.

Энно поднял брови и осмотрел Вольфганга с головы до ног.

— Ну, тогда высажу тебя у метро на Стефанс-платц, может, там ты ориентируешься получше.

Началось звучное гудение и вибрация, наполнившая все тело Вольфганга, потом его спину вдавило в мягкое кресло. Он повернулся к окну. Ритм, andante, в котором мимо проносились стволы деревьев, allegretto, обособился, allegro assai, принял форму устрашающей мелодии, presto, увлек весь его внутренний оркестр, prestissimo, пока он не начал бояться собственной музыки.

— А-а-а-а! — Вольфганг дрожал, хотя в повозке было приятное тепло, у него было такое чувство, словно он летел, как птица, экипаж мчался, скользя без толчков и без тряски, мимо проносились дома, и опять дома с яркими вывесками, кареты, люди, быстрее, чем взгляд успевал их охватить. Они поехали по широкой улице, справа и слева высокие здания, одно, казалось, было целиком из стекла, свинцовые облака отражались в нем так ясно, что трудно было определить, где кончается небо. Это была не Вена, не его любимая Вена, здесь так ярко, просторно и холодно! У него сбивалось дыхание, неровно стучало сердце, страх хватал за горло.

— Кстати, что значит — «до вчерашнего дня»? — спросил Энно. — Баба тебя выставила?

— Что? — с трудом выдавил Вольфганг, неподвижно пялясь в окно. — Клянусь Богом, все это не правда!

Со стороны Энно раздалось странное «ага», и, похоже, тем самым вопрос для него был закрыт.

Вольфганг не решался посмотреть вперед, с такой скоростью проносились встречные повозки, он бросал беглые взгляды в толпу на тротуарах, большинство людей носили длинные, узкие брюки и надутые короткие жакеты и двигались так, словно все нужные им дома вот-вот закроются. Над улицами висели светящиеся звезды — будто на бельевой веревке.

— Я тебя высажу на Зингерштрассе, надевай пока шмотки, а то закоченеешь в два счета.

Карета остановилась на обочине. Вольфганг боязливо выглянул наружу, пытаясь сориентироваться, но видел только лихорадочную толпу, повозки, освещенные окна, пестрые таблички и надписи, грохот — о небо! Нет, здесь он не ориентировался, здесь нет его дома, и как ему управиться с этой неразберихой?

Энно уставился на него из маленького зеркала, приделанного изнутри на крыше повозки.

— В чем дело, чего застрял? Вылезай — приехали.

— Но ведь… А где мы?

— У собора Святого Стефана, господи ты боже мой! — Энно показал рукой куда-то вдоль улицы. — Ты же туда хотел. Милости просим.

Вольфганг глубоко вдохнул.

— Я не знаю, как открывается…

— Сил моих больше нет! — Энно просунул руку назад и показал на серебряный клапан. — Вот! На дверце.

Вольфганг осторожно потянул за рычаг, пока не раздался щелчок и дверца открылась.

— Как называют такие кареты?

— Это «тойота». А теперь мотай отсюда живее! Будь здоров.

Одной ногой он нащупал улицу, застыл и поискал глазами взгляд Энно. Неужели он действительно сказал «живее»?

— Ну что еще?

— Премного благодарю за помощь и дружелюбие, которых меня удостоило твое доброе сердце, не иначе, ты ангел.

— Ладно, дружище, замяли. Товарищам под мостом передавай привет.

Он прижал к груди мешок, как сокровище, и вылез из «тойоты», уставившись ей вслед, когда экипаж снова соскользнул на улицу. Потом его пронизал ужас: ноты! Он забыл их в той комнате. Размахивая руками, он заковылял было за маленькой синей повозкой. Но где там: Энно уже скрылся за поворотом.