Граф Орлофф

Глава 14

Меня били несколько человек, били профессионально, крепко и очень больно. Видимо, недруги хорошо знали о моих скрытых способностях, поэтому они первым делом с ног до головы облили меня водой, и тогда магия на время забыла о моем существовании. Я сначала и не понял, что попал в хорошо организованную засаду. Вы же сами понимаете, что эта вседозволенность, когда хочу и одним щелчком пальца все сворочу, такое самомнение до добра не доведет!

Вот и со мной это, наконец-то, произошло!

После встречи с агентом я не стал дожидаться своего кортежа сопровождения, а носильщиков наемного шартреза попросил отнести меня по домашнему адресу, на улицу Фран-Фужер в квартале Марэ. Черт меня подери, в тот момент я был дурак дураком, ведь, должен был бы сразу же обратить внимание на то, что ни наемных фаэтонов, ни шартрезов в Париже в те времена еще не существовали. А я сам полез в этот шартрез, мне было неохота шагать по этим грязным улицам. В шартрезе развалился на мягком диванчике, размышляя о своей птичке Николь.

Она вчера вечером перед самым сном принесла мне бутылку шампанского, которого я не заказывал, и начала так вопросительно смотреть в мои глаза, что я, разумеется, этого взгляда не выдержал и завалил эту девчонку на кровать. Начал ее целовать — расцеловывать, а эта дурочка то ли от страха, а то ли от удовольствия закрыла свои глазища, своими острыми зубками этот мой язычок начала покусывать. Моя голова совсем пошла кругом, а руки сами собой раскрывают лиф ее бедненького платьица, и я вижу невероятную картину. Два розовых бутона с коричневыми пятнами, подрагивающими от учащенного девичьего дыхания. С громаднейшим трудом я оторвался от сладких девичьих губ и перенес поцелуи на эту нежнейшую нежность. Одним словом, сделай я вчера еще каких-то полшага, и уже был бы под каблучком своей красавицы француженки.

А я ж, дурак, от избытка счастья взвыл нечеловеческим голосом, вскочил на ноги и шайку с холоднющей водой, появившуюся прямо из воздуха, и опрокинул ее на свою бедную голову.

Много холодной воды досталось и Николь!

Мы оба оказались под каскадом одуряющее холодной воды, что позволило нам приостановить свое исступление любовью и прийти в нормальное состояние. Я успел еще испугаться за свою девчонку, которая от этого водопада холодной воды могла бы заболеть и даже умереть. Начал щелкать всеми пальцами и правой, и левой руки, чтобы магическим образом согреть Николь, но вот тогда-то ничего у меня не получалось с магией. Так я и узнал о том, что моя магия бездействует, когда я залит водой с головы до ног. Пришлось мне воспользоваться старым, проверенным способом для душевно и физического согрева девиц, начал снова обнимать Николь, ее целовать и ласкать.

В тот момент в соседней комнате, в своей гостиной, я услышал острожное покашливание, а затем мысленный зов мосье Слюсара коснулась моего сознания. Он, видите ли, развлекая мадам де Ментенон, от моего имени пригласил ее посетить мой парижский особняк. Сейчас они оба находились в гостиной и ожидали появления хозяев особняка, которые должны были их немного повеселить и сыграть в триктрак. А я же с Николь оказался в ловушке, чтобы покинуть спальню, где я только что развлекался и согревал девчонку, мы должны были вместе выйти из спальни пройти гостиную, где сейчас расположились мои гости.

Как настоящий кавалер, я не мог бросить свою девчонку на произвол судьбы. Даже не мог представить себе, чтобы ее оставить одну в пустынной и холодной спальне, мокрую с головы до ног и дрожащую от холода и страха. Магия пока еще не работала, так как я не успел еще просохнуть и сам был в мокрой одежде. Я подошел к одному из расположенных в моей спальне одежных шкафов. В нем Яна, когда арендовала мои покои, хранила какую-то свою одежду, верхние и нижние платья. Гордая полячка не любила, уезжая на новое место, забирать с собой старое барахло, свою старую одежду. Я раскрыл дверцу этого шкафа и крикнул Николь, чтобы она из всего этого женского барахла выбрала себе какое-нибудь приличное платье. А сам начал рыться в своем шкафу, подбирая себе сухую одежду. Вскоре мы оба, я вел Николь под руку, покинули спальню, и вышли к мадам де Ментенон и ее любовнику, демону преисподней Марбасу. Последний только присвистнул от удивления, увидев, что из спальни я выхожу с Николь…

Именно в этот самый прекрасный момент моих воспоминаний о вчерашнем вечере целая бадья с водой обрушилась на мою бедную голову, когда я сидел в портшезе. Затем тот же путь повторила вторая балья с водой. Видимо, мои носильщики придерживались твердого принципа, который гласил, что «береженого бог бережет», после неожиданного полива водой в мгновение ока я потерял все свои магические способности и превратился в простого русского Ванька. Меня за шкирку вытащили из «наемного» портшеза и солидным кулаком ткнули прямо в нос, который почему-то так любили целовать француженки, прежде чем отправляться со мной в постель. Но я не успел этой мысли додумать до конца, так как громадный сапожище тяжело прошелся по моему заду, едва не задев копчик. От такой неприятной неожиданности я заорал во весь голос, правда, в душе надеясь на то, что кто-нибудь из прохожих, услышав этот душераздирающий крик, придет мне на помощь. Но в этот момент еще один кулак врезался в мои губы и зубы, мой крик захлебнулся в моей же крови.

Магия не работала, прохожих не оказалось поблизости, а эти чудаки носильщики отлично работали кулаками, с каждым ударом ограничивая мою свободу думать и видеть что-либо по сторонам. Оба мои глаза закрылись такими кровоподтеками с синяками, что через их синеву или желтизну, я не мог видеть, какие именно мужики надо мной работают, превращая меня из красавчика в бесформенную боксерскую грушу. Но к этому времени прошла внезапность вражеского нападения, а я вспомнил о том, что сохранил способность махать своими руками и ногами, так как их никто не связывал веревками и не блокировал. Первый же удар моего кулака пришелся во что-то мягкое и глубокое. Я услышал, как кто-то выругался на английском языке:

— Черт побери, эта скотина врезала мне в живот!

Новый удар вражеского кулака пришелся в мое правое плечо, отчего меня круто развернуло и я, видимо, своим подбородком столкнулся с кулаком еще одного человека. Последний удар от встречного движения получился особенно сильным, в результате я начал терять ориентацию в пространстве. Это было очень для меня плохо, если так будет продолжаться, то эти ребята смогут прикончить меня до того момента, когда я подсохну или кто-нибудь придет мне на помощь. Я попытался сгруппироваться, согнулся в три погибели, локтями прикрыл свои бока, а ладонями рук голову.

Но тут же по моему загривку пришелся мощный и сдвоенный удар сцепленными в кулак двумя ладонями одного из носильщиков, принимавшего активное участие в моем избиении. Эти парни носильщики-насильники хорошо знали свое грязное дело. Чтобы им не дать так просто над собой расправиться, я имитировал падение своим телом на землю. Когда моя спина коснулась земли, то я резко выбросил обе свои ноги вперед и вверх. Тут же раздался вопль еще одного человека, но только тот почему-то заорал на французском языке:

— Каблуком ботинка это парень выбил мне глаз!

И тогда последовали мощные удары ногами, но я все равно сумел подсчитать, что били меня четыре человека. Мне повезло, что эти четыре амбала больше мешали друг другу, чем били меня. По крайней мере, я принял позу зародыша и на время отключился от процесса своего избиения, пытаясь, по ментальному каналу связаться со своими друзьями и позвать их на помощь. Сначала я попытался связаться с мосье Слюсаром, но этот чертов гений из преисподней изобрел мысленный автоответчик, который на все мои мысленные крики о помощи автоответчик произносил:

— Абонент отключил свой разум или находится вне зоны приема мысленного зова!

Видимо, демон Марбас снова забрался в постель к мадам де Ментенон и забыл обо всем на свете. Тогда я вспомнил о недавно проведенной операции с вахмистром Епифаненко и попытался его вызвать, чтобы тут же услышать:

— Ваш благородь, вахмистр Епифаненко на приеме!

— Вахмистр, — от избытка чувств тут же вскричал я, — меня тут бьют кулаками и ногами, так что спасай Епифаненко! А то так и смогут до смерти меня забить!

— Сей момент! — Вскричал Епифаненко. — Парни, тут нашего благодетеля французы дубасят. Спасать его надо! Готовь команду на выезд, четырех всадников будет достаточно. Я с ними тоже поскачу! Надо протокол на месте составить и дознание учинить, чтобы было кому морду опосля бить. Мы это дело так просто не оставим. А вы, ваш благородь, чуток обождите и не умирайте. Сей момент, мы прискачем, должный порядок наведем, а вас освободим из плена.

Прошли не менее трех минут, как я услышал приближающийся цокот лошадиных копыт, это спешила моя срочная помощь! Цокот копыт встревожил и моих насильников, они собрались было дружно покинуть место побоища, но не успели. Я услышал мощный глас вахмистра Епифаненко, который орал своим драгунам:

— Ребята бери их в палаши, но всех не убивайте! Одного взять в плен для последующего дознания! А ну, молодцы, давай!

А затем сознание покинуло меня.

Когда я снова открыл глаза, то первым делом увидел встревоженное лицо Николь. Она таким страдальческим взглядом своих прекрасных глазищ рассматривала меня, словно я находился на смертном одре и отдавал душу господу богу, словно должен был вот-вот исповедоваться перед своей смертью. Я сразу же почувствовал, что моя Николь и смерть были абсолютно несовместимы. При виде ее почувствовал громадный прилив крови в одном привычном месте. К тому же моя француженка была в том же платье Яны, которое она вчера выбрала из яниных шмоток. Это платье было ей немного великоватым, но в нем сейчас она выглядела умопотрясающее. Мои руки сами собой выползли из-под одеяла, они тут обхватили девчонку за талию и потащили ее к себе в кровать под одеяло. Николь успела только негромко вскрикнуть и страшно покраснеть! Оказывается, я и не заметил, что моя спальня была полна народу, который пришел повидать и со страдальческими лицами наблюдал за тем, как я собирался заняться любовью с этой красивой девчонкой.

В моей спальне присутствовала гордая полячка Яна, одетая в деловое платье с белым верхом и черным низом. Она почему-то и, вероятно, впервые в жизни хранила молчание, с явным удивлением в глазах посматривая на мою Николь. Рядом с ней стоял демон Марбас и задумчиво пощипывал свою жиденькую бороденку на подбородке. В тот момент, когда я вызывал его на помощь, он, как граф де Тессе, присутствовал на аудиенции у короля Луи XIV. Здесь был и заместитель начальника внешней разведки Франции маркиз Антуан де Монморанси вместе со своей супругой, живот которой заметно округлился. Немного поддатый маршал Франции Никола Шалон де Бле подмаргивал мне своим левым глазом, ему явно было хорошо, он хорошо знал о том, что со мной ничего серьезного не произошло и не случится. Так меня слегка побили для профилактики или большей частью для острастки, мол, нечего лезть в дела Бритиш Интеллидженс сервис. Бунга-Бунга делал мне какие жесты на пальцах, жаль, но я плохо его понимал, что он этими своими пальцами мне советовал сделать с Николь. В спальне присутствовал, чуть ли не весь плутонг вахмистра Епифаненко, этот старичок почему-то пристроился поблизости с Яной, искоса посматривая на эту великолепную. Черт подери, может быть, я у него в голове не те шарики довернул по месту, и теперь этот бравый старик пошел по моей стезе?!

Когда мои друзья убедились в том, что я не собираюсь умирать, то в спальне вместе со мной остался один Бунга-Бунга. Я не удержался и у мажордома поинтересовался таким, знаете, строгим голосом, что он имел в виду, делая неприличные жесты пальцами. На что мажордом удивленно посмотрел на меня и сказал:

— Видимо, тебя слабо били по голове Иван. Мне же хотелось рассказать тебе о том, что вчера Николь непрошенной гостью появилась в моем кабинете. Там она в присутствии многих людей громогласно объявила о твоем, якобы, решении, что ты ее перевел на работу ночной служанкой в свою спальню. Вот я и интересовался тем, принял ли ты это решение по доброй воли или под угрозой прямого насилия со стороны этой дерзкой девчонки?

Лягушачьи ножки в чесночном соусе так понравились моему новому знакомому Филиппу, что он даже обратился ко мне с личной просьбой о переводе моего повара дядюшку Густава в его штат личных слуг при королевском дворе Луи XIV. Эту просьбу герцог мотивировал следующими обстоятельствами, у него по настоящую пору при королевском дворе не было личного придворного повара, придворная кухня отвратительно готовила, отчего у Филиппа постоянно болел желудок. А еще и потому, что ему очень понравился дядюшка Густав, его веселый и не унывающий нрав, а также дядюшкина способность ночи напролет рассказывать байки, шутки и анекдоты. Но, когда я поинтересовался, сколько луидоров в месяц должен был бы получать его придворный слуга, то Филипп несколько стушевался и, стеснительно шепнув мне на ухо, сказал, что не так уж много. Когда же я назвал месячную заработную плату дядюшки Густава, то Филипп больше уже не поднимал вопроса о переводе моего повара в свой штат придворных слуг.

Но он стал постоянным клиентом дядюшки Густава, начав едва ли не на регулярной основе каждый божий вечер посещать мой особняк. Притом Филипп никогда заранее не предупреждал о своем появлении. Он обычно появлялся где-то в районе восьми — девяти часов и вечера, на некоторое время задерживался при входе, не сводя своих выпуклых глаз со ступеней мраморной лестницы, ведущей на второй этаж. Видимо, вспоминал мимолетное видение двух персиковых половинок. А затем с тяжелым вздохом и в зависимости от настроения проходил в нашу столовую или же шел прямо на кухню к дядюшке Густаву. По моему распоряжению на нашей кухне установили специальный стол, который кухонная челядь немедленно прозвала «герцогским», Филипп входил на кухню и тут же устраивался за этот стол, терпеливо и бессловесно ожидая, когда дядюшка Густав накормит его своими деревенскими деликатесами. Я сразу же обратил внимание на то, что, кроме дядюшки Густава, Филипп больше никого из поваров и кухонной челяди в упор не видел.

На кухне дядюшка Густав главенствовал во всем, и в готовке блюд, и в разговорах. Он своими шуточками и прибауточками не давал герцогу и мне рта раскрыть. Мне это совершенно не нравилось, а герцогу Орлеанскому почему-то такое поведение повара очень нравилось. Однажды Филипп мне тайно признался в том, что в тот момент, когда дядюшка шутит, его мозги отдыхают, а он набирается духовных сил. Этого я понять был не в силах, как бы ни старался, поэтому стал избегать сопровождать Филиппа в его путешествиях на кухню дядюшки Густава. Постепенно мы с Филиппом выработали негласный регламент посещений герцога королевских кровей моего особняка. В рамках этого регламента на кухне дядюшка Густав сам разбирался с этим герцогом, ну а в столовой мы это уже была моя ответственность веселить и будоражить герцога Орлеанского великосветскими беседами. Герцог Орлеанский попытался в рамках этого регламента возложить на мои плечи еще одну обязанность, чтобы попросить мадам Яну изредка встречаться и беседовать с Филиппом. Я не мог прямо отказать Филиппу, но поднял глаза к небу, словно собирался помолиться господу богу, стараясь подобными жестами объяснить себялюбцу ограниченность своих возможностей. К слову сказать, этого простого движения руками и головой оказалось достаточным для Филиппа, чтобы он уже более со мной не поднимал бы этого вопроса.

Одним словом мои взаимоотношения с монсеньором Филиппом II герцогом Орлеанским складывались должным образом, они крепли день ото дня, уже пару раз Филипп даже пытался пригласить меня, принять участие в его кампании греховодников, подобным образом, герцог назвал кампанию своих самых близких друзей. Но я с этим особо не спешил, мне сначала требовалось выяснить, кто же был тот человек, который отдал приказ отдубасить меня.

Иногда мне казалось, что меня били только за то, что на одном из балов я осмелился подойти и переговорить с герцогом Орлеанским. Захваченный пленный, который оказался членом шайки Картуша, признался, разумеется, после того, как драгуны вахмистра Епифаненко над ним поработали, в том, что они выполняли приказ главаря своей банды «Красные колпаки». Таким образом, вырисовывалась несколько странная картина, что приказ о моем избиении отдали не англичане, а некто другой, который был из ближнего окружения самого Филиппа. В рамках этого расследования я планировал встретиться и переговорить с мосье Луи-Домиником Бургиньоном, атаманом этой банды, а затем продолжить работу с герцогом Орлеанским.

По этому поводу я уже связывался по ментальному каналу с демоном Марбасом и у него поинтересовался тем, не может ли он организовать мне такую личную встречу. И этот мой друг, чертяка, ответил:

— Запросто, мой друг, запросто! Организовать встречу с мосье Луи-Домиником Бургиньоном — это для меня плевая работа! Но вот, чтобы ты остался в живых после этой встречи, — это дело уже несколько более сложное. Картуш — большой любитель не оставлять свидетелей. Для верности, он сам им перерезает горло! Так, что, Вань, подожди недельку другую, а затем мы с этим парижским охламоном и душегубом встретимся. Но предварительно ты там переговори со своим вахмистром, он у тебя мужик серьезный и толковый. Пусть он найдет пару своих хлопцев, которые в свое время зачисткой одного нашего логова в Германии занимались, вахмистр сразу же поймет, о чем речь, чтобы они тебя в этом путешествии сопровождали.

Тот вечер Филипп молчаливо провел в компании дядюшки Густава, а я только его встречал, а затем уже провожал его до дверей особняка. Когда увидел, что за дверьми герцога ожидает большой вооруженный кортеж, то у меня на душе и сердце стало спокойнее. Я немного беспокоился по поводу того, чтобы Филипп, прогуливаясь по парижским улицам, думал бы о своей безопасности.

Немного постоял на крылечке, наблюдая за тем, как герцог залезает в свой фаэтон с королевскими лилиями на дверцах. Когда фаэтон выехал на улицу Фран-Буржуа и исчез за поворотом, то я повернулся к одному из драгун и вежливо попросил его вызвать ко мне Епифаненко. Погода была замечательной, Луна висела над головой и неплохо освещала дворик со сквером моего прекрасного особняка. Почему-то мне не очень хотелось возвращаться в охлаждаемую кондиционерами внутреннюю атмосферу здания. Вскоре появился вахмистр, по его глазам и легкому дуновению перегара из вахмистрского рта можно было бы сделать вывод о том, что вахмистр вместе со своими драгунами немного разговелся, запивая вечернее мясцо французским бренди. Но Епифаненко держался таким образом, что ни один человек не мог бы сказать, что он выпимши.

Увидев меня, стоящего у парапета мраморного крылечка, Епифаненко застегнул верхнюю пуговицу своего вахмистрского кителя и, чеканя шаг, подошел ко мне.

— Ваш благородь, позвольте доложить, вахмистр Епифаненко по вашему указанию прибыл! Часть бойцов плутонга на ответственном дежурстве, часть спит, а часть отдыхает, ужинает и готовится ко сну!

— Слушай Епифаненко, сейчас ты не на службе, так что, давай, будем с тобой на «ты»! Мне бы очень хотелось с тобой переговорить об одном небольшом дельце. Тут я планирую встретиться с одним общественно нехорошим человеком, так вот мне говорят, что на эту встречу мне лучше одному не ходить. А следует взять парочку твоих драгун, которые кого-то зачищали в Германии. Так, что ты, Епифаненко, по этому вопросу думаешь?

После моих слов о Германии, вахмистр посуровел лицом, глаза налились гневом, да и перегар стал слышен гораздо лучше. Видимо, Епифаненко стал чаще и глубже дышать, вот перегарчик-то загустел и, налившись внутреннего аромата, начал достигать моего носа. Но я постарался не обращать на это внимания, так как пристально следил за тем, как вахмистр реагировал на мои слова о Германии и о зачистке. По его глазам и этому глубокому дыханию было понятно, что эти воспоминания для вахмистра были не очень-то приятными. Но старик стойко держался, он даже не шелохнулся в положении «смирно», ни один мускул не дрогнул на его морщинистом лице.

— Ваша благородь, моя мысль такая, что на такую встречу вам обязательно нужно пойти в сопровождении моих ребят. Мы всем плутонгом окружим предполагаемое место встречи, в случае неприятности тут же вступим в дело. Никому не позволим воспользоваться вашим одиночеством и незащищенность!

— Постой, подожди, Епифаненко! Может быть, ты меня не совсем понял! Встреча будет тихой, на ней будут присутствовать только я и тот человек, который очень опасен. Поэтому, я полагаю, что двух драгун будут более чем достаточно для того, чтобы меня защитить от всяких там неприятных неожиданностей!

— Ваш благородь, там, где могут действовать два драгуна, будет лучше иметь весь плутонг! Этим своему противнику вы сразу же покажите серьезность своего отношения и к нему, и к встрече с ним. А противник в свою очередь, узнав, сколько русских драгун сопровождает вас, прежде хорошенько подумает о том, как ему лучше поступать в данной ситуации, стоит ли вообще хвататься за оружие и на вас нападать. Так, что, ваш благородь, поверьте старому русскому солдату, что в любом деле лучше перебдеть, тогда с тобой очень серьезные люди считаться будут.

— Ну, хорошо, Епифаненко, убедил меня в этом вопросе. Я тебе сразу же сообщу, когда и где эта встреча проходить будет. А сейчас ты свободен и можешь идти отдыхать. Время позднее и твоим драгунам поспать надо!

Только Епифаненко скрылся в цокольном этаже, в котором его плутонг располагался, как появилась красавица Яна и походкой деловой женщины направилась ко мне. Еще на расстоянии двух шагов от меня полячка заговорила, совершенно не думая о том, что мне нужно время и перерыв в ее речи, чтобы ответить на ее же вопросы.

— Вань, а ночь-то, какая лунная и светлая, нам бы покувыркаться на каком-либо деревенском сеновале, отличные дети в эту ночь бы у нас получились! Честно говоря, я уже давно мечтаю о девочке, которая подрастет, и тогда я с ней могу делиться женскими тайнами об этом дурацком мире мужиков баранов. Ну, да ладно, хватит нам говорить о лирике, перейдем к нашим делам, начальничек. Вань, в том списке агентов, которые ты мне передал, парочка работает на англичан, а один хитрец умудрился пощипывать нас, французов, да и немцев, в придачу. Подумав немного, я решила в отношении этих агентов не предпринимать кардинальных мер устранения, а немного с ними поиграть. Мы посмотрим, как наши дела в Париже будут складываться, и в зависимости от расклада будем принимать решение по этим перевертышам. Вань, а почему ты меня не слушаешь? Все на луну любуешься, наверное, это ты о своей Николь мечтаешь?!

Совершенно неожиданно для меня монсеньор Филипп прислал мне приглашение мне и пани Яне на то, чтобы мы почтили своим присутствием летний развод мушкетерских рот и гвардейского королевского полка, на котором будет присутствовать сам король Франции. И снова мое мнение с мнением Яны разошлось по этому простейшему вопросу. В принципе, я хорошо понимал, что Филипп II герцог Орлеанский положил глаз на мою красавицу полячку, что он не успокоится до тех пор, пока не уложит ее в постель. Я также хорошо понимал и то, почему Яна особенно не стремилась получить власть над этим французом. Всем женщинам во Франции уже давно было известно, что Филипп, как мужчина, очень слаб, а его любовь кратковременна. Ушли в историю те времена, когда своим любимым женщинам Филипп дарил поместья и дворянские титулы, а ночи проводил в бесконечной любви.

Когда пришло приглашения от герцога, то я находился в гостиной и беседовал с Кононом Зотовым, который по указу государя Петра Алексеевича находился в Париже для решения вопросов сотрудничества с французским флотом. Мне почему-то понравился этот кряжистый и плотного телосложения русский человек, хотя довольно-таки часто мне приходилось слышать о его некоторых поступках, совершаемых во вред московского государства. Но к любым слухам всегда стоит всегда осторожно относиться, в них люди часто изливают свою злость и ненависть к какому-либо человеку. Когда Конон Зотов попросился на встречу и беседу, то я встретил его настороженно и отчужденно, ненавижу людей, которые о своей родине могли бы говорить плохо или действовать ей во вред. Но постепенно мы разговорились и в ходе беседы я начал обращать внимание на то, что на многие предметы мы смотрим, чуть ли не с одной точки зрения, что мысли наши во многом совпадали.

Мне сразу же стало легко и просто с этим капитан-лейтенантом русского флота. Мы разговорились, Конон изложил причину своего появления в моем доме.

Конон Зотов прикладывал неимоверные усилия по развитию деловых связей русского военно-морского флота с французами, но практически на каждом своем шагу он встречался с непониманием или даже насмешками с французской стороны. Для начала русский моряк хотел, чтобы, примерно, двадцать русских гардемаринов начали бы свою службу на французских военных кораблях, а затем после завершения двухгодичного контракта вернулись бы домой для продолжения военной службы в родном флоте. Приходит он к военному министру маркизу Франсуа-Мишелю де Лувуа и просит его о помощи в решение этого вопроса, тот просит неделю-две подождать, а затем его направляет к морскому министру маркизу Жану-Батисту де Сеньоле. Тот после целого месяца переноса встреч, различных отговорок просит Конона встретиться с его заместителем, а тот не имеет полномочий решать такие вопросы. Вот Зотов, прослышав о моей пронырливости и редких способностях решать самые трудные вопросы, пришел познакомиться и переговорить со мной о том, как можно было бы решить этот простенький вопрос с французами.

В тот момент я не знал точного ответа на этот зотовский вопрос, но вдруг в гостиную зашел Бунга-Бунга и передал мне в руки только что пришедшее письмо с приглашением от Филиппа. Прочитав короткую записку герцога, я на несколько минут задумался, размышляя над тем, как пани Яна отнесется к такому пассажу, сидя верхом на лошади, любоваться разводом мушкетерских рот и гвардейского полка. Женщины неплохо относятся к интеллигентным офицерам, но войны и игры с оружием не очень-то приветствуют, поэтому для прекрасной полячки присутствовать на разводе, где бряцают оружием, может и не очень-то понравиться. И в этот момент в голове блеснула одна идея в отношении того, как можно было бы помочь решить проблему Конона Зотова.

Я попросил слугу, вертевшегося поблизости, пригласить в гостиную пани Яну. Вскоре она появилась, по ее внешнему виду я понял, что полячка до этого работала, так как она выглядела очень усталой. Я извинился перед Яной за то, что оторвал ее от работы и передал ей письмо, только что полученное от герцога Орлеанского. Полячка пару раз прочитала письмо, задумалась, а затем решительно покачала головой. Как я и полагал, Яна решила не тратить своего драгоценное время на сомнительное удовольствие, понаблюдать за разводом караула королевского гвардейского полка. Но ее чем-то заинтересовал Конон Зотов, я представил их друг другу и оставил одних в гостиной побеседовать на минутку, а подошел к Бунга-Бунга и попросил его быстренько нацарапать краткую записку герцогу Орлеанскому.

В записке от имени Яны я поблагодарил Филиппа за приглашение, извинился, что из-за плохого самочувствия сама, то ест Яна, не могу присутствовать на столь блистательном военном параде, но граф Орлофф с другом, капитан-лейтенантом русского флота Кононом Зотовым, обязательно посетит этот военный смотр.

Бунга-Бунга лукаво посмотрел на меня и тут же расписался под этой запиской. Я на сто процентов был уверен в том, что даже сама Яна не отличит эту поддельную подпись от своей оригинальной подписи, настолько Бунга-Бунга набил руку на таких делах. Он и за меня мог расписываться таким же образом. Одним словом, наш мажордом был отличным руководителем торговой компании трех разведок Пруссии, России и Франции, в случае потребности он мог подписать любой документ за отсутствующего или нужного человека. Иногда мне становилось стыдно из-за дел, которые мне приходилось проделывать вместе с Бунга-Бунга, но чего только не сделаешь во имя своей великой родины! Я попросил свое друга проследить за отправкой герцогу Орлеанскому этой записки, а сам вернулся к Конону Зотову и Яне для продолжения нашего разговора.

Развод мушкетерских рот и королевского гвардейского полка производился в не очень-то презентабельном месте. Французы всегда были прагматичной нацией, они мало внимания обращали на внешнюю красоту какой-либо местности. К тому или иному вопросу они подходили с точки зрения практического удобства, скажем, удобна ли данная площадка для проведения военного смотра. К тому же я не сказал бы, что и сам этот церемониал был красочным зрелищем, мушкетеры и гвардейцы переходили с места на место, беря свои мушкеты наперевес, на плечо или готовясь из них стрелять.

Королевские мушкетеры Франции никогда не умели и, по-моему, даже и не стремились к торжественному прохождению парадным строем перед королевскими особами. Они и сейчас чуть ли не толпой пришли на эту площадку для смотров и выстроились в нечто подобие шеренги. Их капитаны громко выкрикивали различные команды, а мушкетеры, каждая рота имела свой цвет одежды, с некоторой медлительностью выполняли эти команды. Со стороны королевские мушкетеры выглядели очень медлительными и неповоротливыми солдатами, но я хорошо понимал, что это совершенно не так. Сейчас передо мной находились, возможно, самые опытные, хорошо обученные и дисциплинированные французские войска. Каждый из мушкетеров имел прекрасную военную подготовку на уровне армейского офицера, блестяще владел мушкетом и своей шпагой. Мушкетерские роты часто рассматривались, как королевские резервы офицерских кадров для гвардейских и армейских частей и подразделений.

Несколько интереснее было наблюдать за разводом гвардейского полка, но опять-таки сравнивая этот церемониал, производимый французским полком и гвардейским полком лейб-гвардии нашего государя во многом отличался. При разводе нашего полка звучала музыка, слышались резкие команды офицеров, которые моментально и очень четко исполнялись солдатами гвардейцами, которые демонстрировали высочайшую выучку и дисциплинированность. Французы же и в этом случае продемонстрировали свой национальный прагматизм. Одним словом, очень скоро я потерял интерес ко всему, что происходило на смотровой площадке и начал присматриваться к окружающим меня и Конона Зотова людям. С момента появления в расположении этой французской воинской части под Версалем, я еще не видел Филиппа II герцога Орлеанского.

Оказывается, этот развод мушкетеров и гвардейцев производился специально для консулов и послов европейских государств, с которыми Франция поддерживала дипломатические отношения. Филипп, как говорится, воспользовался оказией и от своего имени, а не от имени короля Луи XIV, пригласил представителей Московского государства в моем лице на военный смотр. Таким образом, французы выдержали дипломатические нормы, Франция пока еще не поддерживала каких-либо особо тесных отношений с новой Московией. Поэтому русские представители, как бы присутствовали на этом церемониале, но лишь в качестве частных гостей герцога Орлеанского, в жилах которого текла королевская кровь, но не самого короля французского. Принимая во внимание тот факт, что дипломатических отношений между нашими государствами еще не существовали, то иными словами, мы как бы были и одновременно нас как бы не было на этом чисто дипломатическом мероприятии королевского двора Франции.

Едва не запутавшись в хитросплетениях французской королевской дипломатии, я с громадным интересом начал присматриваться к своим коллегам по дипломатическому и разведывательному, одно другому не мешает, корпусу. С иностранными дипломатами я был, в принципе, не очень-то хорошо знаком. Многое о том или ином человеке, дипломате, разведчике и авантюристе в одном лице, я слышал, но лично не был ему представлен. Эти люди в свою очередь, видимо, были неплохо наслышаны и о моем существовании, поэтому с интересом на меня посматривали, приветственными кивками головы выражали свое удовольствие видеть меня и капитан-лейтенанта Конона Зотова.

Британский посол Джон Далримпл, шотландец на службе британской монархии и полный генерал, в свое время английские войска по его командование брали французский город Лилль, на своем прекрасном жеребце подскакал ко мне и торжественно пожал руку. Я с ним был полностью в этом согласен, врага своего государства лучше знать в лицо и поддерживать с ним хорошие отношения. Но вот прусский посланник Эзекиель Шпангейм, известный в Европе коллекционер и нумизмат, проявил свойственную своей национальности предосторожность. Головой-то он кивал, но ко мне не подскакал и руки не жал, как его заместитель барон фон Руге, который так радостно хлопнул меня по плечу и весело прокричал о том, что он должен мне ужин. При таком наблюдательном и все видящем народе я не стал демонстрировать того полного взаимопонимания, которое тайно существовало между нами, а лишь холодно улыбнулся ему в ответ.