Граф Орлофф

Глава 18

Удивительное дело, но налет на британское посольство королевским правительством Франции был спущен как бы на тормозах, как будто бы его вообще не было. Правда, капитана Анри Бельгарда сняли с должности капитана роты королевских гвардейцев, снова вернули под руку военного министра маркиза Франсуа-Мишеля де Лувуа. Со мной же встретился, по душам переговорил маркиз Антуан де Монморанси, заместитель руководителя французской королевской службы разведки. Он же и забрал из моего дома лейтенанта мушкетеров Бенина де Сен-Мара, который после этого случая круто изменил свою жизнь. Лейтенант мушкетеров пошел по тюремной линии, для начала он стал директором тюрьмы где-то в провинции, чтобы вскоре взять под свое начало парижскую Бастилию.

Вскоре мне стало известно, благодаря усилиям, предпринятым графом Тессе, личного секретаря мадам де Ментенон, о том, что король Луи XIV принимал британского посла Джона Далримпла по его просьбе и по этому вопросу, имел с ним пятиминутную беседу. В ходе этой беседы, видимо, самому королю захотелось из первых рук получить информацию о том, что же все-таки такого произошло в британском посольстве, но дипломат отделался невинными шутками. Я же прекрасно понимал нежелание посла Далримпла королю Франции поведать в деталях о своем великом конфузе. О том, как его же жена лично провожала «не его», а какого-то другого человека в его обличье, к ожидающей карете, она даже соизволила этого «не его» нежно поцеловать в щеку. Сам же посол в это время, извините меня за грубые выражения, находился в сортире. Он, видите ли, пожелал облегчиться перед выездом на встречу с британским сановником, только что прибывшего на отдых в Париж, и там немного задержался

Одним словом, французы воспользовались этим непонятным нежеланием британского посла говорить по поводу имевшего места события, они не стали проводить обязательно требовавшегося в таких случаях полицейского расследования. Правда, начальник французской королевской полиции маркиз де Аржансон в рамках этого события проявил инициативу. Теперь по его распоряжению два полицейских ажана постоянно дежурили перед моим особняком, в любое время дня и ночи. Они при себе имели перо и бумагу, чтобы записывать точное время, когда я его покидал и когда возвращался домой.

Капрал Яхроменко в свою очередь проявил солдатскую смекалку!

Он перед нашим особняком выставил небольшой столик с чернильницей и бумажными принадлежностями, чтобы французским полицейским было бы удобнее строчить на меня доносы. К чернилам, бумаге и перу он добавил и двухлитровую бутылку легкого сидра, столь любимого всеми французами. Сначала эти мужики полицейские поломались, отказываясь от предлагаемых удобств и угощенья. Но июньская парижская жара в городе кого угодно с ума сведет, поэтому со временем гостевой сидр и чернила парижскими полицейскими стали поглощаться без зазрения совести и непомерными количествами.

В моей личной жизни произошло большое событие, для осуществления которого я приложил столько усилий. Наконец-то, я стал доверенным лицом самого монсеньора Филиппа II герцога Орлеанского. На следующий день после разборки с посольством британцев, ко мне курьером пришло официальное письмо приглашение от монсеньора. В своем письме герцог Орлеанский приглашал меня принять участие в его субботнем вечернем развлечении. Правда, если далее судить по оригинальному тексту письма, то меня приглашали на ужин с участием близких друзей монсеньора Филиппа. На этот раз я решил не отказываться, а поужинать с друзьями герцога Орлеанского.

Фаэтон с Агостино на козлах и двумя сопровождающими драгунами доставил меня в Пале-Рояль, в один из дворцов дворцового комплекса Лувр, который с недавних пор стал постоянной резиденцией герцогов Орлеанских. Монсеньор Филипп занимал третий этаж этого дворца. У дворцовых ворот меня встретил его слуга, который провел меня мимо постов королевских гвардейцев, среди которых мне повстречались знакомые лица гвардейцев из роты капитана Анри Бельгарда. Мы поднялись на третий этаж, где сам герцог Филипп Орлеанский уже ожидал моего появления. Он по-дружески похлопал меня по плечу и сказал:

— Привет, Иван, очень рад, наконец-то, видеть тебя у себя дома! Ты не очень-то здесь стесняйся и чувствуй себя так, словно находишься в гостиной своего особняка! Ужин начнется, примерно, через час, тогда я тебя и познакомлю со всеми своими греховодниками, которые собируться за столом. Жаль, однако, что ты пришел ко мне без своей жены, вы бы вдвоем хорошо бы смотрелись в моей компании!

Меня сильно удивила последняя тирада герцога о жене?!

Неужели, он пани Яну принимает за мою супругу?!

Мы столько раз уже встречались на официальных и неофициальных королевских мероприятиях, столько раз мы говорили о нашей личной жизни, но во всех этих разговорах я ни единым словом не упоминал о том, что женат или что имею супругу! Ну, да ладно, черт с ними с этими французами, у которых в одно ухо влетает, а из другого вылетает только что полученная ими информация! Если монсеньор Филипп считает, что я женат, ну, я и так буду женатым, если ему этого так хочется! Поэтому я промолчал, не ответил на этот его как бы косвенно поставленный вопрос о том, сможет ли он когда-либо снова увидеть то прекрасное видение, которое случайно привиделось ему в моем особняке. Монсеньер Филипп, тем временем, продолжил высказывать свою мысль.

— Так, что, мой дорогой друг, время до ужина ты можешь провести в одном из гостевых апартаментов! Затем мой слуга зайдет за тобой и проведет в обеденную залу. Только, пожалуйста, не удивляйся словам, шуткам и поведению моих друзей и приятелей! Некоторым людям они почему-то кажутся очень странными!

С этими словами, монсеньор Филипп еще раз одобрительно похлопал меня по плечу, вскоре его фигура растворилась в полусумраке одного из дворцовых коридоров.

— Его Сиятельство не любит, чтобы его повсюду сопровождала свита! По дворцу он предпочитает ходить в одиночестве! — Прокомментировал поведение монсеньора слуга, все это время простоявший и ожидавший меня в стороне. — Мосье, граф Орлофф, не были бы вы столь любезны, следовать за мной!

Слуга, словно танцор балета, легко заскользил по навощенному дубовому паркету залы Пале-Рояля, мне же пришлось поспешить вслед за ним, чтобы самому не затеряться в путанице дворцовых переходов и коридоров. Моя комната оказалась большим и светлым помещением, в котором имелось достаточное количество мебели. Несмотря на жару, стоявшую за окном, в самой комнате из-за ее высоких потолков и мраморных стен сохранялась приятная прохлада. Слуга подошел к окну и с моего разрешения задернул его шторами, пояснив, что вскоре июньское солнце обязательно может заглянуть в это окно. Тогда это помещение нагреется до нежелательной жары. Я промолчал, никак не комментируя это замечание слуги, в тот момент я размышлял о том, какие же сюрпризы монсеньор Филипп для меня подготовил на этом ужине?!

Оставшись в одиночестве, я первым делом еще раз осмотрел помещение, в котором меня разместили. Это было обыкновенная дворцовая зала, которая имела единственную дверь с внутренним засовом. Зала имела некоторые элементы домашнего уюта и семейного комфорта. Главным элементом семейного комфорта была, разумеется, громадная кровать под балдахином, которая чуть ли не всю площадь этого помещения. Она была сдвинута немного от центра, располагалась ближе к окну. Правда, даже и там это гигантское сооружение семейного благополучия производила неизгладимое впечатление своей монументальности, вечности жизни и страстей человеческих!

Я давно уже слышал побасенки, тут и там бродившие по Парижу, о том, что в те времена французы прямо-таки обожествляли кровать в своем доме. Если семейство было богатым, то кровать глав семейства занимала центральное место во всем доме, вокруг нее вращалась жизнь этого семейства. Часто случалось и такое, что главы семейств, лежа на этом сооружении, принимали гостей и вели с ними светские беседы. Если же семейство ничего, кроме крыши над головой, не имело, то и в таком случае семейная кровать составляла центр жизни и этого семейства. В ней зачинались, рождались и росли члены семьи, в ней же вместе спали по ночам все члены того или иного семейства.

По-видимому, я все же задремал, размышляя о значимости в семейной жизни французских кроватей, потому что проснулся от легкого прикосновения руки того же самого слуги, который меня довел меня до этой гостевой комнаты Пале-Рояля. Он стоял, согнувшись в глубоком поклоне, говорил о том, что мне пора подниматься и идти в обеденную залу, где меня уже ожидают.

Переход из сумрака дворцового коридора в ярко освещенную почти тысячью свечей обеденную залу оказался несколько резковатым для моих глаз. Мне пришлось зажмуриться, а когда я снова раскрыл глаза, то уже стоял перед большим обеденным столом, за которым вальяжно расположились около двадцати французов.

Рядом же со мной стоял, внимательно всматривался в мое лицо монсеньор Филипп II герцог Орлеанский. Ему, видимо, очень хотелось насладиться моей первой реакцией на то, что я только что увидел. Не желая терять своего лица перед монсеньором и его гостями, я мгновенным взглядом обежал лица людей, сидевших за столом, и улыбнулся им всем. За столом сидели: герцогиня Беррийская, дочь монсеньора Филиппа, Луи Франсуа дю Плесси герцог де Бронкас, Шарль Арман де Гонто герцог де Бирон, Жана де Монбуасье граф де Канийак, Бройль, маршал Вильруа. А также несколько мужчин непонятного рода и происхождения, весьма смахивающие на дворянский сброд, а также несколько женщин, которые были очень красивыми, но были мне совершенно незнакомы.

Все эти лица с улыбками и без оных наблюдали за мной. В тот момент я вдруг ощутил самого себя, как будто стоящего на эшафоте! Передо мной расхаживал палач в красной рубахе, с острым топором в руках. Это было настолько необычным и одновременно болезненным ощущением, что я не знал, как себя повести в этом обществе паяцев и аристократов. Но мне на помощь пришел герцог Орлеанский, который выступил вперед и, дружески толкнув меня кулаком в плечо, обратился к собравшимся гостям за столом с небольшой речью:

— Дорогие друзья, сегодня наша семья пополнится еще одним приятным нашему обществу человеком. Он в будущем, как и мы все, наверняка, станет истинным братом греховодником, по крайней мере, у него имеются для этого большие задатки. Прошу любить и жаловать, графа Ивана Орлоффа, первого иностранца в нашем сугубо французском сообществе. Граф, русский человек, но он уже успел себя зарекомендовать большим любимцем французских женщин. По слухам, постоянно циркулирующим в парижском обществе, граф Орлофф, оказался большим специалистом по зачатию детей мужского пола. Поэтому от парижских дам у него нет отбоя! Одним словом, я рекомендую вам, этого русского графа в друзья и приятели!

— Слуги, — монсеньор Филипп II герцог Орлеанский обратился к прислуге, находившейся в обеденном зале, — проведите, пожалуйста, графа на его место, которое с этого момента становится его законным постоянным местом за столом, за которым собираются только мои друзья!

Мое место находилось в нескольких шагах, по левую руку от герцогини Беррийской, полное имя которой до замужества было Мария Луиза Орлеанская. В пятнадцать лет она, будучи дочерью герцога Орлеанского, была выдана замуж за младшего сын

Людовика Великого Дофина

и

Марии Анны Баварской

А справа от меня сидел мосье, которого я еще не встречал, не много о нем слышал, при моем приближении он вежливо привстал, чтобы вполголоса произнести:

— Позвольте представиться, сиятельный граф, маркиз де Аржансон к вашим услугам!

От этих слов и от его колюче-пронзительного взгляда, у меня мурашки побежали по телу. Ну, как же сейчас мне приходится сидеть рука об руку, за одним столом вместе с генеральным инспектором французской полиции маркизом де Аржансоном! Не каждый день такое может случиться! Этот на первый взгляд, казалось бы, совсем старый человек в ежовых рукавицах держал криминалитет всего Парижа. Как генеральный инспектор полиции, он ввел немало толковых нововведений в управление и действия всей парижской полиции, от чего повысился эффективность ее работы! Но сами парижане, по-прежнему, страшно боялись полиции, не желали иметь дела с полицейскими, они смертельно ненавидели маркиза де Аржансона!

Во время ужина я старался в одинаковой мере уделять внимание, как своей соседке, прекрасно сохранившейся сорокалетней красавицы, Алоизы де Куртине, сидевшей справа от меня, так и маркизе де Аржансон. Поддерживал с ними великосветские беседы, старался женщине подложить на тарелку еще какого-либо деликатеса, хотя основной работой по обслуживанию гостей занималась прислуга. Она внимательно следила за сменой блюд, а также за тем, что находилось на тарелках гостей. Эта же прислуга вовремя наполняла бокалы гостей вином, она работала быстро, неприметно и весьма эффективно. Гостям же оставалось только есть вкусные блюда, подаваемые прислугой, пить хорошие вина, а также поддерживать беседу с соседями по столу.

Должен заметить, что разговоры за столом велись на весьма деликатные или пикантные темы. Но я бы сказал, что никто в моем присутствии не выходил за рамки общего приличия. Хотя по столице бродили упорные слухи о том, что о каком-либо приличии не было и речи в тех разговорах, которые велись за вечерним столом монсеньора Филиппа II герцога Орлеанского! Парижане взахлеб рассказывали друг другу о том непотребстве, о фривольности, об оргиях и о вакханалиях, якобы, творимых за столом герцога Орлеанского.

Пока я ничего подобного не замечал, разве что, женщины, которые сегодня присутствовали за столом, свои бокалы вина поднимали и тут же их опустошали несколько чаще, чем бы это позволялось приличиями?! Две или три из них после второго или третьего бокала вина начали поглядывать в мою сторону, изредка подмигивая бровью. Это было так интересно, так сексуально, что я не удержался и мило улыбнулся одной такой рыжеволосой бандитке, на что она немедленно продемонстрировала какую-то фигуру из трех пальцев.

— Дорогой граф, вы зря заигрываете с мадам Шарлоттой Демар! Она уже давно любовница Филиппа! — Тут же пояснил мой полицейских сосед справа.

Первый мой ужин в беспутной компании друзей монсеньора Филиппа прошел без каких-либо эксцессов или нарушений рамок приличий. Хотя, повторяю, я не раз сам слышал рассказы прямых очевидцев того, что происходило за столом в герцога Орлеанского во время ужина со своими друзьями. Мне же, разумеется, не хотелось выступать в роли пугала на таких ужинах, поэтому мне требовалась срочная и достоверная информация о том, что же в действительности происходило на этих таинственных ужинах герцога Орлеанского. Но повторяю, никаких оргий или вакханалий я так и не заметил в свой первый вечер, который я провел среди греховодников герцога Орлеанского. Некоторые его так называемые приятели пару нелицеприятно высказались по отношению международной политики, которую проводил король Луи XIV. Герцог Орлеанский притворился, что этих замечаний он не слышал!

Тем более, что Санкт-Петербург требовал от меня действовать более решительно и более настойчиво в этом направлении. Госсекретарь Алексей Макаров в наших мысленных сеансах связи прямо-таки меня умолял о том, чтобы я старался всеми своими силами упрочить свое положение в окружении монсеньора Филиппа II герцога Орлеанского!

По его словам, Московия устала от Северной войны, от пятнадцати лет ведения боевых действий со своим северным соседом, Швецией. Наша родина была готова к решительным действиям на всех фронтах этой войны, чтобы покончить со шведами. Но государь Петр Алексеевич нуждался, хотя бы в словесных гарантиях, что хотя одна из европейских супердержав, Франция или Великобритания, поддержит его начинания, что она не потребует возвращения законным владельцам захваченных нами вражеских территорий.

Великобритания всегда была государством себе на уме, уважала только силу оружия, всегда и во всем, чем только могла, препятствовала развитию нашего русского государства. Франция же, будучи в то время почти в разоренном состоянии, находилась от Московского государства настолько далеко, что ей было все равно, как там поживает царь Петр Алексеевич и его московское государство. Поэтому существовала вероятность того, что она не откажется и подпишет с нами союзный договор. Но такое действие могло бы произойти только в том случае, если произойдет смена королевской власти, так как король Луи XIV уже был не в состоянии прекратить проведение политики миролюбия и содружества со Швецией, проводимым его французским королевским правительством.

Но дни Луи XIV были сочтены, он был стар, находился у власти семьдесят два года. Как мне сообщил Макаров, оракулы московской службы дознания и разведки уже предрекли, что в конце августа — начале сентября, французский король Луи XIV навсегда закроет свои глаза, а Регентом Франции при малолетнем короле Луи XV станет Филипп II герцог Орлеанский.

Но, если судить по содержанию документов, обнаруженных в британском посольстве во время нашего на него нападения, то Великобритания решила воспрепятствовать подобному политическому раскладу, начинавшему уже складываться в Европе. Она всем сердцем не желала политического и военного союза Франции и Московии, поэтому британцы не хотели, чтобы герцог Орлеанский стал бы Регентом при малолетнем Луи XV. Великобритания также не желала, чтобы Франция вообще сохраняла бы свой статус великого государства Европы, она хотела быть единственной владычицей морской, единственным правителем Европы!

Именно по этим причинам моя работа по организации охраны малолетнего Луи XV русскими была высоко оценена в Санкт-Петербурге. Теперь государь Петр Алексеевич изредка интересовался, чем же я конкретно занимаюсь в Париже. Со мной на связь в ментальном диапазоне начал выходить сам госсекретарь Макаров, а не какой-то там дьяк в его подчинении. Когда я Макарову рассказал о том, что вышел на деловой контакт с личным камердинером французского короля мосье Луи-Домиником Бонтаном, то первоначально мой начальник мне не поверил. Потом при непосредственном содействии французской разведки, лейтенант мушкетеров Бенин де Сен-Мар был давнишним агентом маркиза Антуана де Монморанси, я организовал и осуществил налет на британское посольство в Париже. Именно там мы нашли множество дипломатических документов, свидетельствующих об истинных намерениях британцев в связи с приближающейся смертью короля Луи XIV. Только после этих драматических событий мой начальник, Алексей Макаров, окончательно поверил в то, что Франция может стать союзницей Московии в войне со Швецией.

С того времени, вместо того, что получать «спасибо» и «работайте далее в прежнем духе», я начал получать начальственные пинки под зад и частые напоминания о том, чтобы я работал более решительно и более целеустремленно. Я совершенно не обижался такому обхождению, видимо, таково была моя судьба, причем, я работал не во имя денег, а во имя и на благо своей родины, своего государя, Петра Алексеевича! Но, выслушивая начальственные нотация, я старался сохранять свой прежний стиль работы, не бросаться в воду, не изведав ее глубины. Вот и в отношения с герцогом Орлеанским я решил воздействовать давно испытанным методом, через женщину. Маркиз де Аржансон здорово помог мне, назвав имя рыжеволосой девицы, которая так сексуально подмигивала мне через стол.

Шарлотта Демар была красивой дамой в возрасте тридцати трех лет. Она была талантливой актрисой, с восьмилетнего возраста выступала в придворном театре «Французские комедии». Этот театр в свое время был учрежден самим королем Луи XIV ради своего собственного удовольствия и увеселения. Первое время этот театр существовал в одном из дворцов Версаля, а на его спектакли могли попасть только сам король, его придворные вельможи и сановники.

Мне не составило особого труда узнать, что уже завтра придворный театр «Французские комедии» дает очередное представление под названием «Три кузины», в котором Шарлотта Демар будет играть роль одной из кузин под именем Колетта. Я быстренько по ментальному каналу связался с графом де Тессе и по-дружески попросил его достать мне приглашение на этот спектакль. Демон Марбас был явно в плохом настроении, знаете, демоны не любят много работать. Мадам де Ментенон по своему характеру была трудоголиком, поэтому временами ее секретарю, графу де Тессе, приходилось работать с раннего утра до позднего времени, да и к тому же по вечерам и ночам ему приходилось греть постельку для мадам. Но Марбас мне все же не отказал, буркнул что-то непонятное и наш ментальный канал тотчас же разъединился.

Но старая дружба — это единственно настоящая дружба, в которой ты всегда можешь положиться на своего старого дружбана!

Вскоре посыльный из Версаля привез мне это самое приглашение на посещение придворного театра «Французские комедии», дававшего вечернее представление «Трех кузин» какого-то там Флорана Данкура[25]. А под вечер следующего дня сильно переработавшийся граф де Тессе встречал меня в Версале. Мы шли с ним по коридорам дворца, а граф жаловался мне на свою ужасную судьбу, будто бы из-за меня ему приходилось много писать, а главное контролировать, как выполняются мысли и помыслы своей хозяйки, мадам де Ментенон.

Будучи вежливым кавалером, я выражал искреннее сочувствие своему старому другу, но, в конце концов, устав от жалоб, вполголоса поинтересовался:

— Уважаемый граф, ну, а как же король смотрит и оценивает вашу работу?

Видимо, я затронул болезненное место, мой дружбан сразу же замолчал, начал на меня подозрительно посматривать?! Некоторое время граф де Тессе хранил молчание, не отвечал на мой вопрос. Вскоре мы подошли к какой-то дворцовой зале, в которой аккуратными полукругами были расставлены около ста пятидесяти кресел. Сбоку от кресел располагались нечто похожее на театральные ложи, которые сейчас были укрыты синими занавесками. По зале в тот момент расхаживало много слуг в дворцовой ливрее, некоторые из них протирали пыль, собирали мелкий мусор, но большинство с деловыми лицами носились из угла в угол, выполняя непонятную и невидимую для меня работу.

— Ну, вот мой, дорогой друг, мы и пришли! Сейчас ты находишься в придворном театре «Французские комедии». Вскоре подойдут другие дамы и кавалеры, которые вместе с тобой и герцогом Орлеанским будут смотреть очередной шедевр нашего драматурга Флорана Данкура. Извини, забыл, как сегодняшний спектакль называется! — Пожаловался мне граф де Тессе, как-то потерянно потерев свой подбородок. — Ну, да ладно, через полчаса тебе о обо всем расскажут. А мне нужно спешить возвращаться на рабочее место. Моя мадам очень не любит и ругается, когда я долго отсутствую!

С этими словами мой дружбан из преисподней, словно тень, растворился в дворцовых переходах, бросив меня на произвол судьбы. Я и в прежней жизни был не особо большим театралом любителем, время от времени и по желанию своей очередной знакомой ходил в театр. Вот сейчас в этот королевский придворный театр я пришел больше из-за потребности, получить информацию и кое-что выяснить. Но, чем больше я присматривался к тому, что творилось в этом зале дворцового комплекса Версаля, тем меньше понимал, что же здесь происходит. Никакой тебе сцены, театрального занавеса, никаких тебе осветительных приборов, только повсюду множество свечей.

Тем не менее, время до начало спектакля пролетело незаметно. Вскоре кресла были заняты придворными дамами и кавалерами, которые несколько приглушенными голосами вели беседы. Время от времени в зале появлялись небольшие группки молодых людей, которые, скинув плащи и шляпы на руки дворцовой прислуги, старались занять удобные кресла, с которых хорошо бы просматривалась бы небольшая площадка, расположенная перед амфитеатром кресел. Я уже давно устроился в одном из кресел, из которого хорошо была видна сама театральная сцена, а также обе ложи бенуара.

Монсеньор Филипп II герцог Орлеанский появился в сопровождении небольшой группы дворян, которые своей одеждой и своей внешностью более походили на парижских клошаров, а не на дворян из высшего света. Монсеньор занял левую ложу бенуара, вторая ложа так и осталась затянутой синей тканью. Она, видимо, принадлежала королю, который сегодняшний спектакль решил пропустить. Монсеньор Филипп встал у бортика ложи, рядом с ним стоял слуга с большим букетом роз. Филипп внимательно рассматривал лица присутствовавших в зале людей, занявших места в партере. Пару раз его взгляд скользнул по моему лицу, но ни на мгновение на мне его взгляд не задержался. Предвидя возможность появления в театральном зале монсеньора Филиппа, я слегка исказил черты своего лица, сегодня своим внешним обликом я более походил на графа де Тессе, чем на самого себя.

Спектакль начался без дополнительного объявления, на площадке как-то сразу появились мужчины и женщины. Они, не обращая внимания на зрителей, были ли они готовы смотреть какую-либо сценку, принялись разыгрывать какую-то интермедию. Из-за сильного гула голосов, стоявшего в зале, я ничего не слышал из того, о чем те люди разговаривали между собой. Но потихоньку зал затихал, зрители свое внимание сосредотачивали на игре актеров и актрис, прислушиваясь к диалогам и монологам.

Вскоре и я начал слышать голоса актеров, понимать, что театральное действие разыгрывается вокруг трех красивых женщин, которые неистово и с какой-то очаровательностью исполняли свои роли. Настоящей примой из этих трех актрис была одна из этих женщин, которая обладала шикарно скроенной фигурой, красивой внешностью. Прима так и искрилась весельем, исполняя свои монологи и диалоги, с изяществом и грацией передвигалась по театральной сцене, которой не существовало. Монологи этой актрисы чаще всего прерывались криками из зала зрителей «бис» и «браво», раздававшихся от зрителей.

Я же про себя отметил, что актриса Шарлотта Демар на этот раз была жгучей брюнеткой, а не рыжеволосой бандиткой, какой она предстала передо мной на ужине у монсеньора Филиппа. Меня удивило, что, несмотря на изменение черт своего лица, актриса Шарлотта Демар меня явно узнала, видимо, она обладала отличным зрением, незаметным кивком головы она меня поприветствовала.

Из-за специфики своей работы мне приходилась встречаться со многими женщинами различного возраста и национальностей. Но ни одну из этих женщин нельзя было сравнить с Шарлоттой Демар по ее методике секса, неограниченному знанию и изобретательности секса. Эта француженка обладала большой пылкостью, знанием таинств и тонкостей секса, того, как женщина способно заводить своего мужчину, партнера, чтобы тот мог вновь и вновь заниматься с ней этим самым сексом. Единственное, что мне хотелось бы отметить, что у меня с ней была не любовь, когда ты со своей любимой прямо-таки растворялся друг в друге, забыв об окружающем мире. То с ней секс превратился в работу, тяжелую работу по сексуальному удовлетворению потребностей женщины, хорошо разбиравшейся в сексуальных тонкостях. Свою первую и последнюю ночь с Шарлоттой Демар я провел, занимаясь сексом и одним только сексом, но ни в коем случае не любовью.

Нам с ней не о чем было даже разговаривать, за все время я ей так и не задал ни единого вопроса. Но трудился в поте лица своего и так, как никогда этого не делал, стараясь партнерше не дать ни единой свободной минуты передышки. Мне нужно было бы добиться того, чтобы, в конце концов, Шарлотта бы расслабилась и заснула, только тогда бы ее сознание полностью раскрылось для моего мысленного щупа. Только тогда я смог бы получить требуемую мне информацию по герцогу Орлеанскому и его окружению. А француженке было хоть бы хны, она требовала только одного большего удовольствия и наслаждения. На первых минутах этой нашей встречи Шарлотта даже своих глаз не закрывала, она кричала мне, чтобы я не останавливался, подлаживался под ее ритмику движений, продолжал бы над ней трудиться столько времени, сколько мог бы выдержать!

Только тогда я понял, почему ей удалось сломить мужскую силу монсеньора Филиппа II герцога Орлеанского, так как ни один нормальный мужчина не выдержал бы ее темпа и того количества секса, которого Шарлотта требовала за одну только ночь от своего партнера. Но я все же был магом, к этому времени набрал немалый опыт в этом самом сексе, поэтому мне удавалось выдерживать этот бешеный темп и, работая не покладая рук, ни в чем не уступать этой профессиональной женщине в сексе! В конце концов, мадам Шарлотта Демар не выдержала своего темпа, она сдалась на милость победителя, усталой, утомленной и удовлетворенной заснула на моем плече, свернувшись клубочком.

Лежа рядом с ней в постели своей спальни, я прислушивался к ее тихому и спокойному дыханию. Где-то внутри меня вдруг появилась, начал стремительно расти чувство того, что я семейный человек, а рядом со мной спит любящая супруга, положив свою голову мне на плечо. Разобравшись в источнике таких чувств, я сообразил, что натолкнулся на мысли спящей Шарлотты Демар, которая во сне мечтала о простом женском счастье! Шарлотта и в этом сне оставалась великой актрисой, сейчас она исполняла роль моей любящей жены и матери двух наших детей. Как и любая женщина мадам Демар была склонна к ворожбе, в данную минуту она излучала желание быть именно такой послушной и любящей супругой, а не развратной придворной актрисой!

Но я-то хорошо знал о том, что это не совсем так!

Что театральная сцена рано или поздно снова взыграет в крови великой актрисы Шарлотты Демар! Что она, забыв обо всем на свете, о любящем муже и о своих детях, она снова выйдет на сцену, чтобы купаться и наслаждаться глазами зрителей, прислушиваться к их крикам «браво» и «бис». А ночами кутить напропалую со всеми придворными кавалерами, требуя от них бесконечного секса, взамен тихой и размеренной супружеской любви! Шарлотта Демар Была рождена для сцены, но не для семейной жизни, я стал еще одном мелким камушком на ее жизненном пути.

Поэтому, встречаясь с Шарлоттой Демар, я даже не думал о тихом семейным счастье с этой великой актрисой, хорошо понимал, что эта первая наша встреча в постели с мадам Демар станет и последней нашей встречей. Может быть, потому что завтра утром откроется дверь моей спальни, на ее пороге появиться благословенная Николь. Она придет ко мне для того, чтобы первой пожелать мне доброго утра, чтобы попытаться поцеловать меня в лоб в тот момент, когда я буду лобзать и упиваться от счастья, лаская ее непослушную девичью грудь! Строгим голосом Николь погонит меня из постели, но не для того, чтобы тотчас приняться за ее уборку, а для того, чтобы я еще раз перед ней пробежался совершенно голым от постели до гардероба, чтобы взять оттуда халат, который я должен был бы накинуть на свои плечи!

От этого приятного воспоминания о Николь мне стало как-то нехорошо, словно я предал свою любовь. Я осторожно высвободил свое плечо из-под головы Шарлоты, сел на постель и глубоко задумался. Мне совершенно не хотелось, чтобы Николь увидела бы Шарлотту в моей постели. Я мысленным зондом проник в сознание мадам Демар, чтобы узнать, где же она все-таки живет или, по крайней мере, где и как она свои проводит ночи.

Черт подери, лучше бы я этого не делал!

Эта женщина, великая актриса, имела свой дом в Париже, где ее матушка присматривала за ее двумя детьми, прижитыми от герцога Орлеанского. Но там Шарлотта практически не появлялась и не ночевала, так забежит на минутку, чтобы оставить денег матери, поцелует детей и снова исчезает на дни или даже недели. Дни и ночи мадам Демар проводила в Версале. Днями репетировала театральные сценки из новых спектаклей со своими коллегами, вечерами выступала на сцене, получая почет и уважение от придворной зрительской аудитории. А ночами участвовала в дворцовых кутежах, на которых заставляла целовать свои ноги знатных особ и придворным аристократов, преклоняться перед ее остроумием и весельем. Даже принцы и герцоги королевской крови склоняли головы перед ней, упрашивая ее ночь провести в их постелях. Такая сумасшедшая жизнь нравилась, привлекала и тянула к себе Шарлотту Демар!

Подумав немного над всеми эти обстоятельствами, я парой пассов рукой над головой еще более усыпил Шарлотту. Аккуратно собрал ее одежду, верхнее и нижнее платья, сложил их и вместе с мадам Демар завернул в несколько простыней. Затем прочитал пару заклинаний о направленной левитации, сделал пару танцевальных па и щелкнул двумя пальцами. Последовала неяркая вспышка, Шарлотта вместе со своей одеждой исчезла из моей спальни. Очень скоро она объявится в парижском доме своей матушки, она ничего не будет помнить о сегодняшней ночи и о встрече со мной.

Вы не представляете, как бы я не любил заниматься колдовством, после которого в спальне надолго сохраняется запах сожженной серы. Отвратительным был, если признаться себе, этот запах, словно ты только что побывал в аду и, вернувшись оттуда, принес с собой этот запах, который ничем не выведешь, пока он сам не выветрится. На голые плечи я накинул теплое одеяло, включил кондиционеры на полную мощь, и присел на постель, облокотившись на подушки, которые Николь так любила встряхивать и перетрясать, пока я целовал ее плечи.

Но я тут же мысль о Николь отодвинул подальше из своего сознания. Сейчас мне нужно было продумать и пересортировать информацию о монсеньоре Филиппе II герцоге Орлеанском, которую я нашел в сознании актрисы Шарлотты Демар.

Прежде всего, Шарлотта была любовницей или, если более точно выражаться, содержанкой монсеньора Филиппа. Она родила от него девочку и мальчика. Монсеньор Филипп девочку официально признал своей дочерью, но сына официально признавать отказался, мотивируя свой отказ тем, что он неуверен из-за обилия других любовников у актрисы, что этот ребенок от него! Что касается Филиппа, как сексуального партнера, то Шарлотта полагала, что герцог Орлеанский очень слабый мужчина. Она поддерживала отношения с ним только из-за того, что на его средства она содержала свою семью, купила парижский дом и получала ежегодную ренту, достаточную для того, чтобы содержать в достатке матушку и воспитывать детей.

Это была вся информация, что касается Филиппа, как мужчины! После этого я мог порыться в информации о герцоге Орлеанском, как о кандидате на регентство при новом короле Луи XV, которого сегодня охраняли мои драгуны под командованием лейтенанта графа Роже-Этьена де Фуа.

Монсеньор Филипп II герцог Орлеанский родился в семье младшего брата Луи XIV, получил блестящее образование принца королевской крови, первое время он очень тщательно выполнял придворные обязанности при дворе своего коронованного дяди. Рано поднимался с постели, спешил заняться неотложными делами, встречался и подолгу беседовал с министрами королевского правительства, членами и председателями различных королевских советов. Это была положительная часть характеристики герцога в том, чтобы Луи XIV назначил своего племянника герцога Орлеанского Регентом до совершеннолетия своего правнука герцога Анжуйского, будущего короля Луи XV.

Даже свои завтраки и обеды герцог Орлеанский посвящал деловым и государственным беседам, но вся его беда заключалась в том, что все его же благие намерения редко исполнялись. В основном это происходило из-за того, что вокруг герцога вилось множество придворных, которые явно препятствовали исполнению его желаний из-за зависти, из-за корысти, либо из-за сильного желания ему в чем-то угодить. Со временем, а также из-за вседозволенности Филипп перестал себя принуждать к работе. Он стал вести свободный образ жизни, по утрам вставал, когда хотел, но продолжал встречаться и беседовать с министрами и вельможными сановниками по придворным и государственным делам. Этот период жизни герцога Орлеанского можно было бы также положительно охарактеризовать, он многое делал для французского государства, его вины совершенно не было в том, что другие люди тормозили его новаторские идеи и начинания!

Но продолжим рассматривать информацию о делах и поведении герцога Орлеанского с точки зрения французской женщины.

Ежедневно в пять часов вечера герцог Орлеанский хлопал дверью своего рабочего кабинета, оставляя его до своего пробуждения следующим утром. С этого времени он забывал о придворных и государственных делах, занимаясь одними только своими личными делами и увеселениями в кампании близких друзей и приятелей. Однако, следует признать, что этот герцог королевской крови имел несколько слабый мужской характер. Он не мог или не хотел быть самостоятельным человеком, который, приняв какое-либо решение, отстаивал бы его до конца. Взамен монсеньор заводил и поддерживал знакомства с любым французским дворянином, который умел льстить бы ему по поводу и без какого-либо повода.

Могу привести наглядный пример одного из таких знакомств монсеньора Филиппа, своим самим близким другом он считал маршала Франсуа Вильруа. Отец маршала был воспитателем Луи XIV, а сам Франсуа Вильруа в детстве воспитывался вместе с королем, поэтому он быстро продвигался в чинах. Франсуа Вильруа принимал участие во многих битвах и сражениях, но ни в одном из них не победил, а в сражении при Кьяри[26] австрийский принц Евгений Савойский наголову разбил французское войско под его командованием. Но Франсуа Вильруа не понес за это никакого наказания, он не был даже понижен в воинском звании. Маршал Вильруа все же был вельможным сановником королевского двора, хотя и отвратительным полководцем. Помимо маршала Вильруа, вокруг монсеньора Филиппа, по мнению Шарлотты Демар, крутились настоящие мошенники, пройдохи и обманщики, которым нельзя было ни на йоту верить.