Неизвестность.
Харальд.
Что-то щекотало ноздри. Я открыл глаза, скосил их как мог. По мне, настойчиво пытаясь забраться в нос, ползал большой жук. В ноздрю он не помещался, но это до него ещё не дошло. Я фыркнул. Насекомая тварюшка снялась и полетела, растопырив бронзовые надкрылья. Здорово болела голова, как с хорошего похмелья. В небе светило солнце, неторопливо плыли редкие кучевые облачка. Остро пахло авиационным керосином. Приподнявшись на локтях, я подтянул ноги и встал. Организм пошатывался. Мы летели, нас настиг фронт свёртки. Элен сидела и держала меня за руку, возле неё лежала засунутая в мешок шкатулка. Сандра сидела с другой стороны. А потом-то что было?
Сейчас я стоял на песчаной отмели у пологой излучины, одежда толи не намокла, или успела высохнуть. Носовая часть самолёта со смятой от удара штурманской рубкой лежала на мелководье. Крупные обломки транспортника растянулись вдоль русла метров на триста. Пилоты тянули мастерски, до последнего удерживая пятидесятитонную машину на горизонтали. Не хватило ширины русла: крыло зацепилось за берег, самолёт перекосило, а ни скорости, ни тяги на выравнивание уже не было. Но и следов пожара нет. Это мы что, летели пока двигатели не высосали последние капли горючего?
- А ну-ка, пока сам не натоптал, разберись что к чему... - сказал я себе, разглядывая отмель. Вода шелестела всего лишь в метре от моих ног, шевеля и перекатывая мелкие светлые песчинки. Они обтекали всякий мелкий хлам, вылетевший из кабины.А вон ведь, верхний люк открыт. Может, я через него и выбрался? А потом выпал в осадок возле камышей. И провалялся до следующего утра.
Утра ли? Часы стояли на неопределённых девяти часах с минутами. От Ганса мы вылетали под вечер, они могли встать ровно в момент накрытия. Местность незнакомая, не поймёшь пока что, в зените солнце или где. Я разделся, поплескался в небольшом бочажке и выбрался из неширокой поймы, чтобы осмотреть всё вокруг. Фюзеляж лопнул и расселся, перегородив русло. Вода уже успела немного подмыть крутой берег и растечься по пологой стороне. Хвост и левое крыло лежали поодаль, вся механизация выпущена полностью. Точно, мы наискось треснулись, уже почти не имея скорости. Иначе бы разметало ещё больше. Поддоны с грузом виднелись дальше, на поле. Ветер колыхал оранжевые тряпки вытяжных парашютов. Значит, у оставшихся безымянными лётчиков хватило времени сбросить их. А вот тел я не видел, ни одного. Может, в кабине или трюме кто остался?
Но и там было пусто. Ремни не расстёгнутые, не лопнувшие. Люди просто исчезли. Все, включая моих спутниц. Я выбрался на сушу. Нашарил в кармане куртки фляжку, выхлестал коньяк, совершенно не ощущая вкуса. Начинался отходняк. Вокруг степь, речка, совершенно не похожая на полноводную Реку Зоны, груда дюралевого лома и полная неизвестность. Но верное средство подействовало, перегорев и нейтрализовав адреналин в крови. Мозги заработали в практическую сторону. Оружие, патроны, еда, снаряжение. С собой у меня оставался только ГШ в кобуре. Автомат и ранец сейчас наверняка изучают речные обитатели. Как и шкатулку. Фиг их теперь найдёшь под обломками, не имея ни крана, ни хотя бы треноги с балкой. И десятка подручных.
После потрошения грузов и тщательного отделения необходимого от желаемого я упаковал в новый ранец килограммов тридцать полезностей. Вычистил от смазки привычный автомат, которых было два ящика. Больше не стоит, я же не вьючный конь. Оставалось хоть как-то определиться на местности. Самой подходящей точкой был хвост Ан-двенадцатого, полого торчавший из промоины в высокой стороне берега. Вскарабкавшись на тёплый дюраль, я рассмотрел у одной из сторон горизонта тёмную полоску. Лес? Да. В электронный бинокль, собранный на базе одного из распространённых артефактов, было чётко видно деревья и даже кустарник опушки. Туда и пойдём. Кажется, и речка загибается куда-то в ту же сторону. Дальномер показал десять километров с мелочью.
Через два с половиной часа деревья маячили в полусотне метров, в кустах опушки мельтешили птицы. Дошёл я без приключений, но по пути увидел подтверждение тому, что здесь есть люди или иные существа. Наискось, от леса в сторону реки шла наезженная грунтовка. Колеи несли следы простых колес и подошв обуви, отпечатки подков. Вот это ещё ни о чём не говорило, у нас где-нибудь на Алтае колымагу на конном ходу до сих пор можно встретить.
В лесу стояла прохлада. Я не стал заходить далеко, устроился сразу за опушкой, в зарослях лещины. Собрал ближние побеги и ветки в шалашик да стянул их куском проволоки. Самое место для ночлега и отдыха. Хвороста было навалом, и значит поблизости жилья нет, иначе бы его давно повытаскали. Речка текла метрах в трёхстах от стоянки, сквозь лес. Через изгибы русла виднелась синеватая масса на горизонте. Наверняка горы, настоящие, с ледниками. Высплюсь после таких приключений, а завтра решу, куды бечь, - подумал я, вешая на рогатины котелок и разводя огонь.
Осеннее утро было холодноватым. Я расшевелил костёр, согрел чай и с ехидной ухмылкой сказал сам себе:
- Начинаем даже с меньшего. Один в чистом поле, невесть где, на носу осень. В лесовики-отшельники, что ли, податься?
Наливая чай, я прислушался. На дороге, которая возле речки заворачивала туда же, вверх по течению, что-то происходило. Потом понял, что так топотать может только конный отряд голов в полсотни. Доносилось бряканье, лязг, немелодичное металлическое постукивание. Пока я пробирался к опушке у дороги, отряд уже промчался, оставив только взбитую пыль. Следы от подков были размером с иную тарелку. Явно не крестьянские упряжные лошадки. Здоровенные битюги весом за полтонны, да ещё нагруженные. Кем, латниками, что ли?
Я свернул свой маленький лагерь и пошёл, держась шагах в сорока от дороги. Если что, достаточно застыть,присесть и затаиться, фиг меня кто увидит. Лес постепенно становился все величественнее, деревья расступались, они были так велики своими кронами, что стояли одно от другого метрах в десяти-пятнадцати и дальше. Дорога плавно петляла справа, впереди местность повышалась, и вскоре я поднялся на водораздельный хребет. Река осталась далеко в стороне. На седловине дул верховой ветер, обычный для открытых горных пространств, но обзор загораживал всё тот же лес. Постепенно собирались облака, так глядишь и дождь к ночи хлынет. Ещё через два часа, когда солнце заметно скатилось к горизонту, я, отмахав в общем километров тридцать, вышел к подножию поперечного холма, который отгораживал от леса открытое пространство. Порывы ветра доносили мерный лязг и голоса.
Подобравшись к верху, я высмотрел густые кусты незнакомого вида, с редкими толстыми ветвями, под которыми можно было удобно залечь. А там...
Впереди раскрывалась равнина, слева ограниченная пологими безлесными холмами, а справа хребтом, уходящим в сторону гор. Внизу собиралось войско. Навскидку было тысяч шесть народу. Конные, пешие, латники и отряды лучников в доспехах попроще; прибывали подводы со снаряжением. Ветер задул сильнее, стал влажным и душным, как перед грозой. Сзади раздался резкий топот, я оглянулся на дорогу. На склон, обращённый к равнине, вынесся небольшой отряд конных рыцарей во главе с воином на массивном жеребце, тоже укрытом доспехами. За его спиной двое держали штандарты - знамя тёмно-желтого цвета, с каким-то зверем на дыбах, второй - сова, раскинувшая крылья, из темного металла, похожего на бронзу. Сова сидела на шесте с вексиллумом в виде четырех длинных полос красной ткани с бирюзовым шитьем. Перемежались дубовые листья, вьющиеся растения, ещё что-то незнакомое.
Всадник положил руку в бронированной перчатке на рукоять меча слева у седла. Люди на равнине смолкали, оборачивались к холму, замирали. Воин с медленным шепотом стали вытянул меч и вскинул его к небу. Мощный голос выкрикнул короткую фразу, и слова были подхвачены всеми. Равнина загудела тысячеголосыми откликами.
Я во все глаза глядел вниз. Всадник ринулся по склону. На небо наползали плотные чёрные тучи, скрывая солнце. Темнело стремительно. В тучах них посверкивали короткими разрядами молнии, докатывался далёкий ещё гром. С противоположной стороны равнины надвигалась такая же масса, в которой короткими искорками мелькали мечи, копья и прочие острые железки. Я вытянул из кармана ранца бинокль, накинул на шею шнурок. Ага, армия наступает нешуточная, равная этой, внизу. Если не больше - оптика не могла показать дальние ряды, скрытые колышущимися знамёнами, штандартами и отрядными вымпелами-баннерами.
Вождь направил коня на небольшой пригорок на правом фланге. Взмахнул мечом. Штандарты качнулись. Войско тронулось с места. Два потока столкнулись с таким грохотом, что, казалось, земля вздрогнула. Хлынул холодный дождь. Молнии ударили в землю и били беспрестанно по всей округе, не разбирая. Они вонзались в деревья, в холмы, прямо в массу войск, несколько шарахнули совсем рядом с нами. Я, не обращая внимания, пристально следил за битвой.
Это было похоже на встречный танковый бой, когда построение быстро нарушается и начинается бешеная драка на выживание и везение. Так и сейчас: армии, перемешавшись, разбились на несколько групп, в которых шла отчаянная резня и рубка. Вскоре стало видно, как сражающиеся топчутся по телам, в грязи и кровище, вот упала сова на шесте, а темно-желтое знамя сближалось со штандартом противника. Оба они быстро оказались на земле, ибо поднять их было больше некому, да и не земля это уже была. Дикая мешанина из грязи, воды и крови. Гроза проходила над равниной и удалялась, тучи истончились, но ветер хлестал крупными дождевыми каплями. Было ясно, что в этой мясорубке победителя не будет. На всем обозримом пространстве оставалось от силы сотни три воинов, и они падали, падали под ударами, чтобы чаще всего уже не встать.
Через несколько минут, шатаясь, рухнул последний. У края облаков проглянуло солнце, создав видок, до которого не додумался бы и Босх, хоть он обожрись грибами и ЛСД одновременно. Косые алые лучи освещали равнину, покрытую тридцатью тысячами трупов, изрубленных и поувеченных. Кое-где ещё слышались стоны, но и они быстро стихали.
Я привстал. Да… Порубился народ, а чего ради-то? Зрелище было то ещё, и меня всего трясло от увиденного и холодного дождя. Было понятно, что отсюда надо убираться куда-нибудь, да поскорее. Потому как к утру, несмотря на прохладу, здесь будет не вздохнуть. Значит надо поймать лошадь. Хотя все мои знания о верховой езде ограничивались двумя конными походами во время отпуска на юге, я пошёл по склону вниз.