Граница и люди. Воспоминания советских переселенцев Приладожской Карелии и Карельского перешейка

В этот раздел мы поместили тексты интервью, в которых информан­ты рассказывают о различных аспектах своей религиозной жизни до пе­реезда на новую территорию и после него. Сюда вошли рассказы о право­славной церкви, кирхе, святых местах, финском кладбище, которые в представлении жителей являются значимыми объектами местного ланд­шафта, а также сюжеты, которые можно назвать «традиционными» и которые распространены на всей территории Северо-Запада России. Их мы распределили по следующим подразделам: «Святотатства», «Иконопочитание», «Молитвы», «Библия», «Персональный религиозный опыт», «Приходящие/снящиеся покойники», «Похоронно-поминальная обряд­ность», «Праздники», «Народная медицина». Эти рассказы охватывают широкий спектр представлений информантов о конце света, «том свете», смерти, святых, нечистой силе, нормах религиозной жизни и отступле­ниях от них, болезнях и способах их излечения.

Основной проблемой, с которой мы столкнулись в работе по теме «народная религиозность», были постоянные переходы информантов от прошлого к настоящему, и наоборот. Наши собеседники никак не обо­значали и не оговаривали такие переходы. Из-за этого не всегда можно было понять, о чем в настоящий момент идет речь: об обычаях, актуаль­ных в местах, откуда информанты родом, или о тех, с которыми они были знакомы в Карелии. Особенно часто такое пересечение времен встречалось в текстах, вошедших в подразделы «Святые места», «Свято­татства», «Иконопочитание», «Молитвы», «Библия», «Персональный ре­лигиозный опыт», «Приходящие/снящиеся покойники», «Праздники». Большинство информантов рассказывали о религиозных обычаях, ко­торые относились к их жизни до переселения, когда еще в деревнях функ­ционировали церкви, служили священники и когда советская власть еще не пыталась искоренить религиозность крестьян. Если мы спрашивали о том, как переселенцы относились к разрушению кирхи (финской церк­ви, расположенной в Карелии), информанты, как правило, обращались к прошлому опыту и рассказывали о наказании святотатцев, разрушав­ших церкви на родине. Чтобы понять, о каком времени идет речь, прихо­дилось постоянно задавать уточняющие вопросы, поскольку информан­ты могли рассказывать, например, о Библии, которую они нашли в фин­ском доме на чердаке, и Библии, которую читала «матушка», «божествен­ные люди» в родных местах и т. д.

Как в Мельникове, так и в Лахденпохья вплоть до недавнего времени не было православных церквей и священников. Первая действующая церковь появилась в Лахденпохья только с приездом протестантских миссионеров, когда здесь открылась Церковь Христиан Веры Евангельс­кой. Не так давно в Лахденпохья, Мельникове, в пос. Саперном постро­или православные церкви, что стало событием для переселенцев. По рас­сказам информантов, церковь в пос. Сапёрном была построена по благо­словению и с помощью Божьей Матери, которая «являлась» сторожу (№371 — 373).

Появление православного священника изменило образ жизни насель­ников. Многие из тех, кто посещал собрания евангелической общины, перестали ходить туда. Тексты интервью об отношении жителей к протес­тантской церкви включены в подраздел «Отношение переселенцев к еванге­лическим общинам» (№ 473 — 483). Переселенцы рассказывали о том, что приходили в общину из-за того, что не было других церквей, а также из-за гуманитарной помощи, которую привозили миссионеры. Теперь у них есть возможность посещать православную церковь, и некоторые переселенцы осуждают тех, кто до сих пор является прихожанином евангелической об­щины, а тем более тех, кто принял крещение в евангелической церкви. В подраздел включены рассказы информантов о том, что посещение проте­стантской общины приводит к несчастью, болезням и даже смерти. Мы записали также интервью с членами общины, рассказавшими о том, почему они стали посещать протестантскую церковь, как проходят собрания, о собственных религиозных переживаниях.

Совместное проживание на одной территории выходцев из разных районов бывшего СССР и соответственно тесное соприкосновение куль­тур нашли свое отражение в рассказах, помещенных в подраздел «Похо­ронно-поминальная обрядность». Вспоминая о принятых в собственном сообществе похоронно-поминальных ритуалах, переселенцы сравнива­ют их с обычаями соседей, которые приехали в Карелию из других мест. При этом стратегия «толерантности», обычно доминирующая в интер­вью и заставляющая информантов отказываться от выделения различий между разными группами жителей, перестает действовать. Отступление от этой стратегии проявляется также и в рассказах, включенных в под­раздел «Народная медицина». Столкнувшись однажды с человеком из другой этнической группы, известным при этом своей силой «знающе­го», переселенцы наделяют всю группу способностями к знахарству, колдовству. Принадлежность к иной этнической или даже конфессио­нальной группе становится тем признаком, по которому некоторые пе­реселенцы определяют, является ли человек «знающим», «знахарем», «колдуном».

Старая кирха и финское кладбище выступают в рассказах насельни­ков как странные, чужие места, вызывающие интерес и любопытство. На них специально ходили посмотреть, туда бегали, будучи детьми, «ус­траивали вылазки», там происходили странные вещи (сюжеты о «рези­новом попе» — № 176, 377; о «человеке в белом» — № 413).

Строительство православной церкви, священник

И А почему вы тут... это место выбрали, чтобы тут церковь строить в Мельниково? Именно на этом месте?

С Ну и... вот, Юрий Петрович[104]... мы везде хотели ее построить, вез­де. Ну... ну, чего-то не получалося, не получалось. Тут нужнее, тут же военные захоронены. Тут нужна. Церковь будет служить... будет служить в церкве батюшка. Выйдет с кадилом, он же их будет и кадить, и ходить, эти... всё такое. То же самое... а людям, а людям не нравится. Зачем, на кой... зачем тут... на праздники... да и на девятое хватает... всем тут места всем хватает. Ну, люди были против. Ну, видно. Господу Богу угодно. Поставили тута Вот, где бы мы ни ходили бы, где бы чего.... а нигде не получилось. А на этом, вот, месте ре... решилося.

И А сколько у вас прихожан вот... если церковь., как вы думаете?

С Но, там, я ходила когда по дворам, то, вон... У меня написано сорок два человека. И это, как, сорок два человека, это хотели ее стро­ить. А как, кто помочь — они все работают. Мы-то — пенсионеры. Они говорят: «Мы, когда будем на пс... будем ходить помогать вам. Мы работаем. Мы хотим храм, но нет возможности».

И А батюшку откуда вы?.. Или это будет тот же из Сапёрно­го?..

С А вот, в Сапёрном батюшка. Их два. Будет два.

И Ах, будет два..

С Да. «Они, — говорит, — дали уже ему другого батюшку». Они будут меняться. Один — тут, другой — тама. Тут и туда-сюда... они бу­дут меняться. Вот, храм сделают, потом у нас выхо... там земля, вот, где у нас это, погорели там два дома. Там, вот, земля будет для трапе­зы, трапёза будет. Это трапеза — кухня будет. Учеников будет на­бирать учить, как сейчас во всех церквах. Тама будет и... как гово­рится, какая погода... Будет плоха'я — батюшка могёт тут остаться ночевать, комнатка будет для батюшки. Там, может быть... где сторож-то будет у нас тама, для сторожа надо... Для сторожа будет бревенчата... одноэтажное будет зда... будет здание стоять, где по­чта. Там... вот...

И Ну, хорошо...

С И вот, так тогда стали ему <священнику строить церковь> помо­гать маленько этот... вот, кто гвоздь, кто... Во, я чего не сказала са­мого главного-то! Вот, беднота-беднота. Построили там половину, строить нечего было... не с чего, нет и все. А там сторож-то воен­ный, пенсионер. А их же рано сымают это на... двадцать пять лет отработат, идет, как говорится, на пенсию. У него жена умерла, шестнадцать лет мальчишке. Вагончик дали военные. И он взял с этим с сыном прямо жить, сторожить в вагончике. А вагончик отап­ливается, вагон большой, там... живи там, сколько хочешь. Он и сейчас там стоит во дворе. Вот... этот, значит, сын-то спит ночью, а этот самый сторож военный-то. Он ходит по двору, всё смотрит. А чего смотрит? Там уже ни лесу не, уж ни гвоздей, всё уже. Хо­дить, курить и го... сам про себя говорит: «Ну, последня ночь я тута. Вот, — говорит, — покурю последню ночь и больше не приду». А он уж батюшке сколько раз говорил, говорит. «Батюшка, чего нам., сторожить тут мне? Ничего... ни доски, ни кола, ничего нету Ну, стоит половина Я, — говорит, — я, говорит, уйду». Но батюшка был против. А он ему платил всего тридцать пять рублей. Не с чего взять было. Ну, он говорит, на курево хватало и ладно. Вот «Ну и последний день, — говорит — последний день, батюшка Я, — говорит, — ухожу». Ну, и ночью ходит по двору, курит и сам себе потихоньку говорит: «Последний раз я тут курю, ухожу». А откуда ни возьмися, перед ним. знаете, знаете, наверное, перед ним очутилася такая Мать Божия! Это. Он как глянул — ну, го­ворит... он, говорит: «Я сразу догадался, что это необыкновенная, что это не такая простая женщина. Это — Божья Мать». «Я, — говорит, — как-то так глаз вылупил на нее. Она на эт, в таком одеянии». И говорит: «Что вы надумали отсюда, говорит, уходить? Не уходите!» «А, — говорит, — я тогда ей говорю: «А чего ж я батюшке скажу, а чего ж мне тут делать, когда, — говорит, — лесу нету, ничего нету». Она говорит. «Скоро всё будет А сейчас, — говорит, — скоро, вот, Пасха, скоро Пасха, а вот, — говорит, — ви­дите, [нрзб] видите — рукой, вот, так размахну.. — видите, сколько хламу еще тут, — говорит. — Вот, вы половину сделали, а хламу-то, — говорит, — сколько, не пройтить, не выйти. Вот, вот, к Пасхе весь хлам — рукой-то — вон туда, — говорит, — отнесите». А он говорит... я ей говорю — я так поглядел, хламу-то сколько. А Пасха-то — неделя осталась до Пасхи. — Разве я это все сделаю? И я ей стал так говорить. Она и говорит: «Делайте, а я вам помогу». Вот, так она ему сказала. Ну, значит поможет — значит поможет. Ей пока... говорит она: «Рукой еще так размахну... — я вам помо­гу, вот, так. Я, — говорит, — вот, так...», — прямо она руку и пове­ла. А потом я вы... [нрзб.] сюда: «Где вы, где вы, моя помощница, где вы?» Туда-сюда — нет. Я туда, я сюда. Ну, и тогда я, говорит, узнал, что это — Божья Мать. Вот, потом она исчезла.

И Это тут было или в Сапёрном?

С В Сапёрном, в Сапёрном. В Сапёрном. Прямо у батюшки там. Строил... И вот, он начал с тех пор, как, вот, она исчезла, он начал, значить, эти таскать доски, этот хлам. Ну какой уже не пригодит­ся. Только сушить, топить. И все... и метлу... у него. И он за ночь, за ночь столько хламу убрал. Потом и говорит: «Как же она мне хотела помочь? А сама куда-то удалилась в таком эти...» А потом додумался и говорит: «Ведь, это она мне помочь, она мне силу дала Я, — говорит, — такая у мне появилась сила, что пока я не трогал ничего, грязь-то не гр... такая сжалась мне сила. Я, — говорит, — как начал работать, я две ночи, — говорит, — все это сделал. С такой, — говорит, — силы, с такой радости». И вдруг, значит, была летня время, двадцать третьего... двадцать третьего июля у него Ко­нецкой Божьей Матери, она собирает праздник, батюшка. Они уже ее взяли под крышу и собирают праздник. Большой праздник И у нас уже Иоанн Владыка, он еще был жив.. Но он не смог сюда приехать принимать храм Вот. А приехал его помощник Зоей. Симон... мы, вон, с Юрием Петровичем были у них. Симон при­ехал, его помощник, этого самого владыки. Приехал. Так же одея­ние у него батюшкино. Там, приехали с ним на ле... на легковой машине два таких двухметровых сту... этих студента, этих, учени­ков Неси, он идет тута, вот, с таким батожком, вот, с каким, а два, там, этих ученика-то платье несут подол там за . I н рзб I такая длина у него, платье. Такой подол несут, вот, так, вота. А тут уже у него, у нашего батюшки как от. от храма дорожка така новых [нрзб.] кто чего может... и куплена, от храма до калитки была, до ворот расстелена Он шел. А цветов на этой дорожке тут до самого-самого накидано было. И вот, а тут певчие были, с Ленинграда сколько певчих, с Сапёрного певчие, с Коневца были столько. Ба­тюшки, столько народу было. С Приозерска, с этих двух церквах.

И Большой праздник был...

С Большой! Ну, Коневска Божья Мать, Коневска церква-то. Вот, так собрались. Еще владыка-то приехал принимать ее, принимать. И как только он в дверь заходит, в калитку-то... а тут как «Много лет» как запели! А таких подобрали голосьёв, вот, таких батюшков-то У! Это... плач. Плач стоит. Мы плакали. Когда он прошел, и все прошли. Он, правда, сразу прошел туда, в эту... в храм этот влады­ка-то. Ну, [ирзб.] его помощник-то. Он — не владыка, а послан владыкой сюда помощник свой. Он... у него, он нес такую охапку, там, чего... подарки, чего они... но он такой... Разложил так своим помощниками, выходит туда и говорит, так, нашему Сергию-батюш­ке. «Там, — говорит, — я тебе привез отрез. Сошьешь себе эту ризу, и там на скатерти хватит. Или, вот, на это самое»... ну... на эту са­мую, на дверя так вешать такое, чтобы риза такая... голубой цвета­ми, блестящая-блестящая. И книг много, говорит, привез там. Еще чего-то, говорит, там на столе, там, оставил. Ну вот. Стал он это самое... а отец Симон все там, это, говорит, тако всё церковно, по­здравляет все. И, ну, и говорит... вынес, вот, такие, вот, большие по­четны грамоты — они почти в палец толщины, блестят. Такая бумага такая наслащ... наволощенная. Блестит бумага. И напеча­тано, это, ну... почетна грамота Кто это... [нрзб.] это же был лес. Его надо, чтобы храм построить, его надо вырубать лес, выкорачивать, там, даже пни тоже [нрзб.] трудно, лесу-то сколько. Там всё помогали. Старушки, инвалиды тоже сапёрновскне. И вот, значит, они уже у батюшки были записаны, поданы этому... ну, он сам поедет домой и возил туда в Ленинград батюшкам-то. Чтобы были почетные грамота, на кого фамилия. И вот, когда он вышел тут с почетным грамотами, начал говорить, кому почетны грамоты, и, зна­чит, говорит. «Ну, давайте, где, ты, говорит, видел Божью Матушку-то? Давайте его сюда, — говорит, — мне». Ну, он., народу-то пол­но... не больно пройдешь [нрзб] на крылечки сюда, на крылечки. [Нрзб.] Застелены были. А он — небольшой такой росточек, щуп­ленький такой, это, мужичишка. Вот. И он около себе его поставил, вот, прямо он стал рядом Ну, вот, и говорит, он сам стал сначала... А он — получилось так — когда он все убрал на дворе, уже светло стало. Он говорит, ну, уже сейчас батюшка проснулся. А наш батюш­ка, ему дали тут в Саперном квартиру трехэтажную Ему доста­лось посередине... угловые, крайние он начал говорить это, милиции жила семья, в середке — батюшка. С этой стороны жили, ну, это... милиция, а это — ну, тоже... как как ти тоже как твои, как военные тоже были. Не милиция, а. это, милиция тут, а тут — тоже какие-то занимали ученые-то люди эту комнату И вот, знал, что такое, что в середке живет это. И он с этой радости сразу побег к нему будить, что, вот, видел он Божью Матушку, и погляди, говорит, что я за ночь сделал. И не думал. Батюшка — на машину, да с ним сюда, в храм-то Чистота, порядок! Да как он ему рассказал! Батюш­ка не заезжал домой — с храма на своей машине прямо туда, к вла­дыке. Он тогда Иоанн живой был. Он не мог сюда поехать, а при­слал своего помощника, вот, двухметро... вот, такой, такой чистоплотный батюшка, его помощник. Вот, он был сюда И вот, он его к себе ря­дом поставил. А [был] он... сам стал рассказывать. Он тоже слу­шает стоит. <В>от, там он слушает, что пересказано этим нашим батюшкой. Он эти слова нам всем рассказывает, всем, всему наро­ду. «Но, — говорит, — теперь, вот, позовем того, кто, — говорит, — видел и кто слышал». Окликает его фамилию и отчество. Ему, там, никак... а мы тоже его не видели. Ну, кто что, никак ему не про­лезть — народу — чтоб сюда. Вышел — он его к себе, вот, так ру­кой. Такой небольшой. Вот, он стал то же самое рассказывать, что, вот, это самый владыка рассказывал всем-то. Всё рассказал. Так уж мы плакали. И такой радостный, как он такой порядок сделал за неделю, это, за неделю... он за ночь сделал. Она, говорить, мне помог­ла — силу мне дала. Радости, сил, бодрость дала! Ой, такие мы были радостные. И теперь... вот, каждые двадцать третьего июля он дела­ет праздник. Он делает столы во дворе... [Нрзб.]

И А вот, вы не слышали такого, что, вот, когда церковь хотели строить, то сторож видел... ему видение было? Не говорят такого?

С Ну, у нас не было в Мельникове. Это — в Сапёрном.

И А, в Сапёрном, да?

С Да, это в Сапёрном.

И А что там произошло?

С А что-то как будто сторож... у этого батюшки, у отца Сергия, не получалось это строительство: то там задержка, то... Как будто бы этот сторож, может быть, он... это правда, может быть, это он сочи­нил, мы не знаем. Как будто бы он там сторожил и ему показа­лось... как будто бы кто-то там, женщина или кто там, сказали, что, вот, именно стройте на этом месте. Вот, церковь, вот, на этом месте стройте. И он, видимо, рассказал батюшке. Но я не знаю точно подробности, и они всё-таки остановились, там стали строить.

И А скажите, пожалуйста, вот, вы знаете хорошо... может тут где-то в окрестностях был или... Богородица с младенцем ходила... вот, не рассказывали такое? Может...

С Вот, слушай. Я вам расскажу про наше[го] батюшку, вот. Про на­шего батюшку. Ну, вот, мы ездили... значит, у него... храм назва­ния это... Сергия Радонежского, вот, название у него. Нет... Коневецка Божья Матушка. Сергий Радонежского назвали сейчас в Торфяном, построили. Это... Коневска Божья Матушка. И вот, три года назад, значит, как было. Вот, привезли, дали ему, батюшке на­шему... он как своей семьей, он ленинградский, он... он такой... он семнадцать лет отработал в милиции самым главным, главным самым, главным отработал. И... семнадцать лет прошло. Сон ему приснивается, сон: Ангел. И он призывает его... как говорит: «Я Госпо­дом посланный. Ты должен спасать от народ». Он не поверил, туда-сюда. Вот, проснулся, и этого ангела нету — глаза открыл. Пошел на работу, стал рассказывать. И говорят... так уж батюшка наш Сергей Николаевич... — «Ты чё, — говорят, — ты что, рехнулся? Чего с тобой? — говорят. — Какой, кто тебя призывал, кто тебя чего?» Начали смеяться. Он говорит: «Давайте мои документы». Начали смеяться, не дали документы. Он осталси. А неделя-две про­шла, опять этот ангел приходит во сне. Второй раз, говорит: «Тре­тий раз не жди. Господь не любит этого. Бери документы и все...». Вот, второй раз он пришел, стал так говорить. Всё рассказал — давай... поверили! Не стали смеяться, поверили. Он ушел, ушел и прямо начал учиться. Вот, он заоч... заочно, заочно учился, заоч­но. Ездил... ну, в Ленинграде у него своя квартира, вот. И это... в Ленинграде он учился. Заочно и так учился. Потом пять лет он отработал... там это... на Коневце. А учил учеников тама пять лет. Потом опять в Ленинград, в Ленинграде служил. И церква... как он знающий, вот, он зна... он очень много знает. Потом к нему ста­ли обращаться эти молодые, такие, ну, мало знающие эти батюшки к нему — как церковь поставить, как чего. Он им помогал. Ну, ре­шил он построить себе церкву, вот здесь. В Сапёрном.

И А почему здесь?

С Не знаю, почему — не знаю это. Это... [нрзб.] не знаю, почему. И когда они с семьей сюда приехали строить... ну, с чего начинать? Вот. Взял тачку железную, взял свою семью. Ну, и там привез себе монахов пару, сюда к себе жить-строить. Окромя семьи. Два сына, отец, мать и батюшка с женой. С этой тачкой поехали по Сапёрно­му. Он же в платье[105]. Платье должен не сымать батюшка никог­да. Вот... Ездил, говорит, по Сапёрному, с тачкой, просил. Люди не­которые, говорит, сознают, дают чего. А некоторы — о-о, надел платью, нашел сестрой себя храм, деньги зарабатывает, работать — лодырь. Работать вы не хотите...

И Они вообще были религиозные люди, Ваши родители?

С Да. Да-да. Вот, у нас обыкновенно, вот, знаете, я помню, божница. Икон, наверное, семь в углу. Так. Было, так. Но... Отец был чудак. Вот, я вспоминаю такие... так, истории, так... Вот, у нас была кухня, называлась чулан. Там мать у печки, так, готовит, так. Отец был горячий на работу. Знаете... Если пахать, дак, так... И вот, прибыл, значит, надо ему позавтракать быстрей и опять пахать. Вот. А тут, значит, так у нас чулан, печка. А так, значит, вроде столовая. Тут — зальчик — дом. А так — иконы. Стол. А над столом — иконы. В центре — Спаси... как политбюро, знаешь, раньше. В це... Спаси­тель, а тут угодник такой-то, тут Георгий Победоносец, так, и вся­кие — мать рассказывала. Так. Лампады, так. Дак, он прежде, чем... Было принято, прежде чем, значит, надо пь... за стол садиться, пере­крестится, вот, она-то, значит, так... вот. А он, значит... Она: «Петр, Петя, Петя, [нрзб.] ты это, ты ж как в балалайку играешь». Он, значит, постоит. Идите к едрене бабушке... а она: «Ай-яй-яй-яй-яй». Она, знаешь, это... о, Господи. Вот, так, вот. Он верил. Но верил, вы знаете, что... Верил. Так? Но попов не любил. В Бога верил. По­пов не любил. И ц... этих не любил. Евреев недолюбливал тоже. Дак... Говорил — это всё охмурялы только. А цыгане — воры. Не любил. В попов чего? Его этого попа нашего, нашего прихода, он с другом, с Петр Иванычем Карачеым — друг у него был — в Страстную неделю напоили попа. И сами, конечно, выпили, так? На­кормили скороминой, еще и поп вроде чуть и плясать не захотел. Ехали откуда-то. Так? По.. поиграй на [языке] там так... вот. Дак. он его потом — да как же ты, святой отец, как же ты, понимаешь, это... так? «А я, Петр, я, Петр, я ж на таком посту. Я все отмолю, все». Вроде того, понимаешь. Вот, это было. Не любил, понимаешь, не любил попов. Охмуряла ведь. Вот, так.

Кирха

И А подземный ход не искали нигде? Подземных ходов?

С Нет

И Нет? А нам рассказывали, что тут где-то был поземный ход

С Вот., мы несколько раз пытались, мы, вот, в детдоме пытались, пы­тались... по скалам, лазали-лазали. Нам, нам сказали, что с кирхи есть во Второй городок подземный ход.

И С какой, с этой кирхи?

С Да, вот, с кирхи, да. Ну, а я считаю, что он и правда есть, я считаю, что он есть. Вот. Подземный ход есть. Но он завален где-то — я думаю. Никто найти его не может, понимаешь... И мы тоже так пытались, понимаешь... осматривали скалы, но не нашли.

ФИ А для чего такой подземный ход существует?

С А я считаю, что, вот, эта линия Маннергейма была... и, вот, чтобы священнослужители могли, значит, вовремя по... значит, уйти, зна­чит, это самое... или наоборот, это самое. Переодеться монахом, по­нимаешь, и оказаться в церкви, и все, понимаешь. Чего... Вот, так я думаю. Вот.

И1 А вот, в эту церковь вы бегали?

С А как же. А как же. Это святое дело было нам сбегать туда. Там же было всё раскрыто, она была в таких камнях вся. Так всё было сделано в ней. Такая... такая акустика была, ты ж с... крикнешь, и прямо везде всё раздается — нам же это интересно. А лазали до самого верху. Я с братом: он лезет вперед, а я сзади его лезу На самый верх лазали, и вниз лазали куда-то там.

И1 А не говорили, что там подземный ход?

С Говорили, говорили И мы долго, идем со школы... школа тут, вот, это, сгорела котора, но тут они все сгорели... идем, это, бухает под ногами, говорим, вот, наверно, идет этот подземный ход куда-то. Ну а потом нам запретили же ходить, потом милиция приключилась к этому делу, и... детям, мальчишкам запретили туда ходить. И ска­зали матерям, штраф дадут, а потому как мама-то одна работала, и мы очень боялись. Мама у нас была крутая, и она нас так отлупит, что мы забываем даже, куда входить и выходить надо. Поэтому мы не очень старались.

И1 А что, говорили, за подземный ход? А кто его сделал, зачем?

С Ну, так, а там, наверно, финны делали. Мы не знаем, для чего там. Там, говорили, что поп надувной там какой-то валяется, что-то там такое, не зиаю.

И2 Где поп надувной?

С Ну там, внизу, в этой, так говорили. Да это ж, может, мальчишки нас пугали

И1 А зачем поп надувной?

С Не знаю. Может, нас пугали, мы не знаем. Это мальчишки так говорили нам, чтоб мы сзади их не тягались.

И1 А что боялись, да?

С Конечно, боялись. Идешь, трясешься. А как же. Мы тоже малень­кие были — семь лет, чего нам, тащимся — интересно. Страшно, а идем.

И А вот, она эта цер . кирха, да? Все-таки она отличается силь­но от.. А был у нее крест наверху?

С Вот, я помню, что там... когда ребята наши забирались, одноклас­сники. Они говорили, что там какая-то крутая лестница и там ре­зиновый поп стоит. Ну, как они называли — поп резиновый. Не знаю... видели на самом верху. Вот, ребята говорили, одноклассни­ки. А больше ничего не помню, что...

И Резиновый поп?

С Да. Ну как... Ну, фигура что ли, может, какая-нибудь, наверное, сде­лана. Почему они считали — резиновый? Может, он и не резино­вый.

И А колоколов там, ничего не было?

С Да нет, я не помню, чтоб там было. То есть, чтоб говорили об этом.

И Ну подземный ход-то был?

С Ну туда, вот, забирались, ходили, да. Так тут недалеко. Наверное, боялись дальше. Наверное, что какой-то... какой-то спуск туда был. А как там дальше? Ну, все говорят, что да, есть там что-то. Может, там уже обвалилось. Наверное, был. Мне кажется... все-таки та­кое сооружение.

ФИ А не говорили о том, почему такой подземный ход, вот, сделали?

С Да так, голову ломали — кто... кто что. Да нет, не говорили в обшем-то. Так удивлялись, спрашивали. Догадки, там, какие-то свои строили.

Святые места

И А не говорили, что есть, вот, такие иконки, что от болезни помогают?

С Дак, это сейчас говорят, сейчас батюшка говорит. Сейчас есть ико­ны чудотворные, что, это, текут, течет елей на шеках, и слезы те­кут. У Пресвятой Богородицы… Вот, мы ездили в прошлый год. я ездила во святые места, как в Свирь, в Свирь, в монастырь, к Алек­сандру Свирьскому. Так, вот, святые мощи лежат в этой, как назы­вается эта, вот, уж ие назвать... Ножки видно, он не потлеет, не стлел, как живой лежит: ноги, ручка наверху, вторая ручка так скинута Покрытый только, вот, ну, показано ноги, что действительно, народ ездит и с Петрозаводска, и с Ленинграда ездят, отовсюду ездят в Свирь, это, молиться этому Александру Свирьскому. Вот, святые есть. Вот, эти, которые даны всем святые, они все нетленные, они не тлеют, они не пор., как, вот, мы грешные стлеем, наше тело все стлеет Мы не будем, нас не увидят: ни тела, ни рук, ни ног — все сгниет А у них — нет.

И А здесь не было святых мест?

С1 Не знаю, как вам сказать, святых...

И Ну, куда бы люди ходили, может быть, за водичкой святой, ко­торая лечила.

С2 A-а, так это ж сейчас. Это сейчас только появилось. А раньше этого не было.

С1 Сейчас да. Это сейчас появилось.

С2 А сейчас появилось. Вот, колодец тут у нас. Сюда, к озеру идти, дак, это... святой колодец появился.

И А что за колодец-то?

С2 Ну, обыкновенный колодец.

И Почему он святой-то?

С2 Ну, его просвятили. Считается святой колодец.

И Всегда там святая вода?

С2 Считается так.

И И что? Люди берут ее для?..

С2 Берут, это, пользуются.

С1 Ну, она не святая. Ее не светят. Просто хорошая вода. Не такая, как в колонке идет.

И А не говорили, что она может помогать от каких-то болезней?

С2 Да нет. Нет. Я уж примерно тоже...

N Она просто родниковая вода.

С2 Родниковая вода. Вот, в парке тоже родник есть. Вот. Там, оттуда носят воду.

И Понятно. А вот, здесь есть какие-то такие места, которые как святые считаются?

С1 А черт его знает. Не знаю.

И Где, вот, может, водичка целебная какая-то, помогает?

С2 Есть у нас колодец тут.

И Какой?

С2 Вот, как по этой дороге туда идешь. Туда сыплют это... ну... прихо­дит. .

С1 Батюшка.

С2 ...Батюшка и сыпет, там, чего-то

С1 А-а-а!

С2 И водичку берем, пьем.

С1 А, это.. по дороге, вот, по Лисинварской дороге. [Нрзб. о место­нахождении]

С2 А потом он посвентит[106], вот, это перед праздником. Взяли водич­ки, мы потом пойдем. [Нрзб]

С1 Красной краской выкрашен колодец. Вот.

И Что?

С1 Красной краской. Красной краской. И перила покрашены. Там все Куркиёки берут.

И А это считается лечебная водичка?

С1 Да.

С2 Лечебная, да. Я ей эту... ходят, что-то посыпят, поговорят.

И А иконка там есть?

С2 Иконки... туда вода, водичка там. У него с собой-то есть иконка.

И А там нет, на колодчике?

С2 На колодце... Он когда приходит, приносит.

С1 Там ведро-то стащили, не только... [Смеется.]

С2 Там стащат быстро. Там не поста[вишь]... не положишь.

И А туда местные ходят просто так, за водой?

С2 Да, да, да.

Cl С ведрам[и].

С2 Потому что здесь очень грязная вода.

Cl С ведрами, с бетонами ездят.

И А давно батюшка туда ездить стал? На колодец?

С1 Батюшка? Когда был? До Троицы как раз был или в Троицу?

С2 Кто?

С1 Батюшка.

С2 А вот, он в этом году был как-то к празднику... в мае, нет, до мая. До мая был. Раньше. Праздник какой-то... наш этой... я забыла со­всем, забываю. Был. Свянтил. Воду брали люди, даже ведрами при­носили.

И А не говорили, что она от чего-то помогает?

С2 Не говорили, это. Я-то долго не была. Пришла, водички начерпнула. Там народу было столько.

С1 У нас на базе тоже есть один колодец, вот, финский. Вот. Тут ка­мень так, тута камень, тут, тут. Вот. Никогда зимой не застывает. И вода чистая как зеркало. Тоже батюшка туда...

И Святил? А вы были на этой службе, вот, когда батюшка при­езжал?

С2 Были.

С1 Я был, когда батюшка... это, как его, помер один, дак... одна женщи­на померла, он ее... отпевал. В столовой.

И А батюшка что-нибудь про этот колодчик рассказывал? <...>

С2 Рассказывал. Конечно, рассказывает, он читает чего-то. Книжечек у него... какая-то. Свянтит. А потом дает эти... домой мы прино­сим эти... положим. Какие-то... как цветы или что. А вот, сенцо, [наверно]. Вот, такие подает. Мы берем, дома, вот, куда-нибудь... так... водички наберем.

Святотатства

И А Вы сами крестились, да? То есть... или... и сама, и ребёнок?

С Девочку[107]и меня крестили. А меня... Только коленочки покрес­тил поп, вот так, вот так, всё! Крестик поставил, и лоб — вот меня и покрестили... А то у меня, видите ли... У нас были, понимаете ли, мама рассказывала нам: мы все были крещёные, маленькие. А папа у нас был партийный. Боже упаси! Что вы! Дети, детей партийных, партийные дети были крещёные! Папа как узнает: окрестили... Наталью крестили — он не узнал... сестру старшую. Меня крес­тили — он узнал, мой крестик перерубил, и я до двадцати лет оста­валась некрещёная. Вот, милая, как получилось-то. Может, у нас действительно коса на камень нашла. И пот... всё. Ну, вот, потом, значит, и мама-то, и приехала свекровка-то. И всё рассказала свек­ровка, моей маме рассказала. Говорит. Вот, так и так-то. Витин крест. Мальчик родился. Мальчик. Он так сына ждал, папа наш. Сын родился, всё, и тайно крестили прямо на дому, всё равно узнал, всё равно узнал, и всё равно крест... ломает кресты, вот, так.

И А что, если сломали крест, то уже не действителен?

С Не знаю, чё ломает кресты, и... А бабушка — мать его, родная мать, баба Марфа, мать-то и говорит: «Эх, Коля, ты, Коля. Какой же ты зверь. Тебя же Бог накажет, ты ж ведь умрешь скоро, ты ж умрешь». И ведь умер, рано умер, папа умер, в двадцать восемь лет он умер. Папа мой, наш. Мы остались сиротки маленькие, в двадцать восемь лет, вот, такие ещё, мол... ползали ещё, маленькие... вот, такие дела.

И Неужто бабушки не говорили, что этих людей < которые раз­рушают церкви> Бог накажет?

С А я думаю, наказывал. Вот, одна женщина топором изрубила Иисуса Христа — был сделан в шкафу эдакой. Она, вот, с одного году со мной. То она уже давно померла. А как мучилась, жила! Не. Не знаю. У нас была и деревянная церковь. В деревянной было... клуб, ходили на танцы. Да по... по кладбищу-то, по могилам, в темноте-то, да? А эта стояла такая красивая. Ой, и чего она мешала! Пусть бы стояла, да?

И1 А у вас-то на родине была часовенка или церквушка?

С А у нас был... как... каменных две церкви были. Деревянная была церковь летняя. Три... это... три церкви были. Была Десятая[108], был Покров и Никола. В Вологодской. Всё разрушили, всё изломали. После финской войны.

И2 А там-то, в Вологодской не говорили, что это нехорошо, нака­жет Бог?

С Ну ведь хорошо, не хорошо. Вот, это... у нас одна девочка... ну, вот, моего возраста, она работала... как... избачом. Раньше избач был. Это... как назвать... ну, культурный работник. И вот, эта девочка, когда рушили церковь, рушили, и она... ну, там была эта, как... мумия-то, вот, Исуса Христа. Дак, вот, она эту штуку рубила. Топо­ром. У нее обе ноги отнялось под старость лет. Давно умерла.

И А случайно ваши бабушки не говорили, что плохо это, что в цер­кви, в кирхе сделан склад?

С Да, везде ведь грех в церкви. Это большой грех. В церквях ведь, когда Советская-то власть тоже стала... да... стали попов удалять, церкви закрывать. Ведь тоже клуб устраивали в церкви — это большой грех. Нас в деревне, помню, стали колокола ломать — еще маленькая была. Дак, это... оттуда кто, какой мужчина был отправ­лен, ну сам пошел, резали, да это... пилили, чтобы колокол-то упал. Потом его, его насмерть парализовало тут же. Вот.

Иконопочитание

И1 А вот, там вроде как... старая <икона>?

С Там — старая. Это моей бабушки. Бабушка умерла без малого... здесь у меня... у меня похоронена, около ста лет ей уже было, ну может, без года без двух лет сто лет было. <...>

И2 Дак, это она иконку привезла с собой?

С Дак, это она иконку привезла с собой, дак этой иконки... уже бабушки было сто лет, а еще у бабушки осталось. Это — Николай Чудотво­рец. Дак, вот, она мне заказывала, старенька была, уже перед смер­тью: «Аленька...». У меня она доживала, детей нянчила моих, все дела... «Аленька, ты иконочку, вот, эту, я умру, дак, ты, вот, не кидай». Я гово­рю: «Бабушка нет, я пока буду жива, я все иконочку буду беречь и молиться буду». — «Это Николай Чудотворец, ты молись ему». Я до сей поры и ему молюсь. Я и в церковь хожу, ему молюсь свято­му: Святой Николай Чудотворец Великий Святой.

И Ас собой вы не привезли из Саратова <иконы>?

С Нет, я привозила маленько. Там я оставила... как говорится... ког­да уезжаешь с квартиры, любой человек, ну мы... я оставила брату эту... она ж у меня была плохая такая все же... [изба]. «Вы уедете, я ее разломаю», — говорит. А баню построить, там, чё-нибудь, са­рай. Вот. То оставлять надо обязательно табуреточку и иконку оставлять — это обязательно. Это, как положено всем.

И А зачем?

С Не знаю. Такой закон Божьем-то.

И Это... [Нрзб.]

С Вот. Да. И я икону большую, такую большую икону, это, как была она у меня в угле[109], так и оставила. А эта, как поменьше была, внизу, я ее забрала — вот, мы с ней ехали сюда.

И1 А Вы не слышали, что с иконок обливали, когда лечили?

С Слышала, слышала, но обливают. Слышала, вот, так, как бабушки го­ворят. Ведь много, так, дома выскажут: «Ой, чего-то мне плохо, тря­сет меня — сглазили, сглазили». Да, вот, тоже соседка у меня, пой­ду к соседке: «Ой, Ольга Федоровна, сбрызни ты меня». Ну, это... это уже... это уже из веку в веку, это мама, бабушка моя сбрызги­вали, возьмешь водички наладим, вот, на четыре угла польем.

И2 Стола?

С Стола. На четыре угла немножко ленешь, а потом крестом. И с трех, через дверную ручку, с трех ручек тоже пролить, и взять потом в руки и брызнуть того человека, которого сглазили. И вот, это, вот, так это все знают.

И А у вас, вот, тут не были иконы, вот, пожары обходили?

С Ой, миленькая, у нас, вот, недавно у самих был пожар, вот, тут, горе­ли сараи. Господи! Я иконку схватила — вот, Николая Чудотвор­ца... У меня еще этой иконки не было, вот, чтоб... есть специальная иконка, как, от пожара-то — у меня написано, забыла. Ну, вот, я схва­тила эту иконку, да в огороде. А он-то весь сюда на наши сараи, ветер. Мы затряслись все — у нас дома-то все с газом, не дай Бог, тут взорвет все. Здесь деревянные постройки. Я скорей в огород, да молиться Иисусу Христу, да с этой иконкой, да Николаю Чудо­творцу... Ведь тут же ветер повернул туда, сразу повернул ветер. Я говорю: «Господи, спасибо Господу!» Это было, это помогло.

Ну, вот, здесь это происходило. Нам приехала в гости, вот, одна женщина нашего возраста. Вот, здесь кровать... она прилегла на кро­вать — это было вечером — и как будто отключилась. То ли зас­нула, то ли что. Не понять. Мы подходим к ней, ее стало как бы дугой изгибать, вот, так вот, всю. |Нрзб I Мы ее будим, а она — глаза открыты, а в себя не приходит. Эта моя подруга взяла икону. Вон та иконка, висит у меня над кроватью. Там Иисус Христос И к ней с этой иконой. А ее еще больше стало гнуть. Ну, в об­щем она... да, а я в это время, вот, здесь в проходе стояла. И вдруг я услышала такой свист над головой. У меня уши заложило, голо­ву, вот, так сжало. Так, как будто что-то так ш-ш-ш... так, такой звук Как будто что-то пролетела. Я даже присела. Мне так плохо ста­ло, как голова закружилась. Она схватила... в ту комнату... стала так [нрзб] — нормально, говорит... мы сразу поняли, что какой-то. какая-то сущность. Это же бывает одержимость. Кто-то в нее, видимо, в этот момент кого-то мы изгнали этой иконой. Ну, в общем, спать легли. Утром проснулись. А эта., эта женщина поте­ряла дар речи. Она ничего не говорит, пишет записки только, что, вот, видит ауру над ее головой. Плечи... плечи у меня светятся. И и она сказала, что, вот, депрессия, вот, по поводу этого всего... Говорит: «А у тебя здесь черная полоса, вот, так вот, в районе третьего глаза темная, — говорит, — полоса. Темная энергетика, — говорит — а ты, — говорит, — принеси икону ко мне...». То есть не говорит, она пишет мне. И я ей подношу Она, вот, так вот... не может. Ее жжет. Ну а потому что мы ее посадили, вот, сюда, на это место Я подошла сзади с одной иконой, а подруга — с другой. Иисуса Хри­ста И вот, мы так встали, и ее заколотило. Ее так заколотило, вот, так вот, руки затряслись. Она как… как завыла. И вот, это — ох все. И заговорила. И тоже — чуих... что-то вот... ну мы, мы вооб­ще-то не понимали, что мы делаем. Как это, по интуиции. Никто нас ничему не учил. Вот, надо помочь человеку. Как-то, вот, ну что, где сила? В чем сила? Мне кажется, в иконах.

И А иконы с собой привезли?

С1 Иконы? Были иконы. У нас. А потом уже нарушили...

С2 Это когда у меня дети в школу ходили, учительница приказала: «Если есть иконы — куда-то сжечь». Я прихожу однажды, и ико­ны нету. Я говорю: «Куда икону девали?» А Костя-то постарше был, а Миша помладше. Я не знаю, тут у нас была школа начальная, четыре класса было. А так, в Мельниково же они десятилетки кончали. Я говорю: «Кто икону взял?» — «А учительница сказа­ла... Анастасия Николаевна сказала, сжечь надо». В школе застав­ляли. Сжечь, чтобы не было иконы. Это правда, да. А после ком­сомольца были, тоже нельзя было.

Cl Да, да... наверное, да. У нас тоже была маленькая икона. Тоже дед сожег. Тоже сожег.

И Вот, Вы говорите, вот, там, в церковь в Белоруссии ходили, а с собой не привезли никаких икон?

С Нет, нет. Иконы у нас, у нас дома много было. Но у нас, когда нем­цы пришли, они позабирали все, увезли. Вот, тут... я даже злая, вот, передавали <по радио> что... передать Германии обратно иконы. Но вы знаете передачу. А я сидела и говорю, что было б прямое... передача, я б сказала... Сколько у нас... наверное, икон восемь заб­рали немцы, увезли в Германию, у родителей у моих, вот. Хоть я была, вот, такая <маленькая>, но я помию. Я знаю, все, все иконы забрали Большие у нас, и серебряные такие рамки. Все пришли, машины ехали... У нас мост-то взорвали тут, шоссейка дорога. И дорога была по нашей деревне, улицы. Зашли, все иконы посни­мали, только оставили маленькую Божию Матерь. Это все увезли. Я, вот, сидела [слушала радио], вот, матюгалась даже. Говорю, если б было прямое <включение>, я б сказала б этому министру этому, как его... ну чтоб по этой культуры. Я б ему сказала: «Что ты брешешь, ты ж не знаешь?! Ты спроси у старшего поколения, как они увозили в деревнях целые машины, грабили эти иконы, да все увозили». А теперь, друзья, мы должны это им все. Они нам дол­жны! Сколько они сожгли всего! На моих глазах сколько людей убили! Что, думаете, я не видела! Ну евреи, пусть, они же тоже люди! Целые деревни сжигали на моих глазах! Мы немножко в поле... А в Полесье — партизаны, они же всех... пожгли. В скотный двор загонят, с пулемета прострочат, бензином обольют и все!

Молитвы

И А скажите, вот, ваша мама, когда... она вас учила молиться вообще?

С Да.

И Мама учила...

С Вот, до сих пор помню. Богородица, дева ра... мамины молитвы. «Отче наш» и «Богородица...» молитва Богородице. Мама учила. Как же! Мама сама была в монастыре два года, бывшая монашка. Из семьи верующих.

И А какие молитвы, вы сказали?

С Молитва «Отче наш» ...

И Угу, а вы помните?

С А как же нет? «Отче наш, иже еси на небеси. Да светится имя твое, да приидет царствие твое. Да будет воля твоя и на земле, как на небе. Хлеб наш насущный дай нам на сей день. И прости нам дол­ги наши, как и мы прощаем должникам нашим. И не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. Ибо твое есть царство, и сила, и слава во веки. Аминь». И Богоро...: «Богородица, Дева, радуйся! Благодатная Мария... Господь с тобой! Благословенна ты в женах, и благословен плод чрева твоего. Яко Спаса родила и [всех] душ наших». Вот, семьдесят лет прошло, а все помню.

И А когда она, на ночь или... или утром, или?..

С Надо на ночь. На ночь. Потом в любое время. А я всегда молюсь на ночь. И псалмы все наизусть читаю на ночь. Ну... надо бы больше внимания Богу уделять, чем каких-то полчаса в день. Читать бы Библию ежедневно. Вот, зима будет, дак, буду каждый день…

И А мама вообще учила вас молиться? Молитвам учила?

С Да... не знаю. Она верующая была. И отец был верующий. И она молилась, но нас не заставляла молиться. А отец Богу веровал, в Бога верил, но молиться — не молился никогда. А в Бога верил. А мама-то молилась Она и садится обедать или выходит нз-за сто­ла — всегда молилась. А нас не заставляли. Это мы еще пока были маленькие, дак, это, еще в деревне, когда-то еще я в первый класс ходила, дак, вот, тогда заставляли молиться, что... за стол садишься, так чтобы не перекрестивши, это самое, не садились. А потом — нет. В первый класс я начинала ходить когда.

И Так, а вы, вот, какую-то молитву читаете?

С В основном... молитвы никакой нет у меня. Свои слова. Молитвы у меня даже... я не знаю ни одной молитвы. Как говорится... не верующая в таком смысле. Ну, есть... «Господи», все говорят. Вот, говорю же «ой, Господи». Вот и вся молитва. Никаких... Хватит вам писать!

И А креститесь?<...>

С Крещусь.

И Когда что делаете?

С Я, например, крещусь так. Вот, утром встала, корову подоила, от­правила ее в поле, привязала, а потом раздеваюсь, иду в реку мыться и, вот, крещусь. Каждый раз. Сперва, значит, три раза лицо: «За Отца, и Сына и Святого духа», потом шею, потом правую руку, потом левую, потом грудь. А потом говорю: «А за всех святых! За Алек­сандра Невского и Сергея Радонежского». Вот моя молитва, и все.

Библия (божественные книги)

И1 А финские монетки не находили здесь никогда?

С1 Нет. Монеток. А уж журналов было финских! Ой! Ужас! Прямо, вот, здесь столько было журналов! Всё, это, красивые такие, разук­рашенные. Вот, журналов много. А монеток никаких не находили.

С2 Библию нашли. <...> На чердаке, когда крышу перекрывали. Но это было уже... [ирзб ] брат нашел там. Но мы отдали ее пре­жнему хозяину, он приезжал сюда, мы и отдали. <...>

И1 А как она выглядела? Почему вы поняли, что это Библия? < .. >

С2 Я знаю финский язык, и на финском языке написано.

И1 Да?

С2 Конечно.

С1 Чего нашли?

И1 Финскую Библию нашли.

С1 Ой, не знаю, нет, я не помню финскую.

С2 Ну, Витя, когда ремонтировал чердак.

С1 Это — наша. У меня была с собой.

С2 Да нет, мама. Ты, не про нашу. Когда Виталий ремонтировал чер­дак наверху, ну, он там отрывал эту... и нашел финскую Библию.

CI А, ну, это я не знаю. На чердаке не лазила.

С2 Но мы отдали ее прежнему хозяину. Я... когда он приезжал сюда. У меня листочек сохранился.

CI Не знаю.

С2 А то, что это Библия, это ж... как сказать... во-первых, на финском. Причем, не на современном финском, на старославянском, вроде как тоже... на старофинском! Да. Вот, это мы... это самое... отдали.

И2 А вот, вы сказали, что Библию с собой везли?

С2 Нет, это у меня Евангельё было. Евангельё было. Не Библия, а Евангелье. Она на нашем языке была, теперь уж я даже не знаю.

И2 Вы читали ее?

CI Мало. Ведь я малограмотная. Дак, мало. Да и некогда читать. Ка­кое чтение! Отстаньте ради Бога!

И2 А почему вы ее везли с собой?

С1 Ну, дак, думаю, мама еще... Нет, мама уж приехала когда ко мне! Поздно она уже приехала. Ну, Свете[110] было год, как она приехала ко мне. Ну, думала...

С2 Некогда было читать. Она одна осталась с тремя детьми, колхоз. С шести часов утра она на наряде, а вечером придет — и скотина, и нас трое, и заготовка дров, и огороды, и всё на свете. Всё на ней. Когда ей читать было?

Ш А Библия, это... или Евангелие у вас откуда? Это от мамы ос­талось или как?

С1 Наверно, от мамы. Не помню я этого.

И1 Старая была?

С1 Нет. Толстое такое. Там, это... не знаю, откуда у меня. Это мамино было, это Евангельё.

И1 А на русском языке было написано?

С1 На русском и не на русском. Там было на двух языках.

И1 На двух языках?

С1 Да. Да, и на русском было там много.

С2 Я так понимаю, может быть, русский ста... тоже какой-то старый язык, я немножко. [Нрзб.]

С1 А помнишь, уже Мишка нам читал?

С2 Ну как же, я помню! Он ее и сжег в печке! Растапливал, был ре­бенком. Почитает, мы посмеемся. Толстые такие листы были. Вот, сейчас скорей, чтобы... вот, именно, что звучало очень смешно. И похоже на русский. Я почему, вот, так, по прошествии времени, предполагаю, что это было тоже старорусский текст. Потому что и созвучные были слова, и очень смешно звучали. Брат старший печку растапливал.

И1 А вы не против были, что, вот, растапливают печку?

С1 Да ведь без меня.

И1 А здесь у многих в деревне были, так, Библия, Евангелие?

С1 Нет. Тоже мало тут было грамотных таких, мало. Одна, вот, это... когда помрут, дак она Евангельё какое-то читала. Одна, вот, была, одна, в деревне. Она давненько уж померла.

И А говорят, в Сортавала была церковь?

С В Сортавала была действующая церковь. Но я туда не ходила. Потому что я много ходила, вот, в эту... в Олонец... в Олонце православную церковь. Но я там не узнала Бога. Потому что ведь в православной церкви Библия имелась только у священника, у попа, батюшки. И сколько я обращалась, чтобы вот... в Ленинграде была в церкви, вот, в Москву ездили, в Петрозаводск. Везде, куда бы и ни приходила, я просила, вот, можно у вас купить? Ну, я бы учительскую свою зарплату целиком отдала, лишь бы мне Библию дали Дак, не было такого. И после того, как приехали финские евангелисты, я говорю, что я, вот, везде ходила, я говорю — вы мне про­дайте Библию. Вот, когда первый раз я переводила, ну, вот... и они сказали, сколько надо заплатить за перевод? Я говорю: «Знаете, я Библию ищу очень давно. И я бы отдала всю зарплату для того, чтоб Библию получить». Дак, они мне, вот, огромную кипу Библий дали. [Смеется.] Пока я до дома дошла, все раздала. <...>

И То есть, получается, что вы уже интересовались, хотели Биб­лию до того, как сюда приехала церковь?

С Да. Я искала. Я не знала, что это Библия называется. Я думала, что что-то о Боге. Потому что раз у меня бабушка была верующая, потом, это... мамина сестра, она все время, она мне тут немного рас­сказывала тоже. Но потом, когда я уверовала... И года даже не про­шло, я приехала туда... ну я приезжаю туда, как... к родной маме, что мамина сестра, это, которая верующая. Вот. И мы с ней с вече­ра и до самого утра разговаривали. Она плакала. Потому что я сви­детельствовала о том, что... что Бог в моей жизни сделал все. Она говорит, что, вот, она сколько лет ходила в православную церковь, и она этого ничего не знает. Что она не получила рождения свыше до сих пор. А ты, говорит, ме... год не прошел, а ты уже столько много знаешь. Но, конечно, я очень интересовалась, дак, поэтому... три раза на курсы библейские ездила, вот...

У нас, вот, недавно повесилась... у магазина, вот, дом большой, Д-ов... повесилась жена. Вот, всё говорили, что она какие-то кни­ги... такие... выписывала, ну какие-то... божественские, и, вот, она по­весилась. Здоровая женщина... Прямо я не знаю. Все на утро вста­ли и говорят: Зина Д-ова повесилась. А! Батюшки мои! И вот, кто, чего — не знаю. И вот, все говорят... молодежь, вот, наши деревен­ские, еще сын мой, вот, говорит... другой раз, ну как, деревня, моло­дежь бегали по ночам и бесились, и играли, что быть... а она сидит. Ночь, а она сидит со свечкой и читает чего-то. Вот. И вот, после этого, вот, она... повесилась. Ну, может... ну говорят, что она напи­сала там... ну, не рассказывают. Больше не... не рассказывают[111].

И1 А у Вас, где Вы раньше жили, этого не было, чтобы колодец был в каждом дворе?

С На родине-то? Дак, у нас озерцо... с озера воду возили. На коро­мыслах вдвоем несут, а зимой на санках. Карелия же холодная. Один­надцать месяцев зима, остальное все лето. А теперь, наоборот, вона какая жара.

И1 А почему?..

С Перемесили небо, разве же так раньше было?!

И! А что случилось-то?

С А чего! Спутниками, да всякими самолетами, да мало падают.

И1 А никто этого не предсказывал раньше?

С А я еще была маленькая, годов пять, церковь у нас еще горела. Один старик богатый венчался, а была гроза, а ведь церкви все блестя­щие. Ну и все людей хоронили в землю, а чего я понимала там, что стягивает. Ни телефонов не было, ни радио, ничего, а церковь сго­рела, дак. А поп помешался умом, говорит: «Церковь сгорела, гвоз­ди остались, и то удовольствие».

И2 Чего говорил?

Ш Церковь сгорела, гвозди остались...

С И то удовольствие. Он помешался умом.

Ш И что это значило?

С Что значило?! То значило, что у него работы не будет, да и... Дак, попадья, она была грамотная, а бабушка у нас была слепая, дак, го­ворила, говорит: «Попомни, ты не доживешь, а дочка твоя да сын доживут, не на родине будут. Будут такие войны, будет железная дорога, будут кони летать» — самолеты летать по воздуху, дак, смеялись: попадья помешалась.

И2 Попадья помешалась?

С Не помешалась, а раньше времени говорит, а разве люди грамоте не знали, дак, откуда знают, какие кони полетят. Это самолеты поле­тят, а она как [нрзб.] рассказывала, Библию читала. Грамотных-то мало было.

И1 Это она потому знала, что Библию читала?

С Ну, Библию читала, дак, книги читала, она грамотная была попадья[112].

Ш А что у вас говорили про Конец Света?

С Ну, что, вот, Конец Света в двухты... последних, что сатана закована на две тысячи лет. Там, как две тысячи лет исполнится, так Конец Света, это народ говорил, мы-то не слыхали. А уж когда я здесь ку­пила эту Библию... вот, на русском языке написана... там все это же пишется. Только не вся Библия, там уже часть этой Библии. Там написано, что никто не знает о Конце Света, знает только один Бог.

И2 Дак, это здесь говорили про Конец Света, в Лахденпохьи?

С Да везде говорили, и раньше говорили, еще маленькая была, говори­ли про Конец Света, и здесь говорили. Я думала сама, вот, что вот-вот доживу, что Господи, чтобы мне раньше умереть, чтобы не видеть ничего этого страсти такой — Конца Света, а, вот, дожила, да пере­живу опять, а Конца Света-то нет. А уж потом, когда я Библию-то стала, вот, здесь читать, я уж в церковь пошла, я уж на пятый раз перечитываю ее. Дак, там написано, никто не знает о Конце Света, знает только один Бог.

И2 А что, о каких страстях-то говорили, какие страсти-то будут?

С Ну, страсти... что сгорит все, огнем моментально, одной минутой все сгорит. Пламенем вся земля и люди, что на земле. Вот, так вот.

И1 А в Библии... вот, Вы говорите, что один Бог знает... а где это написано?

С В Библии. В Библии написано, один Бог знает, у Бога день назна­чен такой. Бог... будут сначала идти... войны пойдут перед Кон­цом Света, и сейчас я читаю, там написано. По... вот. Пойдут зем­летрясения везде, пойдут, вот, такие катаклизмы. Вот, сейчас они идут все. Смотрите, что творится на земле. Ведь, самолеты... Нет само­лета, чтоб он... каждый день самолет не упал, чтобы машина не пе­ревернулась. Затопы такие по всем городам стали, это катаклиз­мы — города уничтожаются, вот, землетрясением. Но еще это не все, это не Конец Света. Конец Света будет тогда, когда все люди будут извещены о Господе, чтоб все люди знали, что Господь есть, но примут ли они Господа к себе, не примут, но все люди будут знать. Вот, когда все люди будут знать, что Господь есть на Свете, тогда будет Конец Света. Дак, я читаю.

N[113]Я тебе рассказывал, я читал французского, этого, еще в тысяча девятьсот сорок третьем году есть такие брошюрки. Конец Света наступит тог­да, когда на земле не останется ни одного живого человека.

С Все погибнут. Вот, катаклизмы, болезни.

Народное богословие

И А вот, когда еще про кладбище говорили, а в какие дни у вас принято было на кладбище ходить?

С Дак, вот... Троица, вот, значит. Это уже поминание родственников и всех умерших. В Троицу ходили. Духов день еще, значит, вот Дух. Святых ведь трое было. Значит, Бог, Иисус Христос и Божий Дух. И каждому, значит... ну, еще Пресвятая Мать Богородица, это, была, значит, у нас. Всё это было в божестве.

Но я... как сказать... не то на судьбу обижена или что . Я не верую Я при себе, я верю Бог есть, и никто Его не видел Но фактически, вот.. Другой человек проживет жисть, что, он ничего... так живет, что все складывается, вот. А я возьму по себе? детства не было у мене, но прожила тридцать лет с мужем я хорошо. У нас… тут на тебе: муж скоропостижно скончался, сын утон... через два года уто­нул, тридцать два года было, вот. И вот, тут я... Тут брат умер... Вот, так и разочаровалась в этой вере [смеется] и не верю. Так, мыс­ленно я верю, а так нет, я не... я не хожу ни в какую церковь.

И1 Скажите, а Вы не слышали, вот, в те времена, вот, в пятидесятые, в шестидесятые годы, что здесь были бабушки, которые лечили?

С Сказка!

И2 А расскажите.

С Вот и сейчас, говорят, что есть бабка, в городе здесь, что лечит. Вот, сейчас Тоня сидела, вот, которая вас отправила, она тоже, она бого­мольная, богомольная. Я ей сто раз говорила: «Антонина, я... я в Бога не верую, я в Бога не верую!» Ага. Дак, она до чего верующая «Ты крестик носи каждый день». У меня цепочка порвалась, завт­ра куплю, пенсию получаю, хоть серебряную куплю. Дак, она такая молебная. Я говорю: «Тоня, я не верю если...». Я всегда конечно дай Бог, дай Бог, дай Бог — так. Мама говорила: «Девки, не за пле­чами носить, дай Бог» В Бога верить надо. Вот, так вы с детства приучены.

И1 Что не за плечами носить?..

С ...Бога. Ну, не за плечами Бога носить, а только в душе говорить, что дай Бог здоровья, ну, дай Бог, если встала, ну, дай Бог, если пло­хо что-то, ну, дай Бог. Мама с детства учила «Дети, не за плечами носить это все, в душе надо верить». Дак, она сегодня, вот, тут сидела, я только: «Тоня, не верю я». Дак, она рассказывала, как кто-то к кому-то приходил. Умрешь, душа на небо полетит, там будет отдель­но: кто верующий, кто не верующий. Там, вот, это, говорю: «Брось ты!» Я читала, вот, эту книгу... не книгу — статью в газете. Это было в Москве, в подмосковном городе сторож на кладбище По­хоронили человека и забыли документы у него в кармане, кото­рые надо было — то ли пенсионные или что-то. И решили на вто­рой день выкопать его, взять эти бумаги. Выкопали, и человека нет. А вот, этот сторож выкапывал и кормил свиней, поросят своих ра­стил покойниками. Вот, какое бывает. А ты говоришь, улетит, там, дух какой, там, наш на небо, говорю ей, что...

И То есть, как вам кажется? Как, вот, вы чувствуете, есть, вот, разница между католичеством и православием? Вот, для вас лично. Я не говорю, что, там, всякие догмы...

С Есть... есть разница Есть. И для меня лично. Потому что, если так надо сказать или нет? Почему я... немножко склоняюсь.. потому что я не могу вместе, вот... помолиться за поминание своих родите­лей. Православные не могут вместе, сообща, помолиться за католи­ков. Не позволяют. Православные только за православных Поэтому, вот, подать записку, чтобы, вот, там и... отслужили молебен или панихиду — все это., я уже не могу за своего, там, вот, мать, бабушку и все, вот, это... но у меня есть выход. У меня младший сын — католик. И он пойдет в Питере, и съездит, и все сделает, что нуж­но для меня

Персональный религиозный опыт

И А вот, хотела еще спросить, а были какие-нибудь особо боже­ственные, особо религиозные люди тут, когда вы приехали? Мо­жет быть, старики какие-то?

С Милые мои, они были! Были они. А вы знаете, как их всех в газе­тах пропускали? Ой!.. Я была... У нас была икона. Я родила де­вочку. Это был, сейчас скажу... пятьдесят пятый год Я родила эту девочку, Верочку. Родила эту девочку. А икона... она, вон, там, вот, сейчас висит. Вон там, икона.

И Да-да, я заметила.

С Икона висит там. Это икона ма... бабушкина, мамина осталась. Так она и висит, я ее не трогаю. Боже упаси! Боже упаси! Ну, вот, зна­чит, вышла замуж, а муж у меня, значит, водку пьет сильно. Пьет и пьет. Это второй у меня муж, а первый-то у меня, он умер. Господи, давно уж умер. Пьет и пьет. Потом приехала свекровка. При­ехала и говорит: «Валенька, может, ты некрещеная? Дак, поедем ок­рестимся! Покрестись!» А мне двадцать лет, куда я поеду в двадцать лет креститься, да я еще комсомолка, да еще секретарь комсомоль­ской организации была. Вот, здесь, вот, здесь я была. Куда я пойду креститься? Я говорю: «Мама, г<ово>рю, меня же вызовут потом, все». — «Да кто тебя вызовет? Никто тебя не узнает в церкви!» Ну, мы поехали в Сортавала. Я взяла эту Верочку мою <дочь>, крестную взяла, мы нашли крестную и поехали. Откуда ни возь­мись — оказался вдруг человек, наш партийный человек! Ихальский, с партии, в церкви. Он меня увидел. А я домой приехала, ду­маю: «Ну все, Миша... мужу. Завтра ко мне приедут». Как в руку положила, вот! Точно, едут сюда! В этом доме жили. Приехали: «Вы были вчера в церкви?» Я говорю: «Была». «Крестились?» — «Да» . — «Кто заставил креститься?». Мама, свекровка, приехала: «Я, потому что у ней муж пьяница, пусть окр...». — «Это что вы?.. Мы вас пропустим через газету!» Я говорю: «Пожалуйста, пропускайте». Меня в газету, в эту... вот, «Призыв», наш, Лахденпохский «При­зыв», там меня сфотографировали, что ты! Так меня там позорят, господи! Я пошла, положила им комсомольский билет, говорю: «Вот, пожалуйста, раз уж так» ... [Смена кассеты.] Я говорю: «Ничего я писать не буду. Ничего. Я бу...это мое дело. Верую я в Бога или не верую — это мое дело». Всё. Вот, так. И от меня отвязались они. А не сняли, и так была секретарем...

И Но мама все-таки вам рассказывала <про праздники>?

С Ну, она в монастыре жила три года. Так, она была верующая. И нам внушала. Учила. Еще мы в школу не ходили, так, учила мо­литвы — «Богородицу», «Отче наш» учила. Говорила. В церковь водила даже... <...> Еще мама кресты нам повесила. Я как-то пишу, а сзади ученик списывал — в третьем классе. Увидел цепочку да поднял на ручку, вот так, свою. «Ирина Григорьевна, у Стоумихи крест!» Все захохотали — «у Стоумихи крест». Она подошла... она сказала ему: «Ничего особенного, не твое дело. Пусть будет». А на переменке меня подозвала и говорит: «Откуда у тебя крест? А что, да почему?» Я говорю: «Мама велит». — «А ты же в пионеры го­товишься поступать. Как же так?» Я говорю: «Но я же не могу маму не послушаться». — «Ну, вот, дома — как хочешь. Но [если| в школу идешь — снимай! В школу крестика не носи!» А я потом маме сказала уже в четвертом классе: «Мама, в церковь я больше не пойду! Ребята смеются, и я в церковь не пойду». И с тех пор мы в церкви не бывали. А уже эвакуировались мы, слава тебе, Господи, в сорок первом году — мне уж было девятнадцать лет. Так я с тех пор не ходила после четвертого класса в церковь. Не заставляла. А теперь, вот, ходим в церковь. Как-то к старости хо­чется... предки наши верили. Может, и в самом деле что-нибудь да есть? Воскреснем. [Смеется.]

И Иконы дома у вас <есть>?

С Ну, вот, какие у меня иконочки. [нрзб.] Я уже сама. Вы знаете, когда у меня заболела мама очень серьезно во время войны... Она на заводе работала, работала по четырнадцать часов, и она заболе­ла серьезно. И когда она не пришла домой с работы... А я старшая, мне одиннадцать лет, братику десять, сестренке вообще пять, и, вот, тут-то я... Кто меня, как я... мне подсказал кто-то, что надо помо­литься Боженьке и попросить у Господа Бога, чтобы он маму у нас сохранил. Иначе мы пропадем. Я маленькая, двое детей, и я... Мы стали молиться и плакать, и мы три дня не знали, где мама нахо­дится. Потом я всё разузнала. Походила, весь город Улан-Удэ обо­шла пешком. Три дня всё ходила. И вот, тут-то действительно, вот, молиться и надо было. А что делать? Вот. И тогда уже, когда я нашла маму, и она жива. То я думаю: «Да, всё-таки Бог есть». Потому что он нас спас. Мы иначе бы все пропали. Вот. Кто... кому мы нуж­ны. Дети во время войны, маленькие такие дети? И вот, с тех пор, вы знаете, вот, как-то... на душе у меня есть... я люблю в церковь ходить.

И А были здесь такие, кто своих детей возил креститься?

С Дак, а может, может, теперь и крестят, а тогда креститься негде было. А может, куда и возили. <...> Лида моя, какого... сорок третьего рождения, теперь сколько ей годов. Взрослую крестили. Случилось, в аварию она попала, ехали на юг с Киева. Ну и Камаз наехал, шесть человек было раненых. А она в дверях сидела, ногу раскрошило совсем. Дак горе заставило, дак, и крестили, крестных нашли и все­го. Уже, когда несчастье случится... [Смеется.]

И Это Вы привезли все с собой <иконы>?

С Нет, это уже я здесь, здесь стала. Это у меня невестка в Приозер­ске живет, сын, старшая невестка восемь лет ходит в церковь, поет. Вот, она мне и крестик купила, и цепочку. Вот, у меня был зоб. Теперь и места не видать, а, вот, такой был, с обоих сторон. И вот, я стала носить цепочку и крест. И вот, незаметно стало. Заметно, но не так. Она мне сказала: «Носи крест и молись Богу, здоровья проси». Или из-за этого надо веровать. Веровать надо.

И А вот, расскажите поподробней чуть о... вот, о... то, что вы ска­зали полте...

С А, полтергейст, да?

И Полтергейст, да...

И Полтергейст, да...

С Вы даже слова не знаете этого?..

И Ну, так... расскажите, пожалуйста!

С В доме-то было?

И Да

С Мне кажется, это к этому не относится. Просто то совсем другое Ну, вот, такие, вот, стуки были, вот, в окно. Сюда, в перекладину. Сильно, громко, ровно в восемь часов, в десять часов вечера. Я ут­ром смотрю — там ничего нет. Ощущение такое присутствия кого-то в доме. Чувствуешь как-то, вот. Потом однажды печку стала затапливаться. Вот, истопила печку, сидела здесь. В трубе раздал­ся вой. Прямо женский стон. А потом однажды я стала окуривать помещение. Ну, ладана, конечно, у меня нет. Прочитала — что можно багульником. Багульника на болоте насобирала, подсушила, просто на плиту так стала бросать. Ну, он так истлел Я этот пепел не убрала. А утром встаю, одеваюсь, смотрю: вот, этот пепел, горочка такая там, начала так кружиться-кружиться-кружиться и фьюить — туда. В эти вьюшки, вот, эти... потом такой треск раздался здесь, под столом. [нрзб] Не было. Как будто, вот, бросили горсть дро­би... отсюда металлическое. Или, вот, очень много винтовочных вы­стрелов. Ну, разряды какие-то. Я думаю, что всё на испуг меня брали. Правда. А я уже так спокойненько ответила, что... не боюсь. По­том еще однажды — пять часов утра. Мы с двоюродной сестрой, значит, спали. Тут холодно было. Здесь была одна комната закры­та. Мы вон там вместе на кровати лежали. Пять... и я проснулась от стука. А она проснулась и перевернулась. И я ей сказала: «Не спи, слушай, смотри. Слышишь — стук был?» Она говорит: «Да тебе кажется». Потом... я говорю: «Открой глаза». Она открыла, и, вот, одежда качается. Вот, веревочка висит, вот, эта. Она говорит: «Ка­чаются полотенца-то, почему качаются, вот, эти, вот?» А я говорю: «Вот, смотри, смотри. Ты, — говорю, — мне не веришь, вот, смот­ри». А потом занавески там закачались, в комнате. И вот, холод­но, как ветром подуло. И у иас по всему телу пошла... не от стра­ха, нет — я тогда ничего не боялась... как вибрация. Я говорю: «Скрести руки и ноги — закрыть свое биополе». И все. Эта дрожь прошла, вибрация. А мне... а она немножко ясновидением как бы обладает. Уже, [нрзб., возможно, «мозг»] такие люди они, это. она говорит: «Я сейчас вижу, вот, смотри, — говорит, — белое об лако какое-то тут, вот, витает. Как бы дымка какая-то». Ну она [нрзб]: «Пошел вон». Вот. Ну все. Больше ничего не было. <...>

ФИ Это полтергейст тоже, вот, в девяносто третьем, девяносто четвертом или раньше?

С Вот, это все вместе, в одно время было, да. Сначала полтергейз, потом... потом, вот, где-то через год она к нам приехала... как-то события одно за другим шло А потом, вот, я.. мне привезли икону освященную из церкви. Я стала свечи ставить, читать молитвы на ночь, все окна обкрещивать на ночь, двери Потом еще прочитала, что нужно втыкать в косяки острое что-то. В дверь и в окна. Они не будут попадать — боятся острого. Вот, после этого начались стуки, когда я воткнула все. Тогда это, видимо, что-то было. Что-то еще было, сейчас я не припомню. Да, кот однажды забежал. Я обкуривала багульником — тоже прочитала: нужно окуривать багульником. И комнату просто окуривала. А кот, а дверь откры­ла кот забежал и потом, вот, так, вот, смотрит, вот, туда. Не на меня, а мимо меня. И кого-то проводил, вот, так, взглядом У него шерсть поднялась дыбом. Проводил к печке. Что-то в печку улетело.

Приходящие/снящиеся покойники

И А не рассказывали здесь тоже таких историй, что, ну, вот, умер­шие приходят к человеку там?

С Ну, это как бы во сне снится.

И А расскажите что-нибудь.

С Слушайте Вот, у меня мама... [Прощается и уходит соседка]. У меня мама так говорила. Она уже умерла. На той квартире я жила. <...> Она уже умерла. И вот, приходит она, еще на той квар­тире, приходит ко мне ночью. А мы, вот, в покат все, как бы наша семья, все на полу, все лежим. Она приходит и говорит... маленько­го росточка... говорит: «Нина...» Я говорю: «Мама, а ты чего при­шла?» — «А ты, — говорит, — платок купила. Платочек ты... Я пришла...». А видно, ей в гроб не положили платочек, я-то не хо­ронила ее уже, это без меня. «Ты мне, — говорит, — отдай этот платочек». Ну, с бани, беленький. Тогда все дешевое было. Я ут­ром встаю. А белорусы со мной жили. Я говорю: «Лида, ко мне сегодня мама приходила, — я говорю, — просила платок отдать, — я говорю, — Возьми, пожалуйста», я ей отдала. И, вот, уже после того, как мама умерла, сорок лет, я ее никогда не вижу. А если б не отдала, она б приходила ко мне все время.

И А кому вы отдали?

С Вот, этой белоруске, с которой на кухне жили вместе.

И А почему ей отдали?

С Ну, а хоть кому. Хоть любой бабке отдать. Отдать эту вещь надо! Только отдать! Если видишь, то отдай лучше всё, она будет всё время ходить.

И А бывает так, что неправильно похоронят, и, вот... Не расска­зывали люди? И что-то не положено в гроб, или еще что-то... и приходит?

С Да. Вот, она, моя мама, рассказывала. Ее свекровка родила, и с роду[114] умерла. И вот. Ну, как обычно, послеродовый... идет же это всё крови, всё. Она и говорит. Приснилось, г<ово>рит, мне, и... что ж вы наде­лали, говорит. Народ, говорит, ходит, глядят все на меня, а я вся в крови лежу. Так, они хитрые, назавтра, вот, как этот сон увидели, г<ово>рит, пошли и... я же, говорит, просила у вас, положить белье в гроб. И вот, г<ово>рит, при... пошли и выкопали, там, вот, чё-то около креста, и, вот, положили. Не стала ходить. Не стала ходить.

В общем, мама у меня выпить любила. Вот, покупает каждый день по поллитра — она будет пить, пить. А уже было восемьдесят шесть лет. Вот. Ну другой раз начну [ругаться], ну просто... ну сама я... редко когда, так стопочку или... давление всё время двести, да... и, вот... Так она на меня матом, пустит: «О, жмота, вот! Вот, подохну, я тебя приду и задавлю». Это она мне. И что вы думаете, померла она. <В> первый день приходит — вот, так, то<ль>ко боком про­шла, ничего, не поглядела на меня, ничего. Второй раз пришла — вот, так... со мной разговаривала: «Как мне здесь хорошо. Тепло». А она ж мёрзла, у мужа кровь-то не грела: ни в ногах-то, нигде. Всё время было: «Что вы топите, холодина такая в доме, о». А потом еще, еще пришла. Схватила меня, вот, так за место, за это... Я не могла... Я так боюсь покойников. Хоть родная мать, но, ить, я так боюсь! Дочка, вот, с краю спала, а я только к стенке, и одеялом... одеялом даже перевернусь. И вот, она пришла. Чувствую! Уже хозяин спит, храпит, дочка тоже спит. Двенадцать часов — идет... с той комнаты, вот, как она ходила, как наяву. С дубиночкой. Идет. Идет с той комнаты, слышу, идет. Ой! Я одела... одеялом тут зак­рываюсь, сама с под одеяла гляжу, нет, нет никого. Думаю, сейчас придет в комнату. Нет никого. Вот, а потом... и всё. Вот, она меня за горло схватила. Я во сне кричать. Ну, никак мне не крикнуть, ничего. Потом проснулась я, Ленке рассказываю, дочке. Она гово­рит, это она ходит, мол, к тебе, что ты ее... за водку-то ругала ее.

Ну, ладно. А потом еще, после этого, вот, еще раз пришла. Схвати­ла меня за ноги и тянет с кровати. Я опять ору, кричу, ну... как-то не крикнуть. Она как, бывало, видит какой сон, а-а-а-а-а, ночью. Но мне не крикнуть было. А как, вот, сорок дней сполнилось, всё, и ходить не стала.

И А не было так, что... Вот, не говорили... в лесу, что есть ка­кие-то места, где чудится?

С Ну... как бы вам... Вот, я когда молодая была, еще не замужем, там у нас на станции был, этот... безалкогольный завод стоял, лимонад. И я часто пешком ходила. Вот, мне это чудилось. И я, вот, вижу, я ж еще молодая, вижу., около кладбища идем, и стоит человек в бе­лом. И вот, как будто на лошади, вот, так, вот, скачет. Я туда, сюда, никого нигде не видно. А вот, в белом человек сидит., стоит. Чу­дилось. Потому что у кладбища прямо это, вот... дорога.

И Это здесь, здесь кладбище было?

С А... старое кладбище, в Ландохе, вот. Там кладбище большое, и, вот, через него... Это сама видела, что человек в белом стоит. Вот, прямо во всем белом. Очень страшно.

И А что про это говорили, вот, там... местные? Что это значит?

С А это., ну как бы... финны, которые по-русски... «Чего, вот, мне, — я говорю, — это так сни... виделось?» — «А это, — говорит, — в двенадцать часов ночи выходют покойники». Как бы мне так объяс­нили. Правда это или нет. Выходят в двенадцать часов, после две­надцати.

И А почему... вы у финнов именно спрашивали об этом?

С Ну, и по-русски финны, вот... вот, у Вены Фоминич... ну, она тоже такая бабка веселая, работящая. Она и матерится, и всё. У ней тут сын умер. Вот, один остался, муж умер. Семья хорошая. Финны очень хорошие. Я ее уважала. Ну. Она... ну, я не буду с выраже­нием говорить, она ска<жет>: «Ты, Лида... Брось ты, — говорит, — не... не чуди. Ничего тут нет». Я говорю: «Я же не слепая, — я говорю, — я же видела, я думала, он за мной гонится». — «Это, — говорит, — просто тебе приви[делось]». Но я ж еще молодая была! Страшно идти одной около кладбища. Вот, я бы и сейчас бы но­чью не пошла. Очень страшно.

Похоронно-поминальная обрядность

И1 А в какое время на кладбище ходят?

С На кладбище ходят, вот, например, допустим... вот, ходят особенно, вот, перед Паской ходят на кладбище, да? Потом родительские... Родительский день бывает.

И2 Когда?

С Это родительский день бывает перед Троицей.

И1 А перед — это когда?

С Ну Троица, вот, допустим, пятнадцатого июня, да?

И1 А перед?

С А перед Троицей, это, допустим... завтра уже суббота. Вот, завтра уже это... уже считается родительский день, завтра надо идти, обя­зательно. А в Троицу — в воскресенье — батюшка говорит, мож­но не ходить, они должны отдыхать. А вот, в субботу — родитель­ский день. Это должны их поминать, а в воскресенье, говорит, пусть они отдыхают, не ходят.

И1 А Вы раньше ходили в воскресенье?

С Раньше ходили в воскресенье. Это, вот, когда, это, стало... вот, эти, вот, церкви обратно. И потом уже стали мы ходить по субботам. А так все ходили в воскресенье. Стали уже... а теперь по суббо­там ходим.

И1 А все ходили раньше по воскресеньям?

С Да какой-то обычай такой был: Троица, Троица, все в Троицу и ходили. Там, допустим, могилку убирать — дак, перед Троицей хо­дили, там, допустим, вот. Я, например, вчера[115] ходила убирала. Ну, и сегодня, там, еще съездила, тоже, там, которое недоделано было, я до­делала. Ну, а раньше тоже также. Убирали, тоже раньше ездили, а потом уже... в воскресенье, уже на Троицу, ходили на могилку.

И А кто пьющий, тому кладут, да, бутылку с собой <в гроб>?

С Нет. Я сейчас скажу. Кто пьющий — тоже ставили, потому что батюшки туда ездят, в церкве служат и говорят, и приказывают... значит, так. То раньше ставили. Вот, как похоронят, и наливают прямо в стаканчик, и там ставят около... около креста ставят. Еще на землю так выплеснут, сами попьют и на землю, вот. Теперь предупрежаются: не наливай! Налей ты туда лимонаду, чайку налей и надоть могилу обливать этим. Ну, теперь только взялися...

И Это батюшка так говорит?

С Батюшка кни... и книжки такие. У меня, вон, книжек сколько. Я там читала-перечитала божьих книг. У меня все тети-то церков­ные. Они до самой гробовой доски, до старости в церковь свечи зажигали, молились там, убирали все такое, все такое. У нас вся по­рода, вся природа у нас...

И <Имя Отчество>, а поминают когда?

С Поминают, значит... Вот, сегодня похоронят-помянут, помянут. Завтра утром съезд... съездят на кладбище уторком, там они помянут. Придут домой, еще, еще горячим помянут. Это — на другой день. Потом девять дней — поминают, двадцать дней, сорок дней и год. И тогда все. Тогда только что, вот, мы подаем, в магазин приду... я куплю там чего... там старушки стоят, там дети... обычно делим — конфеточки, булочки, там. Там, пирожка, так какой-то раздам, так там вроде год прошел, но все равно же надоть помянуть. Вот, так, [нрзб.] по возможности, у кого как возможность.

И А есть такие дни специальные в году, когда ходят на кладбище? На кладбище... мы часто ходим. Ну, на кладбище как ходим... На... на Рождество зимой ходим, на Рождество к своим. И это... как ее... и осенью ходим. И весной ходим. Ну, на Троицу всегда. Мы там жили, дома, в Троицу ходили — вся наша большая деревня. У нас четыре колхоза раньше было. Теперя... теперь, как батюшки гово­рят, и старши батюшки... [нрзб.] что на Троицу, значит... на Тро­ицу... нет. На Пасху... на Пасху не ве... это... не велят ходить, по­тому что Господь, Господь, они говорят... Они <покойники> ждут Господа Бога, как и мы ждем со креста. Господь воскресает — радость всем. И живым и мертвым. Так что на Пасху не должно ходить. А у нас дома все ходили на Пасху, на Троицу. [Нрзб.] И тут ходили, пока, вот, сейчас стали, вот, у нас тут, в Мельникове, батюшки, вот... После службы... Кончается служба — сколько много рассказывает батюшка после. Вот. И книги пишут, что нельзя на Пасху ходить. Они ждут, все упокойники ждут, вот, этого... радос­ти Иисуса Христа, чтоб с ним побеседовать, повидаться. А люди, как привычные в жизни, так и ходют.

И А вот, вы сказали, что крест в ноги ставят. А для чего, не го­ворят?

С А для чего? Как-то человек... как будто, голова... лежит он, смотрит на крест. Вот, на этот крест смотрит, православный крест. [нрзб.] Но хоть и неправославные люди, всё равно. Здесь и некрещенных много, ведь, людей, некрещенные. И всё равно, вот, так, вот. Такое какое-то, вот, есть. Потому что, как батюшка говорит, что, мол, ну... если право[славный], ну, если он крещенный человек, за него цер­ковь молится, а если некрещенный, молиться семьей можно. Семь­ей молись, пожалуйста, всё. Также и поминай, всё. Ну, а церковь уже, как будто бы, не поминает этого человека. Как-то... некрещенный. А для какой цели? Не могу сказать, почему нельзя. Может быть, что... если, например, ой... в церковь я не сходила, ни помолилась, ни покрестилась, ничего, церковь-то тоже должна жить на что-то. Я так понимаю. Поэтому, может, и призывают к этому, чтоб человек покрещенный был, чтобы он сходил в церковь свечечку поставить, как будто, он туда ходит всё-таки. Ну, приходу церковному. Я так думаю. Не знаю, может быть, это неправда. Про себя. Что... что в моей голове. Вот, поэтому, видимо, может быть, вот, и... Денег чтоб побольше, наверно, собрать надо.

И А яйца крошили на могилках или так клали?

С Нет. Я нет, я лично не крошила. Не крошила потому, что когда мама умерла, она говорила, что у меня <у мамы> руки худые и никаких мне ни семечек, ни крупы не сыпать, а то вдруг на том свете ска­жут, давай, собирай э-э-э... всё, что у тебя тут есть. А потому у меня руки не гнутся, и... Я... как мама умерла, царство Небесное, так всё: я на кладбище там ничего. Если, так, на стол оставим чего-нибудь, но без крупы, без ничего, вот, так. Чтобы придешь, оставишь, и всё. А там люди ходят, собирают, сейчас же много, кто не работает.

И Не говорили, что, вот, чуваши хоронят как-то по-другому?

С А раньше они хороняли. Это, это-то да. Они, значит, сидя хороняют человека, по-своему. У нас, вот, тут дом стоял... Эти... своего она мужа хоронила сидя. Так удивилися. Ну, вот, коммунист. Вот. Она хоте­ла... А там у них... могилу выроешь, у их там еще... туда опять дела­ют, там вот, туда его посадить. Вот, сидя. Вот.-А его не дали наши хоронять — нельзя так хоронять. Вы бы сидя, говорит... Как вы сидя, вот, эдак вы хороняете? Вот, посадят его туда, сделают, чтоб он не па[да]л или чего. Так его и зарывали. А у нас его не дали. А он при советской... тоже советская власть была тогда. Не дали хоро­нять так. А вот, похороним так. Как он положен, как положено, вот, так И похоронили. [Нрзб., возможно, «по-русски».]

И А где чувашей хоронили? <...>

С Там же. У нас, у русских. Он же наш же человек в аккурат. Вот, советской-то...

С А татары хоронили раньше сидя.

И1 Татары или чуваши?

С Татары. А чуваши я не знаю, как. А татары, я видела, они... У них гроба не было, они просто выкопают, так, выкопают, чтобы его по­садить сидя. И они покупали метров пятнадцать материала белого, и они его так, вот, белым материалом заворачивают, заворачивают. И садили как... как... вот, в печку-то садят, вот, такую, вот, сделают и хоронят. А теперь они хоронят, как мы, как русские, одинаково, не стали так. Они уже с нами прижилися, с русскими, и стали хо­ронить уже, как мы. Тоже так же и в гроб положат, все это одежу оденут, все как положено. Мужчину, значит, в костюме, девушку, там, женщину хоронят, там, в платье. Все это одевают, и на голову одевают, и все. А раньше они так хоронили. А чуваши, не знаю... не сталкивалась с чувашами, не знаю.

И1 А татары тоже сюда хоронить возили?

С Да, сюда, больше-то они... Например, в Ладоге живут, отсюда пят­надцать километров от кладбища — они на наше кладбище <везут>. А которые в «Труде»[116] живут... В «Труде», там, в основном... там чувашей много было, у них там свое кладбище, они сюда не, они сюда не возят. Они там хоронят. Но тоже по-русски стали хоронить.

И1 А раньше как?

С А раньше они как-то... у них своя обычай было. Какой, я не знаю, какой у них был. Я не сталкивалась с ними. А вот, с татарами я столкнулась. Вот, у меня соседка за стенкой. Вот, двадцать шесть лет мы с ней прожили, вот, она рассказывала. Но она, когда у ней муж умер, она похоронила его по-русски. Она говорит: «Света, вот, я не буду, — говорит, — по обычаю своему хоронить, я похороню как положено».

И2 А почему?

С А не знаю. Она не захотела, не захотела так, мужа так, вот, посадить куда-то, да. Чтобы все положить в гроб и чтобы все одеть. Я, вот, в этом году, сейчас, вот, ездила, и я посмотрела. И так же все: и оградка сделана, и все-все, фотография.

И1 А раныие-то, вот, когда татары хоронили, вот, так — сидя, их могилки тоже видно было?

С Но они же... я не знаю, как у них могилки. Да нет, они же закапы­вают, дак не видать же там, просто ставят там крестик или чего там, дак не видно же. Ну вот, там ничего не видать было. <...>

И2 А татар, Вы говорите, хоронили не похоже, а поминали они так же, как и?..

С Ой, у них свое обычае, я не знаю, как они поминали, ну сейчас я... В прошлом году тут, это... Она тоже... умерла эта чувашечка. Она зна­комая такая хорошая, она носки, вот, вязала. Вот, у ней была, на по­минках. Они тоже так же хоронили по-русски. И поминки делали так же самое. Уже привыкли к нашему, нашему этому русскому обычаю.

И1 Может быть, <все> по-разному хоронили?

С Я, когда... У татар, знаю, слыхала, что сидя хоронят, гроб не дела­ют — татары. А у чувашей — не слыхала, не знаю.

N[117]У чувашей гроб.

С Гроб делают? Я не слыхала, а у татар, знаю, что сидя. Заворачивают в материал, в простынь, и садят, садят сидя в могилу.

И1 И у вас на кладбище так хоронили?

С Я не была, но рассказывают, что, вот, так татар хоронят. Я не была на таких похоронах, я только на русских ходила.

И2 А никто, там, не пытался возмущаться, почему так?

С Так, вот, мы сами возмущаемся, что почему так? Никто не объясня­ет. Такой обычай у нас, такой закон, такой обычай. <...>

И1 А веры все были одинаковой?

С Нет, веры разной. У нас христианская вера, у русских. А у них эти как их... У карелов, да у финнов ведь пятидесятница. Пятидесятники они называются.

И1 А не скажите еще, а где у вас здесь кладбище было?

С1 Там же, где сейчас.

И1 Где?

С1 За Куркиёком. Пять километров от Куркиёк. Сначала... сначала будут чуваши, татары, вот, будут — кладбище их. А потом наше кладбище с часовней сделано.

И1 Да вы что. А чуваши с татарами отдельно похоронены?

С1 У нас отдельное кладбище.

И1 Для чувашей и татар?

С1 У них отдельно.

И1 Одно кладбище для них?

С1 Нет. Одно, одно. У нас... тоже кладбище наше.

И1 И так с самого начала было?

С1 Да.

И1 А почему так стали хоронить, отдельно?

С1 А у них отдельно, вот. Татары знаете, как хороняли? Вот. Я сам удивился. Поехали раз в Лисинвару[118] за... [Нрзб] Ну что такое?

На лошади везут, вот, вот, и стулик такой маленькой. Я поинтере­совался. Я говорю: «А чего это?» — «А у нас так хороняют». Вот. Ямка, вот, такая, вот. Стулик ставят, покойника ставят на стулик, вот. Простынью... простынью закрывают и закапывают. Татары так хороняют.

С2 Так хоронят.

С1 Ага.

И1 А чуваши?

С1 И чуваши так же.

И1Так же?

C1 Да. Есть подрывают, вот. Подрывают... так... подрывают. Так отко­пают, подрывают так, и |нрзб] туда покойника ложат. Без гробу.

И1Без чего?

С1 Без... ну, гроб не делают. Так закапывают.

И2 Это чуваши так или кто?

С1 Татары, хоть чуваши. Так хороняли.

И2 А, ибо сидя, либо подкапывают?

CI Да, вот. Лёжа.

И1 в какие дни ходили?

C В Родительский день. Вот, завтра[119] — Родительский день — обязательно надо идти. Вот, в Троицу можно не ходить. В Родительский день обязательно надо ходить.

И1 Всегда так было?

C И раньше так было, и теперь придерживаются. Родительский день, там, вот, эти, вот, праздники, <в> которые тоже можно на кладбище идти. Но у нас, видишь, в Вологодской, у нас водку не брали на клад­бище, а здесь... а здесь, вот, Троица — и с водкой, и чуть ли песни не поют, напьются. А у нас не ходили с водкой и в Троицу не хо­дили, ходили в Родительский день, вот, — завтра. А тут, как при­дешь в Троицу, салфетки, вот, такие раскинуты, там, вино, закуски всякие, и сидят, пьют.

И1А Вы что с собой носите на кладбище?

C Ну, вот, я сегодня поехала... чего, вот, соседи, вот, тут живут, у них машина своя... дак, поедем, убирать помогли, дак. Ну, беру я... я ведь не беру... он не ел яйца. В войну десять месяцев он в госпитале — шесть месяцев он лежал в Ленинграде — и, вот, кормили... вот, блокада — самая-то трудное время было. Какой-то... порошком яичным все, в пятницу кормили, и он яйца не стал есть. И сказал: «Зинка, умру, яиц не носи на кладбище». Дак, конфет, крупы... крупы посыпала, конфет положила. Там, если я пирог, когда пеку, пирог кладу. Или оладьи, то оладьи надо.

И1 Оладьи надо?

С Надо, идешь когда на кладбище, обязательно надо оладьи.

И1 И в Вологодской так было?

С Так было в Вологодской, или блины такие, вот, или оладьи.

И1 А здесь все так делают?

С А здесь... Здесь по-разному, всякие, здесь и чуваши, и татары, кто чего.

И1 А они как?

С А они... большинство они пьют, я скажу прямо, что большинство они на кладбище — пьянка у них хорошая.

И1 А еду они приносят такую же?

С Такую же приносят еду. Топерь у всех одинаковая еда.

И1 А раньше, раньше?

С Ой, я не знаю, как вам и сказать. Раньше я некогда было гораздо ходить, да и никого не было, только сестра умерла А две сестры у меня здесь, потом дед умер, племянник умер в сорок три года.

И1 То есть чуваши и татары так же поминают? Или у них как-то по-другому?

С Так же, так же, но, вот, они по-своему поют там, эти молитвы поют по-своему.

И1 На своем языке?

С На своих языках. Мы-то, вот, русские, мы по-своему говорим, а они на кладбище, если татарин — по-татарски говорят, а если чуваш, они — по-чувашски. Ну а белорусы и украинцы — эти... схо­дятся язык, и хорошо, похоже.

И2 А они блины тоже приносили?

С Приносили так же, и блины приносили. И они большинство — блины. Мы... у нас — пироги носили мы, а они большинство — блины.

И1 А они на своем языке молитвы пели, читали или просто разго­варивали?

С Разговаривали и поминали: «Помяни Господи в Царствие Небес­ном» — там, по-чувашски или по-русски говорят. А молитвы так же пели, это, они по-нашему, на наш язык.

И1 А хоронили они так же как и русские?

С Так же, так же хороняли. А татары первое время... Мы приехали когда в сорок втором году, мы жили на второй ферме. Там у нас конюх был татарин. Дак, вы знаете, как его хороняли... По стари­не: выкопали могилу и подкопали туда, и завернули его в эту мар­лю — двадцать пять метров, — посадили и дали палку в руки. Вот, он сидит, и, вот, так палка в руках. Мы ужаснухнулись. Ведь нас пригласили на похороны-то, я думала с ума сойду. Посадили, вот, так. А потом уже стали хоронять, как мы. А сразу хороняли сидя их. Могилу выкопают и подкапывают со стороны, сбоку, и садили. Да, вот, так.

И Только на Троицу <ходите на кладбище> или еще на какой праздник?

С Мы на Родительскую завтра[120] пойдем. На Троицу русские ходят, а мы, чуваши, ходим этот, по субботам всё время.

И А только в эту субботу., или еще в какую-нибудь?

С Только в эту субботу. На родине там рядом, недалеко, дак, ходят тоже в родительские дни.

И А какие родительские дни?

С Вот, в октябре тоже бывает. По субботам бывает родительские...

И А еще... А что с собой носите <на кладбище, поминать>?

С А у нас... носили раньше и водку, и блинчики — что есть... этот, колбасы, яйца, всё-все, что едим дома, всё носим. А теперь батюшка говорит, нельзя там поминать, надо за столом поминать. Там нельзя поминать. Мы всё равно по-своему уж. Там оставляем, в стопки наливаем водки, там этот., есть тарелки, туда и наложим. Всё рав­но это птички только перетаскают.

И А блинчики — это специально, вот, надо спечь, чтоб на кладби­ще?

С Да-да, специально.

И Да? Это на родине у вас так делали?

С Ну, на родине.

И Блинчики?

С Блинчики, да.

И А что еще, вот, специально нужно на кладбище сделать?

С Ну, что есть дома, что мы едим, всё надо.

И А зачем это, вот, наливают стопку там, оставляют?

С Не знаю, бесполезно... это, наверно, старые придумали так.

И Так, а русские как-то по-другому поминают что ли?

С Не знаю я русских, как они поминают. У нас там большинство русские, татары были на родине, и... мордвины были, и чуваши. Разные национальности. И все знали по-чувашски. Мы тогда и по-русски не говорили.

И На родине?

С Угу, на родине, там. А теперь молодежь, так уж все знают по-рус­ски.

И1 А что с собой на кладбище возите <поминать>?

С Чего мы возим. Конфеты. Печенье берем, да водку им наливаем [Смеется | Стопки, там, стоят, вот, у нас. Не знаю, у всех такое надо или нет. У нас, у чувашей, такая мода. Ну, вот, там, стаканы, стопочка стоит, стакан для воды, тарелочки стоят. Стопку водки налива­ем. Это, в стакан воды.

И1 А яйца?

С Яйца ложим, блины, оладьи печем, дак. Яйца ложим.

И1 А яйца целиком?

С Не, пополам.

И1 Почему пополам?

С Когда и целиком, когда и пополам. Если два человека, дак, пополам делим. У нас мама с папой рядом лежат, дак, они...

И1 В одной могиле?

С Нет. Просто рядом. А это., а могила одна сделана сейчас, памятник на двоих.

И1 А вы говорите, что, вот, у чувашей так положено. Дак, а вам говорили, что, вот, как бы?..

С Ну, дак, делали наши родители, дак.

И1 А другие по-другому что ли или как?

С А у русских, говорят, не ложат что ли ничего. Ни еды, ни водки (не| наливают, говорят. Не знаю.

И2 Не скажите, это, вот, вы говорите, тарелочки, стакан для воды — это как, весь год стоит там, или вы?..

С Все время стоит.

И2 Всегда, да? [Нрзб]

С Угу, всегда, да.

И2 А блины, оладьи?..

С Эти они... положим, дак, там ходят, наверно, собаки съедят, которые и люди, наверно, выпьют водку, да закусят.

Посещение финских кладбищ

А какие-то, когда приехали, надписи на финском видели? На домах, на улицах?

Нет, ни на домах, ни на... Ну, что-то на домах было по-фински на­писано. Даже номера тут и всё по-ихнему. Ну, это не интересова­лись, [нрзб.] возможно, <различимо>] было. Ну, а, например, на кладбищах у них свои памятники были. И надписи там были свои.

А это на каком кладбище?

На кладбище... вот, здесь было, в Лахденпохья было кладбище. Большое. Вот, там, значит, стояли памятники. В Сортавалах, вот на­пример. Там кладбище было большое. Там... ну, у них культура луч­ше была как у нас Что и говорить! У финнов. Я так скажу.

А почему?

Потому что они лучше делали нас. Вот, у них… у нас, например, человека похоронят, сделают крестик деревянный И всё. Крестик простоял несколько времени, согнулся, упал и всё. А у финнов, если побогаче, так мраморные такие памятники. Написано, там, вот, то-то, кто-то когда-то умер-то. Вот, так было.

А вы хоронили своих, кортельских»[121], на каком кладбище?

Ну, на каком... на каком и финнов хоронили.

Вот здесь, около Лахденпохья?

Да. На лахденпохском кладбище, вот, сколько похоронено наших было.

А не пытались тоже памятники такие делать, как финские?

Нет. У нас не было этого. Ну, человеку надо тут что-то такое... не в силах ему сделать такой памятник. Надо какая-то организация, и... чтобы делали эти памятники.

А как вы в самом начале, когда вы здесь жили, и еще не было, вот... родители похоронены здесь... А там, откуда вы приехали?..

А все равно ходили иа кладбище. Все равно ходили.

На финское?

Да, даже на финскую ходили...

На финские мы... я...

Помню, я еще была маленькая, и мама меня, это... водила, и ходили на могилочку, и...

С2 Ну, мы ходили на финские только...

С1 Поминали все равно.

С2 ...Не в смысле, что...

С1 ...Хотя и наших никого не было.

С2 Не, <Имя>, чаще всего не вспоминать ходили, а... от любопытства.. то, что финские...

С1 Но все равно. Я-то помню... и по могилочкам ходили, и цветочки там, это, дожили, и поминали, кушали там пирожки, и все на могилочку ложили...

С О! Там же финское кладбище. Дак... вот, зачем финские памятники-то наши выкорчевали всё, да? Зачем? У них же сделано навечно. А у наших-то памятники то сделают!

И А куда эти памятники?

С Которые, дак, так и валяются — на это... брошены. А которые, дак, наверно, увозили. Это, вот, кто раньше приехал, в сорок пятом, дак, говорят, у финской-то церкви, там, наверно, эти... самые-то большие начальники похоронены были у церквы. Дак, памятники-то боль­ше. уж были хороши, дак, все в Ленинград увозили. И там один памятник — как заходишь, дак, в левую сторону стоит — дак, ви­дать, большущий. И часы были ввинчены. Дак, ведь и вынуты часы те. А сам памятник стоит. И теперь склёпы финские. Где склепы у них, видать, семейные, дак, наши уже тут нахоронены. У них бога­тые кладбища.

И А вот, когда ходили на кладбище, дак, не было такого, чтобы вот, например, и на финскую могилу, там, посыпать крупы и конфет?

С Не, не было

И И не ухаживали за финскими?

С Не, не ухаживали. Сейчас-то... ухаживают, видать. Сейчас, вот, финны-то ездят, дак, находят чего-то. У церкви-то тут... дак, говорили, там что-то крест поставлен какой-то, огорожено. Дак, говорили, что на... кто-то похоронен был, дак, наши туалет сделали на это, так они, вот, всё сломали, да расчистили, да... вот, так памятников еще валя­ется много. Не... а сколько костья выкинули, черепов! Зачем?

И Разрывали могилы что ли?

С Копают, нашего-то хоронить-то. А там... они всё выбросают. У меня, вот, Петровича хоронили, дак, там гроб, на гроб пришлось поставить Никакого звания не было, что тут хоронено. Финн хоронил в той стороне — на высоте — и в этой стороне. А это низина. Нехоронено было. И как? Наверно, как-нибудь негодный элемент был по хоронен тут.

И А скажите, пожалуйста, а, вот, не находили тут какие-нибудь могилы старинные?

С1 Нет.

И Не говорили ничего такого?

С1 Ну, кладбище было туда далеко, вот, в Мельникове, так оно и было. Так и сейчас. Сейчас и наши хоронят. Ну, там были... тоже могил­ки были эти... финские. Было захоронено. Как они захоронили, так и наши не трогали. Как есть, так оно и стояло. Мы теперь уже тоже на этом кладбище тоже хороним. Вот, я похоронила отца и мать и... от... этих... бабушку тоже. [Нрзб] Ну, мать, так... мать тоже похоронили. Нет, жили хорошо и сейчас неплохо живем. Неплохо сейчас тоже живем. Все свое. Никто не отбирает. Раз живем в этом доме — никто не отбирает. Говорят — живите, как... до смерти. Вот, муж умер — похоронила. Вот, теперь моя смерть — семьдесят пять лет. Вот, все. Вот, так милая. Так что жили хоро­шо и не... не ругалися, не дралися, не били никого, не… ничего по смерти. Умру — похороним на сво... на финском кладбище. Так и зовем — финское кладбище. Вот, в Мельниково — финское кладбище.

И А скажите, пожалуйста, на финском кладбище. Оно все-таки чужое? И вот, так, вот, хоронят, и русские тоже хоронят?

С1 Хоронят, хоронят...

С2 Ну где хоронят, теперь же новое кладбище, где наши-то похороне­ны А на. финское-то тут, где это... там же не хоронят уже.

С1 Там не хоронят...

С2 Двадцать... сорок лет уже не хоронят.

С1 Не хоронят, да, теперь...

С2 Муж у меня умер в пятьдесят седьмом году, и была третья могила на новом кладбище. Это — новое кладбище. На Студеную дорога, и там на левую сторону... и не знали даже, куда головой положить. Снегу было, вот, так.

И А еще, вот, расскажите, у вас в Кортеле где кладбище было? Где хоронили своих?

С1 Хоронили... Хрущево называлось по-нашему. А там, по этому... Микли по-фински называлось — Микли. Кладбище было там. И с Микли, и с Минолы, и с Кортелы возили тут. Наши родители там похоронены.

С2 Там... [нрзб.] и родители там, и сестра.

И А там финское было кладбище?

С2 Там, по-моему, до нас было...

С1 Там до нас было финское, потому что, вот, твой отец копал, дак, выкапывал, значит, черепа. Не финское кладбище, а солдаты наши захоронены были, мне думается.

И А вы-то на финские могилки крупку крошили?

С Крошим. Крошим.

И И тогда крошили?

С И... вот, заходили. Вот, когда наши стали хоронять... Это же наши мо[гилы|, это наших хор[онили|. Вот, я вам скажу. Вот, мы когда. Мы, вот, когда финская война была, вот, воевали. Там много похоронено. Прямо, вот, как грядами. Так, вот, грядами. И вот, крестики, вот, так. Вот, поставят так, вот, на могилу. Вот Там, вот, поставят И там уже, скажем.. скажем, вот, двести — там на крестике напи­сано. На деревянном. Такие, вот, ну, в общем. [нрзб | и тут поставят. Там, скажем, двести. Там, скажем, там... на другом, там, триста. Вот, так по ряду. Там всё, вот, это написано.

И Это финские такие?

С Это были... погребены раньше финны. Вот, когда война-то финская шла, там много.

И Это финские такие кресты, вот... как андреевский флаг?

С Да, да, да. Да, вот, этот крест уже... а это уже в финскую уже наде­лано. Потом, когда... наши взяли это всё место, тогда этих уже все, сровняли. Наши всё повыкидывали. Всё. А очень... вот, эти кресты, вот, эти, вот. железные кресты, эти железные кресты — эти много вывезли. Так, вот, могилы. Как они там выкапывали? И вот, на ма­шину грузили, увозили. Сейчас, вот, эти, вот... такие, вот, есть памят­ники. Тоже есть, ага. Они приезжают. Они приходят, там, вот, повычистят, крупки или конфетки по[ложат|. Цветочки положат.

И А вы ходили на финское кладбище, когда еще своих могил там не было?

С Нет.

И Не ходили?

С Нет. Нет, нет, нет. Нас туда еще пока не пускали.

И А уже на вашей памяти стали там хоронить своих?

С А вот, сейчас наших всех там хоронят. Это будет, вот. Первое кладби­ще. Тута были... как называется... не наши всё это, нерусские похо­ронены. Вот, первое как [идешь]... Вот, подымаешься в горку, тут часовенка стоит сразу на левой стороне. Это тут не наши. Тамо — эти... немецкие, немцы тамо похоронены. У самой речки.

И Какие немцы?

С Немцы. Вот, воевали... финны. Вот. Вот, они все там похоронены.

И А на Втором кто?

С А на Второ[м] — это наше кладбище. Там только русских хоронят.

И Так, а на этом Первом что? Сейчас никто не хоронит?

С Там несколько могил есть наших. Сюда ближе к полю. А там, в лес туда, там... там всё финское. Там... похоронены эти, когда вое­вали, дак... Ну, мы их немцев называем, дак... этих финн.

И Так, а, вот, на вашем кладбище, на Втором, там финских могил нет?

С Вот, я вам рассказала давеча. Есть.

И И на том есть, и на том есть?

С Да. А там я, вот... мы-то на Первое не ходим. Мы даже не, [нрзб | нам там делать нечего.

И А Вы на финские могилки не ходили?

С Нет-нет, я ни разу не была на Первом кладбище, на финском Хоть его и называют финским кладбищем.

И Дак, ведь, и на втором же есть финские могилки?

С Есть, а почему-то не называют так. А это все называют «первое» кладбище, а это — «финское», это — «финское».

И И Вы туда не ходили?

С Не, ни разу не была, как-то так . Шли мы пешком однажды... Тоже ждали-ждали, транспорта не было. И так немножко я зашла, там, посмотрела. Ну, там, могилки стали уже проваливаться, так ведь давно уже, это самое... Там, ну, некоторые наши русские похоронены, есть могилочки. Ну, не очень много наших.

И А на Втором Вы никогда на финские могилки не клали, там, крупку?

С На финские я никогда чего-то... У нас, например, где, вот, это, свек­ровь похоронена и тесть похоронен... ну, этот самый, его, это, дедо­ва родители... Дак, рядом эта финская такая большая могилка-то: Все тоже обложено, написано по-фински. Ну, вот, мы в другой раз тоже идем, тоже посыпем, тоже положим там чё-то. Конфетку и бросишь, скажешь: земля пухом, да и пошла. Земля вам пухом.

И Понятно. А кладбище какое, где хоронили?

С Там пять километров, отъедешь. Дак, финское кладбище будет сразу, на финском кладбище хороняли, а потом немножко попройдешь, там кладбище наше, там часовня выстроена теперь уже, вот, теперь будут отпевать в часовне, если кто помрет, то будут в часовню при­возить, и батюшка с этого, с Лахденпох, будет приезжать и отпе­вать. А так привозят на дом батюшка.

И А на Втором кладбище, там нету финских могил?

С Есть.

И А почему не называют его финским?

С А вы знаете, там много, очень много таких памятников — по-фин­ски написано. Такие, знаешь, камни лежат, памятники. Но по-фин­ски написано имя и отчество, когда помер, цифры такие же, как у нас, а фамилия-то нерусская.

И А почему Первое называют финским, а Второе?..

С А там... это кладбище хороняли тех, кто утопится, кто задавится, потом стали... там финских много могил. А то кладбище было не открыто еще. Стали тут хоронять, очень много наших тут нахоронено, как мост переедешь сразу же. А подальше, там уж русское кладбище, но финн там много, много памятников.

И А откуда Вы узнали, что там, вот?

С Ну, вот, тут финны, которые были как сразу-то, не все же уехали были, дак, они и рассказали, вот, это кладбище такое-то, такое-то, вот Там очень много финских памятников. Вот, такие, вот, камни ле жат, и на них написано, что, вот, такой-то помер

И А еще, вот, расскажите, а где у Вас здесь кладбище?

С Кладбище отсюдова пять километров, как в Лахденпохья ехать, вот, там, вот... где я говорила, «Красное знамя* есть, этот самый... колхоз-то раньше был. А теперь там остался не колхоз, а уже... Те­перь к совхозу все перешло, вот. Там будет речка — такая темная вода — мост будет. Вот за этим мостом, там есть Первое кладбище. Но на Первом кладбище... на нем мало хоронят, мало. Все больше хоронят на Втором кладбище. Там есть Второе кладбище — на­лево. Вот, на этом кладбище и хоронят. Вот, сегодня[122] на кладби­ще ездила, и вчера на кладбище была. Вчера убирала, а сегодня тут одного хоронили молодого парня, с этого... с Выборга приехал.

И Тоже на Втором?

С Тоже, да.

И А почему на Первом не хоронят?

С А раньше на Первом, знаете, девчата, там... это самое... Хоронили таких, вот, которые, допустим... утонет или повесится — вот, та ких, вот, хоронили. Это было у финнов так: два кладбища. Фин­ны, вот, на Первом хоронили, вот, таких, вот, которые или утонут, или, там, повесятся, или там чего. А теперь у нас больше все хо­ронят на Втором. А на Первом почему-то мало хоронят. Не знаю, почему.

И Но хоронили когда-то?

С Но там есть наши., могилки русские есть. Хоронили это где-то, вот, в такие года семидесятые, восьмидесятые. А теперь все боль­ше хоронят на том, Втором. Там уже... Сегодня я ездила, дак, там уже шестой ряд уже. Там уже столько нахоронено. Там уже опять надо лес рубить и опять там дорогу делать уже.

И Дак, а как же Вы узнали-то, что хоронили там финны утоп­ленников?

С Ну это было... Когда мы приехали, и сразу же нам сказали, что это Первое кладбище — это финны хоронили, вот, этих, вот, да.

И А они откуда узнали?

С Ну, видимо, сказали, наверное. Там же у них есть... и памятнички финские есть на этом на кладбище: и на Первом, и на Втором есть эти финские такие. Прямо этим мрамором так выложено, по-фин­ски написано. Ну вот, ну, видимо, финнов-то. приезжают прове­дать этих, своих-то, вот, как... когда сейчас гостиница открылась у нас И они стали сюда приезжать к нам в гости. И вот, они при­езжали и все нам рассказывали, что, вот, у них здесь-то похоро­нено, у них, вот, здесь-то похоронено. Ну, например, это. . у неко­торых у нас благоустроенные квартиры есть. У них летом... есть же по три комнаты, дак, они брали на квартиру их, брали финнов, общаются.

И Это нехорошо было хоронить-то на таком кладбище?

С На Первом-то?

И Да.

С Ну, сейчас уже хоронят, уже теперь уже все хоронили.

И А раньше считалось?..

С А раньше, да. Раньше, да, считали, что утонул, значит, его надо, вот, здесь хоронить. Уже не здеся. Или, там, повесился, а теперь все вместе хоронят.

И А свои точно так же вот если?..

С И местные точно так же делали, да. И местные так же делали, по­рядок какой-то был.

И А почему?

С А не знаю. А сейчас уже не подчиняются ничему. Хоть повесился, хоть, там, утонул, всех уже хоронят уже вместе.

И1 А вот, у вас кладбище было там же и финское, а почему стали хоронить рядом, вот, с финскими могилами, не сделали отдельное кладбище, свое?

С А я не знаю. И говорить не буду.

И1 А никто не был против этого? <...> Ну, что хоронят рядом с финнами прямо?

С Нет, нет, нет. Никто не был. Никто не был. Прямо в финском клад­бище и хоронили. Финны сюда поближе, а мы стали дальше. И сейчас, так, финские могилы есть, заметны, потому что памятни­ки поставлены были, а к ним же [нрзб . возможно, «никто не сядет».] <...>

И2 Скажите, а, вот, когда ходили к своим на могилки, не заходили на финские могилки?

С Для интересу, поглядеть зайдешь другой раз, дак. Я одни раз ходи­ла — у меня еще дед жив был — родителей проведывать. Гляжу, там кто-то... незнакомые люди. Думаю, пойду-ка подойду к ннм. Подошла, финны приехали, ставили., а там был переводчик с ropoду наш. А я говорю: «Чего они приехали?» Она мне и говорит, что «Видишь, снимают старый памятник, а ставят новый». Правильно, они тот сняли, поставили новый. Переводчик мне объяснила, что... Наша была переводчик, с городу взята у ннх. Дак, она мне сказала. А я вижу, что незнакомые. Я чувствую, что это не наши люди. [Смеется] Я подошла, говорю: «Чего они тут делают?» Она говорит: «Тут нхний похоронен, дак, вот, сняли, — говорит, — и сделают...». Пра­вильно, поставили другой памятник. <-...>

И2 Так вот, когда идете к своим на могилы, финнам не сыпали крупы?

С Не заходим! Нет, нет.

И2 Такого никогда не было?

С Нет, нет. Нет.

И2 Никто так не делал?

С Нет, нет. К финнам не заходим. Это своих, там, пойдем к своим, да, там, знакомые, дак, правда: на могилы на ихние крупы посыплешь и конфет, и печенья положишь. А к финнам — нет, нет. Это пер­вое время, дак, правда, ходили для интересу могилы посмотреть. А тепереча не заходят уже никто, уже теперь давно привыкшие, дак.

И2 Так, а что было интересного на этих могилах? Что необыч­ного?

С Написано-то?

И2 Ну, вообще. Что, вот, удивляло в этих могилах финских?

С Ну, у них памятники. А мы же раньше памятников не ставили на могилы, правда? У нас и не было этого. Чтобы памятники. Не так давно стали ставить [памятники]. А у них же все могилы с памят­ником. Да такие красивые. Дак, нам интересно. Поглядим. У них же ни одной могилы без памятника не было. А мы же не ставили рань­ше. Откуда хоть. Привычки не было, чтобы ставить памятник. Вот.

С Было тут финское еще кладбище. Там финские плиты есть. И сейчас еще много финны приезжают, эти плиты находят. Оно было сначала в одном месте, а потом перешли в другое место. Так, вот, старого кладбище, где раньше финское кладбище было, там мало хоронили. Когда, вот, видимо, после войны сразу тут, вот, умирали... Вот, там военный один похоронен со звездой, там памятник стоял. А потом стали, вот, на это, на другое — на кладбище на большое. Вот, теперь там громадное кладбище, громадное. Там финские плиты есть, много плит. Вот, финны приезжали и находили эти плиты свои.

ФИ То есть перенесли финские плиты на новое кладбище?

С Нет Там старое — так они и есть. А эти находили, вот, которые... они заросли все травой да бурьяном. Дак, расчищали, вот.

И А когда ходили к своим на могилку, к финнам не заходили на могилку?

С А тут кидали... и крупку им кидали, это...

И Финнам?

С Финнам, да.

И А что-то приговаривают, когда на могилку крупку кидают?

С Да, «Царство небесное всем», птички едят. Все равно всем ведь... это для птичек кидают, поминают. Как птичкам питание. А поми­нать — это уже положено крупу кидать всем. И финнам кидать. И финны если приезжают, они ведь пойдут по кладбищу. Ходят по кладбищу финны, они наши могилки не забывают.

И Дак, от финских могилок осталось что-нибудь?

С Дак, а финны, вот, часто приезжают сюда и с экскурсией. Здесь финны часто... каждо лето не один автобус приезжает. Идут тоже все на кладбище, у кого здесь свои есть.

И Дак, а могилки их остались?

С Остались.

И С памятничками?

С С памятничками, у кого, может, и нет, дак, так идут, со знакомыми. А которые старые приезжают, обязательно идут на кладбище

И Дак., а что значит «наших могилок не забывают»?

С Дак, у них был финский памятник упавший, где, вот, папа наш похо­ронен, ну, громадный, выше нашего шкафа памятник, вот, такой. Ну, когда копали могилы, земля-то осела, и этот памятничек наклонил­ся и упал, и сколько лет он лежал, так и лежал. Ну что я приду — я не могу ведь поднять этого памятничка, правда? А вот, финны по­том приехали, наводили порядок в своих все. Ведь этот памятник подняли, мы приходим, памятник на месте.

Праздники

Народная медицина

С Я лечила... в Киришах лечила, там, у хорошей женщины, старушеч­ки такой. Так, она: «Я, — г[ово]рит, — от Бога, от Бога, от Бога», прямо вся... Вот, чё-то делает, сядет, вся как аж в мыле вся, аж прям не знаю, красная такая делается, я аж даже боялась ее. Я десять сеансов сделала. Ну, вот, ничего...

И А как она лечила-то?

С Она лечила... вот, она чё-то шепчет мне, шепчет, наговаривает что-то так, наговаривает. Ну. Только, г[ово]рит, верь, я верила, все вери­ла, а сколько, четыре года уж верю, ну.

И А если человек, там, заболеет или еще что-то, ни к каким не водили тоже бабушкам? Может, кто помогал здесь? Нет?

С У нас таких не было. Не было

И Может у белорусов было?

С У белорусов, наверно, было. Потому что... вот, первых годов, как приехали, у нас, вот, с одного году со мной девка работала ферме­ром. А председателем колхоза был Р-ев Федор. Гулял очень по женщинам И жена к какой-то, вот, белоруске, к бабке, ходила. И чего там она... как на соль наговаривала, так. Вот, принесла к этой девке, это... Марией тоже звать — ей племянка, как и мне, мы сестры двоюродные были... «Возьми». Молоко берет. Он женился на другой, так. Этот Р-ев. Взял Феклу. «Что высыпь, кинь в моло­ко, пусть ему, змею, ни житья, ни смерти будет», да. А Мария побо­ялась высыпать. Не брала, говорит, долго. А тетка плачет, что возьми и всё. То она до сих пор инвалидом осталась, Мария. Что, вот, жива, ой... Говорит, сунула в кармаи это вещество и ходила. Как подходит двенадцать часов ночи, вот, ломает ее. Хоть ложись на дорогу, идешь, дак, так. Тело всё в буграх в каких-то синих стало. Дак, вот, это­го... дескать, кровь заговорена была. К какой-то бабке она куда-то ездила, кровь разговорили, а это, говорит, ничего не сделать, так. Эта бабка, старуха, уехала. Ну, сколько, там, вот. Я и не знала. И вот, она ходила, два года в больницу ходила, у нее ничего не при­знавали. Все... даже в Ленинград возили, да. Ничего не найти. Ана­лизы хорошие. А человек болеет, ничего не может делать. И по­том уже дошло, что позвоночник разрушился, да, вот, только увидали.

И Но мужу она не подсыпала?

С Нет. Не подсыпала. Отцу сказала. Да отец... бросили в печь это, дак, думали, что печь-то разорвет. Надо было бросить-то в речку, что бы по воде куда-то ушло. А они в печку, да. Ну, так, и до сих пор. Вот, сейчас она уехала в Череповец, там живет, так. Замуж она так и не вышла. Всё больная. Пять лет лежала в санатории, в гипсе, да.

И Дак, а это, вот... А говорили, что у белорусов есть такие бабушки?

С Да, говорили.

И Говорили?

С Да, что, вот, это. Еще, говорит, до дому не дойти, так к этой бабке заходила, ночевала. А она откуда знала, что эта бабка делала-то Она еще, говорит, мне сказала. «А ты, матушка, не ходи в больницу, все равно тебе никто не поможет, ничего не сделают». А мы же не знали, что это она делала. Вот. Чего-то Авдотья два раз ходила Пер вый раз на водку, видно, сделано. Дак, этому... отцу принесла Мариину, что «придет Иван, дак, напойте его», так. А он в это время дол­го не приходил, дак, дядя выпил сам. То ни один месяц то плакал, то песни пел. [Смеется]. Это., ну, вот. А потом, вот, это было сде­лано, так, вот, и... видать, кто-то умели. А у нас, вот, эдаких не было.

И А те <бабушки> которые, вот, например, детей <лечили>?

С Здесь знаете чего было, вот, наши же русские были колдуньи Вот, я хотела рассказать. Вот, у меня у старшего <сына> была как-то щетина называлась. Не у старшего, а у второго, второго, сорок чет­вертого <года> родила. Вот, там в поселке жила бабушка, дак, мы носили три раз к ней. Не спал все, все... [Нрзб]. Так потом она все же такое тесто сделала, так помазала так, по спине. И тесто было, видать, черные все были. Очень было... старушек, грыжу за­говаривали. Каждый, кто по какой болезни, были старушки такие.

И Это здесь были?

С Здесь были. Из вологодских были, из белорус были. Мы к бело­руске бабушке носили.

И А кроме этой бабушки, которая лечила? Были такие люди, ко­торые?..

С Были.

И А расскажите. [смеется]

С Она тоже теперь умерла, эта бабушка. Вот, у меня у дочки, вот, на этом месте сел такой водяной волдырь. У старшей у дочки. Она теперь умерла. Вот, сел этот волдырь. Я поехала к хи­рургу. Хирург в Куркиёках приезжал... в определенные дни приез­жал в Куркиёки. А мы жили в Корписаари. Вот, он это ей разре­зал. Оттуда вытекла как водичка. Ну и тут так оно все и присох­ло. Разрезал, водичка эта вышла... дал примочку какую-то. Зажи­ло. Несколько время прошло, у нее образовался такой волдырь на этом же... на другом месте, вот, здесь. Вот, такая же тоже. Я опять пошла в этот... в больницу. А меня встретила одна женщина, там, вот, рядом с больницей жила. Он... муж у нее работал председате­лем сельсовета. Как же ее? Н-овна. H-на... Анны Н-вны-то... дак мать еенна. Вот, она и говорит: «Вера, не ходи ты, — говорит, — к врачам. Иди, — говорит, — к бабке». Вот, она мне и сказала, к ка­кой бабке идти. Вот, я ее завернула в одеяло. Она маленькая еще была. Еще годика два, наверное, ей было. Побежала... в одеяло завернула ее и понесла к этой бабке. Принесла. Она ее поглядела и говорит: «Вот я, — говорит, — дам тебе соли». Дала щепотку соли. На эту соль она перед иконами чего-то говорила. «Вот, — говорит, — запоминай. Писать, — говорит, — нельзя. А запоминай!» Ну, где же там запишешь, если она говорила там целые пятнадцать минут? Где же тут запомнишь? Если б несколько раз это... мне б там, сходить, да это все, дак... это. У нее дочка была, и то не могла научиться. Дочка была, дак, и то не могла научиться. Вот. Вот, она на эту соль нашептала Всего щепотка, вот, так, вот, соли. Эта соль куплена в Великий четверг перед Паской. «Вот этой солью, — говорит, — придешь, разведешь в кипяточке маленько. Поставь, — говорит, — ее на порог. Чтоб половницы[133] были...». Вот, не помню или поперек порога, или вдоль порога. Вот, так. Вот, не помню уж этого. Но у нас как раз, наверное, поперек порога, в комнате-то у нас, поперек порога там. На кухне-то так, а в комнате так, поперек поро... вот, так, вот, были. Вот, так — порог, и вдоль порога и половницы. «И на этом пороге, — говорит, — прямо так, в чем она и есть, эту водичку и вылей на нее». Я вылила, и у нее все прошло, и только тогда, вот, такая вмятинка осталася. Она и до сих пор у нее была, пока не умерла.

И А что шептала, вы не помните?

Нет-нет, ничего не по... только помню, «чиста, как рыбная кость». Вот, одно только запомнила: «чиста, как рыбная кость». Больше ни­чего не запомнила. «A повторять я, — говорит, — не могу. Вот, за­поминай, — говорит, — с одного раза. Я, — говорит, — Аську свою... Аськой дочку у нее зовут... — все, — говорит, — учу, но никак, говорит, не может научиться».

И И перед иконами она это делала?

С Перед иконами, угу. Перед иконами. Это не с нечистой числой — перед иконами. Некоторые имеют связь с нечистой си­лой, а эта — перед святым. Вот, это уже точно. Сама испытала.

ФИ А вот, у вас в Белоруссии были такие люди, которые умели людей вылечивать? Болезни...

С Были, по-моему... ну, там, как, вот... если, там, на губах чего, вот, ом ом… [обкидыш] или чего. Так бабка придет, тебе пошепчет, погово­рит. Ну были, были, были, были Были. Были. И тут, вот, я уж лежа­ла, болела. Здесь уж два раза ко мне, это... приходили финны[134]. Я лежала, в тяжелом состоянии тоже лежала Приходили. Я уж думала, что я уж и ходить не буду. Приходили муж... муж с женой и девочка, по-моему. Потом двое мужчин приходили. Я лежала, в общем... тяжело я лежала. Я только могла, вот, так только, что, вот, мне [меня] подняли, а уж я не могла ни поворачивать, ни так, вот, головы, ничего. Я, конечно, плакала очень. Я говорю: «Я уж не поправлюся. Вот, наверное, так и умру». Они: «Ничего, ничего, — говорят, — все...». Два раза приходили ко мне. Финны.

И А что это за люди были?

С А пр... а приезжали сюда, вот, наверное, в церковь — наши многие, так, наши ходят. К финнам да к этым... тоже шведы есть и еще какие-то,как их? Божественные, божественные такие. И тут есть приезжают же многие. Приходили, приходили, были. и то верую­щие. И наши многие ходят, молятся, вот, в церкву здесь. Очень многие ходят, молятся в церкву.

И Так это приходили те, вот, с этой церкви, которая финская, да?

С А я даже не знаю, откуда.. нет, оны не... из церквы, наверное, или может, он из церквы. Я даже точно не... ну, уж наши, вот, которые ходят в церкву молиться, ну они сказали, что у нас соседка очень, говорит, больная, говорит, лежит. Ну, вот, оны и пришли. Один раз, потом второй раз приходили ко мне. Спасибо [им]. Ни денег, ниче­го не взяли. Это с меня ничего не взяли. Поблагодарила — я вам заплачу за это. Финны говорят: «Нет».

И Так, они лечили, да, как-то?

С Да, уж что-то они мне... надо мной что-то стояли, чего-то говори­ли. Наверное, лечили. Вот, не знаю.

ФИ А там в колхозе, в сороковом году у вас были такие люди, которые лечили?

Ну, свои бабки были. Были. Там, заговаривали. Были, были. Были свои бабки, заговаривали. Были. Это с веков веков ведется, что старое поколение — оно знает, и заговаривает, и травы какие — всё знает.

А в послевоенное время здесь, в Лахденпохьи, тоже были такие бабы?

Ну, вот, которые бабки были, которые пожилые, которые уж поумерли... дак, были которые бабки, да, были. Заговаривали. Даже, вот, грижу[135]. Грижу даже заговаривали. Были, были бабки. Оны и сейчас есть, бабки, тут заговаривают. Знают. Кто у нас... кому помогает, кому не помогает. Бог его знает... может, так и надо — Бог... Бог знает.

Они грыжу заговаривают, а еще что? [нрзб]

Ну и сглаз, вот, если... если сглаз, там. Сглаз если у ребенка, там, ребенок... У меня у самой дочь была — чуть не умерла с сглазу Тоже... были гости Посидели мы, да... посмотрели на нее. И она как стала кричать. Пока мы воды не нашли, не полечили нам, [нрзб I чуть не умерла. Было у меня тоже сглазу, я и сама глазлива[136] тоже. Как чего — мне сразу сглаз, плохо делается. Есть такой же глаз, вот, у людей — черный. Говорят, какой, вот, черный глаз, нехороший. Есть, есть.

А что за водичкой вы дочку лечили?

А... по.. пойдешь по… вот, кто Богу, ну, как, над постоит над ико­ной. Там, в церкви. Помолится Богу, по... поговорит Дашь этой во­дички попить, и все проходит. Тоже было.

[кладет руку на плечо собирателю] Лечила мать моя.

А-а-а!

Волос лечила, грыжу лечила, эти, вот, прыщики всякие они... лечи­ла. Волос, рожу, грыжу, эти, вот, ветрянки все они... лечила. Вот милиция приезжали к ней.

Зачем?

А лечиться.

Лечиться?

Да. (Смеется]

Я думала, арестовывать.

Лечиться. Она говорит, я только встала, вдруг ко мне милиционер идет. Лицо, вот, такое, говорит! [Показывает, что опухшее]. А я, говорит, говорю: «Сынок, подожди, я сейчас зайду». А я, говорит, в ночной сорочке. Я, говорит, халат накинула и бежать. И вот, она уже испугалась. Думает, что такое? Её пробрало. Она заходит и опять: «Сынок, посиди еще, я сейчас приду». А потом уже она, когда зашла, он ей говорит: «Мамаша, не бойтесь». А она и гово­рит: «Да вроде никого не отбивала, никому рожу не набила, зачем ко мне милиция?» А лицо, говорит, у него большое. Красное-красное, говорит! «Я, — говорит, — приехал. Вот, так и так». «Так, сы­нок, ты с этого бы и начал!» Вот, она ему заговорила, и он уехал. Он и на второй день еще приехал, и на третий приехал. И всё, больше уже... он уже поправился.

И А как, вот, люди узнали, что ваша мама лечит?

С Это друг по другу так уж говорили.

И А она <ваша мама> как приехала, сразу стала лечить? Да? Еще, вот, в сорок пятом, в сорок шестом?

С Да, в сорок шестом. Да. Ну, дак, она по знакомству, тут свои, мельниковские. А еще, вот, к Ленинграду, ну, вот, тут одна семья жила и уехали. И уехали. А там они где живут, у одной женщины — двойня, два пацана. Заболела ножка. Заболела ножка, и этому пацану хо­тели ногу отнять. А потом ей и говорят: «Ищите старуху». Вра­чи: «Ищите старуху». Ну, вот, она, которая, вот, здесь женщина жила, она говорит: «Поедемте сюда» Как это [нрзб] — говорит. Ну, они приехали, и мать моя вылечила. А ей всё больничный давали. Ког­да она уже вылечила ей, она пришла больничный закрывать: «Как же так», — говорит. «Вам, — говорит, — спасибо за бюллетень, а старухе, вот, старухе спасибо, — говорит, — то, что вылечила». А так бы ногу отняли. Одна старуха не пришла палец лечить и от­няли.

И М-м, вот, совсем последний вопрос. А колдуны тут у вас в де­ревне были?

С1 Я не знаю... вот, Смородиха, говорили. Так, она давно умерла — лет пятнадцать, наверное. Что она грыжу заговаривает.

С2 Да, вот, так только...

С1 Но мне не приходилось — так и я не знаю.

С2 Мне тоже не приходилось.

С1 А... а еще кто... это самое... так... больше никого...

С2 Нет, не было таких...

С1 Грыжу, говорит, у детей заговаривала.

С2 Ну, вот, она одна такая...

С1 ...Рожа... это болезнь.

С2 Да, да. Вот. Она одна, вот, и была. По всему поселку...

Cl А рожу заговаривает и сейчас эта самая... Д-ова, рожу заговаривает...

С2 Ну, я не знаю...

С1 Так это... ей уже восемьдесят четыре или восемьдесят пять лет.

И Угу... а плохое они что-нибудь делали?

С1 Нет, пл... не знаю. Нет, плохого они, наверное, нет. Что-то, там, нет... нет...

И Плохого они не делали?..

С1 Нет, нет. Мы не слышали, чтобы кому-нибудь наколдовали что-то, вот, плохое.

С2 Да, не было такого...

С1 Нет. Мы такое не слышали. А... а это, вот, так. Я... почему я знаю, что П-ва, потому что у меня корова была, и они молоко брали. И приходит эта... Антонина Михайловна и внучка, да, со своей дочкой. Я говорю: «А чего у тебя нога завязана?» — «Ой, тетя Рая, не гово­ри! Три недели в больнице пролежала в Ленинграде, — <В> Ленин­граде они живут. — Тут были у бабушки. Рожа. Они там — лечи­ли, лечили, лечили и не вылечили. А я приехала да пошла к тете Тане. Тетя Таня как увидала, как мне заговорила два раза. Вишь...» И уже они не на машине — у них машина — пошли просто пройтись сюда с того края деревни ко мне. И опухоль пропала. Все. Так вот, что я могу сказать — это загова... а рожу она умеет заговаривать. А дру­гой — я не знаю.

И Она какой-то заговор знает или молитву?

С2 За... заговор, молитву, там, по-божьи чего-то...

С1 Она чего-то читала, этого самого...

С2 По-божьи чего-то читает, вот. Открывает, там, книгу. И читает: Вот-вот это исполняйте. Ну, исполняет. Намажет чем-то, намажет. Вот, если нога или чего ли. Намажет. А чем, не знаю. Мазью или чем ли. Или, это... своёй, или взяла у кого у колдунов. Не у колдунов, ну вот...

И Скажите, пожалуйста, а от сглаза бабушка ваша могла лечить?

С Сглаза — не знаю, а, вот, дачница у меня была — она умерла, цар­ство ей небесное... Я купила два поросенка. У меня жили дачники с Ленинграда. Она сама тера... тера... терапевт, врач. И вот, как при­едет — поросята, как нарочно... не по дням, а по часам росли. А не приедет — ой, ой, ой, Зоя Ивановна, как быстро поросята ра­стут! Ну вот, однажды приехала, и как, вот... так подошла к поро­сятам — они были на улице выпущены, длинные, белые, чистые! Ой. А она — ой!! Как ахнула. Поросята как бегали, так и упали. Вот. Значит, знала чего-то. Глаз, вот, такой. А Мария... Мария Игнатьев­на взяла водички... мы [ждали] — не встают поросята. Взяла во­дички, взяла угля с печки. Через, вот, дверь-то эту за ручку берет... через дверь чего-то полила, пошептала... что какую-то знала молитву Этой водой пошла, попрыскала поросят — вскочили и побежали

И А килы — это что?

С А вот, такие, вот, садят... блямбы растут ни с того ни с сего. Поса дят на человека на злого и растет такая синяя., нарыв, синий нарыв

И А кто садит-то?

С Вот, тут одна была, тоже финка. Она, финка, жила она с дочкой, ста рая-старая. Она даже моей маме посадила.

И Да что вы говорите? Расскажите!

С Они жили там, на этом... на Гористой <улице> в Куркиёках. А они по соседству жили. А она. . вдруг у мамы, вот, под этим местом стала, вот, такая, вот, синяя — растет и растет. И такая боль, что спасу никакого нет! А про нее говорили, что она садит килы. А это., она пошла, вот... тогда эта бабка была жива, которая заговаривала. А опа и говорит. Маму мою Марфой звали «Марфа, тебе, — говорит, — посажено. Ну, посадила, — говорит, — тебе соседка». Она, видимо, знала или чего. Или, вот, тоже не знаю, как. Дак, потом эта соседка, вот, которая садила килу, она потом сказала маме, говорит: «Мне, — говорит, — надо садить, потому что я этим занимаюсь. Мне надо было садить. Я пустила на ветер. И вот, с ветра, — говорит, — тебе попала эта кила». Вот, уж правда или неправда ли — не знаю. Вот, это она сама потом сказала. Эта финка.

И На ветер посадила?

С Да...

И И просто маме досталась...

С Она досталася маме...

И ...Случайно, да?

С Угу. Вот, они по соседству жили. Они жили у самой дороги — вот, домик был. У самой — у самой дороги. Домик был. Она с дочкой жила. Дочка у нее работала секретарем в сельсовете. А это... Вер... Вера Антоно... Михайловна была такая. А мать старая у нее была. И вот, она, вот, посадила. Маме потом она сама сказала: «Я, — го­ворит, — бросила на ветер, попало на тебя. Я, — говорит, — не хотела этого».

И А что, она... как-то... ей обязательно надо было, вот...

С Да. Обязательно. Ей надо обязательно было скидывать.

И Скидывать?

С Да. Вот, она так сказала. Вот, эта финка.

И А если бы она этого не делала?

С Не знаю.

И Не знаете, да?

С Не знаю. Это уж чего... может быть, у их чего такое есть.

И А ее боялись вообще тут, финку?

С Нет. Не боялись. Нет. Не боялись, ничего. Потом, вот, как стали, вот, говорить, что она этым занимается, так стали бояться.

И А вот, вы сказали — сглаз. Сглаз — это что?

С А чего, так говорят, что чего-то посмотрит неладно, дак, человек заболеет. Есть такое или нет, не знаю. Вот, она это делала тоже, снимала. Сглаз.

И Эта бабушка, да?

С Бабка эта. Вот... <...>

И А как она, не говорили, как она это делала?

С Не знаю. Вот, не знаю, не знаю Не знаю. [Все] у нас бывало, не знаю. Есть та... были такие люди.

ФИ А вот, эта финка откуда появилась? Она тоже переселилась?

С Вот, которая сбрасывала?

ФИ Да.

С А они жили. Дочка работала секретарем сельсовета. И они при­ехали. Откуда они приехали? Я не знаю Чьи они? Местные или не местные? Но она — финка. И Дора эта, она не скрывала, что фин­ка. Она и по-фински говорила, и карельский язык знала Она сек­ретарем сельсовета работала долго. Как мы приехали когда.

И А не говорили, что, вот, среди белорусов есть такие люди, которые знают что-то?

С Чего?

И Ну... там, как лечить или, может, колдовать.

С A-а! Да, как колдовство тогда... говорили, что... дак, не знаю, правда ли, неправда ли.

И А что говорили?

С Ну, что умеют, там, ворожить, там... да то, другое. Я, дак, не знаю. Я, дак... мне, дак, никто ничего не говорил, я... и верить не верили. Не знаю, было ль это, нет ли.

И Так, а что рассказывали, как они ворожили?

С Не знаю уж. Забыла уж, как и рассказывали.

И Это про белорусов говорили?

С Да, да, да, да. Про бел[орусов]. У нас-то не было эдакова.

И А где было?

С Ну, вот, только что белорусы те. А у нас, вот, были вологодские, дак, у нас не было этого, что колдовство какое-то было. У нас нет.

И В Вологодской не было колдовства?

С Дак, а может быть, где и было. Может, в каких и было. А у нас, дак, нет. У нас не слышно было.

И А еще не расскажете, здесь не было, может, таких бабушек, ко­торые лечили детей маленьких?

С Мм <Нет>.

И Ни к кому не обращались?

С Мы обращались.

И Ик кому?

С Я сама обращалась, поэтому говорить об этом не буду.

И А здесь, в Мельникове, да, это было?

С Да. Поэтому говорить не буду.

И Ну, многие знали про нее, про эту женщину?

С Конечно.

И Да?

С Ну, потому что она не одна была. Это было из мордвы

И Из мордвы? М-м А говорили, да, что мордва... что они знают что-то?

С (говорит практически шепотом] Ну говорили, конечно. От­носительно, вот, к бабушкам, к ним обращались, то конечно.

И А колдовками их называли, нет?

С Нет. Никак не называли. Никак не называли. Не было никаких оскорблений в этот адрес по этому поводу. <...>

И Так, вот... а Вы еще говорили про эту бабушку из мордвы. Так, а из мордвы и другие еще лечили, тоже были такие?

С Не знаю, ничего не знаю.

И Вы только одну знаете?

С Я две знаю.

И А они обе из мордвы?

С Да.

И А вот, в вашем колхозе, в Вологодской еще области, колдуны были такие?

Cl Были колдуны. [Смеется]

И Так, они сюда переехали с вами?

С1 Нет, нет, нет. Они, там, не переехали, они так. Колдун у нас был один, дак, он старый был. Ну, какой там колдун! Название, наверно, так.

С2 Так, он там, наверно, и умер. Да просто звали колдуном, боялись, дак, бегали: ой, колдун, колдун! А какой, там, он колдун был!

С1 Ну, ну, ну Знахари были, значит. Травам лечили и прочего. Такие люди.

И А почему там были и колдуны, и места, где чудится, а здесь ни колдунов, ни мест где чудится?

С1 Дак, здесь уже... Там обжиты места. Со спокон веков так и пере­давалось, значит, вот, это... дурацкие вещи разные.

И1 А как грыжу заговаривали?

С А Бог знает, я не знаю.

N[137] Я пришел к ней, она меня положила...

С И ребеночку тоже .

N <3аговорщица говорит» «Молчи!» Я молчу, вот, штаиишки приспу­стил, вот, вот так, значит, где паховая грыжа. [Нрзб]. Ну чё-то, там. бабушка.

С Пошептала молитву, наверное, какую-то.. <...>

И1 А как Вы о ней узнали?

С Да слух ведь, слухом ведь земля пользуется , как бы это грыжу заговорить? К этой бабушке возили детей. Мы знаем, что к ней возят, вот, и отправила его, иди к этой бабе.

И2 А это в каком году было?

С А вот, прошлый год, в позапрошлый.

И1 А раньше А детей своих Вы к ней еще раньше возили?

С Ну, другая бабушка была, тут жила, та умерла. А вот, эта тоже ба­бушка приехала с Белоруссии. Эта бабушка — белоруска. А в Бе­лоруссии этот обычай у большинства белорусов. И та бабушка была белоруска, которая умерла, к которой мы ходили. А вот, к этой, к этой-то не ходили мы. Или ходили с этой, с Анечкой-то, не помню. С Аней не ходили, нет. А вот, со своими... я со внучкой... ходили. А уже внучка родила, у меня правнучка есть, пятый годик, Аня — с этой не ходили.

И2 А не говорили, что чуваши тоже умеют что-то делать?

С А может, у всех, у всего народа есть это, у всякой нации есть... И у наших, русских, есть. Думаете нет? Сколько угодно есть. Ну вот. А раньше-то... вот, теперь меньше как-то обращаешься, а в деревнях-то ведь даже свадьба идет, свадьба: лошадь, вот, станет и даль­ше не пойдет. Сделано у деда, были деды такие, у нас был в дерев­не дед — не в нашей, а рядом. Только дойдет до ворот и ни слова. Вот, на задние лапы встает и рычит, и больше ни с места, пока, вот, не выкупишь его.

И2 А здесь, вот, не говорили, что тоже могут свадьбы портить?

С Да, говорят, говорят там: «Аккуратней, смотрите, не ругайтесь ни с кем до свадьбы, не делайте вреда, могут спортить». Говорят.

И2 А были здесь люди, которые могут портить?

С Я не знаю. Мне не приходилось, конечно, это видеть, вот, такого, а так говорят.

И1 А почему, Вы говорите, у белорусов, вот, такой обычай?

С А кто его знает. Вот, все белорусы, вот, если есть здесь в Лахденпохьи, дак, сколько я знала бабушек, дак, все белоруски и карелки, и карелки.

И2 А карелки?..

С А карелку, вот, тоже знала одну, вот, тут, тоже умерла. <...> Вот, сделали моему первому мужу... у меня муж второй. Сделали мое­му первому мужу... она, вот, загуляла с моим мужем, эта, вот, карел­ка, и сделала, что, вот, со мной он не мог жить, а он меня очень любил, муж. И так я с ним... разошлись. Он плакал, на коленках ползал, а сделать ничего не может. Вот, такие дела. А потом, вот, много лет прошло, он помер. Я оставила подушки сушить, и в подушке на­шла, вот, такой гвоздь. Это торкнуто в подушку, в перо. Я стала подушки-то сушить, вот... так и, вот, такой гвоздь нашла. И взяла да, ну что, выкинула, да все. А когда, вот, поехала к бабушке со внучкой лечить грыжу, я ей рассказала. Говорю: «Бабушка, вот, так и так у меня было в жизни. Вот, такой случай был». А она говорит: «А куда ты этот гвоздь дела?» А я говорю: «Я взяла, да выбросила». Даже не... не дошло-то самой, еще старая. Она говорит: «Надо было в печку бросить. Этот гвоздь сгорел <бы>, и у мужа бы все нала­дилось». Столько горя было, я даже с ним разошлась. Потом он уже без меня помер. Уже он уехал отсюда, а он с ней ведь не стал жить, только заказал... А мы дружили с ней, не разлей была вода.

И1 С карелкой-то?

С Да, с этой карелкой. Потом, когда мы с ним уже не жили, он заболел, и ездили мои дочки к нему. Я говорю... он им писал, детям-то, дочкам-то — две дочки было. Вот, он писал, говорит: «Приезжайте, я сильно болен». Я говорю: «Девки, поезжайте, — я говорю, — отец., поезжайте, — я говорю, — мало ли, — умрет, хоть проститесь». Ну, вот, они ездили, они поехали, и он рассказал им, сам признался, что, говорит: «Пусть... — говорит, — мать у вас очень хорошая, не ти­раньте мать, и живите вместе с матерью. Но, — говорит, — пусть она не дружит с этой с карелкою, весь грех и весь разлад у нас пошел только с ней[138]. Я, — говорит, — конечно, виноват, у меня был грех с ней. И она, — говорит, — всякую грязь лила на ней». И вот, это сделала она.

И2 А вы после этого случая не боялись, вообще, с карелками?

С Больше у меня таких подруг... я больше ни с кем не встречалась, не дружила. Дети... детей учила, а потом сколько лет жила одна, двух девок выучила.

Отношение переселенцев к евангелическим общинам

И А вы думаете, люди уходят из этих общин протестантских по личным каким-то... то есть не нравится пастор, или, может, ка­кие-то другие есть причины? Как вам кажется?

С Причина там главная в том, что местный пастор, он не столь хоро­шо владеет... это мой ученик бывший... он владеет всей этой теорией. Вот, значит. Отец Евгений[139] — тот, конечно, подготовленный — [Нрзб.] кончена семинария. Подготовленный. Такой воинственный священник. За веру стоит. Вот. Но потом же это ж государствен­ная религия — православие. Вот. Поэтому он принимает всех в лоно свое. А у католиков, там, лютеран — совсем немного. И тоже держится только на том, что там гуманитарная помощь. Потому что... ну, к вере люди по-разному приходят. Кто-то истинно прихо­дит, а кто-то через помощь. Но ведь здесь <в протестантской церкви> затруднение в чем? Что трудно все-таки через переводчика слушать. Хотя они толковые проповедники, очень толковые ребя­та. Хорошие в этом отношении. Но трудно. Ну... а больше у нас ничего нет. Вот, религиоз... это, баптисты наши ездят в районе. Они в Хийтолу ездят, ездят в Куркиёки. Там бывший руководитель их ездит туда. Ну, собирают они определенные [суммы]. Шведы ос­тавляют деньги. Приезжают, деньгами оставляют. Вот... на этом жи­вет. А там ведь церковь в Финляндии же, там налог есть. Каждый платит. Но я знаю, что у нас приезжает пастор, вот, привезли мне пять пачек бумаги. То есть он вместо денег дал своей фабрики про­дукцию. Для меня, так, это очень ценно. Я ж не могу купить. Это примерно пять пачек, это примерно, значит, пять с половиной тысяч рублей. Мне оказана спонсорская помощь. Чем их, [нрзб] конечно. Все нормально в этом плане. Вот. Но... а так... понима­ете... Я, например, к вере не пришел. Жена моя пришла. Но я ей не мешаю. Господи. Раз веришь — верь. А я...

И А когда это все началось? Вот, все эти общины стали возникать? Не помните?

С А это началось с момента, когда, вот, начались... укрепление дру­жеских отношений с Финляндией. Когда появились города-побра­тимы. Когда по... стали, значит, визиты оттуда сюда. Ну и церковь начала работать. Все же работают. Они же не зря деньги получа­ют. Если он тридцать раз побывал в России. Вот… Сааринен, пас­тор. Тридцать раз! В Лахденпохье, в Петрозаводске.

И То есть, вы связываете это с какими-то внешними причинами? С миссионерской деятельностью со стороны Финляндии?

С Ну, конечно. Конечно. Это... конечно. Это элементы миссионерс­кой деятельности Это завоевание умов. Там, что. где эти не может... природа не терпит пустоты. Она должна быть заполнена. А у нас тогда православной церкви не было, когда они приехали. Но... я их пустил в свое время в школу. Они там у меня по вос­кресеньям... служба у них была. Они мне аренду платили. Я ксе­рокс с них потребовал. Они мне ксерокс привезли...

Вот я в девяностом году была в Париккала, когда [Окуниеми|[140] — вот, там есть церковь, мы ходили туда, в церковь эту. И там тоже есть окол… мы пришли в эту церковь, там открыта она, туда можно заходить. Там свободно заходишь. Но нет, по всей вероят­ности... евангелисты или лютеранская... не знаю... церковь. Но там книга посещений есть, книга посещения. И когда заходишь внутрь, там нет такого убранства, как у наших, у русских. Там, иконы... вот, это, вот, все, вот, это... убранство. Там простое убранство. Садись и... есть с левой как-то, вот, туда к це... к самому концу, столик. Можешь взять, вот, молебенник, вот, этот взять.

И1 ...Вы говорите, Бог наказывает. И вот, эта церковь финская, шведская. Так это кого Бог наказывает?

С Страна-то плохо живет, люди плохо живут.

И1 А как это с церковью связно с финской?

С Ну... видите, тут... это церковь... Вот, они сейчас сюда ходили молиться, пока возили, значит, этого, гуманитарку. Все люди ходили. Там как бы здание финское, здание финское, но там устроили как бы приход, вот. Пианино там, и люди ходят Моя сестра, так она на финскую веру перешла. Да, я говорю: «Как же ты же смогла? Зачем ты, — я говорю, — на эту... перешла на финскую веру?» Я уже ругала, ругала ее: «Так, вот, у тебя, — я говорю, — в семье-то и не будет добра». И плохо, вот, плохо у ней в семье. Сын запил, жена двадцать семь лет — умерла. Двое детей сироты растут, вот. Этого... теща его чувашка. Она тоже в столовой работала. Ну, они сейчас в Сортавала живут. Дом построил. Но все равно наказывает. Одна дочка запила. Ну. Ну, все равно наказывает не одним, так другим. Вот, так Господь наказывает. А когда ей эту девочку, вот... которая жена-то умерла, чувашка, двадцать семь лет, ей аборт делали и инфекцию за­несли, она и умерла от заражения крови. Этого... ей крестить, она сюда привезла ее. Она некрещеная. Она говорит: «Лида, ты пойдешь мамой крестной?» Я говорю: «Я пойду». Но почему? Ребенка надо, четыре, три года. А когда узнал поп, что... говорит: «Вы какой веры?» Я говорю: «Она финской» — «Не, не. не, вы, — говорит, — даже и не связывайтесь, и не приходите сюда». Так мы, вот, с племянницей и... она пограмотней. Я говорю. «Ты, наверно, давай, ты будь крест­ная мама. Я как свидетель». И вот, так окрестили.

Как окрестили? Это ее дочку, а не ее саму, да?

Не, ее даже и близко, а с ней и разговаривать не стали.

А, то есть вы покрестили, ну, как бы ее ребенка без нее?

Внучку ее.

Внучку.

И ее дочка крестила, она как бы крестная мама. Ну, и я тут была.

Но в церкви покрестили?

Да, да. В церкви, да.

А бабушку не пустили?

Не, даже разговору нет. А она говорит ему тогда... батюшка у нас молодой: «А как же тогда сделать?» «А вы, — говорит, — раскоче­гарьтесь» — или как бы, вот, нужно снять эту веру. И отмолиться. Она так... ну, семьдесят пять годов — какая ей вера теперь уже.

А вот, здесь некоторые ходят, да, вот, в финскую церковь, а не­которые сейчас уже в православную, да?

Да, да, ходят также. Ну, в финскую церковь ходят. Видишь, финны еще как бы поощрение, там, разные вещи давали. Или продуктам, или, значит, одеяние какое, там, давали, да. Вот, и ходят. Привлекали этим, значит. А теперь уже нет. Теперь пришел, помолись и всё. Не стали этим уж баловать. А то было, придет молиться, а ему на­грузят, значит, разных вещей. И вот, он и идет.

И А местные-то не ссорились, вот, из-за того, что один туда ходит, другой сюда?

С Нет. Не ссорились. Вер много, говорят, а Бог один. Так мотивиро­валось.

И А вот, здесь, говорят, тоже церковь какую-то открыли?

С А это вон там, на горе, недалеко от нас. Это — финская католи­ческая, пятидесятники какие-то. Я не знаю, что это за такие пя­тидесятники. Я тоже туда немножко ходила, а потом ноги не стали совсем ходить, сидеть не могу долго, не стала ходить. А ходят, мо­лятся там.

И И Вы там молились?

С Ну сидели, глядели. Молиться-то не молилась. Я же не пятидесят­ник, я православная.

И А почему ходили туда?

С А надо же куда-то деваться, вот, и ходила, пока могла. А не стала... без палки идти не могу вообще, а посижу и домой идти плохо, вся спина и ноги болят, не стала ходить.

С Вот, приезжают сюда финские, церковь финская здесь есть. Где «Мер­курий», дак, вот, почта, и тут приезжают, переводчик приезжает, и два... два или трое финнов приезжает, службу ту... я, правда, не бывала.

И А чего?

С Да куда... Да у меня нога же, я только дойду...

И А ходят люди?

С Ходят, ходят. Но ходят, которые, знаете, что ли... которые веру нашу бросили, взяли финскую веру. А финскую веру... значит, нады крестицы. Их возили по [нрзб.] дороге, туда есть Светлое озеро, их там купали. Одевали такие рубашки белые, длинные такие ру­кава, вниз, вот, держали за волосья и... [смеется] и крестили. Зна­ете, что ли я вам скажу... не знаю, правда, нет ли. В общем, много умерло.

И Те, которые крести?..

С Те, которые веру нашу бросили. Но у нас все равно приезжает батюшка с Лахденпох, сюда идет, ну вот... Которые финнов крести­лись, тех, он сказал, на службу нам в церковь... Есть у нас тут, где гостиница, подальше, вот, туда... он не принимал, потому что веру нашу бросили. Нельзя веру бросать. Если мы крестьянской веры... один Бог-то, а вера-то не одна. Они католики, или как называются финские эти? А сейчас мало стало ходить.

И А не было таких разногласий между теми, кто ходит к фин­нам, и?..

С Да, есть. Нашим-то не нравится, нашим-то никому не нравится. Зачем променяли нашу веру? Нельзя ведь променивать веру-то нашу, но... Так все было.

Сестра у нас умерла, была шестьдесят пять лет, старушки отпева­ли. Ведь недавно только стал батюшка здесь отпевать, а так сами отпевали. А Егор Алексеевич тут помер... Один был. Жена у финнов крестилась, нашу веру бросила, а он не стал бросать. Когда батюш­ка приехал отпевать его, нашу веру, то ей сказал: «Выйдите на ули­цу. Вам нельзя тут быть, потому что Вы не веруете в нашего Бога, а веруете в финского Бога, значит, грех это большой».

И А финская церковь?

С Есть и финска. Есть финска, и шведы там строили, туда, на гору. Есть, есть. Там, видишь, типа католической, это мне туда надо... но я не верующая, извините, я не верую.

И А почему Вам туда надо ходить?

С Потому что у меня мама полячка. Я, считай, католик. У нас же гра­ница. Я не знаю, а родители рассказывали, там у нас стояла эта... Белоруссия... потом там, этих... Там тоже какой-то бунт был, и даль­ше наши границу отодвинули туда, в Польшу, а мы жили на самой границы. Дак, не знаю в каком году. Конечно, я не помню, и мы уже остались не в Польше, а уже в Белоруссии. Мама моя — полячка, а отец — белорус.

И Дак, а Вы ходили туда, в эту церковь финскую?

С Ходила, два раза была.

И Ну и чего?

С Да ничего, посидела, посмотрела. Там потолки зеркальные, да. Кра­сивая церковь. Там все поют, не мо... там все с песнями, поют они. Красивая церковь.

И А скажите, пожалуйста, вот, вы ходили, это, в финскую цер... это финская церковь... прихожанка?..

С Да-да-да-да-да.

И А что это за церковь?

С Десять лет, вот, в октябре, будет десять лет этой... существования этой церкви. Мне, вот, Сакари и сказал... «Так что у нас, — гово­рит, — вот, в октябре будет праздник». Будем отмечать десятиле­тие существования церкви. Церковь Евангельских христиан. Еван­гельских христиан церковь. Вот.

И А не могли бы рассказать поподробней о жизни общины и... как... что она... чем занимается?

С Ну, вот, собрания-то проводят. Каж... каждое воскресенье. А когда приезжают, вот, проповедники на неделе, дак, еще и на неделе. Но я была... отличалась гостеприимством, когда сил... э... энергия была. У меня тут и Рейно, и Матти, и кого только... всех приглашала, угоща­ла. Валла и еще... забыла — очень хорошие сестры. Я всей душой люблю финнов. Честное слово! Вот, не скрывая. Мне все равно...

И Они чем-то отличаются от русских?

С Да, вот, знаете что. Если к ним хо... с душой, дак, и они — с душой. Ведь видят человека, что я очень искренне, дружелюбно... вот, и они тоже. Вот, надо же, Сакари... у нас в церкви там, наверное, больше ста человек, а вот, ко мне пришел на квартиру с переводчицей, с Му­зой... Лысенко — переводчица. Вот. Еще Александра Павловна Стюф тоже отлично переводит. У нее прямо от зубов отскакивает. Только успеют сказать, так он... она уже перевела.

ФИ Да... а прихожане в основном русские, или финны, или кто?

С Русские. В основном все русские. Ну, может, карелы. Карелы есть, карелы. А мы не различаем. Русские или карелы. Друзья, и всё.

ФИ А на русском языке... всё?

С На русском языке. А... рассказывают проповедники-то на финском. Но переводят нам. Вот, там хор есть. Вы не были в церкви? Ой, какая церковь!

И Не были...

С Ой, какая... шведы строили. И так быстро. Как зайдешь — это прямо дворец, прямо дворец.

И Это какая церковь?

С А финская... вот... вот, дойти... по Советской улице, туда, по направ­лению к автостанции-то, к сортавальской... по Сортавальской до­роге, потом влево дорога. Ой, какая прелесть!

И А вот, тут, говорят, есть еще православная церковь, построе­на. Вы туда не ходите?

С Э... а, вот, сестра ходит. Сестра ходит каждое воскресенье. А сест­ра скоро уедет. Православная... тоже отец Евгений размахнулся. Сначала часовенку построил, где памятник погибшим воинам. Но тут очень тесно. И вот, построили церковь. Но еще там есть кое-какие недоделки, но службу ведет. Вот. И много прихожан ходит. Много. И молодые. Обращаются к религии. Время такое, что надо бе... верить в Бога. Надо верить. Многие не верили, а теперь обра­тились к Богу.

И А скажите, пожалуйста, а, вот, когда приехали сюда вы, много было верующих людей? Или это как-то было незаметно?

С А незаметно. Я и по себе сказала, что... Хотя у нас и мать верую­щая, и отец крещеный, и мы все крещеные. А к религии... Пока, вот, финны десять лет назад нас всколыхнули. И вот, здесь на стадио­не привезли палатку. Огромная палатка. И вот, в палатку мы ста­ли приходить. Они, вот, на машине едут, в рупор сообщают, что вы... приглашают на богослужение, сюда, в палатку-то. И мы с удоволь­ствием все ходили. Много набьется народу. Ужас, сколько!

И А скажите, а мама ваша — у нее иконы были?

С ...У меня, вот... только это не мамина иконка, а мы... в этом, в на­шей финской церкви... поклоняются живому Богу. Она неудачная это... неудачная, считай...

И Это что значит, живому Богу?

С Живому Богу молимся, а не иконам.

И То есть, в этой... нету икон?

С Нету икон в этой финской церкви. Есть, вот, е... как вам сказать? Библию, Новый Завет... э... вдоль и поперек. Много знаю псалмов наизусть. Вон из новой-то... все время в обращении, вот, псалтырь, так, вот; много псалмов наизусть знаю. Вот... душа лежит, душа лежит к Богу. Дай Бог и вам здоровья и благополучия.

И А вот, вы сказали, что Евангельская церковь тут приехала, а когда, в каком году это случилось?

С Ну, первый раз в жизни Библию я увидела в девяносто первом году.

И Это они привезли, да, вам?..

С Когда евангелисты стали... финские евангелисты стали приезжать.

И Это было большое событие вообще, как... как люди?..

С В моей... в моей, например, жизни это была вообще революция. В моей жизни. И после того, как я стала жить с Богом, у меня... не только я изменилась, но у меня, конечно, не было никаких... пото­му что у нас мужчин в доме не было. И в то время никто не пил, не курил. У нас вообще все праздники даже без спиртного прох... проходили. Но муж у меня очень сильно тогда пил. Но Господь изменил его, что он сейчас не пьет, не курит. И у нас снова все праздники, все дни рождения, все что есть в этом доме, все прово­дится без спиртного.

И А вы не могли бы немножко рассказать историю Евангелической церкви, как сюда приехали проповедники и как все это... что построили, что не построили... вот, такие вещи...

С Ну, вот, в девяносто первом году у нас были палаточные собрания. Значит, у нас приехали первые евангелисты. Но до этого, вот, самый первый... это пионер в Карелии был — Пекка Мустанен Он в девяностом году приехал, он... и... в Петрозаводске, в общем, наладил, чтоб здесь можно было слово Божье преподавать. В Карелии. И ездил по всем районам. Договаривался с этими... я недавно с ним встречалась. Он сейчас очень больной, но он говорил, что в девяносто... в девяностом году, когда он сюда приезжал, он тоже был больной. У него был рак. Но так как он стал проводить, вот, такую работу для Господа, то Господь исцелил его. А сейчас, вот, этот рак, он снова... но он уже старенький сейчас — больше восьмидесяти лет. То рак, говорит, взялся снова задело, и сейчас, навер­ное, «я, — говорит, — уже не выкарабкаюсь». Я, вот, ездила недавно в Финляндию и встречалась с Пеккой Мустанен.. <...>

И А говорят, что тут построили сейчас новое помещение, да?

С Да. Молитвенный дом. Очень красивый. Если вы хотите, можем съездить туда посмотреть. Очень красивый молитвенный дом И знаете? Мы вначале собирались... ну, в разных местах И в этой... художественной школе, в музыкальной школе. Народу все больше и больше прибывало. В Первой средней школе большой зал. По воскресеньям. Потом мы в Первой средней школе собирались. Потом уже в детском садике. Но мы много молились н постились, чтоб Господь каким-то образом помог нам с молитвенным домом. И такой... к нам сюда, в Лахденпохья, вначале приезжал Рейно Комонен. Он был пастырь церкви Лоймаа. Из Фин­ляндии. Ну вот. Но потом как-то, когда у нас было первое креще­ние — вот, в первом крещении я тоже была — он попросил сво­его... вот, он еще говорил, что, Нина, говорит, меня крестил Сакари Сааринен. Я хочу, чтобы моего переводчика тоже он покрестил. Вот, Сакари Сааринен приехал в девяносто втором году — было крещенье у нас первое. В ноябре месяце. И он стал дальше вести нашу церковь. Приезжал. Хотя он был уже на пенсии. Сейчас ему восемьдесят четыре года. Шесть лет тому назад — семьдесят пять лет было ему тогда. Ну вот. И он приезжал каждый... каждый месяц. И учил... по... ну, мы познавали Библию. Познавали Бога, познавали Библию, слово Божье. Ну, вот, собирались по разным местам. Правда, постились и молились за то, чтоб Господь нам дал, вот, этот... вот, когда нам дали четыре места, мы выбрали, вот, там, горочку, там, наверху. На этом месте раньше стоял... стояла такай тюрьма... ну, двухэтажный дом, там. Нормальное помещение было, потому что все... весь Лахден... Лахденпохский народ тогда удивлялся, вот, почему мы живем не в благоустроенных квартирах, а, вот, эти тюремщики живут в благоустроенных квартирах. Но они вообще-то не тюремщики были. У них... Потому что после того здесь очень многие люди эти... оставались, женились. И у них нор­мальные семьи. Просто... ну, может по молодости, что-нибудь, мо­жет, они не так сделали, и, вот, их... они ез... они ходили на работу. Вот, такие, вот, это были, что не... как бы не заключенные, но не могли жить на своих местах. Вот, такое у них было.

Тут таких много было, да?

Да, здесь таких много было. Ну вот... и дома большинство, вот, эти, были все многоэтажные — вот, они... вот. Вот, это там все снесли, и, вот, нам дали эту горочку. И знаете, зимой, когда было очень много снегу и мы от следа в след ходили, вот, по этой горочке, то люди спрашивали: «Вы там чего делаете хоть?» Мы говорим, что мы молимся. «А чего вы там молитесь? Неужели нельзя в церковь идти молиться?» Мы говорим: «А мы к Богу живому обращаемся Мы просим, чтоб Господь помог нам с молитвенным домом». Они уже нам тогда говорят: «Ну что, вы совсем дураки что ли? Неужели вам Господь с неба тут поставит дом?» Но мы этого не просим, чтоб Господь с неба поставил нам дом, но… [смеется] мы про­сим только, чтоб он помог каким-то образом. И знаете, это было прямо чудо Божье, что вот... мы обычно в церкви праздновали все дни рождения. У нас какая-то, вот, такая сплоченная очень друж­ная... коллектив был, как одна семья. И мне когда праз… было ше­стьдесят лет, тоже в церкви праздновали. Всей церковью. Потом были со Швеции евангелисты и они в это время ремонтировали в Лан… в этом, в Куркиёках больницу. Вы не ездили туда? Было страшное здание... <..> А сейчас прямо очень хорошо там. Ну вот. И... я попросила, чтоб эти… потому что они наши друзья, верую­щие — тоже. Церковь христиан веры евангельской, вот, они с этой церкви. И я попросила, чтобы они приехали к нам в гости. В церковь нашу. Ну вот. Они приехали, и Пэр, вот, который руко­водил строительством нашей церкви и который там руководил тем, что там отремонтировать это здание, он говорит: «Нина, что бы ты хотела... какой бы ты подарок хотела на шестьдесят лет?» Я гово­рю: «Пэр, я больше всего бы хотела, чтоб у нас был молитвенный дом. Но это невозможно. [Смеется] Нам это невозможно. Это возможно только Богу. Потому что в Библии написано, что не­возможно человекам, возможно Богу». Он говорит: «А правда, — говорит, — Богу это возможно. А, может, и нам это возможно». Он... взял фотографию и показывает: «Вот если такой дом двухэ­тажный мы сюда к вам привезем? Тебе нравится?» Я говорю: «Мне очень нравится этот дом». Но когда они стали... хотели этот дом разобрать там и перевезти... но... этот дом стал бы стоить гораз­до больше, чем... в общем перевозка через границу была бы го­раздо больше, чем построить здесь дом. Вот, они все рассчитали, а потом уже построили дом нам так молитвенный…

И Так, а вы ходили в эту церковь вроде как к финнам, а не знаете, какая там вера.

С1 [смеется]. Как вам сказать. Вера-то вера. Я, вот, так разбираюсь, что... не знаю, как вам сказать. Но делают там, конечно, не так, как в нашей церкви.

И [обращается к С2]. А вы не ходили?

С2 Неа. Я не ходил ни разу.

С1 Там и пастор не такой как наш. Совсем не такой. По Библии всё идет.

И Что по Библии?

С1 По Библии они ведут эту церковь. По Библии.

И[141]Ничего там не по Библии.

С1 Почему не по Библии?

N Потому что каждый трактует Библию так, как понимает и как хо­чет. Так, как ему выгодно. Сейчас нет такого. Мормоны по-своему. Православные только правильно понимают Библию и ее ведут так, людям доносят. А вот, это всё — то, что финны, — всё ерунда. Так как им надо, так они и говорят вам. Что, вам там много вооб­ще о Боге говорилось?

С1 Нет, о Боге не говорят они...