Грязные улицы Небес

Глава 2 МОЯ УДАЧНАЯ НЕДЕЛЯ

Я уже знаю, какие вопросы вы хотели бы задать. Вот ответы на них.

1. Да, ангелом быть интересно.

2. Нет, я не встречался с Богом. Пока не встречался.

3. Я не могу сказать вам, какая религия правильная. Дело в том, что это до сих пор не выяснено.

4. Если вы хотите узнать, на что похожи Небеса… то составьте мне компанию, и я все объясню вам по ходу истории.

Прежде всего, Небеса… очень сложные. Это не просто замок на облаке или какой-то райский сад. Небеса огромные, хотя и состоят из одного мегаполиса — Небесного города. Он окружен Полями, по одному на каждую страну. Поля тянутся во всех направлениях — по виду, бесконечно. Покатые холмы, луга и даже леса, населенные душами людей. Как мне всегда говорили, эти души забирались с Земли для вечной и хорошей жизни. Но если вы спросите их о земном существовании, они скажут вам, что ничего не помнят — как и я о моей доангельской жизни. Они здесь просто счастливы.

Обычно, когда вас вызывают наверх, вы возноситесь прямо в Небесный город. Вы не идете, как делаете это на Земле, и даже не летите. Не все так просто. Даже само понятие «город» может ввести вас в заблуждение. Бывают времена, когда он действительно напоминает мегаполис. Глядя на башни, парковые зоны и сверкающие аллеи высоко над головой, вы смутно понимаете, насколько он велик. Куда бы вы ни шли, вас окружают ослепительные фигуры. Словно огни миллионов машин на загруженной, но абсолютно безопасной трассе. И каждая из таких фигур является ангелом. Где-то в центре этой безбрежности, в месте, которое вы не можете разглядеть, хотя и знаете, что оно там имеется — будто сияние на краю вашего зрения, воображения и чувств, — располагается Империй, внутренний район Небес, где, по слухам, обитает Всевышний.

Наверное, не нужно говорить, что вход туда возможен только по приглашению.

Естественно, все вышеперечисленное даже и близко не подводит вас к тому, как выглядят и воспринимаются Небеса. Вы помните Электрические парады, которые проводятся по вечерам в Диснейлендах? Со всеми их сияющими огнями и танцующими сказочными персонажами? Прибавьте к ним сильное лихорадочное состояние, которое каким-то образом заставляет вас чувствовать себя уютно и радостно, и вы получите небольшое сходство с пребыванием на Небесах. Это такая уютная радость, что любые вопросы кажутся вам слишком хлопотными.

Уточняя последнюю фразу, я должен сказать, что некоторые из нас все-таки задают вопросы. К примеру, у меня скопилась куча нелегких вопросов, но я в основном задаю их самому себе.

Имеется еще одна проблема: все, что вы воспринимаете на Небесах — виды зданий, наряды горожан и беседы с другими ангелами, — постепенно ускользает из вашего ума при возвращении на Землю. Наверное, я разочарую вас, но любая попытка описания Небесного города является нелепым занятием, потому что ко времени вашего возвращения он уже не будет тем же самым (при условии, если впечатления о нем были получены действительно вами). Нечто подобное происходит, когда вы вспоминаете детали сна. Но, поднимаясь в «хозяйский дом», как Сэм называет Небесный город, вы всегда попадаете в нужное место. То есть там вы знаете, где находитесь, и адекватно понимаете все, что происходит вокруг вас. Хотя, если позже вы попробуете нарисовать карту квартала или района, у вас ничего не получится.

Я не думаю, что ангелы на Небесах тревожатся подобными явлениями — во всяком случае, не так, как я. Фактически кроме нескольких моих друзей на Земле остальные наши соплеменники считают, что интерес к небесному мироустройству граничит с предательской неблагодарностью. Но мое любопытство не дает мне покоя. Очевидно, таким меня сделал Всевышний.

Поймите мои слова правильно. Мне нравятся Небеса, и мне нравится быть ангелом. Я не признаю другой альтернативы — тем более что обсуждаемые нами временные рамки равнозначны вечности.

Давайте для краткости скажем, что следующее действие происходило в калифорнийской башне североамериканского комплекса зданий, где находился офис Темюэля. Однако помните, что, называя структуры Небесного города «зданиями» и места в таких структурах «офисами», мы снова грубо упрощаем эту странную, сияющую и непостоянную реальность. Темюэль был особым архангелом — моим контролером, как вы, возможно, определили бы такую должность. Поскольку я работал в департаменте дольше его, он не мог претендовать на звание моего наставника. Понимая сложившуюся ситуацию, он старался избегать всяких «боссовских» штучек и вел себя с нами как «старший товарищ» — особенно со мной, Сэмом и другими ветеранами. Мы не возражали против этого. Всегда хорошо, когда каждый знает свое место или, по крайней мере, думает, что знает.

У него было прозвище, которое мы не говорили ему, — у слова «Мул» очень мало хороших значений. На самом деле мы не испытывали к нему неприязни. Он был нашим боссом и архангелом в придачу, а на таком перегное трудно вырастить привязанность. Верховные ангелы слишком далеки для дружеского общения — даже столь доступные, как Темюэль.

— О, ангел Долориэль! — сказал он с напускным весельем, когда я возник в его кабинете.

(Глядя на небесных ангелов, вы не можете судить наверняка об их половой принадлежности. Ко многим из них подходят местоимения «он» или «она». Другие «оно» совмещают в себе оба пола. Но некоторых — ничего личного с моей стороны — можно называть только «существами».)

— Бог любит тебя. Как дела в Джуде?

Если что-то и заставляет жителей Сан-Джудас кривить рты и хмурить брови, так это ситуации, когда люди, ни разу не бывавшие в нашем городе, называют его «Джуд». Но я уже чувствовал принудительную радость Небес, которая проникала в меня щекочущими пузырьками. Поэтому я постарался соответствовать общему настроению.

— Привет, шеф. Думаю, что дела идут прекрасно. Конечно, «Гиганты» провели последний год, как дворовая команда. Словно они никогда не слышали о выигрышных позициях. Да и левого подающего они использовали слишком часто. Но не будем огорчаться. Весенние тренировки уже начинаются. Поэтому наша надежда не угасает.

Иногда я говорю о «Гигантах» только для того, чтобы позлить людей, которые не разбираются в игре. Это один из самых замечательных аспектов бейсбола.

— Кстати, говоря о тренировках, — добавил я. — Сэммариэлю дали стажера.

— Молодого Харахелиэля, — кивнув, ответил архангел. — Он уже успел показать себя?

— Да, как свинья в бикини. Но я верю, что однажды он чему-то научится.

Или снова начнет открывать рот в неудачное время, после чего нам придется рвать когти из Джуда или идти с понижением в Чистилище, где мы целую вечность будем делать внушения исправляющимся грешникам.

— Прошу прощения за вопрос. Откуда он взялся?

Яркий лик Темюэля немного затуманился. Он приподнял сияющую руку и неопределенно покрутил пальцами в воздухе.

— Я думаю, из Залов записей. Его перевели к нам по просьбе одного из верховных ангелов.

В его фразе было так много намеков, что я от испуга не нашел, что сказать.

— На самом деле я как раз и хотел поговорить с тобой об этом, — продолжил Мул.

— О чем? Извините, не понял.

— О новеньком. О стажере, которого поручили Сэммариэлю. Я хотел бы, чтобы ты присматривал за ним.

Это была очень странная просьба. Как мог кто-то — пусть даже архангел — интересоваться таким дохлым сурком, как Клэренс?

— Босс, разве присмотр за новичком не входит в обязанности Сэма? Ведь это он его наставник.

В воздухе снова сверкнул неопределенный жест.

— Да, конечно. Но иногда Сэммариэль не замечает тех тонкостей, которые улавливаешь ты. Вот почему я прошу тебя, Долориэль. Присматривай за парнем.

Обычно, когда контролер говорит вам нечто подобное, вы должны чувствовать гордость. К тому же вы находитесь на Небесах, что удваивает вашу радость. Но даже накачанное по уши счастьем, мое тело трепетало от тревоги.

— Будет сделано, сэр! — ответил я, поскольку не был глупым человеком — ни до, ни после моей горько оплакиваемой человеческой смерти.

Я не помнил ничего о прошлом, но надеялся, что мою смерть действительно кто-то горько оплакивал.

Оказалось, что Мул хотел передать мне только эту просьбу. Ситуация становилась все более странной. Он никогда не ограничивался кратким разговором, и даже когда поступал так по не зависящим от него причинам, делал это неуклюже, создавая впечатление, что вы отвлекали его от каких-то важных дел. Честно говоря, он нравился мне. Хотя я не знаю, может ли вам нравиться человек, которого вы не понимаете. Со своей стороны, он тоже благоволил ко мне или, по крайней мере, терпел меня, отличаясь этим от многих других архангелов. Тем не менее босс всегда остается боссом. Пользуясь моим визитом в «хозяйский дом», он заставил меня оформить кучу нудных и не сданных вовремя отчетов. Обычно я передоверял их Алисе — нашему офисному секретарю (еще одному земному ангелу, которая, учитывая ее злобный характер, могла быть замаскированным демоном). Если дорога в Ад выстлана добрыми намерениями, как иногда говорил Сэм, то путь к Небесам завален бумажным дерьмом и канцелярскими изделиями.

Интересно, кем был этот Харахелиэль? Кто нажал на кнопки и перетащил Клэренса от пыльных картотек в оперативный отдел? А главное, по какой причине? Может быть, он узнал что-то лишнее? Или кто-то захотел внедрить шпиона в департамент адвокатов? Но чье внимание мы привлекли? И почему они выбрали такого несуразного человека?

Я уже слышу, как вы шепчете: Ничего себе! Шпионы на Небесах? Вы подозреваете своих ангельских боссов в попытке шантажа ваших коллег? У вас плохое отношение к работе, Бобби Доллар! Давайте поступим так: прежде чем принять решение, побудьте со мной еще какое-то время. Это все, о чем я прошу. Правда была на моей стороне гораздо чаще, чем хотелось бы признавать моим недругам.

Перед возвращением на Землю мне пришлось убить немного времени — мое человеческое тело по-прежнему находилось в городской квартире и наслаждалось полноценным сном. Я вышел из Североамериканского комплекса зданий и зашагал по Проспекту созерцания мимо особняков благословенных ангелов. Как я уже говорил, одной из странностей Небес было полное отсутствие картографированного пространства. Если вам хотелось прийти туда, куда вас не приглашали, вы не получали доступ в это место. Несмотря на все усилия, вам просто не удавалось найти его, хотя вы видели перед собой очередную тысячу красивых зданий. Вы могли идти по дороге или плыть в облаках (после многих лет я по-прежнему не знаю, как мы делаем это — при отбытии с Небес все воспоминания стираются). Вы могли затратить на перемещение десятки лет, но так и не найти того места, которое искали. Мне было проще. Я ничего не искал, а просто прогуливался. Какое-то время я любовался Фонтаном звезд и перекатывал в уме большие бесформенные мысли. Затем широкая аллея привела меня к Мосту паломника. Сам того не желая, я остановился на середине пролета и взглянул вниз, на один из кварталов огромного города. Подо мной искрились многолюдные толпы обитателей — тысячи и тысячи душ, возможно, миллионы. И каждая душа была посвящена порядку и любви, счастливая и довольная своим местом в большом плане существования. А за ними, на вершине самого высокого холма Небес, виднелось сияние, напоминавшее прекрасный рассвет. Там находился Империй, обитель Всевышнего. Однако даже глядя на это чудное место, центр Космоса и вселенной, я по-прежнему задавал себе крамольные вопросы. Почему Империй прятали от наших глаз?

И, кстати, почему Бог сделал меня таким неугомонным? Я никогда не понимал своих порывов души. Но, видимо, Он хотел, чтобы я был таким, и поэтому наделил меня удвоенным запасом любопытства.

Как обычно, проснувшись вновь в физическом теле, я почувствовал себя немного странно — словно мир изменился, словно кто-то постирал и погладил мои любимые джинсы. Я сунул кофейник в микроволновку (в терминах желаний и капризов мое плотское тело ничем не отличалось от ангельского) и, ожидая звонка таймера, подошел к зеркалу.

То же самое лицо, которое я видел в отражении пять или шесть лет. Оно чем-то напоминало мне другие два-три лица, бывшие у меня до этого воплощения. Наверное, только эксперт мог бы сказать, изменился ли я после визита в Небесный город. То же самое тело — средней высоты, среднего веса, возможно, чуть крепче и сильнее, чем у обычного человека. Мужчина в зеркале имел темные волосы, нуждавшиеся в стрижке, лицо (европейского типа с легкими средиземноморскими чертами), которое не помешало бы побрить, и рот с намеком на печальную артистичность, немного испорченную одной из редких встревоженных улыбок. Мне часто было интересно, неужели я действительно выглядел так в жизни. Если да, то никто не принял бы меня за мое прошлое воплощение — надеюсь, вы понимаете, о чем я говорю. Хотя, если бы я наткнулся на человека, знавшего меня в прежнем облике, это было бы слишком большим совпадением.

Иногда я представлял себе, что мог бы жить в семнадцатом веке, носить напудренный парик и нюхать табак. Или я мог быть китайским крестьянином. Или даже женщиной. Мог иметь семью. Тогда почему у меня отняли воспоминания об этом? Почему Небеса обращались с душами, словно они были видеокассетами? Зачем нам стирали бесценные моменты с получением докторской степени или с комедийными ситуациями? И если мы не можем вспомнить детали детства или юности — пусть даже многие люди вели убогую жизнь, — зачем нас вообще заставили проходить через это?

И тут в разговор вступил внутренний голос — достаточно обычный для меня. Ты циничный, сказал он мне. Плохой ангел, которому нельзя доверять.

Но повторюсь еще раз. Наверное, Бог хотел, чтобы я был таким. Либо это правда, либо Ему все равно. Придя к подобному выводу, я решил остановиться, чтобы сохранить какую-то надежду.

К вечеру всю площадь Бигера украсили для последнего этапа карнавального сезона, который был назначен на следующие выходные. Сан-Джудас любил свои карнавалы. На фонарные столбы натянули гирлянды с большими и жуткими на вид масками. В северном углу площади муниципальные работники соорудили временную сцену. К счастью, она находилась на удалении от Эламбра-билдинг, где располагался наш бар. Завсегдатаям «Циркуля» не нравилось, когда их отвлекали художественной самодеятельностью.

Бар назывался «Циркуль», потому что сотню лет назад, прежде чем кинотеатр «Эламбра» перестроили в первый городской небоскреб, на месте нашего нынешнего оазиса на четвертом этаже размещался зал, который масоны использовали как ложу для встреч. Над главным входом в здание до сих пор имелся каменный диск с квадратом и циркулем — символом их ордена.

«Пусть все квадраты остаются снаружи, — нравилось балагурить Сэму. — Нам нужен только циркуль». Примерно так бар и получил свое название.

Внутри заведения время тянулось медленно и чинно. Единственными посетителями были Сладкое сердечко и Моника Нэбер. Они смотрели «Си-эн-эн» на настенном телевизоре. Бармен Чико протирал бокалы и поглядывал по сторонам с такой же добродушной теплотой, как статуя Ленина.

— Оля-ля! — увидев меня, воскликнул Сладкое сердечко. — Я уже отсюда чувствую запах твоей раздражительности, милый.

Сладкое сердечко имел комплекцию защитника «НФЛ», но вел себя как персонаж бразильской мыльной оперы. Он был одним из немногих земных ангелов, которые умели радоваться жизни.

— Плохо провел время в штаб-квартире?

Новости в «Циркуле» переносились со скоростью света.

— Не совсем плохо. Просто получил обычную инспекторскую нахлобучку.

На самом деле меня тревожила неразбериха с Клэренсом, но я не хотел говорить о нем с кем-то другим, кроме Сэма.

— Я понимаю тебя, сахарок, — кивнув головой, ответил Сладкое сердечко. — Меня туда силком не затащишь, если только есть возможность отбрыкаться. Мне противно смотреть на их безмолвную роскошь. Глаза слезятся.

Он усмехнулся.

— Какие у тебя планы на праздник? Может, приедешь на мою вечеринку? Ты же не дашь пройти карнавалу без танцев? Нужно веселиться, милый!

Иногда я думаю, что в Сладком сердечке слишком много местного колорита. Когда я сел на табурет рядом с Моникой, она приподняла голову. Чико, всегда старавшийся избегать чужих разговоров, отошел в сторонку, дав нам шанс на личную беседу.

— Привет, — сказала она. — Выглядишь круто. Лестница в Небо?[2] Туда и обратно?

— Не стихи делают эту песню хорошей, а гитарное соло. Но ты права. Я только что оттуда.

Мне было интересно, знала ли она что-то о новом стажере. Но я не хотел выдавать ей подробности своей беседы с Мулом.

— Где Сэм?

— И его верный спутник Мини-Сэм? Они не появлялись здесь. Сандерс и Элвис поспорили, как быстро может бегать броненосец. Полчаса назад они уехали в зоопарк. Кул получил клиента в Испанском квартале. С тех пор больше ничего не происходило. Я ненавижу спокойную жизнь.

Она посмотрела на меня с забавным прищуром, возможно, гадая, почему я сел рядом с ней и напросился на разговор. Не так давно мы с Моникой прошли через маленький разрыв отношений, и некоторые мои участки кожи остались содранными до крови, если вы понимаете, что я хочу сказать. Это долгая история. Теперь, естественно, она подозревала меня в дурных намерениях. Проклятье! Большую часть времени я сам относился к моим намерениям с огромным подозрением.

— Кстати, ты знаешь, что нового стажера направили к нам прямо из Залов записей? — поинтересовался я.

Она засмеялась.

— И ты решил выяснить, что я слышала о нем? Извини, Бобби, но почему тебя волнует новичок? Его приставили к Сэму, а не к тебе.

Моника поднялась на ноги.

— Хочешь какую-нибудь песню?

На миг я подумал, что Нэбер собиралась запеть, но она направилась к музыкальному аппарату.

— Только ничего такого, что вызывает головную боль.

Как она шла через зал! Великолепная фигура. Мы называли ее Моникой, потому что она была не только темноволосой красавицей, но и авторитарной «мамочкой» для всей нашей компании — точь-в-точь как ее тезка в сериале «Друзья». Ну а Нэбер… Некоторым трудно произносить имя Нэхебарот. Она была хорошей женщиной, не считая того, что постоянно выбирала плохих мужчин — я служил тому главным примером. Однажды другая женщина сказала мне, что, когда я становлюсь угрюмым, это «похоже на общение со сварливым котом, который позволяет кормить себя, но все остальное считает запрещенным Небесами». А ведь в то время, когда она говорила это, мы были довольно дружны.

Бар нежился в редком моменте безмолвия, когда античный музыкальный автомат вдруг щелкнул, зажужжал и засиял огнями. Одна из пластинок скользнула на диск проигрывателя, и игла опустилась. Я всегда считал музыкальный ящик «Циркуля» неким подобием метафоры о том, что каждая душа в Божьем царстве имеет значение. Но мне и в голову не приходило, что этот древний механизм тщеславия действительно работал.

Когда Моника пошла обратно мимо пустых столиков, зазвучал «Гаитянский развод» Стили Дэна. Нэбер призывно пританцовывала при ходьбе. Внезапно я подумал, что еще совсем недавно я видел ее не подозрительной, а флиртующей, хотя уже забыл, на что это было похоже. Помню, она сидела на том же табурете у стойки и пила «май тайс» или какой-то другой тропический яд. И она тогда была готова на любой опасный поступок. Она выглядела очень доступной.

— Ну, что же ты ждешь, бедняжка? — спросила она, присаживаясь рядом и все еще вращая плечами в такт музыки. — Если бы ты был чуть веселее, милый, этим вечером с тобой могло бы приключиться что-то нежное и прекрасное.

Игривый голос. Ностальгия. Ситуация все больше усложнялась. Некоторое время назад мы не могли насладиться друг другом. Потом все закончилось большим пожаром, с криками и руганью, с беготней по холмам. Я, нынешний, стал ее бывшим. Поэтому не было ни одной возможности, чтобы я снова погрузился в тот ад — разве что упившись до помутнения рассудка. Кстати, в этот день я не выпил ни одного спиртного напитка.

И тогда, в то самое мгновение, словно доказывая, что Всевышний по-прежнему любил маленького Бобби Доллара, в моем кармане зажужжал телефон. Моника сердито посмотрела на мои вибрирующие брюки.

— Я почему-то не верю, что ты рад меня видеть.

— Нужно принять звонок. Это работа, сама понимаешь.

— Езжай и насладись своим счастьем, сахарочек! — крикнул Сладкое сердечко.

Я не совсем понял, что он имел в виду.

— Проклятье, — проворчал я, глядя на экран. — Алиса написала, что вызов предназначался Сэму. Она не нашла его и поэтому перенаправила клиента мне. Похоже, меня ожидает свидание со «старым денежным мешком».

Моника старалась выглядеть веселой, хотя я мог бы поклясться, что она была разочарована. Это заставляло меня нервничать. А вдруг она подумает, что я снова испортил прекрасную возможность? Тогда она может простить и отпустить меня в свободное плаванье. И если Нэбер поступит так — пусть даже с некоторой выгодой, — «Циркуль» станет для меня горячим местом.

— Ты поедешь в Вудсайд? — спросила она.

Это был дальний пригород у холмов, где лошади имели больше прав, чем люди.

— Да, на равнину. Район Пало Альто.

Она вздохнула, выпрямила спину и подтянула к себе бокал с напитком.

— Тогда желаю тебе сломать ногу. Хотя нет, сегодня я щедрая. Желаю тебе сломать обе ноги.

Я печально кивнул и оставил Монику наедине с ее бокалом. Возможно, телефонное сообщение спасло нас обоих от большой беды. Или, по крайней мере, уберегло ее от очередного разочарования. А для меня, как вы уже поняли, это стало началом новой истории.

Я часто подшучивал над скучной машиной Сэма, но, честно говоря, имелось еще несколько блуждавших в неведении душ, которые не восторгались моим изготовленным на заказ «Матадором '71». Казалось, что они не замечали его прекрасную латунную отделку, необычную покраску и пестрый дизайн интерьера. Фактически кто-то из них (возможно, Моника Нэбер) однажды обозвал его «автомобилем для малообеспеченных подростков». Но каждый ценит что-то свое собственное. Я знал, что хотел от машин. На своем «Матадоре» я мог врезаться в танк на шестидесяти милях в час, и мотор продолжил бы работать. Я предпочитаю использовать прочную технику. Умирать никому не хочется — даже в третий или четвертый раз.

В дневное время в Сан-Джудас лучше ездить по кольцевым шоссе, чем по центральным магистралям. Через двадцать минут я уже двигался на восток по Университетскому проспекту, и мой путь проходил через элегантный район, где даже пальмы имели собственных врачей. (Я не обманываю вас. Ассоциация общины Пало Альто нанимала особых специалистов, которые раз в месяц карабкались на деревья и проверяли орехи на гниль и жучков.)

По обеим сторонам проспекта возвышались роскошные здания. За ними начиналось элитарное жилищное товарищество. Под словом «элитарное» я подразумеваю дома «по миллиону долларов минимум». Здесь, в тихом окружении, богатые люди радовались жизни и своим деньгам: владельцы стэнфордских квасцов и корпоративные «шишки» старой школы. (Новые миллионеры и так называемые «молодые деньги» Силиконовой долины селились в современных фешенебельных районах города — вокруг Атертон-парка или около «Берегов».)

Дом клиента располагался на одной из боковых улиц — особняк в стиле «Тюдор» и пол-акра лужаек и живых оград. На длинной подъездной дорожке стояли два фургона полицейского управления и машина «Скорой помощи». Дверь гаража была открыта. Пара парней в медицинских халатах, с кислородными масками на лицах, вытаскивали труп из дорогого автомобиля — новейшего образца заморской инженерии. Когда они уложили тело на носилки, я бегло осмотрел покойного. Седовласый мужчина кавказской наружности, аккуратно пострижен, одет в халат и пижамные брюки. Его кожа имела розовато-пурпурный оттенок — характерный симптом отравления угарным газом.

И, конечно, это выглядело как самоубийство.

Я сформировал вневременной портал и прошел через «молнию». Все немного изменилось: наклон солнца и степень освещенности. Копы и медики перестали двигаться, как будто играли в детскую игру. Я обошел машину и взглянул на лицо покойного. Оно казалось знакомым. Я мог видеть его в теленовостях или в газетах. Рядом с телом парил сияющий шар — ангел-хранитель погибшего мистера Угарный газ.

— Меня зовут Долориэль, — представился я хранителю.

— Юрат, — ответило свечение.

— Кто он?

— Ты не знаешь?

Маленький Юрат казался очень встревоженным. Он болтался в воздухе, как светляк под порывами ветра. Его работа, продолжавшаяся несколько десятилетий, подходила к концу. Он даже мог любить покойного. Такое иногда случается.

— Это Эдвард Лайнс Уолкер. Он основал множество компаний, включая одну из крупнейших в Северной Калифорнии. Филантроп. Лидер общины. Правительство назвало спутник в честь него.

— Печально, что он умер, — согласился я. — Значит, парень нравился людям. У тебя найдутся серьезные доводы, которые мы можем выставить в его пользу? Чтобы обосновать самоубийство?

К счастью, правила на самостоятельный уход из жизни немного смягчились. Я был уверен, что, если Юрат поможет мне сочинить какую-нибудь простенькую историю о тяжелой болезни, медицинских проблемах или эмоциональных травмах, способ кончины, выбранный Уолкером, не повлияет радикально на наш случай.

— Да, я могу придумать несколько причин, — ответил хранитель. — Эй, Долориэль! Оглянись!

Я уже почувствовал присутствие зла, но, повернувшись, притворился удивленным.

— Обвинитель Трававоск! Это моя счастливая неделя! Два дня подряд в одной компании с такой персоной! О, и мистер Реворуб! Какой неприятный синяк на твоем горле!

Демон сжал кулаки и отвернулся. Трававоск показал мне свои зубы. Это заняло несколько секунд.

— Привет, Долориэль. Наверное, вчера вечером ты с друзьями засиделся допоздна, празднуя вашу победу.

— Нет, я вернулся домой раньше обычно. Мне нужно было навестить одного старичка. Впрочем, тебя это не касается.

Трававоск придвинулся ко мне. Даже вне времени, где воздух, в нашем обычном понимании, отсутствует, его дыхание походило на ветер, дувший от скотобойни.

— Ты все шутишь, Долориэль? Нет! Бобби Доллар! Ведь тебя так называют в вашем… как его? В «Циркуле»!

Он произнес название бара с нарочитым презрением. Словно оно означало что-то дурное и мерзкое.

— Похоже, тебя позабавило, когда твой задрот-ученик выставил меня в плохом свете перед Началом!

Никто еще настолько отвратительный и стоявший так близко от меня не уходил от раздачи оплеух. Но вы не можете так просто избивать одного из официальных обвинителей Ада. Поддержание равновесия между двумя конфликтующими сторонами является очень тонким и деликатным делом, а правила судейских разбирательств ясно говорят, что потеря самоконтроля ничем не отличается от вероотступничества. Поэтому я постарался успокоиться и дышать через рот.

— Он не мой ученик, Трававоск, и я никак не связан с ним. Поэтому давай перейдем к делу. Я не собираюсь ссориться с тобой.

Взгляд обвинителя вызвал зуд на моей коже.

— Как скажешь, ангел.

— Долориэль, у нас проблема!

Это был Юрат — все еще скакавший вокруг нас хранитель. Казалось, что ему не терпелось попасть в туалет (поверьте, для ангелов такие неприятности не актуальны). В его голосе чувствовалась странная дрожь.

— Мы не можем проводить судебное разбирательство! Мы не можем!

Трававоск потер пальцами отворот ярко-красного костюма. Очевидно, он считал разговор с хранителем недостойным себя.

— О чем ты там пищишь?

— Где он? — взвизгнул Юрат. — Куда он подевался?

— Что?

Трававоск осмотрел живописную картину с застывшими полицейскими и неподвижными медиками.

— О ком ты говоришь?

Внезапно до меня дошло. Понимание походило на удар в печень.

— Он говорит о душе покойника, — сказал я. — Об Уолкере. Наш клиент исчез.

Это действительно было так. Медики, застывшие на полпути к машине «Скорой помощи», держали в руках носилки с мертвым телом, но душа мужчины — бессмертная часть Эдварда Лайнса Уолкера, за которую мы несли ответственность, — отсутствовала напрочь.

Когда вы проходите через «молнию», вам доступна очень маленькая территория. Чем дальше вы от портала, тем нереальнее становится пространство вне времени, и постепенно мир погружается в серую неопределенность. Мы с хранителем и Трававоском обыскали каждый уголок двора. Но, несмотря на все наши усилия, душа покойника осталась ненайденной.

— Господи, что происходит? — вскричал я, заставив хранителя затрепетать от ужаса. — О, Иисус, мы потеряли душу!

Такого прежде не случалось — ни у меня, ни у знакомых коллег-адвокатов. Мою счастливую неделю разнесло термоядерным взрывом.

Трававоск разразился бранью. Я не помню точно, что он говорил, но у них в Аду умеют ругаться. Он произвел на меня впечатление. Фактически если бы в тот момент я не был так чертовски напуган, то, возможно, записал бы часть его речи в блокнот.