Спустя два дня, знакомый читателю пан Мартын, возвращаясь из Стависок домой, снова остановился перед воротами двора Хоинских.
Адам сидел на ступенях крыльца и мрачно курил трубку.
— Добрый день, кум!
— Здорово, сосед!.. А что? Не с рожью ли опять?
— Откуда ее набрать? В Стависках на мельнице был.
— Бог в помощь!.. А дорого там берут?
— Десятую часть с чубом, — отозвался Мартын, вздыхая. — Тяжкие времена!.. Да, да, кум, ржи-то уж нет, а новость привез…
— Черт бы тебя побрал с твоими новостями! Что, уж не продашь ли этой за ползлотого?
— А как же! И злотый не постыдился бы взять за нее.
— Ах ты, обирало! Да теперь не попадусь тебе в когти, сын дома, правда, хворает что-то, да черт не возьмет, молод, выздоровеет! Дурь пройдет…
— Прощай, кум! — произнес с улыбкой Мартын, показывая решительное намерение уехать.
— А новость?
— Есть у меня для продажи четверть гороху: чтобы ты, так примером сказать, дал за нее?
— Тьфу, жидище! На черта мне твой горох?
— А хоть для свиней? Отдам недорого.
— Знаю я, какой у тебя горох: наполовину источен червями… Да новость-то, новость?
— Что дашь за горох?
— Убирайся ты со своим горохом, глупо шутишь.
— Доброй ночи, кум!
В это самое время больной Фомка вышел в сени, но, увидев отца, не осмелился идти далее, остановился и начал вслушиваться в разговор стариков.
Мартын уже собрался было ехать, как пан Адам остановил его.
— Ну, Бог с тобой, — сказал он, — куплю горох, только скажи эту проклятую новость.
— Чудеса, братец! Ты так напугал намедни девушку, что она оставила все свои пожитки, бежала…
Хоинский вскочил с места.
— Ужели правда? — радостно воскликнул он.
— Как Бог свят, правда…
— А, добрая, знать, девка… Куда же она ушла?
— Бог ее знает… Одни говорят, что в услужение куда-то пошла, другие, что с цыганами бежала.
— Жаль, жаль бедной! Ну, да к лучшему…
— А когда горох привезти прикажешь? — спросил Мартын, но Адам, занятый бегством сироты, ничего не слышал, а торопился к жене — сообщить известие.
Фомка, между тем, затаив дыхание, только и ждал, пока пройдет отец. Лишь только старик скрылся за дверью, он бросился в конюшню, оседлал саврасого, судорожно сжал его коленами и выехал на дорогу. Мартына уже не было, наворчавшись вдоволь, он убрался домой, ворота были отворены, и никто не заметил бегства Фомки.
Старики не успели еще вдоволь наговориться о благородном поступке сироты, как сынок был уже в лесу.
Он прискакал к поляне, находившейся в дубогой роще, и остановился, чтобы поправить седло и подумать о том, где искать Марусю.
Вдруг конь наставил уши, всхрапнул и бросился в сторону. Ожидая погони, Фомка испугался, но вскоре успокоился, в нескольких шагах от него показалась Солодуха.
— А, это ты, паныч! — произнесла она.
— Солодуха! Черти тебя тут носят!
— А несу Мартыновой лекарство, а ты куда?
Фомка вздохнул.
— В свет! — сказал он.
— Ишь как далеко!.. — шутливо произнесла старуха. Коли найдешь, паныч, моего знакомого, не забудь поклониться.
— Разве я знаю, куда мне ехать?.. А надо отыскать ее…
— А отец, а мать?
— На что я им? Не хотели, чтобы я был счастлив, — произнес Фомка. — А ты не знаешь, тетушка, куда она девалась?
— Куда же ей деваться? Верно, с цыганами ушла… Там какая-то чертовка ее подговаривала, а тут еще батька твой погрозил… Что ж ей было делать?..
— А цыгане куда пошли?
— Ищи ветра в поле!.. Третьего дня еще были в Руднинском лесу, там у мужиков и спрашивай…
— Да, да! Какой я дурень! Давно бы мне ехать туда…
И Фомка, не сказав даже спасибо старухе, скрылся в лесу. Солодуха улыбнулась и лукаво подмигнула глазом.
— Вот до чего доволочился молодец!.. Вот тебе, старик, и награда за то, что чересчур уж задирал нос!.. Посмотрим, как-то ты будешь качать в люльке цыганских детей.