Хендлер, или Белоснежка по-русски

Глава 11 Каждому свое

Несколько дней назад Кириллу позвонил некий Азамат, объяснил, что они познакомились на празднике Ивана Купалы, а сегодня он вспомнил про «леших»:

— В нашем клубном ресторане в эту пятницу будет горячо: ждём группу «Микс». И мы хотим пригласить вас для разогрева. Песен пять-шесть, пока будут прибывать гости, с половины седьмого до семи вечера. Репертуар — классический, известные песни, в общем, на ваш выбор, но список мне нужен будет в крайнем случае до завтра, чтобы администрация его одобрила.

Кирилл от неожиданного предложения растерялся:

— Я могу подумать хотя бы минут десять? Мне нужно связаться с напарником.

Напарник сидел напротив с отчётом бухгалтера и анализировал данные. Новость всего на несколько секунд отключила речевые способности Игоря, а потом он возмутился:

— Пятница? Приглашение поиграть на разогреве? Ты серьёзно тормозишь?

— Вдруг ты был бы против? — буркнул Кирилл, а у самого рот расползался до ушей. Номер Азамата начал набирать сразу же.

— Когда я был против кипиша? Эй, а кто мы, группа «Лешие»? — Свиридов закатился тонким смехом в своей неповторимой манере.

Разумеется, стало не до сухих цифр. Составили репертуар, задумались о костюмах — и признали, что спонтанная идея с маскировочными костюмами леших в общем-то была не плоха, тем более позволяла выступать анонимно и не привлекая внимания всех, кто мог бы сообщить главе семейства Карамзиных о нарушенном соглашении.

В результате переговоров с администрацией клуба «Pitt’ница» та откорректировала список песен в сторону мягкого рока, ибо «Микс» раскручивался в этом направлении. Для этого понадобились электрогитары, и Кирилл вспомнил, что одна хранится на квартире у Артура, где-то в кладовой — задвинутая за барахло, подальше от родительских длинных рук. В то врем как электрогитара Свиридова, напротив, занимала в его квартире почётное место — на стене вместо рыцарских мечей и священного ковра-самолёта.

— Эй, спроси, можно ли исполнить свою песню? — Свиридов потыкал пальцем в экран телефона Кирилла, набиравшего последнее сообщение: «Хорошо, договорились». — Ну, чего ты на меня так смотришь? Когда, если не в эту пятницу?

— Она не готова, не все сэмплы прописаны.

— И что? До пятницы у тебя три дня и три ночи — родишь.

Кирилл подумал и послал вдогонку вопрос. На том конце подумали и сказали, что можно, если она будет в озвученных рамках и прозвучит первой, чтобы не перебивать прожарку к «Миксу». Кирилл согласился: «Ок», — и с этого момента все важные дела фирмы отошли на задний план. Свиридов, разглядев на лице шефа тень озабоченной рассеянности, сжалился:

— Ладно, господин director, валите домой, а я как-нибудь сам разгребусь.

В пятницу, в клубе, Игорь узнал Азамата первым, протянул руку:

— А, бойфренд Дины? Как дела у Шахерезады?

— Спроси у неё, скоро сама придёт, — усмехнулся парень.

— С подругой?

Но Настя, по словам Азамата, не собиралась появляться, поэтому компанию Дине составляла только Алёна — Игорь разочарованно поджал губы и задрал свои брови на лоб:

— Жаль, очень жаль! — промурчал. Только позавчера веселился с рассказа Карамзина о его фантастическом хамстве. Пытался уговорить Кирилла съездить к девушке с букетом и загладил свою вину хотя бы таким дешёвым способом, но Карамзин упёрся — он сам будет решать свои проблемы. И потом ни разу не упоминал бедную Настю в разговорах.

Зал начал заполняться за час до начала. Аппаратура уже была готова, и Свиридов выпросил у администрации немного поиграть для души.

— Играйте, но платить вам никто за это не будет — договора не было, — предупредил главменеджер, добавив второе условие — просто музыка, без слов.

И Свиридов кивнул: «Говно вопрос».

За разогрев полагалась какая-то символическая сумма, которая не интересовала «леших», а дешевизна услуг и сговорчивость неизвестной группы главменеджеру, как обычно, пришлась по душе. Конечно, почти все начинающие готовы были играть бесплатно ради рекламы, первые раза два, а потом постепенно задирали планку. Поэтому в целях экономии молодой клуб часто приглашал новичков и незаметно превратился в неофициальную стартовую площадку.

Периодически здесь появлялись продюсеры или малоизвестные музыканты, ищущие непризнанных звёзд или соратников. Чаще бывали блогеры, делавшие музыкальные обзоры. И просто состоятельные, которым иногда хотелось сопричаститься к храму Аполлона и поспонсировать талантливую молодёжь, чтобы добавить себе репутацию мецената.

«Лешие» сразу вышли на сцену в костюмах, привлекая внимание заполняющийся зал: костюмированные шоу здесь проходили по особым праздника, поэтому однозначно была сделана заявка на интересный контент. Знакомые композиции звучали в малознакомой аранжировке, что также добавляло профессионального флёра музыкантам.

За несколько минут до официального начала Кирилл кивнул напарнику, и известный зарубежный хит девяностых сменила неизвестная композиция, её наигрывали, виртуозно разбавляя разнотональными проигрышами той части, что, очевидно, представляла собой припев. Наконец, главменеджер дал отмашку, постучав по микрофону и привлекая внимание публики.

Взвыл электронный звук — и вернулся к знакомой уже для аудитории мелодии. Один из «леших» подошёл к микрофону:

— Ты взорвала мне мозг и скрылась в никуда,

И в голове шум поездов и мыслей чехарда.

Что ты хотела знать, тогда не понял я…

Небольшая возня в зале, начавшаяся после сигнала ведущего вечеров, заинтересованно затихла, публика прислушивалась к незнакомому тембру артиста-инкогнито.

И оба леших ударили по струнам, переходя на жгучие аккорды:

— «Кто ты? Кто ты? Кто ты?» —

Ответить на него непросто.

Вопрос, который главный для тебя,

Открой для мира и себя…

Песня отзвучала, и ведущий представил:

— Приветствуем — группа «Лешие»!

Не отвлекаясь на аплодисменты, артисты перешли на известные зарубежные песни, отгорлопанили чужие хиты, ведущий ещё раз напомнил название этой начинающей группы и объявил главное блюдо вечера — группу «Микс». Хозяева праздника уже выходили на сцену со своими инструментами, пожимали руки лешим.

— Тысяча чертей, я будто выхлебал три энергетика подряд, — признался Игорь, когда переодевались в отведённой комнатушке.

— Аналогично, — Кирилл вытянул руку, показывая дрожь в пальцах. — Кайф!

Костюмы убрали в пакеты, Кирилл взялся было их отнести в машину, но появился главменеджер:

— Вы крутые, однако. Как насчёт следующей пятницы?

«Лешие» переглянулись: разумеется, они были свободны! Переговоры относительно условий завершились быстро, к удовольствию и выгоде обеих сторон: клуб пока экономил на новичках, а «лешие» сохраняли анонимность — клуб обязывался сохранить тайну имён выступающих.

— Ну, вы тогда хотя бы псевдонимы придумайте. Сегодня не спросили, завтра — могут, — посоветовал главменеджер, открывая перед Кириллом дверь.

В зале для них оставили столик, как просил Свиридов, чтобы насладиться остатком вечера в качестве зрителя. К ним почти сразу подсели знакомые девчонки — Дина и Алёнка, для которых личности выступавших не представляли секрета.

— Ребят, это было круто! — отвесила комплимент Алёна, — не хуже, чем на нашем празднике.

— А мы ещё и крестиком умеем вышивать! — Свиридов поделился напитком с девушками и пододвинул тарелку с незатейливой закуской — чипсами и сухарями.

Дина отказалась, пристально рассматривая Кирилла, на чьём лице синяк сегодня был тщательно затонирован:

— Спасибо, но у нас своя компания, извините, ребята… Кстати, идею вас пригласить подбросила Настя. Знаете, к сожалению, я не совсем в курсе, что у вас произошло, но, надеюсь, у виновника хватит совести, чтобы поблагодарить. Я уверена, что она сегодня пришла бы сюда, если бы не одно маленькое обстоятельство, — девушка ещё раз оценивающе посмотрела на Кирилла, кивнула подружке, и они покинули компанию переглядывающихся «леших».

Кирилл молча пил пиво, глядя на сцену, где началось выступление «Микса».

— Дей… — начал Игорь, но Карамзин резко поднял палец, советуя замолчать:

— Сам знаю, заткнись!

— И когда?

— Завтра.

— Ну-ну, — Свиридов скептично усмехнулся. — Что мы говорим совести? — «Не сегодня!»

Кирилл полдня обдумывал, как извиниться перед Настей и не нарваться на любопытство матери, которая враз его раскусит. И вдруг мать сама позвонила, сообщила, что едет домой и ждёт сына к ужину.

— С хендлершой и псом? — уточнил небрежным тоном.

— Нет, Анастасия осталась с Фиксом на квартире. Я устала от старых стен, да и отец должен позвонить, а компьютер дома…

«Анастасия… Уже не „Настенька“», — хмыкнул про себя Кирилл. Значит, мать наигралась, или что-то случилось. Наверняка, между ними пробежал Фикс: мать его не контролирует и поэтому ревнует к сопернице, а потеря контроля для Маргариты Павловны равнялась забвению.

Убедился, что мать доехала до дома и, если вдруг вздумает вернуться, то это займёт не один час. Позвонил и сослался на срочный вызов на объект:

— Я постараюсь вернуться как можно скорее… Да, мам, обязательно это делать в выходные. Мы же не государственная организация…

В цветочном магазине рассеянно осмотрел витрину, отмёл предложение менеджера посоветовать что-то сообразно характеру счастливицы и выбрал самостоятельно букет из белых и красных роз, это показалось остроумным — в соцсети подруги или знакомые Насти шутливо называли её Белоснежкой. То ли относительно фамилии возникло это прозвище, то ли по другой, неизвестной ему причине.

Подъезжая к дому, позвонил — девушка трубку не взяла. Посидел, подождал — набрал номер второй раз. И снова равнодушные длинные гудки вызвали досаду: она не хочет его видеть, а ссориться он не хотел. Заставил себя — поднялся с букетом к квартиру, но и на трель дверного звонка сначала ответила тишина. Только подумал о том, что, возможно, Настя выгуливает Фикса, как за дверью приглушённо тявкнули — значит, собака была дома, а…

«Трус!» — сказал сам себе, достал ключи, нашёл нужный и открыл дверь. Фикс зарычал было на него, но, узнав, развернулся и отправился в соседнюю комнату. Даже не изъявил желания пожевать туфли хозяина или поиграть с ним. Кирилл заглянул во все комнаты по очереди — везде царила тишина, и лишь толкнув дверь в бывшую некогда своей спальню, у двери которой разлёгся Фикс, понял, почему ему не отвечали. Девушка крепко спала, одетая и натянув на себя покрывало до подбородка.

Фикс из любопытства всё же зашёл и сел, наблюдая за действиями хозяина. Тот положил букет на кровать рядом с девушкой и почесал затылок — будить не решился, бегло осмотрел комнату и пошёл на выход.

Кирилл посидел некоторое время на диване в гостиной, покопался в телефоне, но флюиды его присутствия, очевидно, спящая не чувствовала. «Ну и отлично!» — решил он. Оставит записку со словами: «Привет. Ты спала, не стал будить. Хотел сказать спасибо за заботу. Выступление доставило удовольствие. Кирилл». Стоило дописать «Позвони, когда сможешь», но он отказался от провокационной идеи.

Похлопал себя по карманам — ручка и блокнот остались в машине. Тогда обошёл все комнаты, кроме той, в которой спала Настя, и везде — ни огрызка карандаша, ни клочка бумаги. Когда жили здесь со Свиридовым, по всей квартире валялись канцелярские принадлежности, ибо в любую минуту могло настигнуть вдохновение — быстро записывали все идеи, слова и ноты, какие приходили в голову. Своих песен набралось на целый альбом, который так и не вышел.

Рядом с Настей, на прикроватной тумбочке лежала тетрадь с заложенной в неё ручкой. Обрадовавшись находке и начиная отчасти волноваться — хоть бы не проснулась! — как вор, раскрыл тетрадку и… Понял, что это дневник.

Стоило бы вернуть личную вещь на место, подождать или написать смску (Как поздно сообразил!), но всего несколько строк, выхваченных глазом, заставили сглотнуть ком из неловкости и смущения: перед сном Настя выговорилась незримому собеседнику.

Вдруг, словно наконец почувствовав его, она вздохнула во сне, и Кирилл невольно сделал шаг назад. Осознал, что до сих пор держит в руках чужие переживания, положил дневник на прежнее место и попятился. Да, он отправит смску и поедет домой, наверное… или, всё же, в бар, чтобы напиться, не взирая на число, чётное или нечётное…

— Трус! — вдруг сказал кто-то рядом, когда он тянул ручку входной двери, открывая её.

Вздрогнув, Кирилл обернулся — на него, наклоняя голову налево и направо, смотрел оценивающе Фикс. Разумеется, собака не говорила, или он сошёл с ума.

— Что? — машинально обратился к псу. Тот завилял хвостом. И Карамзин понял: сам себя обозвал, вслух. Кто он, как не трус? Прочитанные строки всколыхнули слишком застарелую обиду и страх. Там, в селе у отца Насти, он выкричал, кажется, всё нутро, все проблемы, кроме одной — страха полюбить снова и быть отвергнутым, брошенным, проданным, или полюбить не ту и связать с нею если не всю оставшуюся жизнь, то годы.

Сделал несколько глубоких вздохов, пока не закружилась голова. Постоял, запрокинув голову и заставил себя вернуться в бывшую своей спальню. Осторожно взял тетрадь, поманил за собой заинтересованного Фикса и уселся в гостиной, не задумываясь о последствиях кражи — теперь, даже если его поймают с поличным, он знал, что ответить.

Настя была им отвергнута, как и он когда-то другой. И писала в дневнике Белоснежка почти то же самое, что и он думал в отношении Леры, когда она вдруг назвала их отношения просто дружбой, и ведь была права: он ни разу не сказал и не написал ей, что любит.

Чувствовал сейчас, что нужно пережить всё снова — и очиститься, сбросить с души камень, который он тащил на себе четвёртый год.

Открыл на той же странице, где была заложена ручка.

'Мой мир уже не станет прежним. Но, увы, и я не стану, как в кино, внезапно красивее, умнее и привлекательнее, чтобы изменить данность — мы никогда не будем вместе. Я — та, что есть, и никакая другая. Ради меня меняться тоже никто не захочет. Поэтому ты никогда не узнаешь, как глупо я отказалась от тебя, хотя можно было побороться, создать видимость нужности. Но я струсила. Просто струсила. И прощения просить не у кого — разве что у себя… Проклятая гордость!.. И даже если бы я её поборола, ты бы начал меня презирать за её отсутствие — замкнутый круг…

Напьюсь снотворного и буду спать. Во сне легче, нет той боли. И, надеюсь, ты мне не приснишься, как вчера. Забыть всё! Пожалуйста, только не снись…'

Капля шлёпнулась рядом с размытым словом, и чернила жадно вобрали влагу, размывая три буквы — Кирилл испуганно закрыл тетрадь, как будто по очередному испорченному слову хозяйка тетради узнаёт всё.

Предательски щипала глаза жидкая соль, потёк нос и перехватило дыхание. И всё же стало легче, хотя мужчины не плачут. Так всегда говорили родители, с самого детства, и он не плакал, почти ни разу. Лишь на прошлой неделе самогон развязал язык и ласковое, поощрительное: «Давай, сынок, не молчи!» — он рыдал, будто последняя баба, жалуясь на нелюбовь родителей, ревность к старшему брату и идиотское детское желание услышать одно — как его родители любят и верят в него.

Над этими слезами малознакомый мужик не смеялся, смотрел сочувственно и даже приобнял, похлопывая по спине — не успокаивая, нет! А советуя говорить ещё и ещё, пока не опустошится ресурс, законсервировавший обиду до какого-то каменного состояния. Оказалось, не весь камень вышел.

После того как относительно разобрался со своими демонами, вернулся к чтению, прислушиваясь к звукам из спальни. Настя крепко спала, и Кирилл перелистнул в начало: было любопытно, как зарождается у других любовь. Оказалось, близнецы, братья Насти, были близки к истине. Ещё в подростковом возрасте создав себе образ желанного мужчины, Настя хранила его в сердце, периодически вороша и добавляя качества, с возрастом начиная понимать, что должны быть и реальные качества, как у всякого нормального человека.

'Я не сильная личность, — писала Настя, — поэтому мне хочется, чтобы Он оказался сильнее меня. В чём угодно. Хочу, чтобы мой интерес к животным не приводил его в замешательство и не отталкивал. А таким человеком стопроцентно может быть только ветеринар. Ха-ха!

Нет. Мне кажется, это ужасно скучно, когда в семье оба супруга живут одним делом. Наверное, через несколько лет совместного существования они начинают чувствовать информационный вакуум вокруг себя, и тогда — измена, развод… Не хочу такого. Мой мужчина должен заниматься чем-то совершенно противоположным, но однозначно вызывающим у меня восхищение и уважение…'

С этим сложно было не согласиться, Кирилл улыбнулся. Потом обратил внимание на то, что это запись пятилетней давности, и хмыкнул. В детство бы ещё полез!

Перевернул несколько листов и понял: дневник был реанимирован совсем недавно, незадолго до ночи Ивана Купала. С этой записи упоминалось имя «МП» — Маргарита Павловна произвела «неизгладимое» впечатление на хендлершу — и только позже «К».

Настя расписала знакомство с Карамзиной, вспоминая странные вопросы женщины, желающей узнать, можно ли принципы дрессировки животных использовать на человеке; упомянула свою настороженность в адрес сына МП и подстраховку в виде виртуального жениха. Девушка боялась манипулирования собой примерно так же, как и Кирилл, успешно в течение последних лет ускользавший от навязываемых матерью подруг.

Очевидно, тема брака была настолько болезненной для двадцатипятилетней девушки, что это сподвигло достать свой детский дневник и излить туда переживания. И всё же после записи, заканчивающейся словами: «Я и сама не знаю, что на меня нашло. Бред какой-то. Постараюсь его выбросить из головы», — появилось несколько новых, пространных и кричащих отчаянием. Ночь на Ивана Купалу ударила по створкам, давно запахнувшим сердце Насти, — она встретила Его, «К».

Спонтанный страстный поцелуй с молодым человеком, с которым была знакома всего три часа, напугал Настю.

«Я не знаю, почему человек вдруг начинает чувствовать то, чего не чувствовал прежде. Точно знаю, когда появились лешие, я была спокойна. Когда 'К» ко мне впервые подошёл — тоже. Правда, мне понравился его голос и что-то ещё, исходившее от МЧ. Но так часто бывает с людьми, с которыми только начинаешь знакомиться. Возможно, это называется харизмой. Поэтому мне было комфортно с ним, но в сердце не ёкало. Это случилось позже — когда К. снял маску и подошёл со своим телефоном, чтобы посветить.

Помню, как по спине промчались мурашки, руки задрожали — как будто я УЗНАЛА ЕГО. Но разве можно узнать кого-то важного для своей жизни по внешности? Тогда я убедила себя, что виной всему праздничный настрой на чудо. А потом… стоило ему взять гитару, запеть — и в моей голове сложились пазлы, узор, и замок, который открывал дверь в тайную комнату, открылся.

Почему же сразу стало одновременно и радостно, и больно? Я должна была сбросить это наваждение, ведь в романтической обстановке всё воспринимается по-другому, а вечером человек более эмоционален, чем днём… А потом случилось то, что я до сих пор не могу себе объяснить. Передо мной словно открылся новый мир чувств и ощущений… Нет, такое уже было с М., которого я потом возненавидела. Неужели это были простые потребности тела? Ужасно, не хочу в это верить. Больше всего в тот момент мне хотелось ухватиться за К. и не отпускать его больше от себя, никогда!..'

Через одну запись появилась другая, в которой количество восклицательных знаков и подчёркнутых слов зашкаливало обратно пропорционально вдумчивым эмоциям в остальной части дневника: Настя узнала, что К. и сын МП — один человек.

Кирилл невольно взмок, читая и сравнивая «бумажные» эмоции хендлерши и её невозмутимое, сдержанное поведение в реальности. За исключением, конечно, момента ссоры в спальне Карамзина и в машине, по дороге домой. Настя признавалась себе: в минуты яростного сопротивления К. вызывал непреодолимое желание броситься к нему на шею и расцеловать.

«Тогда бы точно шандарахнуло на все сто», — читавший повёл плечами, сбрасывая мурашки, — кажется, он заражался чужими эмоциями. Три года аскетичного воздержания от знакомств и приватных встреч со временем выработали привычку отстраняться от эмоций, пока он мог избежать тех, что навязывала ему мать, и этого яда было достаточно. А сейчас, будто свежий ветер подул, унося сквозняком через приоткрывшуюся душу высохшие и скукожившиеся сомнения в адрес женского пола.

Через неделю эмоции Насти приобрели более упорядоченный вид. Она знала, что делать. МП вольно и невольно напоминала о К., поэтому Настя решила понемногу разорвать связь — проявила равнодушие, холодность. И результат не заставил себя ждать. Сегодня МП отчётливо показала своё разочарование и уехала, наконец, дав девушке передышку. Зелёные, болотного оттенка глаза Маргариты Павловны, как и у Кирилла, слишком болезненно возвращали к боли, поселившейся в сердце.

Кирилл закрыл дневник. Кажется, его самого начало потряхивать от откровений. Он вернулся в спальню, положил тетрадь на место. Сходил на кухню, сопровождаемый Фиксом, развёл себе быстрорастворимый кофе, выпил половину, глядя рассеянно на пса. Тот подумал, виляя хвостом, убежал и появился с игрушкой, предлагая поиграть.

Кирилл присел, взял игрушку и повертел в руках. Фикс нетерпеливо тявкнул.

— Тихо ты! — испугался Кирилл, а пёс начал нетерпеливо пританцовывать. — И куда я тебе его брошу?

Завернул в гостиную, кинул в дальний угол, отвлекая умчавшегося Фикса, и услышал лёгкий шум в спальне, где находилась Настя. Выдохнув сомнения, отправился туда, схватившись за кружку, как за спасательный круг.

Настя рассматривала букет, лежащий рядом с ней.

— Нравится? — хрипло спросил Кирилл, волнуясь перед возможным выяснением отношений.

— Я сначала подумала, что уже умерла, и мне начали возлагать, — так же сипло, со сна, медленно ответила Настя, поворачиваясь к нему. — Привет.

Тихо откашлялась от першения, смущённо приглаживая растрепавшиеся во время сна длинные волосы, зевнула. Кирилл сел рядом, отхлебнул кофе, и Настя повела носом:

— Я тоже хочу, вкусно пахнет.

Ей протянули кружку:

— Я зашёл сказать спасибо за рекомендацию. Всё было очень круто. И мне жаль, что ты не пришла.

Девушка удивлённо уставилась на него, облизывая губы, смоченные в кофе, и Кирилл вспомнил запись в дневнике, от которой вышибло пот. Что, если и сейчас она об этом думает? А вообще интересно: взяла его кофе и не побрезговала, не отказалась, хотя… Она ведь видела, что он пил из этой кружки…

— Пожалуйста, — сделала глоток и внимательно посмотрела на него, — всё в порядке?

Кирилл кашлянул:

— Да. Всё в порядке.

— Просто у тебя такое лицо… Что-то случилось?

Никогда Штирлиц так не был близко к провалу. Карамзин набрал воздух в лёгкие и всё-таки сказал это:

— Я предлагаю тебе попробовать… отношения… Если ничего не получится… значит…

А вот теперь резко изменилось выражение Настиного лица, знакомая гримаса страдания промелькнула и сменилась принуждённым спокойствием:

— Ты боишься себя или Маргариты Павловны?

Ему врезали под дых, вырывая признание, и Кирилл развернулся и нерешительно сжал свободную руку девушки:

— Ты должна знать: как только всё всплывёт для остальных наружу, начнётся ад. Для тебя. Я уже привык. А ты — нет. Она заставит нас расстаться, но сделает это так, что мы возненавидим друг друга.

— Я знаю.

Настя допила кофе, вытерла губы и поставила бокал на столик, рядом с дневником.

— Но всё это не важно, если ты сам не готов.

Вместо ответа он потянулся к ней, обхватил руками её лицо и поцеловал в губы. Но от ощущений раскручивающегося в груди клубка и растущей радости узнавания себя прежнего, настоящего, отвлёк собачий лай. Фикс опять притащил свою игрушку и вопросительно наблюдал за новой хозяйкой и хозяином, который слишком подозрительно прикасался к ней.

— Гуляй, Фикс! — отвлеклась Настя. — Уйди! Нельзя!

Пёс недовольно заворчал, подхватил игрушку и поплёлся на выход. Девушка обвила руками шею Кирилла, на лице которого теперь тоже застыло мучительное голодное выражение, и запустила пальцы в пряди волос на затылке, перебирая их:

— Ты знаешь историю Орфея и Эвридики?

— Нет, а что? — он облизал губы.

— Когда Орфей спустился в ад, чтобы похитить оттуда умершую Эвридику, Аид отпустил Орфея, разрешил ему забрать жену. Но при одном условии — Орфей по дороге назад не должен был оглядываться, иначе потерял бы Эвридику. И всё же он оглянулся: ему стало страшно, что он не слышит её шагов. Он подумал, что она осталась. В тот момент Эвридика стала отдаляться, и Орфей потерял её.

— Ты хочешь, чтобы я не оглядывался, когда начнётся ад?

— Когда начнётся ад, я буду рядом, если ты сам захочешь — до самого конца. Только не сомневайся, ладно?

Кирилл проглотил ком в горле и позволил себя поцеловать…

Фикс сходил с ума от любопытства. Сейчас в комнате, дверь которой закрыли перед его носом, происходило что-то интересное. Люди играли! Без него! Фикс поскрёб дверь, подвывая и требуя его впустить. Дверь действительно приоткрылась, но выглянул хозяин и щёлкнул его по носу:

— Брысь отсюда!

Но как же так⁈ Играть без Фикса… Он разочарованно прогулялся по квартире, невольно поворачивая уши на приглушённые смех, вскрики, вернулся к играющим. Дверь была приоткрыта, и Фикс ползком, как учила его молодая хозяйка, подобрался к кровати. Возле неё валялась рубашка хозяина. Интересно, интересно! Фикс обнюхал её, обнаружил рядом, на полу, ещё несколько вещей… Опираясь передними лапами на кровать, встал на задние лапы и гавкнул возмущённо и требовательно: «Играть без меня⁈»

Хозяева моментально затихли.

— Ах ты, подлец! — выругался хозяин. — Иди гуляй, я сказал!

Хозяйка засмеялась, и обидевшийся Фикс поволок рубашку на выход. Старой хозяйке всегда нравилось, когда Фикс наказывал хозяина за грубость и мстил ему, разгрызая вещи. Вот и сейчас тот побежал за ним. Но в этом доме скрыться оказалось сложнее, чем в большом — рубашку забрали:

— Так, давай договоримся! — хозяин присел перед ним на корточки. — Если ты не дашь мне побыть со своей девушкой, то не видать тебе пуделихи, как своего носа! Понял?

Он понял только то, что его ругают, поэтому вопросительно рыкнул, не зная, огрызнуться или полаять. Из спальни хозяйка что-то сказала знакомое, и хозяин повторил за ней, вручил зайца и приказал:

— На! Играй. Хорошо, молодец! — а сам ушёл к хозяйке, плотно прикрывая за собой дверь.

Ясно-понятно, у хозяев свои игры, и Фиксу в них не отвели роли. Он вздохнул, подгрёб любимую мягкую игрушку, положил на неё голову и попытался уснуть. Хозяева через некоторое время перестали играть, по одному прошлись туда-сюда мимо Фикса, не обращая на него ни малейшего внимания. Потом началось опять… К счастью, скуку развеял звонок в дверь, и Фикс, словно и не дремал, сорвался с места, побежал встречать гостя. Им оказался тот хозяин, у которого были дети, и с ними-то Фиксу было веселее всего.

— П-привет, Фиксалий, молодец какой! — наклонился к нему второй хозяин. — Лапу дашь? Молодец! Игрушку бросить? Лови!

Фикс снова помчался за зайцем.

— Ну что, вас можно п-поздравить? — с улыбкой спросил Артур, протягивая руку вышедшему брату в брюках и расстёгнутой наполовину белой рубашке.