Хент

XXV

Даже великие люди имеют свои слабости. Томас-эфенди хотя и не принадлежал к числу великих, но в провинции Алашкерт считался большим человеком, — «где нет льва, там и лиса крупный зверь». При всей его практичности и расчетливости, Томас-эфенди имел и свои маленькие слабости. Проводя дни в исполнении служебных обязанностей, он любил кутить по ночам. Подобно турецким чиновникам, он напивался и, окружив себя музыкантами, заставлял плясать девушек и мальчиков. Куда бы он ни являлся, двери любого дома были для него открыты. Кто мог не принять такого важного гостя! Напротив, каждый крестьянин считал себя честью, если у него гостил Томас-эфенди, угождал, прислуживал ему, и хотя это было связано с расходами, он радовался уже тому, что Томас-эфенди станет после этого благосклоннее относиться к гостеприимному хозяину.

Как-то вечером явился в дом одного бедного крестьянина сельский десятник с вестью, что Томас-эфенди собирается к нему в гости. Хозяин дома, плотник, занимался починкой разных земледельческих орудий, а потому часто уходил в другие деревни на заработки. И в этот раз его не было дома. Жена ответила десятнику, что без мужа она не может принять гостя.

— Мужа нет дома, но дом-то ведь стоит на месте! — грубо ответил десятник.

Эти десятники для крестьян настоящие бичи небесные. Служа должностным лицам, они, подобно охотничьим собакам, имеют прекрасное чутье и знают, как разыскивать добычу.

Жена плотника растерялась и не знала, что сказать.

Десятник, не дожидаясь ответа, повернулся уйти и уже на ходу бросил:

— Эфенди пожалует, когда зажгутся огни.

Бедная женщина стояла убитая, не зная, как ей быть. Принимать гостя-мужчину, когда мужа не было дома; считалось для женщины позором. Наконец, подумав немного, она пошла к своему соседу Ого.

— Брат Ого, — начала она, — сельский десятник известил меня, что Томас-эфенди придет к нам в гости сегодня вечером. Мужа моего нет дома, я прошу тебя, ради бога, приходи ко мне и прими его, как следует.

— Что это такое? — воскликнул тот сердито, — разве в селе нет другого дома?

— Я тоже не понимаю, — ответила женщина с горечью, — десятник передал такой приказ.

Сосед Ого обещал прийти и принять гостя.

Томас-эфенди был хорошо знаком с этой местностью и умел выбрать дом, где удобно остановиться на ночлег. В этом отношении он был довольно разборчив. Ему хотелось бы, чтоб хозяин дома был беден и глуповат, а если не глуховат, то, по крайней мере, чтоб любил выпить (два качества, мало отличающиеся друг от друга), а самое главное — в доме должна быть красивая женщина, глядя на которую эфенди мог бы наслаждаться.

Сегодняшний выбор ночлега, казалось, не вполне отвечал этим требованиям: хозяин дома, мастер Петрос, был скромным и трудолюбивым ремесленником, человеком неглупым и пить не любил. Однако в главном эфенди не ошибся: хозяина дома не было, жена его была лицом недурна, взрослая же сестра ее по красоте считалась первой на селе.

В лачужках засветились огни. Жена Петроса, Сусан готовила ужин, сестра ее, молоденькая Варварэ, жарила на масле цыплят. Сосед Ого отдавал им распоряжения, чтобы все было в порядке для приема почетного гостя.

Все было готово, когда явился эфенди в сопровождении десятника. Полицейских он оставил где-то в другом месте.

Сосед Ого принял его с должной почтительностью, и гость важно занял предназначенное ему место.

— А где мастер Петрос? — спросил эфенди, осматриваясь вокруг, — мне хотелось бы его видеть, у меня к нему важное дело.

Сосед Ого ответил, что мастер отправился в соседнюю деревню работать.

— Жаль, очень жаль, что не увижу его, а дело ведь нужное, — повторил эфенди и начал объяснять, что для перевозки продовольствия войск ему нужно много подвод, и он хотел бы нанять постоянного плотника для ремонта этих подвод. Не найдя никого лучше мастера Петроса, он хочет сделать ему «добро», доставить выгодную работу на несколько месяцев.

Эфенди знал заранее, что хозяина дома нет, да ему вовсе и не нужен был мастер, так как для перевозки продовольствия брались подводы даром, и крестьяне должны были ремонтировать их сами. Говорил он это с иной целью.

Жена бедного мастерового обрадовалась, подумав, что из посещения эфенди можно извлечь пользу, хотя и этот неожиданный приход был ей неприятен. Эфенди заметил это и хотел расположить к себе хозяйку.

В комнате сидел только гость. Сосед Ого стоял и ждал, когда эфенди пригласит его сесть. Прислуживал десятник, потому что в доме прислуги не было, а ученики мастера ушли вместе с ним. Хозяйка и сестра ее не показывались, они находились в другом конце комнаты, отделенном перегородкой наподобие ширмы.

Но они должны были выразить почтение гостю, а потому Сусан и Варварэ вышли к эфенди и, сложив руки на груди, издали ему поклонились. Это означало: «Добро пожаловать».

— Живите долго, — сказал эфенди, краем глаза взглянув на них.

У хозяйки лицо было закрыто, но у девушки оно оставалось открытым. Поклонившись, они вернулись к себе и занялись приготовлением ужина.

В лачужке наступила глубокая тишина. Все ждали, что скажет эфенди.

— Чем ты теперь занят? — спросил он соседа Ого.

— Без дела я, ага, — ответил тот, почесав затылок. — В один год нагрянуло на меня несколько несчастий. Бог наказал меня: старший сын мой умер, скотина погибла, и плуг не работает — остался вот без всякого дела.

— Жаль, очень жаль, — сказал эфенди сокрушенно. — Ты хороший человек, Ого, я тебя знаю давно, я найду тебе работу. Мне нужны теперь люди.

Радости Ого не было границ.

— Вы только дайте мне работу, ага, и вы увидите, какие руки у мастера Ого?

— «Чем трудолюбивее осел, тем больше ячменя ему дают».

— Истинная правда, ага!

Томас-эфенди был из тех людей, что могут возгордиться и напыжиться настолько, что и в большие ворота не пролезут, а иногда и стать такими маленькими, что влезут и в игольное ушко. В крестьянских домах эфенди иногда держался так развязно, как ведут себя мужчины в домах известного рода, с несчастными обитательницами которых они позже стесняются раскланиваться на улице…

Надо было задобрить соседа Ого, пообещав ему что-нибудь, потому что он исполнял сегодня обязанности хозяина дома.

Наивный крестьянин поверил ему и, обрадованный, сказал:

— Да продлит господь ваши дни, пусть он не отнимает руки своей от вас!

Настал час ужина. Варварэ принесла принадлежности для умывания и поставила перед эфенди, тот стал мыть руки. Затем она накрыла на стол, нарезала хлеба и подала все, что было приготовлено для ужина. Не трудно было заметить за гибкостью движений девушки страх и стыдливость, развившиеся вследствие замкнутой жизни; притом ей не часто приходилось бывать в обществе незнакомых мужчин.

— Дитя мое, — обратился эфенди к молодой девушке, — как зовут тебя?

Она покраснела, растерялась и начала глядеть по сторонам вместо того, чтобы ответить на вопрос. Сосед Ого выручил ее, сказав, что девушку зовут Варварэ.

— Какое славное имя, право, очень хорошее имя, — повторил эфенди восхищаясь, — мою сестру зовут так же.

На лице Варварэ показалась улыбка, точно она обрадовалась, узнав, что сестру такого важного человека, как эфенди, зовут так же, как и ее. В действительности же у эфенди никакой сестры не было, но он хотел чем-нибудь расположить к себе и Варварэ.

За ужин сели только эфенди и Ого — женщины в этих краях не садятся за стол с мужчинами.

— «Мельница без воды не мелет муки», — заметил эфенди и послал десятника за водкой. Ого извинился, что не подумал об этом, а хозяйка сделала жест, говорившей, что пошлет за водкой она (при эфенди ей не полагалось разговаривать).

— Нет, — ответил эфенди, — всегда, где бы я ни обедал, водка и вино покупаются за мой счет. Это мое правило.

Эфенди говорил правду. Всегда, когда он бывал в таких бедных домах, он сам покупал водку и вино. Но затраченные на это деньги он вносил потом в общий расход по своим делам в деревне. При том же, покупая сам водку, он мог пить ровно столько, сколько ему было нужно…

Скоро вернулся десятник и принес большой штоф водки.

— Теперь сядь, — приказал ему эфенди, — ты будешь нашим виночерпием.

Десятник сел, поставив возле себя штоф с водкой. Он помнил приказ, данный ему эфенди раз и навсегда:

Если бываешь в чьем-либо доме и хочешь хорошо провести время, нужно прежде всего «смочить вату хозяина», что значило одурманить его мозги, или иначе говоря, напоить его. В этом доме хозяина заменял сосед Ого, поэтому виночерпий часто подносит чашу ему.

Нужно сказать, что сосед Ого любил выпить, в особенности после постигших его несчастий — смерти сына и гибели скота; с тех пор сосед Ого предался пьянству, стараясь в вине потопить свое горе. Все чарки вначале подносили ему, и он выпивал до дна. Наконец, водка и щедрые обещания эфенди так разгорячили и развеселили Ого, что он совершенно забыл о своем горе и даже начал распевать песни…

— Так дело не пойдет, — сказал эфенди и послал десятника за музыкантами.

Музыканты были из местных армян, они играли на восточных инструментах и пели.

Пришли музыканты, поклонились и расселись вокруг стола, что заставило хозяйку подумать об ужине и для них.

Эфенди изволил справиться о здоровье музыкантов.

— По вашей милости, мы все здоровы, — ответили ему.

Когда все наелись и напились, пришла Варварэ и начала убирать со стола. Но штоф она не тронула. Он уже не раз путешествовал в кабак и обратно. Чарка с водкой обходила всех по очереди. Напились и музыканты.

— Теперь начинайте, — приказал эфенди.

Маленькая лачужка ожила от шумной азиатской музыки. Эфенди был в отличном расположении духа.

Через несколько минут дом и двор мастера Петроса окружили женщины и девушки. Одни заглядывали в окна и двери, другие смотрели с крыш соседних домов. Ничто так не радует крестьянку, как музыка, которую ей приходится слышать редко — только когда удастся побывать зимой на чьей-нибудь свадьбе.

Постепенно все развеселились. Пьяные голоса смешались со звуками музыки, поднялся такой шум, что, как говорится, «даже собака не узнавала своего хозяина». Головы кружились у всех. Один только эфенди был трезв, так как пил немного. Мало-помалу женщины, стоявшие во дворе, осмелели и одна за другой начали входить в комнату и садиться рядом с Сусан и Варварэ, чтобы лучше слышать и видеть.

— Пляску, пляску, — закричал эфенди, хлопая в ладоши, — я хочу пляски.

Услышав это, сосед Ого, едва державшийся на ногах, поднялся, и взяв за руки двух девушек из толпы, почти силой потащил их на середину комнаты.

Музыканты заиграли местный танец, и девушки, конфузясь и краснея, начали танцевать.

— Шабаш[33], шабаш! — кричали музыканты, заиграв веселее. Эфенди положил в руку каждой танцующей по серебряной монете.

Танцы, как всегда, начались девочками, за которыми стали выступать и взрослые. Первая пара, устав танцевать, бросала платок второй — так передавалась очередь; одна за другой являлись все новые и новые пары Эфенди щедро дарил им серебряные монеты, а музыканты играли со все большим воодушевлением.

Настала очередь и Варварэ. Красивая девушка превзошла остальных: в каждом движении ее замечалась грация, которой она обворожила всех.

— У нас, у армян, — сказал эфенди, — существует хороший обычай: танцующая девушка по окончании танцев становится перед почетным гостем, кладет голову на его колени и остается в таком положении до тех пор, пока не получит от него подарка.[34]

— Это прекрасный обычай, — подтвердили музыканты, — надо бы применить его и теперь.

— Варварэ, ты должна первая показать пример, — сказал ей эфенди, — ну-ка подойди, деточка.

Варварэ от стыда совершенно растерялась и стояла как вкопанная. Она скорее провалилась бы сквозь землю, чем согласилась подойти к эфенди. Но ее начали уговаривать: «Иди, не стыдись, авось получишь что-нибудь». Наконец ее насильно подвели к эфенди, и Варварэ принуждена была склонить свою красивую головку на его колени. Эфенди погладил ее пышные волосы и вложил ей в руку два золотых.

Во время этого веселья в комнату вошел один из жандармов эфенди и шепнул ему на ухо: «Человека, о котором вы говорили, нашли».

— Берите его и держите со всей предосторожностью, пока я не сделаю утром распоряжения, — приказал едва слышным голосом эфенди.

Жандарм удалился. Никто не понял, о чем они шептались.

Было уже за полночь. Лачужка мастера Петроса опустела. Музыканты ушли. Соседа Ого пьяного унесли домой. Толпа разошлась.

В доме остались только эфенди и десятник, который так напился, что ничего не соображал. Сусан приготовила постель для эфенди. Огонь погасили, и все разошлись по своим местам.

Что случилось в эту ночь, одному богу известно. Однако на следующий день Варварэ выглядела очень грустной, и еще несколько дней девушка не переставала плакать.

На рассвете того же дня в деревне произошло еще одно печальное происшествие: какого-то юношу в кандалах отвели к военному чиновнику, который прибыл в этот край специально для военных распоряжений.

Из жителей деревни никто не видел этого. Один только Томас-эфенди, следя за удалявшимися в ночном мраке фигурами, с радостью шептал:

— Иди теперь и свисти в свою дудку, сколько можешь.

Этот молодой человек был Дудукджян, или Салман.