XXVI

В доме старика Хачо никто не знал о случившемся с Салманом, но все очень беспокоились, что он не пришел ночевать. Особенно опечалились Вардан, Айрапет, Апо, точно они предчувствовали несчастье, постигшее их товарища. Утром все трое отправились в деревню с надеждой что-нибудь услышать о нем.

В полдень неожиданно явился Томас-эфенди. Приход его без слуг и полицейских старику Хачо показался очень странным, — он привык видеть его всегда со свитой. Эфенди взял за руку старика и отвел в сторону, как будто хотел сообщить ему какую-то тайну.

— Послушай, — начал он насмешливым тоном, — молодого человека, который «свистел в дудку», арестовали и отвели в «лоно Авраамово»…

Старик, поняв о ком идет речь, пришел в ужас.

— Крепись, — продолжал эфенди, — еще и не то услышишь.

И он рассказал ему, что будто бы передали ему о Дудукджяне. Салман прошлой ночью собрал в соседней деревне в доме одного крестьянина молодых парней, которым говорил «о человеческих правах», «о труде крестьянина», выражал протест против «насилия», «деспотизма», рассказывал, какими способами люди добиваются «свободной и счастливой жизни». Кто разберет его, о каких еще «сумасбродствах» толковал он. И вдруг нагрянула полиция и арестовала его. Администрация давно уже ловила этого «безумца», а некоторые его товарищи были уже арестованы. Теперь попался в ловушку и этот мышонок.

Томас-эфенди рассказал это, умолчав только о том, что Салмана выдал он.

— Теперь послушай новую сказку, — сказал он с усмешкой, точно хотел глубже ранить сердце несчастного старика. — Скоро придут полицейские обыскивать твой дом. Я как друг твой пришел предупредить…

Слово «друг» он произнес с особенным ударением. Старик задрожал, услышав о полицейских и обыске.

— Но еще есть время для спасения, — продолжал эфенди более холодным тоном. — Ты только скажи мне, осталось ли после него что-нибудь в твоем доме?

Как ни ужасна была весть, сообщенная старику, он все же немного успокоился, увидев, что такой человек, как эфенди, готов дружески помочь ему.

— Остался дорожный мешок, — ответил он, со страхом оглядываясь кругом, словно боясь, как бы кто не услышал его.

— Поди теперь вытащи этого осла из грязи… — пробормотал эфенди. — Только мешок остался!.. Подумаешь, какие это пустяки!..

И впившись в старика своим сатанинским взглядом, он прошептал:

— Каждая минута дорога для нас, идем скорее, спрячем этот мешок, пока не явились полицейские.

Старик, не сомневаясь в искренности эфенди, повел его к себе и указал на дорожный мешок Салмана.

— Запри двери, — приказал эфенди, а сам, открыв мешок, начал в нем рыться.

Там были письма с разными поручениями и адресами, векселя, выданные различными лицами, по которым Салман мог получать деньги, какие-то программы, инструкции и тому подобное. Было также несколько брошюр, из тех, которые он раздавал крестьянам, — словом, одни бумаги.

Эфенди с глубоким вниманием рассматривал все это и таинственно покачивал головой.

— Если хоть одна из этих бумажек попадет в руки правительства, тебя и твоих сыновей поднимут на виселицу и конфискуют все твое имущество.

Старик стоял точно окаменелый и не мог выговорить ни слова.

— Все это надо сжечь, — сказал эфенди и снова вложил в мешок вынутые бумаги.

— Я уже ничего не понимаю и не соображаю, — ответил старик дрожащим голосом, и на его глаза навернулись слезы.

Вдруг в голове эфенди мелькнула мысль: «Зачем жечь? Нужно просмотреть все бумаги, авось, они понадобятся мне, зачем уничтожать?» — и он спросил старика:

— Нет ли в твоем доме тайника, куда можно было бы временно спрятать все это?

— Есть, — ответил старик.

В его доме действительно были потайные углы, куда в минуты опасности старик прятал свое ценное имущество, но так как в тех краях почти всегда было неспокойно, то некоторые из тайников были заняты, остался только один, который можно было показать эфенди.

Они взяли опасный мешок и отправились в чуланчик, где держали масло, вино и разные продукты. Пол чулана был устлан тонкими каменными плитами. Старик поднял две плиты, под ними оказалась маленькая железная дверь. Хачо достал из кармана ключ, вложил его в замочную скважину, повернул два раза, и дверь отворилась. Они спустились по узкой лестнице в подвал.

В мрачной пустоте подвала нельзя было ничего различить. Воздух был очень тяжел и удушлив. Оставив там мешок, они поспешно вышли. Старик запер дверь и прикрыл пол плитами так, что никому и в голову не пришло бы, что под ними скрывается тайник.

— Дай мне ключи, — сказал эфенди, — я спрячу; теперь у тебя нет друга вернее меня.

Хачо, не долго думая, отдал ему ключи. Он так перепугался, что готов был пополнить любое приказание эфенди.

— Мне нужно о многом поговорить с тобой, старшина, но теперь не время: того и гляди явится полиция с обыском, — сказал он торопливо. — Пока я дам тебе несколько советов: никто не должен знать о нашем свидании; все, что мы сделали, должно остаться тайной, о ней не должны знать даже твои сыновья и домашние. Когда грянет полиция, постарайся держаться кок можно спокойнее и притворяйся наивным. Пусть ищут, где хотят! Опасный мешок мы уже спрятали, сам дьявол не найдет его. Не отрицай того, что этот «свистун» жил у тебя, только скажи, что его знать не знаешь и ни тебе, ни твоим сыновьям не известно, почему он скитается в этих краях.

Окончив свои наставления, он вышел из чуланчика.

— Теперь укажи мне другой выход, откуда я мог бы улизнуть незаметно.

Старик повел его через задние ворота, ведущие к скотным дворам.

— Прощай. Я вернусь, когда кончится обыск, и как-нибудь улажу дело, ты не беспокойся.

Эфенди удалился. Дорогой он несколько раз повторял про себя: «Теперь жизнь твоя в моих руках, старшина Хачо, что захочу, то и сделаю»…

Был первый час. Вардан, Айрапет и Апо еще не возвращались, остальные сыновья работали в поле. Женщины заняты были приготовлением обеда. Крестьяне обычно обедают в поле, а потому никто из домашних не знал о случившемся.

Старик Хачо с нетерпением ждал полиции, как приговоренный ждет смерти, зная ее неизбежность.

Он скрыл все от домашних, не желая пугать их заранее.

Наконец явился офицер с толпой полицейских.

Хотя домашние ничего не знали о происшедшем, все же приход солдат не удивил их: им не впервые было принимать таких гостей, которые приходили, оставались по нескольку дней, ели, пили и потом уходили. Появление турецких солдат в домах армян крестьян, в особенности в доме старшины, было обыкновенным явлением.

— Мне приказано произвести обыск, — сказал офицер, обратившись к старику Хачо.

— Дом мой к вашим услугам, где хотите осматривайте, — ответил старик, стараясь сохранить хладнокровие.

Офицер предварительно приказал запереть все двери и, расставив везде часовых, начал обыск. Прежде всего осмотрели ода, затем перешли к другим комнатам и, заглянув во все углы и щели, перебрали все предметы, но ничего подозрительного не нашли.

Женщины поняли, что случилось нечто необыкновенное, и подняли вопль. Но старик велел им молчать. Он успокоил их, сказав, что ничего опасного нет.

Покончив с обыском, офицер начал допрос.

— Жил ли в этом доме молодой человек, по имени Микаел Дудукджян?

— Он провел здесь несколько дней, — ответил старик.

— Знали ли вы его раньше?

— Я видел его впервые.

— В таком случае, почему же вы приняли его?

— Я старшина этой деревни. Вы ведь знаете местный обычай, по которому дом старшины что-то вроде караван-сарая или гостиницы, где всякий чужестранец и незнакомец находят ночлег. Как могу я знать, кто приходит или кто уходит отсюда?

— Не оставил ли он у вас каких-нибудь вещей?

— Ничего не оставил.

— Вам не известно, с какой целью бродил он в этих краях?

— Он ничего нам не говорил. Знаю только то, что он учитель.

— С кем он виделся или совещался?

— Учитель виделся со многими, чтобы приискать себе учеников.

— А вы знаете, где он теперь?

— Нет.

— Он арестован.

— Тем лучше, если он плохой человек. В эту минуту постучали в калитку.

— Не впускать никого, — приказал офицер. Слуга доложил, что это Томас-эфенди.

— Он может войти.

Вошел Томас-эфенди и, увидев офицера с солдатами, притворился удивленным, точно не знал, почему они явились в дом Хачо.

— Добрый день! В чем дело, что случилось? — спросил он, изобразив на лице крайнее удивление.

Офицер объяснил цель своего прихода. На лице эфенди появилась притворная улыбка, и он, взяв за руку офицера, сказал:

— Ручаюсь головой, что вы не найдете ничего подозрительного в доме Хачо. Вы не знаете еще, какой он добрый и честный человек.

Эфенди отвел офицера в приемную, а солдаты и полицейские остались сторожить ходы и выходы.

— Старшина, — обратился эфенди к старику, — эти люди голодны, прикажи приготовить для них обед. Нужно, чтобы водки было побольше, ты понимаешь?

Последние слова он произнес по-армянски. Старик вышел из приемной совершенно успокоенный, думая, что опасность миновала.

Но все еще было впереди. Турки и не думали так легко выпустить из рук старика. Хотя в доме его не нашлось никаких улик против него, достаточно было и того, что Хачо был армянин, и притом армянин богатый, а это — сытная дичь для турецкого чиновника.

Томас-эфенди сам начал это дело, это он выдал Салмана властям, направил офицера с обыском в дом старика, и ему ничего не стоило спасти несчастного от подстроенной ловушки. Но чтобы достигнуть своей коварной цели, эфенди, наоборот, старался еще больше осложнить дело.

Когда Хачо вышел из комнаты, чтобы распорядиться насчет обеда, офицер обратился к Томасу-эфенди:

— Эфенди, как вы думаете? По-моему, этот человек невиновен.

— Вам известно, бек, — ответил хитрец, — что не в правилах Томаса-эфенди выводить так скоро свое заключение. Для меня дело это слишком темное. Я думал, вы найдете здесь что-нибудь подозрительное, что показывало бы, насколько эти люди сочувствовали планам арестованного. Но странно, что не нашлось улик. Однако у нас, у армян, есть тайна, которая называется «исповедью» — я должен «исповедать» этих людей. Больше всего я подозреваю двух сыновей старика и одного чужестранца, который гостит у них.

— Кто этот чужестранец? — спросил офицер.

— Молодой парень из России. Нужно вам сказать, он слишком опасный человек и большой враг нашего правительства. Он скитается в этих краях под видом купца, но на самом деле это русский шпион.

— Если он русский подданный, то арестовать его будет немного трудно, — ответил офицер.

— В военное время всегда можно арестовать его как шпиона, а как вам известно, война будет скоро объявлена.

— Да, я знаю…

— Об этом молодом человеке я говорил уже с, его превосходительством военным генерал-прокурором. Разве он не дал вам никаких приказаний?

— Паша приказал мне только исполнить все ваши распоряжения.

— Прекрасно, — сказал эфенди с радостной улыбкой, — я сделаю все, что нужно, а потом скажу вам что-то по секрету.

— Говорите сейчас, я не люблю ждать, — ответил офицер.

— Тогда я скажу вам на ухо.

Офицер подставил ухо, хотя в комнате, кроме них, никого не было, и эфенди прошептал:

«Старикашка довольно богат! Надо содрать с него как можно больше».

Хорошо зная турецких чиновников, Томас-эфенди был уверен, что они интересуются не столько сущностью дела, сколько возможностью содрать с обвиняемого побольше денег. Эфенди на этом строил свои расчеты.

Поэтому он обрадовался, когда офицер немедленно спросил:

— Следовательно, что же нам теперь делать?

— У вас с собой достаточно людей, господин офицер, установите надзор за стариком и его сыновьями — Айрапетом и Апо. Кроме того, прикажите арестовать русского шпиона Вардана.

Офицер записал имена Апо, Айрапета и Вардана.

— Ваши сегодняшние обязанности ограничились обыском, — продолжал эфенди, — но следствие еще не окончено. На основании этого вы должны взять этих людей под надзор, пока окончится допрос у паши.

— Понимаю, — ответил офицер.

— А я должен играть роль посредника, притворяясь защитником обвиняемых, чтобы узнать от них побольше тайн, понимаете?

— Понимаю… — ответил офицер.

Загрузка...