Хент

XXVII

В то время как Томас-эфенди и офицер строили свои планы, во дворе между солдатами происходил такой разговор.

— Мухамуд, — спросил один из них своего товарища, — если останемся здесь ночевать, какую из невесток этого армянина ты выберешь себе?

— Мне очень понравилась та маленькая, краснощекая, — ответил он.

— А меня совсем свела с ума эта черноглазая, — сказал первый.

Во время обыска в женской половине дома солдаты, видно, обратили внимание больше на женщин, чем на обыск. Где женщина, там магометанин забывает все.

Впрочем, были и такие, которых скорее заинтересовало богатство Хачо.

— С каких пор грызет меня жена, чтобы купил ей медный котел для молока, просто покою не дает, — сказал пожилой солдат, — а здесь я как раз наткнулся на такой точно, какой ей нужен. Когда буду уходить — непременно унесу.

— А я заметил красивый коврик, — вмешался другой, — хорошо бы отдыхать на нем после сытного обеда и курить кальян, приготовленный рукой женушки.

Пожилой солдат, человек практичный и религиозный, заметил:

— Такие коврики более удобны для намаза[35]. Другой солдат, видно более завистливый и злой, сказал:

— Отчего это у гяуров должны быть такие красивые жены, такой богатый дом? А у нас дома нет и куска старого ковра, чтобы детям было на чем спать… Гяур должен быть подпоясан старым тоненьким кушаком, который при кашле может разорваться на десять кусков.

Эта обыкновенная поговорка магометан. На Востоке владелец толстого и роскошного кушака считается богачом и почетным человеком. По мнению мусульман, армянин, или гяур, должен быть так беден, что кроме старого кушака, который не выдержит даже малейшего напряжения от кашля, у него ничего быть не должно… Армянин не должен иметь и красивой жены, потому что он гяур; все ценное, красивое должно быть собственностью мусульманина.

Некоторые из солдат вышли в густой, тенистый сад, заботливо выращенный Хачо и его невестками. Солдаты ломали ветки деревьев, срывали зрелые плоды, а зеленые бросали на землю и топтали ногами. Старик видел все это, и сердце его разрывалось на части. Он вспомнил старинную персидскую поговорку: «Если начальник возьмет у садовника яблоко, то его солдаты вырвут все деревья с корнем». Турок способен на такое варварство. Кто не имеет жалости к живому растению, тот не может чувствовать жалости и к людям. Турок съест плод, а само дерево уничтожит. Турок отнимет у человека деньги, добытые трудом, а его самого убьет… Как безжалостно уничтожил он прекрасные леса на своей земле, так же безжалостно убивает он и своих подданных других наций…

Старик вошел в кухню, где шли приготовления к обеду. Несчастный человек! Он был уже арестован в собственном доме и, находясь в тюрьме, исполнял святой долг гостеприимства по отношению к своим тюремщикам.

— Что это за люди? Чего они ищут? Зачем разрушают наш дом? — спросила Сара со слезами на глазах.

— Бог их знает… — печально ответил старик и приказал скорее подать обед.

Женщин охватил ужас: они скрывались в комнатах от наглых взоров солдат. Для них было ясно, что случилось что-то особенное, позволявшее солдатам относиться к их дому с таким неуважением, тогда как раньше при наезде таких же гостей честь дома старика Хачо была всегда уважаема.

Айрапет и Апо, ушедшие утром с Варданом на поиски Салмана, еще не возвращались. Остальные сыновья Хачо, услышав о безобразиях, творимых турками в их доме, сейчас же прибежали с поля домой.

Они были очень разгневаны, но не на турок, а на отца: люди с рабской психологией всегда оправдывают поступки тирана, считая их естественными, и обвиняют себе подобных за то, что те «разгневали своего господина»… Сыновья Хачо возмущались отцом, и упрекам их не было конца. Они обвиняли его за то, что он оказал гостеприимство таким опасным людям, как Вардан и Салман, и готовы были пойти и рассказать офицеру все, что знали, думая расположить его этим в свою пользу.

— Ты сам своими руками разрушил свой очаг, — говорили они отцу.

— Пусть рушится он… — ответил глубоко возмущенный старик, — раз в нем живут такие недостойные дети, как вы… Вы заслуживаете проклятия и гибели, если у вас нет мужества и чести. Мои настоящие сыновья — это те, против которых вы сейчас говорили. Мне не жалко, если из-за них я потеряю все, что у меня есть…

Последние слова старика еще более ожесточили сыновей. Но рассудительный старик, опасаясь, чтобы они не сболтнули лишнего или не сделали какой-нибудь глупости, постарался успокоить их тем, что ничего опасного нет и что можно подкупить турецких чиновников несколькими золотыми, тем более, что Томас-эфенди обещал помочь. Это несколько успокоило сыновей старика. На подобных людей имена «всесильных» оказывают громадное впечатление — Томас-эфенди обещал, следовательно, он мог сделать все.

В эту минуту в дверях показался сам Томас-эфенди и закричал:

— Старшина Хачо, поторопись, надо накормить этих хищников!

— Обед готов, эфенди, — ответил старшина, — сейчас подадут.

Сыновья старика стали накрывать один стол в приемной, а другой для солдат, которые становились все несноснее. В таких случаях турок в доме армянина слишком нахален: он начинает требовать таких блюд и напитков, о которых знает только понаслышке. Каждое слово — «нет», произносимое хозяином дома, встречается руганью. И хотя в доме старика Хачо всего было приготовлено вдоволь, все же сыновья старика измучились, удовлетворяя требования бесстыдных гостей.

Офицер и Томас-эфенди обедали в приемной, старик в знак особого уважения к гостям сам прислуживал им.

Сыновья Хачо прислуживали солдатам. Увлекшись напитками и вкусной едой, гости на время успокоились. Воспользовавшись этим, старик, подозвав к себе Сару, шепнул ей на ухо:

— Дочь моя, вот тебе ключи, поспеши спрятать все ценное, что есть в доме; ты ведь знаешь, куда нужно прятать.

— Знаю… — ответила несчастная женщина, и глаза ее наполнились слезами; она поняла, что предупреждение старика говорило о близкой опасности.

— Слушай и не падай духом, — продолжал старшине, — наш дом не впервые переживает подобные несчастья. Бог даст — все минет, нужно только терпение. После того как спрячешь вещи, невесток с детьми отправь в деревню к родителям, а вы с Лала идите к куму Зако. Оставайтесь там, пока выяснится, чем кончится эта история.

Некоторые из невесток Хачо были из села О… а остальные из ближайших деревень, поэтому им не трудно было скрыться на некоторое время у своих. Одна только Сара была издалека, ее родители жили близ Баязета, поэтому старик предложил ей отправиться к куму Зако, живущему в той же деревне.

— Да, вот еще что, Сара, — продолжал стариц Хачо. — Айрапет, Апо и Вардан отправились с утра искать Дудукджяна и, вероятно, не знают, что здесь творится, пожалуй, еще вернутся домой и попадут в ловушку. Пошли сейчас же кого-нибудь за ними и вели сказать, чтобы они скрылись где-нибудь и ждали моих распоряжений.

Последние слова старика совсем убили бедную женщину. Значит, ее любимому мужу тоже грозит опасность. В чем он провинился? Что он такого мог сделать!.. Сара была достаточно умна, чтоб не знать некоторых намерений своего мужа, от которых постоянно ожидала дурных последствий.

— Кого же послать? — спросила она печально.

Вопрос этот был задан Сарой не напрасно: если в минуты опасности даже брат отрекается от брата и идет против него, то как же положиться на чужих?.. Братья были сильно возмущены Айрапетом, и Сара только что слышала, как они ругали его.

Старик Хачо понял, что хотела сказать Сара, и с грустью ответил:

— Я знаю, Сара, что никто не пойдет… Я знаю, что все покинут нас во время опасности… Но слуги Вардана — Сако и Его — здесь, они смелые ребята и очень ему преданы. Поспеши сообщить им, в чем дело, и они вмиг разыщут Вардана с товарищами и сделают все нужное. Пусть скажут им об аресте Дудукджяна, об обыске. Остальное они поймут сами.

Старик вышел из женской половины дома, уверенный, что рассудительная и умная Сара исполнит все согласно его желанию.

Проходя через двор, старик увидел, что представители власти и закона, насладившись щедрыми дарами стола крестьянина, напившись досыта вина и водки, устроили настоящее столпотворение. Он прошел мимо, не желая видеть их наглости и нахальства, против которых ничего не мог поделать.

Турки-чиновники не особенно придерживаются религиозных запретов. Употребление спиртных напитков для них приятная привычка — запретный плод всегда сладок. Пьяный магометанин превращается в зверя. От опьянения он приходит в неистовство. Великий Магомет был прав, когда запретил им употребление водки.

Между тем в ода было тоже весело. Офицер выпил много, и беседа его с эфенди приняла более интимный характер.

— Сколько у тебя жен? — спросил офицер. Эфенди улыбнулся:

— «Осла спросили, сколько у него жен, он указал на весь табун».

Если эфенди начинал выражать свои мысли анекдотами об ослах, то это значило, что он находится в хорошем расположении духа.

— Но христианам, кажется, запрещено иметь больше одной, — заметил офицер.

— Магометанам тоже ведь запрещено пить водку и вино, между тем вы пили не меньше меня, — сказал эфенди, довольный своим удачным ответом.

Разговор их прервал хозяин дома, который принес рахат-лукум и свежий измирский инжир. Поставив угощение на стол, он проговорил:

— После обеда приятно закусить сладким, — и поспешно вышел.

— Видно, добряк этот старик, — сказал вслед ему офицер. — Удивляюсь, как это он принял в своем доме таких людей, как этот русский шпион и константинопольский бунтовщик.

— «У осла длинные уши, да ум короток», — ответил эфенди. — Если есть на свете глупые люди, так это «добряки». Старик из таких.

Турецкий офицер оказался добрее армянина эфенди.

— Я думаю, — произнес он с некоторым сожалением, — наш паша здорово обдерет этого беднягу.

— Еще бы!.. Дурак тот, кто не постарается извлечь пользу из такой дойной коровы… — заметил эфенди.

— Ты его знаешь? Что он за человек — паша? Я его видел только раз.

— Очень даже хорошо знаю, — самоуверенно ответил эфенди. — Я знаю его еще с того времени, как он был каймакамом Тигранакерта. Там он разбогател и, вернувшись в Константинополь, сделался пашой.

— А какой он человек?

— «Ищет дохлых ослов, чтобы снять с них подковы».

В то время как эфенди и офицер были заняты подобными разговорами, а пьяные солдаты пели, кричали и плясали, невестки Хачо, взяв за руки своих детей, вышли черным ходом из дома и отправились к своим родным. Все плакали — им казалось, что их ведут в плен и они не вернутся больше в этот дом, где так их любили и где они были так счастливы.

Одновременно с ними из ворот дома выехали вооруженные Сако и Его. Несмотря на свою дьявольскую хитрость, Томас-эфенди не догадался арестовать этих двух удальцов, которые были правой рукой Вардана и могли расстроить злые намерения эфенди.