Хлеб насущный

Глава 8

Когда Хоуз добрался до Даймондбэка, было уже ближе к шести часам. Две патрульные машины с радиостанциями были припаркованы у обочины перед зданием, их красные фары вращались и мигали. Двое патрульных, один чёрный, другой белый, стояли на крыльце и смотрели на толпу мужчин и женщин, собравшихся, чтобы насладиться очередным летним зрелищем на открытом воздухе. В одной из машин сидел полицейский в штатском с приколотым к карману куртки щитком, в кулаке у него был зажат радиомикрофон, дверь машины была открыта, одна нога стояла на обочине. Хоуз запер машину, а затем прикрепил свой щиток к куртке, идя к зданию. Он поднялся на крыльцо, представился ближайшему патрульному и сказал: «Я вызвал 10-34. Что случилось?»

«Дама наверху почти мертва», - сказал патрульный. «Скорая помощь уже едет.»

«Кто там сейчас?»

«Льюис и Руджеро из другой машины, а также детектив Киссман из отдела по борьбе с наркотиками. Он приехал сюда первым. Взломал дверь, но те, кто это сделали, уже ушли. Должно быть, их было больше одного. Они очень сильно её испортили.»

«Кто это говорит по громкой связи?»

«Детектив Бойд, восемьдесят третий участок.»

«Скажите ему, что я буду наверху, хорошо?», - сказал Хоуз и пошёл в здание.

На пятом этаже его остановил один из патрульных из второй патрульной машины. Он назвал себя и поднялся на шестой этаж. Патрульный у квартиры 6А взглянул на щиток Хоуза и ничего не сказал, когда тот вошёл в квартиру. Элизабет лежала без сознания на полу возле кухонного стола. Её одежда была разорвана и окровавлена, челюсть отвисла, а обе ноги были вывернуты под углом, что явно указывало на их перелом. Мужчина в коричневом свитере сидел за кухонным столом, прижав к уху телефонную трубку. Он поднял глаза, когда вошёл Хоуз, помахал рукой, а затем сказал в трубку: «Понятия не имею. Я ворвался сюда, потому что здесь ад вырывался наружу.» Он немного послушал, а потом сказал: «Всё, начиная с телефонного звонка. Хорошо, поговорим позже.» Он положил трубку, встал и подошёл к Хоузу с протянутой рукой. Это был высокий, угловатый мужчина с непринуждённой и лёгкой манерой поведения. Как и другие полицейские, прибывшие на место происшествия, он носил свой щиток приколотым к верхней одежде - в его случае к левой стороне свитера, чуть выше сердца.

«Я Мартин Киссман», - сказал он. «Наркоотдел».

«Коттон Хоуз, 87-й участок», - сказал Хоуз и протянул Киссману руку.

«О», - удивился Киссман. «Так вы Хоуз, да?»

«Что вы имеете в виду?», - озадаченно сказал Хоуз.

«Я собирался позвонить вам сегодня, как только разгребу дела. Квартира прослушивается, я сидел на прослушке.»

«О», - сказал Хоуз. «Вы получили моё сообщение, да?»

«Громко и чётко. И у меня есть разговор, который вы с ней вели позже, после убийства Хэррода. Они знали, что подключены микрофоны, да? Я должен был это понять. Мы думали, что микрофон в телефоне сдох, но это не объясняло водопад, когда кто-нибудь разговаривал на кухне. Я сказал лейтенанту, что единственное место, когда они говорили то, что не хотели, чтобы мы слышали, было на кухне. Всё остальное было либо фальшивыми зацепками, либо обычным мусором, вроде того, куда они планировали пойти в тот вечер или что покупали на ужин. Я также получил несколько очень сексуальных записей с микрофона в спальне, если вы знаете кого-нибудь, кому это интересно.» Киссман усмехнулся, достал из кармана свитера трубку и кисет с табаком и начал набивать трубку.

Впервые Хоуз заметил дыры, прожжённые на свитере Киссмана. Отец Хоуза курил трубку, и на его свитере всегда были прожжённые дыры, не говоря уже о ковре, мебели и в нескольких случаях шторах. Ещё хуже было то, что в семье Хоузов жила сиамская кошка, склонная к поеданию шерсти. Аппетиту животного не было оправдания: она не была беременна, у неё не было недостатка в витаминах, о котором знал Хоуз, она была просто прожорливым зверем, поедающим шерсть. То, что не удалось сделать углям из отцовской трубки, сделала кошка. Однажды мать Хоуза сказала его отцу: «Ты всё время выглядишь изъеденным молью.» Отец удивлённо поднял глаза и спросил: «Что ты имеешь в виду, Эбби?».

Хоуз понял, что улыбается, только когда Киссман, продолжая набивать трубку, сказал: «Что-то ещё?».

«Нет, нет», - сказал Хоуз и покачал головой. «Почему здесь всё прослушивалось?» - спросил он.

«Мы знали, что Хэррод - наркоман, и подозревали, что он ещё и толкач. Мы пытались выйти на больших парней.»

«Есть успехи?»

«Не очень. Хэррод отправил нас в погоню за дикими гусями по всему городу. Это одна из причин, по которой я решил, что он догадался о жучках. Но лейтенант считал, что не догадался, а кто будет спорить с лейтенантом?»

Киссман чиркнул спичкой и начал выпускать в кухню клубы дыма. Ни один из мужчин даже не взглянул на девушку без сознания. Они оба знали, что скорая помощь уже в пути, и ничем не могли сейчас помочь Элизабет - разве что попытаться выяснить, кто виноват в её нынешнем состоянии. Кроме того, полицейским, столкнувшимся с результатами кровавого беспредела, свойственна любопытная отстраненность. Подобно хирургам, проводящим операцию - отверстие в операционной простыне окружает место операции, остальное тело закрыто, лёгкое, печень или мозг становятся частью, каким-то образом изолированной от целого и не связанной с ним, - детективы часто отделяют жертву от самого преступления, так сказать, набрасывают простыню на тело, чтобы полностью сосредоточиться на конкретной части, требующей их полного внимания. Элизабет Бенджамин лежала израненная и истекающая кровью на полу кухни, скорая помощь была уже в пути, и теперь детективы обсуждали кто, почему и откуда со всей отрешённостью хирургов, заглядывающих в открытое сердце.

«Впервые я услышал об убийстве Хэррода», - сказал Киссман, - «когда услышал разговор между вами и девушкой сегодня. Знаете, что я подумал? Я подумал: «Отлично, так много тяжёлой работы в дымоход.»»

«Вы слушали, когда девушка звонила мне позже?»

«Её голос с жучка там, под шкафом. Только её часть разговора, как вы понимаете. Потом я услышал звон разбитого стекла, услышал, как эти парни врываются к ней, как она кричит, и сразу же бросился сюда. Я засел в квартире в соседнем доме; мы протянули провода по крыше, а потом спустили вниз по задней стороне. Мне потребовалось около пяти минут, чтобы добраться сюда. Я нашел девушку такой, какая она есть. Кто бы ни вломился в квартиру, он снова вышел, вероятно, тем же путём. По крайней мере, мне не встретился никто, спускавшийся по лестнице, когда я поднимался. Машины приехали через две минуты после меня. Это вы их прислали?»

«Да», - сказал Хоуз. «Я не думал, что смогу…»

«Вон она», - сказал кто-то за дверью, и Хоуз повернулся, чтобы увидеть двух санитаров скорой помощи и, как он предположил, интерна, вошедших в комнату.

Интерн быстро наклонился над Элизабет, переводя взгляд с её покрытого синяками и кровью лица на отвисшую челюсть, на разорванный перед майки и багровые пятна на обнажённой груди, а затем на явно сломанные ноги. Санитары «скорой помощи» опустили носилки и осторожно подняли её на них. Элизабет застонала, и интерн сказал: «Всё в порядке, дорогая». Ему было лет двадцать пять, но он говорил как человек, занимающийся медициной уже шестьдесят лет. Один из санитаров кивнул своему напарнику, и они снова подхватили носилки.

«Как это выглядит?», - спросил Киссман.

«Не очень», - ответил интерн. «Если захотите заглянуть к нам позже, я доктор Мендес, больница Даймондбэка.»

«Думаете, нам удастся поговорить с ней?», - спросил Хоуз.

«Сомневаюсь, челюсть, похоже, сломана», - сказал Мендес. «Позвоните мне через час или около того.» Санитары уже покинули квартиру. Мендес отрывисто кивнул и вышел вслед за ними.

«Девушка сказала, что вы были здесь несколько раз», - сказал Хоуз. «Она была права?»

«В точку», - сказал Киссман. «Приходил шесть раз в общей сложности.»

«Она сказала четыре.»

«Показывает, насколько осторожными мы можем быть, когда хотим», - сказал Киссман. «Мы все здесь играли в подкидного дурака. Хэррод знал, что это место прослушивается, и давал нам ложные наводки, а мы четыре раза приходили, о чём он знал, но ещё два раза не поставили его в известность.»

«Нашли что-нибудь?»

«Ничего. Снял все выключатели, обыскал туалетный бачок, пружины кровати, потолочные светильники - всё, что угодно. Единственное место, где он мог спрятать наркоту - это задний проход.»

«А как насчёт запертых картотечных шкафов в фотолаборатории?»

«Какие картотеки?»

«Там, под стойкой.»

«Это, должно быть, новые.»

«Когда вы были здесь в последний раз?»

«Около месяца назад.»

«Давайте вскроем их сейчас», - сказал Хоуз.

«Я посмотрю, есть ли у ребят внизу лом», - сказал Киссман и вышел.

Хоуз подошёл к окну. Стекло было полностью выбито, коробка с геранью опрокинута, земля рассыпалась по подоконнику, выкорчёванные цветы попадали в комнату и на пол. В четырёх футах от разбитого окна на линолеуме виднелась кровь Элизабет Бенджамин. Хоуз долго смотрел на кровь, а потом подошёл к телефону и набрал номер отдела.

Карелла взял трубку на третьем звонке. «Где ты, чёрт возьми?» - спросил он. «Я вышел на минутку в коридор, а в следующий момент понял, что ты исчез.»

«Разве Дэйв не ввёл тебя в курс дела?»

«Дэйв сменился больше часа назад. Мне никто ничего не говорил», - сказал Карелла.

«Кто-то ворвался к девушке Бенджамин и избил её», - сказал Хоуз. «Она разговаривала со мной по телефону, когда всё началось. Я сразу же примчался. Я выяснил, кто установил здесь прослушку, Стив. Парень по имени Киссман из отдела по борьбе с наркотиками.»

«Точно, я его знаю», - сказал Карелла. «Алан Киссман, верно?»

«Мартин Киссман.»

«Мартин Киссман, верно», - сказал Карелла.

«Я говорил тебе, что звонил Олли Уикс?»

«Нет.»

«Ты, должно быть, был в коридоре. Судмедэксперт сказал ему, что Хэррода убили несколько человек, вооружённых разным оружием. Он был наркоманом, Стив.»

«Так вот почему Киссман добавил там проводку?»

«Точно. Как только он вернётся, мы вскроем ломом эти запертые картотечные ящики. Что вообще происходит?»

«Ничего особенного. Ничего, связанного с этим.»

«Думаешь, нам стоит провести собственную проверку Уорти и Чейза?»

«Что значит нашу собственную проверку? Кто ещё проводит такую проверку?»

«Олли Уикс. Кажется, я тебе это говорил.»

«Должно быть, я был в коридоре. Что ты имеешь в виду, Коттон?»

«Я рассуждаю так: если у Хэррода были следы от уколов, идущие вверх и вниз по обеим рукам, его начальство должно было это заметить, особенно летом, когда все носят рубашки с короткими рукавами. Но всё, что они могли мне сообщить, - так это то, что он делал для них фотографии. Может, Олли прав. Может, девелоперская компания - это прикрытие.»

«Для чего?»

«Наркотиков? Киссман считает, что Хэррод был толкачом.»

«Даже если так, это не значит, что Уорти и Чейз что-то знали об этом.»

«Тогда почему они не сказали мне, что он был наркоманом? Его только что убили. Кого они защищали?»

«Я не знаю. Но пусть Олли покопается за нас. Больше работы нам сейчас не нужно.»

«Мне не нравится Олли», - сказал Хоуз.

«Мне тоже, но…»

«Олли - расист.»

«Верно, но и Энди Паркер тоже.»

«Да, но я должен работать с Паркером, он в чёртовом отделе. Я не должен работать с Олли.»

«Он - опытный полицейский.»

«Ха!», - сказал Хоуз.

«Да. Между ним и Паркером есть разница.»

«Я не вижу никакой.»

«Есть. Это как разница между росичкой и одуванчиками. Паркер - это росичка, уродливая, как чёрт, и абсолютно ни на что не годная. А Олли - одуванчик…»

«Да уж, одуванчик», - сказал Хоуз.

«Одуванчик», - настаивал Карелла. «Такой же уродливый, как и росичка, только цветёт красивыми жёлтыми цветками. И не забывай, что его можно класть в салат.»

«Я бы хотел положить Олли в салат», - сказал Хоуз. «И утопить его в масле и уксусе.»

«Пусть он сам разбирается, Коттон. Он сказал, что свяжется с тобой?»

«Он должен появиться в отделе с минуты на минуту. Знаешь, чего бы мне хотелось? Я бы хотел, чтобы Арти Браун был рядом, когда он начнёт изрыгать свой расовый навоз. Арти стукнет его по заднице и отправит в подарочной упаковке к дяде в Алабаму.»

«Зачем он сюда придёт?», - спросил Карелла.

«Он думает, что я еду с девушкой Бенджамин. Расскажи ему, что случилось, ладно? Может, он сразу вернётся домой и воткнёт булавки в свою маленькую куклу Сидни Пуатье (багамский и американский актёр, первый темнокожий актёр, получивший «Оскар» за лучшую мужскую роль, впоследствии дипломат – примечание переводчика).»

«Насколько плоха девушка?»

«Очень плоха. Похоже, они сломали ей челюсть и обе ноги.»

«Почему?»

«Я не знаю. Сейчас здесь Киссман, поговорим позже. Ты направляешься домой?»

«Через некоторое время.»

«Думаю, нам лучше встретиться по этому поводу сегодня вечером, Стив. Всё усложняется.»

«Да», - сказал Карелла и повесил трубку.

Вряд ли найдётся что-то, что нельзя открыть ломом, за исключением, может быть, банки анчоусов.

Хоуз, Киссман и детектив Бойд из 83-го участка использовали своего рода безостановочный подход, открывая запертые ящики в фотолаборатории Хэррода. Вместо того чтобы открыть один ящик, а затем изучить его содержимое, они открыли вообще все, всего шесть ящиков, а затем сели изучать их содержимое в своё удовольствие. Им потребовалось десять минут, чтобы открыть ящики, и почти час и десять минут, чтобы перебрать их содержимое. Поскольку единственным источником света в фотолаборатории была красная лампочка, висевшая над стойкой, они перенесли все шесть ящиков в спальню, включили верхний светильник и сидели среди ящиков и между ними, как дети, роющиеся в старой мебели и одежде на чердаке старого дома в дождливый день. Снаружи шум улицы стал стихать - это был обеденный час в Даймондбэке.

Чарли Хэррод был очень занятым человеком.

Как и Элизабет Бенджамин.

Отчасти занятость Хэррода была связана с приёмом наркотиков. Если заключение судмедэксперта и оставляло какие-то сомнения в том, был ли Чарли наркоманом, то все они исчезли, когда детективы изучили содержимое первого ящика. В пустой коробке из-под сигар в этом ящике они нашли шприц для подкожных инъекций, чайную ложку с почерневшим дном и погнутой ручкой, и полдюжины спичек. В корпусе двухэлементного фонарика они нашли три стеклянных пакетика с белым порошкообразным веществом, которое приняли за героин. Во второй пустой коробке из-под сигар в том же ящике, которая, предположительно, хранилась как страховка на случай тяжёлых времен, они нашли булавку, пипетку и покрытую копотью крышку от бутылки, вставленную в петлю из медной проволоки. Крышка от бутылки служила импровизированной ложкой, которую использовали для нагревания и растворения героина в воде; булавка служила для прокалывания вены; пипетка служила для введения наркотика в кровь - очень примитивно, но очень эффективно, если обезьяна была у вас на спине, шприц сломался, а кухонная утварь закончилась.

Дальше в ящике обнаружилась коллекция книг, брошюр, журнальных и газетных вырезок, посвящённых наркотикам и наркомании, в том числе перепечатанные из ежемесячного полицейского журнала, на который подписывалось большинство копов в городе. В отдельной папке из манильской бумаги (относительно недорогой тип бумаги, который обычно изготавливается менее очищенным способом наполовину отбелённых древесных волокон – примечание переводчика) лежала папка с газетными вырезками о конфискации крупных партий героина, арестах толкачей, полицейских акциях против наркотрафика и, похоже, ксерокопия страницы из учебника по токсикологии с описанием симптомов отравления алкалоидами и их противоядий. В первом ящике не было ничего, что указывало бы на то, что Хэррод занимался торговлей. Заначка героина была мизерной - столько, сколько наркоман обычно держит под рукой, чтобы избежать дефицита. Хотя закон в этом городе гласил, что хранение более двух унций героина создает опровержимую презумпцию намерения продать, никто из детективов не считал, что в фонарике Хэррода спрятано достаточно наркоты, чтобы поддержать такое утверждение.

Остальные пять ящиков были забиты папками из манильской бумаги, снабжёнными ярлыками и каталогами в алфавитном порядке. По тому, как была промаркирована каждая из отдельных папок, можно было предположить, что вкусы покойного Чарли Хэррода простирались до литературных, театральных, мифологических, исторических, лингвистических, учебных и религиозных тем. На белых этикетках, приклеенных к закладкам папок, можно было найти такие разнообразные названия, как «Белоснежка и семь гномов», «Лесси», «Троянские войны», «Забота о младенцах и детях», «Золотое руно», «Тарзан. Приёмыш обезьяны», «Радости идиша», «История зоопарка», «Самоучитель Берлица – французский язык», «Война и мир», «Взлёт и падение Третьего рейха» и даже Святая Библия. Однако беглый взгляд на содержимое папок показал, что названия означают в действительности, и, кроме того, что Чарли Хэррод обладал извращённым чувством юмора - папки содержали фотографии.

Некоторые из фотографий были явно недавними и, вероятно, сделаны самим Чарли в его собственной квартире - в основном в спальне, а также в гостиной, на кухне и (в одной примечательной серии) на пожарной лестнице снаружи. Некоторые фотографии представляли собой увеличенные отпечатки снимков, сделанных несколько десятилетий назад, - костюмы определяли разные эпохи, а заметные трещины, разрывы и следы выцветания указывали на источник, отличный от камеры самого Чарли.

Все фотографии были порнографическими.

На них были изображены все мыслимые половые акты, когда-либо совершённые, придуманные или воображаемые людьми и животными любого возраста, цвета кожи, волос и убеждений в дуэтах, трио, квартетах, квинтетах, секстетах (разумеется), группами, толпами, племенами или (как показалось на одном из снимков) целыми народами - с применением или без применения средств ограничения, механических приспособлений, инструментов, установок, орудий пыток или благодеяний духовенства. Поскольку все фотографии были помечены ценниками, можно было предположить, что Чарли был не просто случайным коллекционером. Более того, можно было предположить, что дорогая одежда и автомобиль Чарли были прямым следствием его склонности к фотографии. Важной частью его деятельности (или бизнеса, если хотите) была торговля порнографией. Элизабет Бенджамин тоже не лгала, когда заявляла, что не является проституткой. Элизабет Бенджамин была моделью для фотографа. По крайней мере две трети фотографий в галерее Чарли изображали Элизабет в качестве исполнительницы в различных ролях. Её репертуар, по-видимому, был неограниченным, её позы были беззастенчивыми и вызывающими, а её опыт в качестве звезды подобных фотографий очевиден.

Так что час обеда прошёл приятно, и в городе наступил закат, когда Киссман, Бойд и Хоуз провели тихую интерлюдию, просматривая грязные фотографии, каждый из них, наконец, узнал, каково это быть членом цензурного совета, члены которого на службе общества вынуждены читать всевозможные грязные книги, и наконец, определять, какие из них являются слишком мерзкими, чтобы позволить им находиться на полках публичной библиотеки.

Этот опыт был очищающим.

Стив Карелла начинал чувствовать себя бухгалтером.

Сейчас было без двадцати минут восемь, а Олли Уикс прибыл в отдел почти два часа назад, имея при себе довольно много информации о фирме «Даймондбэк девелопмент», которой руководили два джентльмена по имени Робинсон Уорти и Альфред Аллен Чейз. Олли, судя по всему, основательно покопался в их делах с тех пор, как оставил Уорти и Чейза с обещанием разобраться в деятельности их компании, и до того момента, как позвонил Хоузу и сказал: «Я выяснил кое-что о наших друзьях Уорти и Чейзе», - эдакий мейоз (редукционное деление – примечание переводчика), если таковой вообще мог быть. На самом деле, Олли проделал отличную и причудливую работу ногами за те несколько часов, пока большинство офисов не закрылись до следующего дня, и это доказывает, что толстяки лёгкие на подъём и, кроме того, хорошие танцоры.

Разумеется, он вёл дело по правилам, а правила предписывали выполнять определённые действия при расследовании подозрительных деловых операций. Олли сделал всё это, и теперь ему не терпелось доказать Хоузу (или Карелле, как его замещающему), что он не был слишком поспешен в своих суждениях о людях, управлявших «Даймондбэк девелопмент». Он знал Кареллу по делу, над которым они совместно работали около пяти лет назад, и тогда Карелла приструнил Олли за его своеобразную идиосинкразию - называть восьмидесяти шестилетнюю пуэрториканскую матриархальную бабушку двенадцати детей и гордую родительницу сына, который в то время баллотировался в городской совет, «этой дряхлой колючей дрянью». Олли обиделся на то, что Кареллу покоробило, и с того момента рабочие отношения стали несколько натянутыми. Сейчас оба мужчины не обменивались любезностями, переходя к делу. У Кареллы было убийство, у Олли тоже убийство, и, возможно, эти два убийства были как-то связаны между собой, что давало им нечто общее.

«Вот что я узнал об этих двух мерзавцах», - сказал Олли. «Первым делом я позвонил в «Картрайт и Филдс», агентство кредитных историй, расположенное в центре города, и поговорил с дамой по имени миссис Клара Трезор из отдела обслуживания. Она долго уговаривала меня заявиться на четвёртый этаж и показать свои документы, а я сказал ей, что уже три часа дня и у меня нет времени бегать по центру города. Она раздумывала, мямлила и наконец перезвонила мне через полчаса, чтобы дать нужную информацию. Итак, выяснилось, что «Даймондбэк девелопмент» была зарегистрирована в сентябре прошлого года, а тремя должностными лицами корпорации были Робинсон Уорти в качестве президента, Альфред Аллен Чейз в качестве вице-президента и парень по имени Оскар Хеммингс в качестве казначея. Основные активы на момент регистрации составляли пять тысяч девятьсот семьдесят пять долларов, акции были поделены поровну между тремя должностными лицами. Основным видом деятельности фирмы была заявлена «покупка и перепланировка недвижимости в той части города, которая известна как Даймондбэк». Звучит вполне легально, не так ли?»

«Это точно», - сказал Карелла. Он начал думать о Роджере Гримме и его импортном бизнесе, а также о фирмах в Гамбурге и Бремерхафене. Но он тут же выбросил их из головы. Ему даже трудно было объяснить близнецам новую математику, и он подозревал, что не годится для руководящей должности в международном картеле. Он ещё не знал, что через некоторое время Хоуз принесёт ему информацию о другом бизнесе - маленьком порномагазине, которым управлял Чарли Хэррод. Его сознание тогда вообще могло бы затуманиться.

«Ты ещё со мной?», - спросил Олли.

«Я с тобой», - сказал Карелла, не совсем уверенный в том, что это так.

«Ладно, я проверил «Бюро лучшего бизнеса», «Кредитное бюро Большой Айзолы», а также «Кредитное бюро Даймондбэка» и узнал, что у этих парней хороший кредитный рейтинг, нет жалоб от тех, с кем они когда-либо имели дело, счета оплачиваются вовремя, и всё остальное. Всё выглядит хорошо, всё выглядит законно.»

«Когда это начинает выглядеть плохо?», - спросил Карелла.

«Дай мне минутку, ладно?», - сказал Олли. Он просмотрел свои записи, которые старательно выводил от руки на обороте нескольких распечатанных бланков детективного отдела, а затем снова поднял глаза. «Итак, эти парни занимаются скупкой недвижимости и её перестройкой, верно? Я позвонил в отдел регистрации земельных участков и выяснил, что эти парни купили в общей сложности девять заброшенных зданий в Даймондбэке с тех пор, как начали свою деятельность. Они купили все эти здания у их первоначальных владельцев, и цены были ниже, чем те, за которые они могли бы получить их на аукционе. Хочешь услышать некоторые из цен?»

«Конечно, почему бы и нет?», - сказал Карелла.

«Цены очень важны», - сказал Олли. «Например, они заплатили шестьдесят три сотни за трёхэтажное кирпичное здание на южной стороне Торп-авеню; двадцать семь сотен за двухэтажный каркас на бульваре Косинского; тридцать восемь сотен за трёхэтажный известняковый фасад на углу Халл и Двадцать пятой, и так далее. Общая стоимость девяти зданий составила сорок восемь тысяч семьсот пятьдесят. Понятно?»

«Я понял», - сказал Карелла, не будучи уверенным, что понял.

«Далее я позвонил в отдел лицензирования и регистрации зданий и узнал, что «Даймондбэк девелопмент», несмотря на то что у них сейчас девять зданий, которыми они владеют на правах собственности, и фирма архитекторов, которая делает для них чертежи, за всё это время отремонтировала только одно здание - свалку на Сент-Себастьян-авеню. Архитекторы - фирма под названием «Ассоциация дизайнеров» на Эшли. Я позвонил им, и они сказали, что их гонорар за чертежи составил пятьдесят тысяч долларов.»

«Как ты узнал, кто архитекторы?»

«Я позвонил Уорти и Чейзу, и они сказали мне, а как ты думаешь? Этим двум гадам не терпится подтвердить свою легальность; они сказали мне имя своих архитекторов, а также название своего банка - и это была их первая ошибка.»

«Что за банк?»

«Первый банк» на Калвер-авеню, в трёх кварталах от их офиса. Я позвонил около четырёх часов, должно быть. Они закрывают двери в три, знаешь ли, но продолжают работать внутри до пяти, иногда до шести часов. Я поговорил с менеджером, парнем по имени Фред Эпштейн, и он сказал мне, что у «Даймондбэк девелопмент» есть расчётный счёт, а также депозитная ячейка. Я спросил его, могу ли я заглянуть в ячейку, и он сказал, что без судебного ордера нет, - в наше время даже для перерыва на кофе нужен чёртов судебный ордер. Так что я выбежал из офиса, поехал в центр города, попросил муниципального судью выписать мне ордер, снова приехал в центр около пяти, порылся в ячейке, и знаешь что?»

«Что?», - сказал Карелла.

«В коробке почти восемьсот тысяч наличными. Неплохая сумма для трёх обнаглевших девелоперов, которые начали свой бизнес с пяти тысяч девятисот семидесяти пяти долларов, не находишь?»

«Думаю, да.»

«И кто, не забывай, уже выложил около сотни тысяч, покупая здания и заставляя архитекторов делать для них чертежи. Не говоря уже о том, во сколько обошёлся один ремонт. Откуда взялись все эти деньги, Карелла?»

«Я не знаю», - сказал Карелла.

«Я тоже».

«Ты рассказал всё это Хоузу?»

«Я знал это, когда звонил ему, но, прежде чем вводить его в курс дела, я хотел проверить ещё кое-что.»

«Что именно?»

«Третий парень в «Даймондбэк девелопмент». Оскар Хеммингс. Казначей.»

«Тебе удалось найти его?»

«Да, он живёт в том здании на Сент-Себастьян, которое отремонтировала «Даймондбэк девелопмент». Я планирую заглянуть к нему завтра. Я уже проверил в бюро идентификации, у него нет приводов. У Уорти, кстати, тоже. Вот Чейз - это другая история. Он попался пять лет назад за кражу со взломом, был приговорён к десяти годам в Каслвью, вышел по условно-досрочному освобождению через три с половиной.»

«Когда это было?»

«Когда его выпустили? В ноябре будет два года.»

«У ФБР есть что-нибудь на кого-нибудь из них?»

«Запрос уже отправил», - сказал Олли. «Скоро я получу известия.»

«Ты многое успел, Олли», - сказал Карелла. Ему не нравился Олли, но он не пытался скрыть своего восхищения тем, что Олли успел сделать за несколько часов. Именно это он и пытался объяснить Хоузу. Толстяк Олли Уикс был ужасным человеком, но во многих отношениях хорошим полицейским. Отбросить его следственные инстинкты и дотошное выискивание фактов было бы равносильно тому, чтобы выплеснуть ребёнка вместе с водой. И всё же работать с ним было неприятно. Так что же делать? Говоря по совести, что делать? Относиться к нему как к компьютеру, извергающему информацию, тем самым обесчеловечивая его и совершая то самое преступление, которое так оскорбило его? Олли Уикс был проблемой. Более того, Карелла подозревал, что это проблема без решения. Он был тем, кем был. Невозможно было отвести его в сторону и спокойно объяснить ему жизненные факты. «Олли, малыш, это некрасиво, эти вещи, которые ты говоришь. Некоторые люди могут счесть их оскорбительными, понимаешь, Олли?» Как объяснить крокодилу, что нехорошо есть других животных? «Это в моей природе», - ответит он. «Вот почему Бог дал мне такие острые зубы.» Одному Богу известно, почему он дал Олли Уиксу такие острые зубы, но Карелла не знал, что с ними делать, кроме как выбить их из его пасти.

«Ты чертовски прав, я был занят кое-чем», - сказал Олли и усмехнулся, добавив скромность ко всем своим прочим достоинствам.

Оба мужчины услышали голоса в коридоре снаружи и повернулись к решётчатым перилам. В помещение отдела входил Хоуз, за ним следовал Киссман с магнитофоном в руках. Киссман выглядел старше, чем Карелла его помнил. Он вдруг подумал, не кажется ли он Киссману таким же.

«Привет, Алан», - сказал он.

«Мартин», - сказал Киссман.

«Мартин, Мартин, точно», - сказал Карелла и кивнул. Он устал, в его голове было слишком много цифр. Деньги, деньги, деньги - в криминальном бизнесе всегда всё сводилось к любви к деньгам. «Это Олли Уикс из 83-го участка. Мартин Киссман, отдел по борьбе с наркотиками.»

Мужчины коротко пожали друг другу руки и переглянулись, словно рекламные менеджеры, размышляющие о том, будут ли они работать вместе над одним и тем же проектом.

«Где девушка?», - спросил Олли, внезапно осознав, что Хоуз отправился за Элизабет Бенджамин, а вернулся с полицейским из отдела по борьбе с наркотиками.

«В больнице Даймондбэк», - сказал Хоуз.

«С двумя сломанными ногами, несколькими сломанными рёбрами и сломанной челюстью», - сказал Киссман.

«Почему ты не позвонил мне?», - обиженно обратился Олли к Хоузу.

«Всё произошло слишком быстро», - ответил Хоуз. «Но у Киссмана есть запись того, что происходило в квартире…»

«Кассета?», - сказал Олли. Он был крайне озадачен. Он моргнул глазами и потянулся за носовым платком. Вытерев лоб, он сказал: «Я не понимаю, что здесь происходит», - что было совершенно верно.

Хоуз объяснял ему, пока Киссман настраивал диктофон. Затем все четверо сели на стулья с прямыми спинками вокруг стола, и Киссман нажал кнопку проигрывания записи. Запись началась с фрагмента, который был записан ранее в тот же день:

«Его вещи уже осматривали. Уже четыре раза. Свиньи входили и выходили из этого места, как будто это станция метро.»

«Кто это?», - прошептал Олли.

«Девушка», - прошептал Хоуз в ответ.

«Полиция уже была здесь?»

«Нет, пока мы были дома.»

«Тогда откуда вы знаете, что они были здесь?»

«Кто этот парень?», - спросил Олли.

«Я», - сказал Хоуз.

«Ты?», - сказал Олли, ещё больше смутившись.

«Чарли расставил для них ловушки. Свиньи не очень умны, знаете ли. Чарли нашёл этих жучков…»

«Вы можете промотать запись вперёд?», - спросил Хоуз.

«…через десять минут после того, как они их установили.»

Киссман остановил проигрывание, затем нажал кнопку перемотки, наблюдая за счётчиком записанной плёнки, нажал кнопку стоп и снова нажал кнопку проигрывания. На этот раз он был ближе к цели:

«…лучше приехать побыстрее. В квартире. Я сделала то, что вы сказали, и осталась здесь. А теперь они пришли за мной. Те, кто убил Чарли. Они снаружи, на пожарной лестнице. Они ворвутся сюда, как только наберутся решимости.»

Раздался звук бьющегося стекла, и наконец на плёнке появились три, возможно, четыре разных голоса:

«Отойди от телефона!»

«Держи, смотри!»

«Она…»

«Она у меня!»

Элизабет закричала. На плёнке раздался щелчок - вероятно, телефонную трубку вернули на подставку, - а затем послышались звуки потасовки, возможно, опрокинутого стула, быстрые шаги по линолеумному полу. С калитки у перил на входе в отдел Мейер Мейер, вернувшийся со стаканчиком кофе и сырной датской булочкой, спросил: «Что происходит?»

«Тихо», - сказал Хоуз.

Элизабет всхлипывала. Послышались звуки удара чего-то твёрдого о человеческую плоть.

«О, пожалуйста, нет.»

«Заткнись, сука!»

«Держи, возьми её за ноги!»

«Пожалуйста, пожалуйста.»

Она снова закричала - длинный, леденящий кровь крик, от которого в отделе затряслись поджилки у пятерых опытных детективов, видевших и слышавших всякие ужасы. Послышались новые удары, теперь уже в такт - методичное избиение девушки, уже потерявшей сознание.

«Ну же, хватит.»

«Держи, отвали, ты её убьёшь!»

«Валим, валим.»

«Что это?»

«Давай убираться отсюда, чувак.»

Раздался звук убегающих шагов, звон стекла - вероятно, осколки вылетели за окно. Чувствительный микрофон уловил стон с пола кухни, а затем наступила полная тишина.

Киссман выключил диктофон.

«Как вы думаете, сколько их?», - спросил Хоуз.

«Четверо или пятеро», - сказал Олли. «Трудно сказать.»

«Я чего-то не понимаю», - сказал Карелла, нахмурившись. «Проверишь это для меня, Мартин?»

«Куда перемотать?»

«Там, где один из них говорит что-то об убийстве.»

Киссман перемотал плёнку и нажал на кнопку проигрывания:

«О, пожалуйста, нет.»

«Заткнись, сука!»

«Держи, возьми её за ноги!»

«Пожалуйста, пожалуйста.»

Испуганный крик девушки снова раздался в комнате, и снова мужчины сидели безмолвные, как дети, не знающие о ночных чудовищах. Они снова слушали беззвучное избиение и ждали следующего голоса на плёнке:

«Ну же, хватит.»

«Держи, отвали, ты её убьешь!»

«Валим, валим.»

«Останавливай здесь», - сказал Карелла, и Киссман выключил магнитофон. «Я не понимаю этих инструкций.»

«Каких инструкций?»

«Парень говорит кому-то держать её и одновременно отвалить», - говорит Карелла. «Это не имеет смысла.»

«Он продолжает кричать это на протяжении всей записи», - сказал Киссман.

«Что ты имеешь в виду?»

«Требует держать её. Он всё время говорит одному из других парней держать её.»

«На этой плёнке много шума», - сказал Олли. «Может, мы не так слышим?»

«Нет, это звучит громко и отчётливо», - сказал Хоуз. Он кричит «держи», и в этом нет никаких сомнений.»

«Вам не кажется, что они молоды?», - сказал Киссман.

«Некоторые из них.»

«И звучат по-чёрному, это точно», - сказал Олли, и Хоуз нахмурился, но Олли, казалось, не заметил.

«Прослушаем эту часть ещё раз, ладно?», - сказал Карелла. «Про убийство.»

Киссман нашёл место на плёнке, и они снова и снова воспроизводили одно предложение, внимательно вслушиваясь в него, ища смысл в кажущемся противоречии: «Держи, отвали, ты её убьешь! Держи, отвали, ты её убьешь! Держи, отвали, ты её убьешь! Держи, держи, держи, держи, держи, держи, держи…»

«Это его имя!», - сказал Хоуз, внезапно поднимаясь со стула.

«Что?», - сказал Олли.

«Холдер! Джейми Холдер!» (от английского hold, означающего держать– примечание переводчика)

Все трое пошли в клуб вместе - Олли Уикс, потому что официально убийство Хэррода было его; Карелла и Хоуз, потому что официально убийство Рирдона было их. Кроме того, когда выходишь против неопределённого количества хулиганов, не помешает иметь много огневой мощи.

Помещение клуба находилось в подвале жилого дома на Северной Двадцать седьмой улице. Найти помещение клуба не составило труда, поскольку полицейские 83-го участка вели активное досье на все окрестные уличные банды, и звонок Олли в его собственный отдел сразу же указал на штаб-квартиру «Древних черепов». Стоя в подвальном коридоре у входа в клуб, они прислушались к тому, что происходит за дверью, и услышали внутри музыку и несколько голосов, мужские и женские. Они не стали стучать, не стали утруждать себя формальностями: здесь они имели дело с людьми, которые, возможно, совершили убийство и нападение. Толстяк Олли ударил ногой в дверь, и Карелла с Хоузом влетели в комнату прямо за ним, держа наготове пистолеты. Двое молодых людей, стоявших у проигрывателя, повернулись к двери, когда она распахнулась. Парень и девушка, сидевшие на диване у стены напротив двери, вскочили на ноги, как только детективы вошли. Ещё две пары танцевали рядом в отдельных затенённых углах. Они тут же повернулись в сторону незваных гостей и прекратили танцевать, но не расходились. В дальнем конце комнаты была ещё одна дверь. Олли быстрым шагом направился к ней и пинком распахнул её. На кровати лежали обнажённые юноша и девушка.

«Вставайте!» - сказал Олли. «Оденьтесь!»

«Что это ещё такое?» - спросил один из парней возле проигрывателя.

Хоуз узнал в нём бородатого игрока в бильярд по имени Эйвери Эванс.

«Это облава», - сказал Карелла. «Заткнись.»

«Где Джейми Холдер?», - спросил Хоуз.

«В другой комнате.»

«Поторопись, влюблённый паренёк», - сказал Олли. «Человек снаружи хочет поговорить с тобой.»

«Что я сделал?», - спросил Холдер из другой комнаты.

«Я здесь президент», - сказал Эйвери, отходя от проигрывателя. «Я хотел бы знать, что происходит, если вы не возражаете.»

«Как тебя зовут?», - сказал Карелла.

«Эйвери Эванс.»

«Приятно познакомиться», - сказал Олли. «Ты! Отойди к стене! Это не пятничная вечеринка. Выруби этот проигрыватель!»

«Полагаю, у вас есть ордер», - сказал Эйвери.

«Да, вот наш ордер», - сказал Олли и показал пистолет 38-го калибра. «Хочешь прочитать?»

«Я не понимаю происходящего», - сказал Эйвери. ««Древние черепа» всегда сотрудничали с полицией. Не могли бы вы объяснить мне…?»

«Мы объясним тебе в комнате отдела», - сказал Олли. «Давайте, девушки, вы тоже!» Он высунул пистолет в другую комнату и крикнул: «Ты не на губернаторский бал одеваешься, Холдер! Встряхнись там, или я приду тебе на помощь.»

Девушка, которая лежала в постели с Холдером, быстро оделась и теперь выходила из другой комнаты, застёгивая блузку. Ей было не больше шестнадцати, голубоглазая девушка с красивым лицом и безупречным цветом кожи. Эйвери подошёл к Карелле вплотную и сказал, словно доверительно: «Полагаю, вы понимаете, что «Древние черепа» - единственный клуб в районе, который…»

«Расскажешь нам потом», - сказал Карелла.

«Может, вы скажете, зачем вы уводите нас в комнату отдела?», - спросил Эйвери. «Может, у вас какие-то проблемы с одним из других клубов?»

«Нет», - категорично ответил Карелла.

В комнату вошёл Джейми Холдер. Он был таким же крупным, каким его помнил Хоуз, с мощными запястьями и огромными руками. «Что за произвол, чувак?» - спросил он.

«Они совершили ошибку, Холдер», - сказал Эйвери.

«О, конечно», - сказал Холдер.

«Древние черепа» вовсе не были так стары, как гласит их название, их возраст варьировался от восемнадцати до двадцати шести лет, а значит, они не являлись несовершеннолетними преступниками и могли быть допрошены в полицейском участке. Никто никогда не говорил полицейским в этом городе, где именно следует допрашивать несовершеннолетнего преступника. Обычно они отводили подозрительного подростка в ту часть здания, которая не была засорена всякими разными мерзкими типами, тем самым на словах подтверждая правило – неисповедимы пути Закона. Разумеется, «Древние черепа» имели право на разъяснение и объяснение своих прав, а также на молчание, если они того пожелают, и на адвоката, независимо от того, решат они отвечать на вопросы или нет. Миранда-Эскобедо, решение Верховного суда, предоставившее все эти права, не стало тем препятствием, о котором говорили некоторые полицейские. На самом деле, опрос, проведённый среди сотрудников правоохранительных органов по всей стране, показал, что после решения Миранды-Эскобедо было получено столько же признаний, сколько и до него, причем без использования закулисных, третьестепенных методов (допросом третьей степени в американской гражданской системе правосудия обозначается допрос с пристрастием, при проведении которого используется физическое, эмоциональное или психологическое давление на допрашиваемого – примечание переводчика).

Эйвери Эванс, лидер «Древних черепов», был самым старшим членом банды - ему было двадцать шесть, почти двадцать семь. Он также был самым умным и, предположительно, самым жёстким. Он утверждал, что полиция совершает какую-то ошибку, и заявил, что свободно ответит на все вопросы, которые они ему зададут. Ему нечего было скрывать. «Древние черепа» всегда сотрудничали с полицией, и он, конечно же, готов сотрудничать с ними и сейчас. Он сказал остальным членам банды - по крайней мере, присутствующим, поскольку, по оценкам, в Айзоле проживало сто двенадцать «Древних черепов», а в Риверхеде - ещё пятьдесят с лишним, - что они тоже могут ответить на любые вопросы копов. Эйвери Эванс был крут, умён, жесток, в высшей степени уверен в себе и являлся лидером гордой и благородной группы. Он, конечно, не знал, что у полиции есть запись того, что он и его гордые и благородные последователи сделали с Элизабет Бенджамин.

«Вы так и не сказал мне, в чём дело, мужики», - сказал он.

Он сидел в комнате для допросов 83-го участка, за длинным столом перед односторонним зеркалом, которое иногда называли двусторонним, - всё страннее и страннее, но таковы пути Закона. Те полицейские, которые называли его односторонним зеркалом, делали это на том основании, что оно отражало только с одной стороны, тогда как другая сторона представляла собой прозрачное стекло, через которое можно было наблюдать за человеком, смотрящимся в зеркало. С одной стороны вы смотрели в него, с другой - через него, поэтому зеркало было односторонним. Но другие полицейские называли его двусторонним зеркалом, потому что оно выполняло двойную роль - смотрового стекла и стекла для смотрения. Нельзя было ожидать, что копы, которые даже не могут договориться об интерпретации Миранды-Эскобедо после стольких лет, согласятся с тем, как, чёрт возьми, называть одностороннее-двустороннее зеркало. Главное, что любой подозреваемый, глядя в зеркало, которое висело на стене комнаты для допросов с голыми стенами, сразу же понимал, что смотрит в зеркало-обманку и (в девяти случаях из десяти) его фотографируют через него из соседней комнаты. Именно это и происходило с Эйвери Эвансом, причем с его полного ведома. Но, разумеется, ему нечего было скрывать. Он был уверен, что у копов на него ничего нет. Пусть они сфотографируют его через своё фальшивое зеркало, пусть займутся всей этой ерундой. Через полчаса он снова будет танцевать в старом клубе.

Олли - он руководил допросом, поскольку это был, так сказать, его загон, хотя по ветхости он мало чем отличался от помещения 87-го участка - сразу же сказал: «Прежде чем мы начнём, позвольте мне ещё раз убедиться, что вы понимаете свои права, как мы вам их объяснили, и что вы готовы отвечать на вопросы без адвоката. Так?»

«Конечно, конечно», - сказал Эйвери. «Мне нечего скрывать, мужик.»

«Хорошо, тогда вы назовёте нам своё полное имя?»

«Эйвери Мозес Эванс.»

«Где ты живёшь, Эйв?»

«На Эйнсли-авеню - 1194 Эйнсли, квартира 32.»

«Живёшь сам?»

«Я живу с мамой.»

«Как её зовут?»

«Элоиза Эванс.»

«Отец жив?»

«Они развелись», - сказал Эйвери.

«Где ты родился, Эйв?»

«Прямо здесь. В этом городе.»

«Сколько тебе лет?»

«За два дня до Рождества мне исполнится двадцать семь лет.»

«Где ты работаешь?»

«В настоящее время я безработный.»

«Ты член банды под названием «Древние черепа»?»

«Это клуб», - сказал Эйвери.

«Конечно. Ты член клуба?»

«Я президент», - сказал Эйвери.

«Джейми Холдер - член клуба?»

«Джеймисон Холдер, точно. Хороший человек», - сказал Эйвери и усмехнулся.

«Где вы были с Джейми Холдером сегодня между пятью и пятью тридцатью вечера?»

«Я точно не помню.»

«Постарайся вспомнить всё точно», - сказал Олли.

«Поблизости.»

«Где конкретно болтался?»

«Наверное, в бильярдной.»

«Где бы это могло быть?»

«Бильярдная «Туз». На Крюгер-стрит.»

«Кто-нибудь видел вас с Джейми в это время?»

«Там было много ребят из «Черепов».»

«Кто-нибудь ещё, кроме членов вашей банды?»

«Клуба.»

«Кто-нибудь кроме них?»

«Я не могу сказать наверняка. У меня нет привычки выяснять, кто в каком месте находится.»

«Знаешь кого-нибудь по имени Чарли Хэррод?», - спросил Олли и пощипал нос большим и указательным пальцами. Это был сигнал к началу фланговой атаки: Олли продолжал лобовую атаку, а Карелла и Хоуз заходили с двух сторон.

«Никогда о нём не слышал», - сказал Эйвери.

«Элизабет Бенджамин?», - спросил Хоуз. «О ней когда-нибудь слышал?»

«Нет.»

«Хэррод был наркоманом», - сказал Карелла.

«Да?», - сказал Эйвери и улыбнулся. «Я заметил, что вы использовали прошедшее время, мужик. Он бросил эту привычку?»

«Да, он бросил», - сказал Хоуз.

«Он молодец. В нашем клубе нет наркоманов. Думаю, вы, ребята, это уже знаете. Спросите любого из здешних копов, и они скажут вам, что в «Черепах» всё чисто.»

«О да, мы это знаем», - сказал Олли.

«Это факт, мужик.»

«Но ты никогда не слышал о Хэрроде, так?»

«Нет. Я знаю только, что если он бросил пагубную привычку, я горжусь им. В этом районе слишком много мусора. Вот что можно сказать о «Черепах»: мы делаем всё, чтобы этот район стал лучше для жизни.»

«О, разве не все мы», - сказал Олли, подражая знаменитому теперь У. К. Филдсу, - «разве не все мы.»

«И ещё», - сказал Эйвери, - «именно «Черепа», и только «Черепа», постоянно договариваются с другими клубами, чтобы сохранить здесь мир. Если бы не мы, вам бы пришлось несладко. Постоянно была бы война, чёрт возьми. Думаю, вы должны хотя бы немного поблагодарить нас за это.»

«Конечно, так и есть», - сказал Олли.

Никто из копов не потрудился упомянуть, что если бы не было уличных банд, то не было бы и войн, а значит, не было бы необходимости вести мирные переговоры. Каждый из тех, кто расспрашивал Эйвери, знал, что современные банды гораздо опаснее тех, что существовали двадцать лет назад, главным образом потому что их нынешние варианты были оснащены идеологией. А идеология давала изначальное оправдание хаосу. Если вы делаете что-то, потому что это помогает району, то, почему бы и нет, вы можете делать любую чертовщину. Более того, вы можете делать это с чувством гордости.

«Где ты был сегодня днём, чуть раньше двенадцати?», - спросил Хоуз.

«Мужики, вы, конечно, ожидаете, что человек сам определит своё местонахождение, не так ли?»

«Ты не обязан отвечать, если не хочешь», - сказал Хоуз.

«Мне нечего скрывать», - сказал Эйвери. «Я, наверное, был внизу, в клубе.»

«Кто-нибудь видел тебя там?»

«Конечно, многие парни…»

«Кроме членов банды.»

«В здание клуба допускаются только члены клуба.»

«Под зданием клуба ты имеешь в виду подвал, в котором мы нашли вас сегодня ночью?», - спросил Олли.

«Это клубный дом», - сказал Эйвери.

Трое детективов придвинулись к нему поближе и теперь образовали вокруг его кресла некий полукруг. Они начали допрашивать его всё быстрее, задавая вопросы один за другим, Эйвери сначала поворачивался, чтобы посмотреть на каждого из них по очереди, а затем, наконец, направил все свои ответы Олли, который стоял прямо перед ним.

«У вас есть пристройка к клубному дому?», - спросил Олли.

«Нет.»

«Где вы храните свой арсенал?», - спросил Карелла.

«У нас нет арсенала, мужик. Мы миролюбивый клуб.»

«Нет оружия?», - спросил Хоуз.

«Ножей нет?», - спросил Карелла.

«Нет бит для мячей?», - спросил Олли.

«Ничего подобного.»

«Вы бы не стали хранить оружие в другом месте, а?»

«Нет.»

«Где-то ещё, кроме клуба?»

«Нет.»

«Или ножи?»

«Нет.»

«Чарли Хэррода сегодня зарезали.»

«Не знал его.»

«Его также избили до смерти.»

«Я всё также не знаю его.»

«Ты знаком с районом Крюгер-стрит?»

«Совсем чуть-чуть.»

«Ты только что сказал нам, что играешь в бильярд в «Тузе».»

«Да, это так. Время от времени.»

«Это по соседству с домом, где жил Чарли.»

«Действительно?»

«Квартира 6А, 1512 Крюгер.»

«И что из этого?»

«Ты когда-нибудь был в этой квартире?»

«Никогда.»

«Ты когда-нибудь видел Элизабет Бенджамин в этом районе?»

«Нет.»

«Ты знал, что Чарли Хэррод был наркоманом?»

«Не знал, кто он такой. Не знал этого человека, понимаете?»

«Ты когда-нибудь избивал наркомана?»

«Никогда.»

«Это ложь», - сказал Олли. «Мы доставили тебя сюда полгода назад за то, что ты избил толкача по имени Шумут Кендрикс.»

«Это был толкач, чувак. Это был не наркоман. Наркоманы - больные люди. А толкачи - это те, кто делает их больными.» Эйвери сделал паузу. «Откуда вы вообще об этом знаете? Вы же не были копом, который этим занимался.»

Олли потянулся за спину, взял со стола папку из манильской бумаги и бросил её на колени Эйвери. «Это досье на ваш маленький клуб, господин президент. С каждым днём оно становится всё толще. Мы знаем всё о вас, панки, и знаем, что вы воняете.»

«Я бы так не сказал, мистер Уикс», - сказал Эйвери, усмехнулся и передал папку обратно Олли.

«Нам известно, например», - сказал Олли, - «что вы храните свой арсенал в квартире некой Мелиссы Бим по адресу 211 Северная, 23, и что он состоит из четырнадцати пистолетов, двух дюжин ручных гранат, шести штыков и ножен времён Второй мировой войны, а также любого количества раскладных ножей, бейсбольных бит и отпиленных ручек от швабр.»

«Это ложь, мужик», - сказал Эйвери. «Кто рассказал вам эту чушь?»

«Член другого маленького клуба под названием «Королевские дикари».»

«Эти придурки?», - презрительно сказал Эйвери. «Они не отличили бы арсенал от своих собственных задниц. В любом случае, если вы думаете, что все эти вещи находятся там, на Двадцать третьей, почему вы не устроили там облаву?»

«Потому что в прошлый раз, когда ты был здесь, господин президент, ты дал всевозможные обещания о соблюдении закона детективу по имени Томас Бойд, а взамен он заключил сделку о том, чтобы не беспокоить тебя или твой клуб.»

«Верно, мы законопослушны», - сказал Эйвери. «Мы поддерживаем мир.»

«Детектив Бойд прямо сейчас находится у двадцать третьей», - сказал Олли, - «и врывается в ту квартиру. Надеюсь, он не найдёт никакого оружия, которое можно было бы отнести к тебе и твоей банде. Например, нож, который был использован против Чарли Хэррода.»

«Не найдёт, не волнуйтесь», - сказал Эйвери, но теперь он выглядел немного взволнованным. Он прочистил горло.

«Как ты называешь Джейми Холдера?», - сказал Карелла.

«Я зову его Холдер.»

«Ты называешь его по фамилии?»

«Именно так.»

«Почему так?»

«Джейми звучит не очень. Ему нравится, когда его называют Холдером. Это сильное имя. Он большой и гордый мужчина. Холдер ему очень подходит.»

«Слышал когда-нибудь о голосовых отпечатках?», - спросил Хоуз.

«Нет.»

«Они похожи на отпечатки пальцев», - говорит Карелла.

«Мы можем сравнить их. Мы сможем идентифицировать голоса.»

«Довольно любопытно.» - сказал Эйвери.

«У нас есть запись твоего голоса», - сказал Олли.

«Вы всё записывали?», - сказал Эйвери и быстро огляделся в поисках спрятанного диктофона. «Я не давал вам разрешения на это.»

«Нет, нет, мы не записывали сейчас на плёнку», - сказал Олли и улыбнулся.

«Но у нас есть кассета», - сказал Карелла и улыбнулся.

«Вы с Холдером - звёзды на ней», - сказал Хоуз и улыбнулся.

«Хочешь послушать, Эйвери?»

«Конечно, почему бы и нет?», - Эйвери пожал плечами и сложил руки на груди.

Олли немедленно покинул помещение отдела. Магнитофон находился в канцелярии дальше по коридору, и он мог бы забрать его за тридцать секунд, но задержался на целых пять минут, прежде чем вернулся туда, где Эйвери сидел со сложенными руками в кресле с прямой спинкой. За время отсутствия Олли ни один из двух других детективов не сказал ему ни слова. Теперь Олли положил диктофон на стол, окинул Эйвери сочувственным взглядом, который можно было перевести как «парень, у тебя проблемы», и нажал на кнопку проигрывания. Детективы стояли вокруг Эйвери Эванса и наблюдали за ним, пока он слушал запись.

«Хоуз? Вам лучше приехать побыстрее. В квартире. Я сделала то, что вы сказали, и осталась здесь. А теперь они пришли за мной. Те, кто убил Чарли. Они снаружи, на пожарной лестнице. Они ворвутся сюда, как только наберутся решимости.»

Эйвери моргнул, услышав звук бьющегося стекла. Сложив руки на груди, он слегка наклонился вперед, когда услышал следующие голоса:

«Отойди от телефона!»

«Холдер, смотри!»

«Она…»

«Она у меня!»

Элизабет закричала, и Эйвери начал потеть. Пот выступил у него на лбу и стекал по вискам и щекам, когда он услышал щелчок опускаемой на подставку телефонной трубки, звуки опрокидываемого стула, цоканье ног по линолеуму, всхлипы Элизабет, жестокие звуки плоти, подвергающейся воздействию оружия.

«О, пожалуйста, нет.»

«Заткнись, сука!»

«Холдер, возьми её ноги!»

«Пожалуйста, пожалуйста.»

Раздался ещё один крик, и пот полился по челюсти Эйвери в бороду, неумолимыми струйками спустился по напряжённым мышцам шеи и впитался в белую футболку под синей джинсовой бандитской курткой. Он прислушался к ударам и моргнул, когда снова услышал голоса:

«Ну же, хватит.»

«Холдер, отвали, ты её убьёшь!»

«Валим, валим.»

«Что это?»

«Давай убираться отсюда, чувак.»

Он прислушался к бегущим шагам и звону осколков разбитого окна и отвернулся, когда Элизабет застонала. Плёнка замолчала.

Олли отключил аппарат. «Узнаёшь какой-нибудь из этих голосов?»

Эйвери не ответил.

«Девушка жива», - сказал Хоуз. «Она опознает вас.»

«Почему ты не прикончил её? Решил, что испуга достаточно?»

Эйвери не ответил.

«Ты считаешь, что Хэррод был толкачом?»

«Неужели его дорогая одежда и «Кадиллак» обманули тебя?»

«А ты не думал, что девушка тоже занимается торговлей?»

Эйвери по-прежнему ничего не говорил.

«Кто повесил трубку, Эйв?»

«Мы возьмём отпечатки пальцев с телефонной трубки, ты же знаешь.»

«И мы сравним голоса на этой плёнке с отпечатками голосов твоего и Холдера.»

«И остальных твоих приятелей тоже.»

«И мы сравним соскобы белой краски под ногтями Хэррода с краской на эмблемах, которые вы носите.»

«Сколько из вас прыгнуло на Хэррода?»

«Ты маленький глупый сопляк!», - крикнул Олли. «Ты думаешь, что можешь бегать по улицам, убивать и причинять боль всем, кому захочешь? Мы посадим тебя под замок и выбросим ключ, слышишь меня, господин президент?»

«Мне нужен адвокат», - сказал Эйвери.