Когда они вышли из дома и направились в сторону одной из дальних деревень, то настроение Грома становилось все хуже и хуже – хотя, казалось бы, куда еще хуже то! - а вот Буран шел за ним и старательно сдерживал улыбку.
По бабам он собрался! Как же!
Со стороны себя Гром просто не видел.
Собрался так, что замедлял шаг, а то и вовсе заставлял себя идти в нужном направлении, потому что его душа рвалась в направление противоположное – к ясноглазой девушке, которая старалась уснуть, но никак не могла.
И думала о нем.
Как и сам Гром думал только о ней одной и больше ни о ком.
Буран мог бы, конечно, сказать все, что думает об этой глупой ситуации, но знал наверняка, что дело будет, как с котом - Гром не поймет, пока сам не увидит, потому что король у него упертый, как бык, хоть и медведь по сущности. Тут главным было со всем соглашаться, кивать и молчать, чтобы не ляпнуть ничего лишнего.
- Ты чего молчишь? – пробасил Гром, конечно же чувствуя слишком спокойный и уверенный настрой своего друга.
- А что мне сказать?
- Совсем нечего?
- Неа.
Гром поджал губы и тяжело выдохнул, потому что на душе было настолько погано и мерзко, что не было таких слов, чтобы это можно было хоть как-то передать.
Всё было не так.
Всё его раздражало.
Даже тишина, которая стояла в лесу!
Хотелось снести пару деревьев с разбега, чтобы из головы вылетела вся дурь и все мысли, которые не давали ему покоя и сводили с ума.
А еще лучше было бы с кем-нибудь подраться.
С кем-то очень сильным, вроде Палачей, чтобы приходилось не просто отмахиваться, а драться по-настоящему до крови и сломанных костей. Чтобы пот шел градом, и адреналин в крови зашкаливал все немыслимые пределы.
До деревни оставалась пара десятков километров, когда Гром отчетливо уловил эмоции той самой девушки, с которой Буран быстро и без проблем договорился о встрече.
Это было желание.
Вернее, не так.
Это была черная удушливая похоть, которую можно испытывать только тогда, когда тебе есть с кем сравнивать. Девушка ждала мужика, от которого у нее перехватывало дух уже прямо сейчас, даже если Грома не было рядом.
И медведь сморщился, ощутив волну отвращения.
Твою ж медвежью душу!
Как он раньше-то мог с кем-то спать, когда ощущал то же самое?
А ответ был очень простым – тогда не было Гульки.
Не было ее распахнутых ясных глаз, в которых он видел восторг и робость.
Не было ее чистоты и этой хрустальной наивности, от которых все внутри него сжималось в комок из нежности и жара.
Аромат ее тела, вкус ее кожи были раем для него. И сравнивать их с кем-то еще казалось не только полным бредом, но и предательством, жить с которым он не сможет.
Гром одно не понимал - как он сможет быть с девушкой и при этом не сделать ей больно? С его-то силой и этими чертовыми размерами! Во всех мать-перемать местах!
Мужчина не заметил за собой, что он перестал идти и встал, словно вкопанный, посреди какой-то поляны, а Буран с понятливой многозначительной улыбкой остановился за его могучей спиной.
Гром помолчал, а потом глухо выдохнул:
-Ты знаешь эту девушку, к которой мы идем?
- Знаю.
- Сам с ней спал?
Буран пожал плечами:
- Было пару раз. Поэтому ей и позвонил, что раз она со мной смогла спать, то и с тобой сможет. Крепкая девушка и боли не боится, если что пойдет не так.
Гром снова поморщился и во рту стало мерзко от мысли о том, что ему надо будет касаться какую-то девушку. Не его нежную хрупкую Гульку.
- И эта девушка так легко согласилась спать со мной?
- Ну да. Она тебя видела когда-то, поэтому сразу и согласилась.
Разве так можно?
Разве так должны себя вести девушки?
Грома всего передернуло от отвращения, и Буран снова украдкой улыбнулся, чуть прищурив глаза - все шло очень даже по плану.
Еще немного и его несговорчивый упрямый друг сам поймет все то, что Буран понял с первого взгляда, как увидел Грома после его неожиданной встречи с Гулькой на озере.
Ничего он ей не сделает плохого.
Ничего и никогда.
Он скорее руку себе отгрызет, чем позволит причинить Гульке боль даже случайно.
Но и Грома он тоже понимал – с медвежьей силой в человеческом мире всегда было особенно тяжело.
С ней нужно было совладать и не дать людям усомниться в том, что сами они людьми не были.
Чем чище кровь берсерка – тем этой силы больше.
А чем больше силы, тем меньше была связь со всем человеческим.
Гром был чистокровным берсерком.
И не просто чистокровным, а королевской крови – самой сильной в их мире.
Сильнее королей были только Палачи, в чьих жилах текла особая магия, а потому они считались почти божествами.
Поэтому опасения своего друга Буран конечно же понимал.
Люди в принципе для берсерков были очень хрупкими. Тут можно было сжать руками от переизбытка эмоций слишком сильно, чтобы сломать случайно позвоночник. А уж с такой нежной девочкой, как Гулька, было совсем тяжко.
И без нее Гром уже не сможет – Буран это тоже знал.
- Если проблема в том, что я тоже спал с этой девушкой, то дай мне пару минут, и я найду другую, - дернул бровью Буран, и сразу же полез рукой в карман штанов, чтобы достать телефон, но Гром остановил его, молча покачав головой, - Ладно. Значит, к этой идем?
Не идем.
Это читалось в каждом вздохе Грома, в том, как он косился тяжело и недовольно в сторону деревни, где его уже очень-очень ждали. Поэтому Бурану хотелось от души рассмеяться, хлопнуть друга по плечу и дать пинок под зад, чтобы он уже наконец-то бежал к своей девчонке. Но мужчина сдерживался, и давал шанс Грому все сделать самому.
- Или что-то не так, дружище?
- Всё не так! - пробурчал Гром недовольно и по его телу пронеслись колючие мурашки, впиваясь в кожу, потому что он до самого нутра ощутил, что на другом конце леса в эту самую минуту снова заплакала Гулька.
Из-за него заплакала!
И эти соленые капельки, аромат которых он ощущал даже за много километров от себя, стали той самой последней каплей, которая вывернула всю медвежью душу наизнанку.
Ну ведь не здесь он сейчас должен быть!
А там, с ней!
Обнимать ее, утешать, вытирать мокрые белые щеки, целовать ее длинные влажные ресницы, чтобы ее сердечко не билось так потерянно и горько.
Больше сдерживать улыбку Буран не смог.
От души хлопнул друга по мощному плечу и кивнул ему в темную чащу леса, откуда они только что пришли:
- Беги давай! И варенье с собой взять не забудь! Девчонки любят сладкое для поднятия настроения!
- Точно! Малиновое! - радостно кивнул Гром и наконец широко улыбнулся, потому что сейчас с его метающейся души такой груз упал, что даже задышалось легче.
Буран только покачал головой, с широкой улыбкой наблюдая за тем, как его друг уносится сквозь ночь и тьму по лесу с такой скоростью, что не догнали бы и бешенные беровские блохастые черти.
Оставалось только позвонить девушке в деревне и сообщить ей не самую приятную новость о том, что встречи с большим волосатым мужиком не будет, и пойти со спокойно душой лечь уже спать.
До своего дома Гром в буквальном смысле долетел.
Он несся с такой скоростью, что не замечал перед собой леса, но сердце билось часто и задыхалось вовсе не от бега на пределе возможностей, а потому что он знал, что снова окажется рядом с Гулькой.
Уже очень-очень скоро.
У него даже пальцы сводило от желания касаться её снова - жадно, но теперь осторожно, чтобы не испугать и не причинить вреда еще больше.
Не то, чтобы он был в себе уверен на сто процентов - просто мужчина понимал, что отпустить Гульку от себя он уже не сможет.
А это означало только одно - нужно было идти вперед, как бы тяжело не было.
Они должны были вместе справиться с этим всем.
Другого варианта не было.
Гром почему-то даже переоделся, словно его одежда, в которой он собирался идти к другой девушке, могла осквернить чистоту Гульки, а потом, волнуясь, спустился в свой погреб и долго выбирал самое сладкое, вкусное и ароматное варенье. И остановился все таки на малиновом.
Как бы там не было, а почему-то именно эта ягода была словно признание в медвежьей любви.
Так ему казалось сейчас.
Пока Гром был в кладовке - в доме появился расслабленный и довольный Буран, который кивнул ему, не останавливаясь, когда поднялся на второй этаж в свою спальню:
- Сегодня я сплю, так что не шали в деревне. И держи руки при себе, пока не вернешься в лес на любимую развороченную поляну.
- Так точно, товарищ генерал, - хоть и слегка нервно, но хохотнул Гром, - Будут еще какие-то указания?
Буран сладко зевнул, кидая последний хитрый взгляд на цветущего друга:
- Если вернешься утром, то приготовь завтрак. А я займусь уборкой, как проснусь.
- Ладно. Думаешь, я останусь у Гульки до утра?
- А что в этом есть какие-то сомнения? – улыбнулся Буран, дернув многозначительно бровью, и скрылся за дверью своей комнаты, оставляя Грома в возбуждении и полном смятении от всего происходящего.
Про ночевку он и не думал.
Куда там!
Ему бы сначала надо было научиться просто находиться рядом с девушкой и при этом не рычать, не шалить и не говорить слишком откровенно.
А ночевка – это уже высший пилотаж!
На это потребуется вся его выдержка.
И много-много времени.
К зиме, может, управятся, если все будет хорошо.
Гром быстро вышел из дома и пошел по уже привычной дороге по направлению к деревне, каждую секунду прислушиваясь к тому, что происходит с Гулькой. С его девочкой.
Он заглянул по пути на озеро, чтобы убедиться, что Буран ответственно собрал всю пойманную рыбу, затушил костер и забрал все принадлежности, которые были необходимы для следующего похода.
То, что этот поход состоится, Гром даже не сомневался.
Он покажет весь лес Гульке вдоль и поперек, если только девушке это будет в радость и будет интересно.
Он научит ее собирать грибы и отличать ядовитые от съедобных.
Он покажет ей все хитрости выживания в дикой природе и всегда-всегда будет рядом, чтобы защитить и согреть.
Пересекая ров, который отделял шрамом на земле запретный лес от деревни, сердце медведя снова загрохотало, а тело бросило в жар так, что руки моментально вспотели.
Ну вот он и пришел.
Что дальше?
Гулька так и не уснула, не смотря на то, что было уже поздно, и вся деревня давно и безмятежно спала, а большой Гром потоптался на месте, глядя в окошко дома девушки, где едва-едва теплился свет из печи.
Лучше войти и сразу показать себя, чем сидеть на пороге до утра, потому что за это время Гулька успеет себе такого навыдумывать, что потом будет уже не распутать.
Гром сделал пару шагов по направлению к ее дому и нахмурился, прищуриваясь в темноте.
Его звериный нюх и зоркие медвежьи глаза не могли обмануть - он был не один у дома девушки.
Это что еще за подзалупная хрень в мужском обличии делала под окнами девушки?
Хрень очень знакомая по запаху.
Тот самый Матвей, который уже ошивался здесь недавно.
Когда в ручищах Грома затрещала банка с вареньем, он поспешно поставил ее у шаткого заборчика, и направился стремительно вперед, при этом уговаривая себя, что сразу убивать людей, по меньшей мере, неприлично.
Нужно хотя бы уточнить какого лешего он здесь делал.
Вдруг заблудился.
Или память отшибло случайно.
Поди пойми этих людей, что там с их мозгами еще может произойти!
А размотать кишки на заборе он всегда успеет.
Медведь себя уговаривал, но помогало это едва ли.
Особенно, когда он по-звериному незаметно и тихо подошел ближе, и сжал кулачища, потому что первым делом ощутил запах возбуждения. И алкоголя.
- Ты какого хрена тут шаришься? - пробасил Гром хоть и не громко, чтобы не испугать девушку, если вдруг она услышит, а вышло все равно очень низко и раскатисто, словно гром на небе громыхнул.
Мужчина подпрыгнул на месте, потому что, конечно же, совершенно не понимал, как не услышал момента, когда к нему почти вплотную подобрался такой здоровенный мужик.
Но, надо было отдать ему должное, он не испугался.
Напротив, окинул нависающего сверху Грома мутными глазами и нагло усмехнулся:
- А сам-то что тут делаешь, громила?
Гром удивленно приподнял брови, молчаливо, но весьма доходчиво спрашивая – ты правда такой бесстрашный, и перелома позвоночника совсем не боишься? Или тебя в детстве часто роняли на деревянный пол в доме?
Но молчаливого вопроса Матвей не понял.
Он просто был слишком пьян, и потому был такой неоправданно смелый.
Но Грому на это было наплевать. Он понимал отчетливо только одно - в таком состоянии этот чертов Матвей мог не просто постоять тут и уйти, а мог и завалиться к девушке домой и по меньшей мере напугать. Про другое лучше было даже не думать, потому что растерзать его на сотню Матвеев хотелось все сильнее с каждой чертовой секундой.
- Что бы я здесь не делал, а тебя здесь быть не должно. Никогда. Ты меня услышал?
Матвей хотел было вякнуть спорную истину о том, что чем больше шкаф – тем громче он падает, но просто не успел этого сделать, потому что Гром сжал его горло с такой силищей, что перед глазами померк свет буквально за долю секунды!
Медведь отбросил мужчину от себя, потому что понимал, что ведь не сдержится. Что убьет, если его рука сожмется еще хоть немного, или задержится на его горле еще, полностью перекрывая кислород.
Матвей пришел в себя быстро и тяжело закашлял, отползая, потому что громила склонился над ним всем своим ростом и немалой массой, приглушенно пробасив:
- Считай это первым предупреждением. И запомни, что два раза я не повторяю. В следующий раз твой труп найдут в лесу. Или не найдут.
Кажется, это чмырь даже слегка протрезвел, потому что унес свое вонючее тело очень быстро и весьма благоразумно.
Вот и славно.
Если не поймет и придет сюда снова - это станет последним днем в его жизни.
Гром не шутил и был более, чем серьезен.
Он дождался, когда Матвея сдует достаточно далеко парами его идиотизма, и только после этого неловко ступил на порог дома девушки, где стоял нетронутый таз с рыбой и рядом с ним термос с чаем, который Гром прихватил с собой.
Пришлось еще вернуться за банкой варенья, и лишь после этого он осторожно постучал в шаткую дверь, с недовольством отмечая, что она не была закрыта.
Конечно, по его понятиям тут и двери-то считай не было.
Но то, что ее мог вынести и человек простой комплекции – это было не хорошо.
Девушка приподнялась на локтях, не спускаясь с печки, и тревожно выдохнула:
- Кто там?
Всего два слова, но от Грома не укрылось, как заколотилось ее сердечко, сжимаясь в ожидании и робкой надежде, отчего он улыбнулся.
Ждет, значит его девочка.
Он не стал дожидаться, когда Гуля спустится с печки и откроет ему, а вошел сам, склоняя голову, чтобы не снести лбом дверной косяк и случайно не переломать потом весь дом этой трещиной, пробасив:
- Приглашение на чай еще в силе?
Девушка всхлипнула и подняла на него свои голубые глазища, в которых было столько робкого восторга, словно она увидела пред собой настоящее чудо, а его сердце застонало от переполняющих эмоций, справиться с которыми сразу не получилось.
Его красивая, нежная девочка.
С самой чистой и трогательной душой, ради которой он сам себе на горло наступит, если это будет нужно.
- Я боялась, что ты больше не придешь, - тихо проговорила девушка и улыбнулась сквозь слезы, поспешно и с жаром добавляя, - Обещаю, что больше не буду тебя трогать! Даже близко подходить не буду!
Гром только фыркнул, пробасив:
- Еще чего выдумала! Конечно, будешь! И я тебя тоже буду!
Да, прозвучало это конечно откровенно.
Наверное, даже через чур.
Но ему нравилось говорить все, как есть, видя при этом, как щеки девушки покраснели, а тело стало наполняться особенным теплом, которое расползалось по венам и нагревалось, призывая желание и трепет.
Он и сам это все чувствовал.
Только куда сильнее и опаснее, чем Гуля, потому что знал, что такое желание и к чему оно ведет, а она еще не представляла как можно сгорать в руках другого человека и хотеть этого снова и снова. Больше и больше.
Этот огонь в медведе редко угасал, а с тех пор, как он увидел Гулю - стал гореть и жечь со всей силы, не давая покоя ни днем ни ночью.
Он и сейчас расползался и кусал его изнутри, выжигая своим нетерпением все правильные мысли в голове, поэтому Гром отошел к кухонному столу, чтобы поставить на него варенье и термос с таежным чаем, глухо добавив:
- Только пообещай одну вещь. Если я говорю тебе, что нужно остановиться и замереть, то ты должна сделать это сразу же, не задумываясь. Хорошо?
- Хорошо, - тут же кивнула Гуля, с полным осознанием того, что это очень важно, а иначе Гром не стал бы говорить.
Она всё сделает, как он скажет, только бы побыть с ним рядом еще!
- Не боишься меня после нашей рыбалки?
- Нет.
Гуля как всегда отвечала искренне.
Ей стыдно было признаться в этом, но если бы Гром позвал ее на рыбалку снова, то она бы не стала отказываться.
Этот большой мощный мужчина стал особенным для нее, и теперь она не хотела с ним расставаться, что бы не случилось, но как сказать об этом - не знала.
- Я чай принес. Тот самый таежный. Будешь?
- Буду, - Гуля радостно улыбнулась и села на печи, чтобы слезть с нее и собрать на столе все необходимое для чаепития, но ноги снова подкосились от переизбытка вспыхнувших эмоций.
Гром оказался рядом за долю секунды, и бережно взял ее на руки, прошептав:
- Держу тебя, девочка.