Хозяйка собственного поместья

18

Может, я зря замахнулась на стационарное сооружение? Большая коптильная камера, топка, позволяющая создать достаточное количества дыма для нее. Дымоход между ними, ведь для холодного копчения, которое дольше сохраняет продукты, дым должен остыть. А я еще думала сделать дополнительную камеру над топкой, чтобы в одной коптильне можно было коптить и холодным — для длительного хранения, — и горячим методом просто для себя.

Может, не заморачиваться? Вырыть яму, накрыть крышкой, отодрать от печной трубы в летней кухне ящик, служивший коптильней моей матери, прокопать между ним и ямой канаву, заложив верх досками, чтобы дым не уходил. Пару месяцев такая, с позволения сказать, коптильня прослужит. А там будет видно. Правда, окорока целиком в ней не закоптишь, только порезанными. Еще грудинку и речную рыбу, или сыр, так, побаловаться.

Но жить-то я тут собираюсь не пару месяцев!

И все же почти пять тонн кирпича — страшно подумать, сколько будет стоить перевозка такого веса.

— Понадобится не меньше шести телег, — сказал Виктор.

Что ж, жаль.

— Прошу прощения. — Я мило улыбнулась. — Я не слишком сильна в математике. Давайте сменим тему.

Мы перешли на погоду: зима была снежная, весна теплая, если не ударят заморозки, урожаи должны быть хорошие. Потом Виктор каким-то образом перескочил на семипольную систему земледелия, про которую я выслушала с большим интересом — вдруг да обзаведусь когда-нибудь собственной землей, — и, кажется, мой искренний интерес удивил мужа почище пяти тонн кирпича. Еще интересней было узнать, что ходят слухи, будто некий профессор сумел получить сахар — подумать только! — из свеклы!

— Так вот почему сахар такой дорогой! — не удержалась я.

— Как и любой импорт, — пожал плечами Виктор. — Сахар-сырец везут из-за моря и перерабатывают на рафинадных заводах. Конечно, его не хватает, отсюда и дороговизна.

— А не можете ли вы найти оригинальную публикацию этого самого профессора? — полюбопытствовала я.

— Поспрашиваю, возможно, в книжной лавке столичного университета она есть, — сказал Виктор. — Но зачем она вам?

— Хочу знать, какое количество сахара ему удалось получить в процентном отношении. И из какой свеклы — белой или красной. Возможно, себестоимость… — Я осеклась, сообразив, что Настенька вряд ли знала слово «себестоимость», но взгляд Виктора уже загорелся интересом.

— Из белой, кормовой. Вы хотите сказать, что, возможно, сахар из свеклы будет дешевле тростникового? Вырабатывая его, можно получить больше чем десятину сверху, как на рафинадных заводах?

Вообще-то, пока Виктор не сказал, я понятия не имела о существовании здесь подобных заводов, но кивнула.

— Возможно. Выращивать свеклу должно быть относительно недорого, но какой выход продукта? Надо считать. — Еще бы я имела хоть какое-то понятие, как считать. — Стоимость выращивания и переработки. Рабочая сила…

— Она недорога.

— Оборудование и его обслуживание. И лучше не ограничиваться производством только сахара. Из жома можно выгнать спирт — для питья он годиться не будет, гадость редкая, еще хуже, чем из картошки…

— Из чего только не гнал выпивку ваш батюшка.

Вообще-то не батюшка, а мужики в моей родной деревне, но об этом, пожалуй, стоит умолчать.

— Но для притираний или разных технических нужд сойдет, — продолжала я. — Раз его можно продать, значит, стоит учесть и это. Или пустить жом не на спирт, а отправить на корм скоту. Это, конечно, не живые деньги, а экономия, но все же отразится на стоимости конечного продукта. Честно говоря, у меня ума не хватит все это посчитать.

Судя по выражению лица Виктора, для него стало открытием, что у жены хватает ума хотя бы просто рассуждать о подобных вещах.

— Чтобы считать, надо знать, как вообще извлекать сахар. Вам известен рецепт?

— Только в общих чертах, попадалось в каком-то журнале. Свеклу — промытую, естественно — нужно измельчить, долить горячей воды, чтобы выделить сахаристый сок. Потом отжать. Получившийся сок еще раз хорошо фильтруют и уваривают, пока не начинает осаждаться сахар. Когда он кристаллизуется, его отделяют от патоки. Свекольная патока, насколько мне известно, горчит, поэтому в готовку ее не продашь, но можно сбродить и выгнать спирт, или тоже добавить в корм скоту.

— Говорите, отходы тоже пойдут в дело? На спирт или на корм скоту? А саму свеклу можно выращивать в севообороте. — Виктор дернулся, как будто собирался немедленно куда-то бежать, но вовремя спохватился, что мы за столом. — Настя, это прекрасная идея, и…

И ты намереваешься ею воспользоваться.

Впрочем, мне было не жалко. Стоило только подумать о масштабах работ и денежных вложений, как волосы дыбом вставали. И это не говоря о создании технологии, я-то ведь только общие принципы знала. Я это не потяну, а у Виктора есть деньги, земли и люди.

— Я немедленно напишу знакомым в столице, пусть добудут для меня сочинение того профессора. Кажется, у меня еще остался запас белой кормовой свеклы, я велю управляющему разобраться. Если все получится, я подам прошение о привилегии на производство. И, конечно, отблагодарю вас.

— Привилегии? — переспросила я.

— Императорской привилегии, которая разрешает что-то производить или продавать только тем, у кого она есть. Вроде откупа на продажу водки, — пояснил Виктор. — Правда, привилегии даются тем, кто придумал что-то новое. Обладатель привилегии может сам делать и продавать то, что он придумал, а может продавать рецепт или чертежи.

Патент! В этом мире существуют патенты! И авторские права!

— И как получить эту привилегию?

— Прошением на императорское имя, с обоснованием пользы для государства, — пожал плечами Виктор, точно речь шла о чем-то само собой разумеющемся. — Вы хотите попросить привилегию на выработку сахара из свеклы себе?

— Нет, — улыбнулась я. — Как я уже сказала, слишком много расчетов, да и пользу для государства я обосновать не смогу. Так что занимайтесь этим сами, а я от души порадуюсь, если у вас получится.

В самом деле от души. Идея мало стоит без реализации, и если Виктор сможет ее реализовать — пусть действует. Зато будет у кого дешевый сахар купить на варенье.

— Кажется, я очень сильно недооценивал вас все эти годы, — задумчиво произнес он. — Я готов заплатить за рецепт независимо от того, сумею ли его реализовать.

Я пожала плечами. Стоит ли требовать денег за шкуру неубитого медведя?

— Это же не рецепт в чистом виде, может быть, у вас и не получится его доработать. Сойдемся на полутора тысячах штук кирпича.

Виктор моргнул.

— В дополнение к вашему обещанию купить мне в городе…

— Все что ваша душа пожелает, — кивнул он. Улыбнулся. — Но я и так собирался купить вам кирпич. Кажется, вы всерьез собираетесь замахнуться на Летний дворец: не купить, так построить. Иначе зачем вам такая прорва кирпича?

Марья как раз начала убирать посуду, так что можно было уже перестать быть любезной.

— Прежде чем делиться с вами планами, я бы хотела сперва попробовать тоже получить привилегию. На технологию…

Брови Виктора взлетели на лоб, и я поспешно поправилась:

— На способ копчения мяса, который не портит вкуса. И еще на один способ сохранения мяса, варений и солений.

Здесь знали квашение, мочение — по сути то же квашение, варили варенье, но о закрутках в нашем понимании не имели никакого представления. Осторожно порасспрашивав Марью, я выяснила, что тушенку, как и варенье почти в привычном мне виде, матушка Настеньки изобрела случайно — когда все мясо не влезло в большой чугунок и она разложила его в маленькие горшки да так, горячим, и закрыла. Возможно, кто-то из хозяек тоже изобрел этот велосипед, но в городских лавках, со слов Марьи, ничего похожего на знакомые мне консервы не продавали.

Так что стоит получить патент, точнее, привилегию как минимум на пастеризацию. Домашние консервы сначала можно делать и самой — мама моя в сезон закатывала банки чуть ли не сотнями, и это с обычного деревенского огорода! У меня земли куда больше. Домашние консервы можно сперва продавать как деликатес, а потом, глядишь, получится купить еще земель и нанять работников. К тому времени мне придется научиться разбираться в людях, чтобы не повторилась история с нанятыми чужими мужиками.

— Я мог бы помочь вам составить прошение, — сказал Виктор. — Обещаю сохранить вашу тайну. Вы и без того подарили мне просто бесценную идею.

Обещание — это, конечно, хорошо, но…

— Ваше обещание останется в силе после развода? — спросила я, наплевав на хорошие манеры. — А то знавала я… Скажем, мой батюшка, вот уж кто был хозяин своего слова: сам дал — сам обратно взял.

Да простит меня мой папа, не имевший ничего общего с Настенькиным батюшкой, о котором я и говорила сейчас.

— Могу поклясться, — сухо сказал муж.

— Если нельзя верить на слово, то и от клятвы никакого толка не будет. Поверю вам.

— Благодарю. Тогда давайте сейчас же этим и займемся. Завтра управляющий заберет прошения и пошлет кого-нибудь в Ильин-град. А я напишу письмо своему другу-сенатору, и он проследит, чтобы прошение не затерялось.

Удобно быть князем. Есть кого послать, и друзья полезные. Но эту мысль я благоразумно придержала при себе.

Хорошо, что я согласилась на помощь Виктора. Чего стоило только начало прошения: «Всепресветлейшая, державнейшая великая государыня и императрица Мария Васильевна, самодержица всерутенская, государыня всемилостивейшая…» В жизни я бы не додумалась до таких оборотов.

Дальше я сообщала, что нашла способ сохранять продукты на несколько месяцев, а то и лет, и что это может пригодиться для снаряжения флота, «в путешествиях для открытия новых земель, чтобы к империи присовокупить», и для снабжения армии.

— Постойте, но для нужд армии и флота — это огромное производство! — подняла я голову. — У меня ни денег, ни земель, ни людей!

— Вы сказали, что вам нужна привилегия, а раз так, необходимо обоснование. Вы не обязаны обещать поставки армии и флоту, и без вас купцы за них передерутся, если вы захотите продать рецепт. А не захотите —организуете товарищество. Ваш рецепт, чьи-то деньги. Главное — найти хорошего управляющего.

Ладно, об этом я поразмыслю, если получу привилегию.

— Нужно будет приложить образец, — сказал Виктор, когда я закончила писать.

— Надеюсь, весь сенат кормить не нужно будет?

— Нет, — рассмеялся он. — Но кто-нибудь обязательно решится попробовать.

— Полдюжины хватит?

— Вполне.

— И еще вам придется убедить Марью пустить меня обратно на кухню. Это же с вашей подачи она меня оттуда выставила?

— В самом деле? — удивился Виктор. — Мне показалось, что я зря разорялся.

— В самом деле, — подтвердила я.

Кажется, отдых накрылся горшками с тушенкой.

Марья, выслушав меня, поджала губы.

— Это ж только вечером, чтобы на ночь в печь поставить? А я же тебя знаю — только на кухню пусти, и не выгонишь.

— Да ладно тебе ворчать, — улыбнулась я. — Перетруждаться не стану. Вот только пельменей налеплю, пока барин здесь, пусть заморозит. Рассол сварю, бочку подготовлю, и…

— И до вечера опять спины не разогнешь.

— Зато потом неделю в городе отдыхать буду.

Марья, все еще ворча, впустила меня в кухню.

— Рассол я сама сварю. А что за пель…

— Пельмени? — подсказала я. — Покажу и расскажу. Только сначала бочка.

Вместе с Дуней мы извлекли из сарая одну из бочек, в которых, по словам Марьи, маменька солонину держала. Я выставила бочку на солнце, внимательно осмотрела и, не увидев ни следа плесени, решила, что сгодится. Мы натаскали в бочку кипяток — и распарится, и стерилизуется, добавили соли, чтобы древесина потом не вытягивала ее из рассола и оставили так до завтра. Завтра Дуня выльет воду, вместе с Марьей они положат в бочку окорока, зальют маринадом, который я сварю сегодня, и попросят парней спустить бочку в подпол, где мясо и будет мариноваться не меньше месяца, готовясь к копчению. А к тому времени я так или иначе разберусь с коптильней.

Пока мы возились во дворе, верхом приехал мужчина. Одет он был так же, как и урядник, — в добротную крестьянскую одежду и сапоги, но, когда он спросил Виктора Александровича, речь его была грамотной и чистой. Виктор сам вышел из дома навстречу ему и представил мне своего управляющего, которого, похоже, очень ценил.

Мужчины устроились в гостиной, я велела Марье принести им чай, а сама занялась пельменями.