Я вздрогнула, словно мне за шиворот снова вылили ведро медного купороса. Выдернула руку.
Виктор развернулся к Марье, и мне показалось, будто он сейчас ударит ее. Но муж лишь вежливо улыбнулся ей.
— Приходите лепить пельмени, — прощебетала я. — Я дам вам фартук, чтобы вы не перепачкались в муке.
И шмыгнула в дверь, чувствуя себя девчонкой, которую мама застала за поцелуями.
Дурдом.
Тряхнув головой, будто это могло прогнать краску с лица, я вернулась на кухню, тихо радуясь, что, пока раздевалась в сенях, Виктор не зашел в дом. Хоть бы он передумал приходить мне помогать!
Я взяла из рук Марьи корытце, чтобы довести фарш до нужной консистенции.
— Эк ты сечкой-то орудуешь, словно голову кому отрубить собираешься, — проворчала она, и я едва удержалась, чтобы не нарычать на нее. Отставила фарш под окно, чтобы отдохнул.
Пресное тесто оказалось лучше любого успокоительного: пока я его домешивала и раскатывала первый лист, из которого собиралась вырезать сочни для пельменей, как раз и пришла в себя. Так что, когда Виктор все же вошел в кухню, я мило улыбнулась ему.
— Марья, дай барину фартук, — велела я.
Нянька всплеснула руками.
— Да неужто ты Виктора Александровича готовить заставишь!
— Кто не работает, тот не ест, — хихикнула я. Ойкнула, сообразив, что сказала, но муж только рассмеялся.
— С такими аргументами вы действительно скоро сделаете поместье процветающим.
— Ваши бы слова да богу в уши, — вздохнула я.
Виктор, конечно, обещал содержание, но я еще даже стоимость местной почты в голове не уложила. Тридцать пять отрубов за четыре письма, одно из которых в ближайший город! Во сколько же мне обойдется кладка печи? Самой-то мне это точно не осилить…
— Господь помогает тем, кто помогает себе сам. Так что все у вас получится. — Виктор повязал фартук и встал у стола.
— Сядьте, — сказала я. — Если вы будете каждый раз вскакивать, когда я встаю, работать будет некогда.
Марья с Дуней, переглянувшись, устроились у рабочего стола вдоль стены. Может, и зря я позвала Виктора: сесть с барином за один стол они не осмелятся, а у рабочего стола не слишком-то посидишь…
Впрочем, наверняка Марья, если что, изобретет повод спровадить его с кухни, а лишние руки есть лишние руки, пусть даже и не слишком умелые. Настенькины, если на то пошло, тоже едва ли когда-нибудь лепили пельмени.
— Что вы делаете? — полюбопытствовал Виктор, когда я начала рюмкой резать тесто. — Заготовки под пирожки? Такие маленькие?
— Пельмени, — улыбнулась я. — Я говорила, что они маленькие.
— Но это же на один укус!
— В том и смысл.
Я показала домашним, что нужно делать.
— Ты уж прости меня, касаточка, но зачем ты нам всякими диковинными названиями голову-то морочишь? — проворчала Марья. — Ушки же это, только не с грибами, а с сырым мясом. И лепятся чудно, сколько теста в обрезках останется! Надо было ножом порезать на четырехугольники, чтобы продукты не переводить!
— Если с сырым мясом, то уже не ушки, — примирительно заметил Виктор. — К тому же Анастасия Павловна сказала, что это варят.
Я кивнула, на миг изумившись официальному обращению. Да, мы с мужем говорили друг другу «вы» но до сих пор по имени-отчеству он меня не называл. Потом поняла: рядом слуги, только няньке «касаточка» простительна, на то она и нянька. Надо все же прихватить в город пособие по этикету, если такие существуют.
— А ушки сперва пекут, а потом томят в печи в грибном отваре, — закончил муж.
— И тесто другое, — подала голос Дуня. — В ушки на постном масле или маковом молоке идет. Без яиц.
Моя бабушка называла постным масло подсолнечное. Здесь про такое и не слышали, брали конопляное или льняное. Как пойдут грибы, надо будет попробовать эти самые ушки.
— Но это и не уменьшенные карасики, даже с поправкой на другой способ приготовления, — не унимался Виктор. — В карасики фарш пережаривают на сковороде с луком, а здесь сырой. Хотя, судя по запаху, тоже с луком. И с чесноком. И с перцем. Но все же это действительно совершенно другое блюдо. Анастасия Павловна, откуда вы взяли этот рецепт?
— Не помню. Наверное, кто-то из богомольцев рассказал, давно, еще при маменьке. Она их привечала. — Об этом Марья упоминала много раз. — Может, где кормили его таким, а может, сам придумал, вместе с названием.
Версия откровенно не держала воды, но, к моему облегчению, муж лишь кивнул.
Наверное, потому, что, начав делать пельмень, обнаружил, что задача не так проста, как выглядела со стороны. Глядя на его выражение лица, я едва сдерживала улыбку — столько сосредоточенного любопытства на нем было, будто на свете нет ничего интереснее нового занятия, которое он сейчас осваивает.
— Кстати, богомолец тот говорил, что принято делать на сотню один «счастливый» — только с тестом внутри, — добавила я. — Будем следовать традиции?
— Конечно. Традициям обязательно нужно следовать, — кивнул Виктор.
В четыре пары рук дело пошло быстро. Пельмени, правда, получались разной степени кривизны, но я решила, что главное — вкус. Время от времени Виктор подходил к заполненным доскам, и воздух под его ладонями дрожал от потоков холода. Мы ссыпали замороженные пельмени в холщовые мешочки и уносили в ледник.
Пожалуй, надо сегодня сварить чуть больше, на сегодня и на утро. Вечером, когда буду ставить в печь тушенку, заодно поставлю и чугунок с залитыми водой костями. Утром будет бульон, в котором и разогрею. А остатки теста, из-за которых Марья так переживает, замешу снова и нарежу лапшу, пойдет в остатки бульона…
— О чем вы задумались? — спросил Виктор.
— Что готовить на утро.
— Не забывайте, что завтра нам в дорогу.
— Я помню, поэтому нужно рано встать, чтобы приготовить образцы для отправки и всем позавтракать. Вы говорили, что не едите до утреннего моциона, но, наверное, не стоит пускаться в путь голодным.
— Спасибо за заботу, — неожиданно серьезно сказал Виктор. — Я ее очень ценю.
— Не за что. — Я почему-то смутилась под его пристальным взглядом.
Положение спасла Марья, сообщив, что вода закипела. Я поспешно занялась готовкой, радуясь про себя, что жар печи скрывает румянец.
— Пахнет потрясающе, — сказал Виктор. — Запишете рецепт?
Я улыбнулась.
— Для Жана? Но вы же еще даже не пробовали.
— Блюдо, которое так пахнет, не может быть невкусным.
Вообще-то пахла пока вода, в которую я добавила соли и специй.
— Думаю, он и сам сообразит по вашему описанию, ничего сложного нет. Но запишу, если вам так хочется. Лучше скажите, с чем вам подавать? С маслом, сметаной, горчицей или уксусом и перцем? — спросила я.
По лицу Виктора было видно, что ему хотелось бы попробовать и так, и этак, но правила приличия предписывают скромность.
— А вы как предпочитаете?
Марья, по всему видно было, хотела проворчать: «Да как же она может предпочитать, если никогда это не готовила?» — но, к счастью, слугам не было положено вмешиваться в разговор господ.
— Со сметаной. Но, если вы любите поострее, я могу сделать соус из сметаны с чесноком.
Жаль, из зелени только лук на подоконнике.
— Если вам не трудно, лучше поострее, — сказал Виктор.
— Тогда сделаю всего понемногу, а там разберетесь.
На лице Марьи огромными буквами было написано: «сметану еще переводить!». Но она только сказала:
— Касаточка, неужто ты барина на кухне кормить собралась?
Вообще-то именно здесь и собралась, не в первый раз. Но тогда Марья с Дуней не смогут нормально поесть. С другой стороны, нянька явно чем-то недовольна, и только присутствие Виктора связывает ей язык. Я поколебалась, решая, дать ли ей выговориться.
— Виктор Александрович, большое спасибо вам за помощь. Идите в гостиную, сейчас все доготовится и мы подадим.
Едва за ним закрылась дверь, Марья зашипела:
— Ты что, касаточка, из ума выжила, барина кормить едой, которую ты сама не пробовала? А уксус с перцем предлагать? А в сметану зачем чеснок сыпать, только перевод продукта? Ладно бы с хреном…
— Давай и с хреном, — согласилась я. — Немного такого, немного этакого.
И закусок бы неплохо.
Я порезала кольцами лук, залила его ледяной водой из бочки, чтобы убрать горечь, — как удачно, что Дуня совсем недавно натаскала свежей и она не успела согреться. Вынула пельмени, отставила их в сите на пару минут, чтобы полностью ушла вода. Тогда масло не стечет по ним, а впитается. Этого времени как раз хватило чтобы мелко изрубить чеснок и зеленый лук, и перемешать их со сметаной.
По кухне поплыл густой запах хрена. Мотя чихнул, толкнул носом дверь и проскользнул в галерею. Марья шмыгнула носом, утерла глаза рукавом.
— Вот затеялась ты с этим хреном, с чесноком тоже нормально, — проворчала я.
Надо будет по осени наделать хреновых заправок. Хреновуху с помидорами, хрен с майонезом, с яблоками… Здесь делали только со свеклой. Ломтики свеклы укладывали в горшки, пересыпая каждый слой хреном и кинзой, добавляя анис, тмин, перец и соль и заливая все уксусом. Кстати, хорошо бы достать из погреба в качестве закуски к пельменям.
Я бросила в кастрюлю новую порцию. Сдобрила маслом те, что стояли в сите, переложила их на блюдо. Подцепила один пельмень на вилку, протянула Марье.
— Пробуй, чтобы потом не ворчала, мол, барина кормим чем попало. Дуня, и ты тоже пробуй.
Дуня осторожно подцепила ложкой пельмень. Марья откусила краешек своего.
— Тесто и тесто.
— Вкусно, — сказала Дуня, жуя.
— Тебе все, что с мясом, вкусно, долго еще досыта не наешься, — буркнула нянька. Подула на пельмень и засунула его в рот целиком. На лице появилось довольное выражение. — Не стыдно барину подать. Только стопочка сюда прямо просится.
— Можно и по стопочке, — согласилась я, переставляя тарелку на печь, чтобы пельмени не остывали.
— Да ты что, касаточка, барыне неприлично! Разве что рябиновки.
— Пускай рябиновки, — не стала спорить я. — Давай-ка еще закусок добавим.
Подавать пришлось нам втроем: на один поднос все не влезло. Блюдо с пельменями, пара тарелок и приборы. Мисочки с квашеной капустой — Марья поворчала, что еда не барская, но отбирать ее не стала — свеклой с хреном, сбрызнутым уксусом луком, солеными грибами и солеными же огурчиками. Еще мисочки со сметаной, сметаной с хреном и сметаной с чесноком, горчицей и разведенным уксусом с добавлением перца. Всего понемногу, буквально столовая ложка каждого, пусть Виктор пробует и решает, что больше нравится. И на отдельном подносике — две серебряных стопочки с рябиновкой, пахнущей осенью и солнцем.
Я отпустила Марью, чтобы дать ей спокойно поесть, и тут же пожалела об этом.
Разозлилась на себя: нашла время смущаться, как первоклассница! Да еще и волнуюсь, будто на экзамене.
— Как правильно это есть? — поинтересовался Виктор.
— Вилкой, — пожала я плечами, накладывая ему порцию. — Если подают в бульоне, как я собираюсь сделать утром, тогда ложкой.
Я поставила перед ним тарелку, положила и себе. Подавая пример, начала есть.
Заметно было, что мужу хочется раскусить и заглянуть внутрь — хотя чего заглядывать, сам же лепил! — но я сунула свой пельмень в рот целиком, и ему пришлось сделать то же самое.
Выражение его лица стало непередаваемым.
— Так просто и так вкусно, — сказал он, прожевав.
Я мысленно выдохнула. Мало ли, он привык к совсем другой еде.
— Очень вкусно, — повторил муж.
Какое-то время мы сосредоточенно жевали. Виктор был слишком занят дегустацией, сравнивая соусы, я просто с удовольствием ела.
Муж сунул в рот предпоследний пельмень, жевнул и замер.
— Что случилось? — испугалась я.