— Давайте вернемся в гостиную, пока я там не прибралась, — предложила я.
Мы снова уселись за чайным столиком. Удивительно, но, когда я взяла в руки чайник, он оказался горячим — не кипящим, чтобы обжигать рот, а приятно горячим, как раз таким, каким и должен быть свежий чай. Хотя мы довольно долго просидели, объясняясь с доктором, да и в галерее с мужем беседовали не пару минут.
— Никогда не доводилось жить в доме, хозяйка которого обладала благословением, — задумчиво произнес Виктор. — Ни моей бабке, ни матери оно не перепало, а вы… — Он покачал головой. — И именно сейчас. Будто в насмешку.
Мне захотелось спросить мужа, не эта ли магия побудила его остаться, но это означало пойти по еще одному кругу выяснения отношений, а мне этого вовсе не хотелось. Возможно, у него накопилось много претензий к Настеньке, вот только я — не Настенька.
— Вроде бы мелочь — не остывший чай, — сказал Виктор. — Кресла без запаха пыли — ведь у вас вряд ли была возможность вытащить их на улицу и выбить как следует.
Я покачала головой. Муж продолжал:
— Стены, которые не холодят руки, и к ним хочется прислоняться. Еще деталь там или тут, а вместе — дом, в который тянет возвращаться. Может быть, утром наваждение рассеется, но сейчас ваш старый особняк кажется мне куда уютнее, чем мой собственный дом, в котором все устроено по моему вкусу.
Я промолчала, не зная, что ответить. Впрочем, Виктор и не ждал этого.
— Простите, я отвлекся и отвлек вас. Вы собирались рассказать, почему держите у изголовья заряженный пистолет.
Раз уж сказала «а», придется говорить и «б». Я взяла кружку, чтобы успокоить дрожащие руки. А ну как решит, что у меня галлюцинации?
— Когда вы уехали после моего выздоровления, я проснулась от скрипа половиц…
Я подробно описала ему все происшедшее, включая бездарный полет кочерги.
Виктор нахмурился.
— Зная вас, я очень хочу думать, будто вы сочинили все это, чтобы привлечь мое внимание, — медленно произнес он.
Я фыркнула: чего еще от тебя ожидать! Все в мире крутится вокруг твоей блистательной персоны.
— Но, если бы это было так, вы не стали бы ждать, примчались бы ко мне прямо с утра, рассказывая, какого страха натерпелись, — так же медленно, словно размышляя, продолжал Виктор. — Однако вы ни словом об этом не обмолвились, но попросили научить обращаться с пистолетами.
Мне захотелось напомнить, как он меня высмеял, но смысл?
— И, если пистолет выстрелил в того мужика, без осечки, значит, вы действительно ухаживали за ним, заряжали и разряжали своевременно, не давая отсыреть пороху или растянуться пружине.
— Почистить! — перебила его я. — После выстрела же полагается чистить пистолеты! Только сейчас вспомнила!
— Если принесете его, я помогу с этим, — предложил Виктор.
— И заодно убедитесь, что хоть в этом я вас не обманываю? — прямо спросила я, поднимаясь.
— Да. — Он хмыкнул. — Я всегда подозревал, что вы куда умнее, чем пытаетесь казаться, просто кто-то убедил вас, будто мужчинам нравятся дурочки.
— Разве не сами мужчины старательно убеждают в этом юных девушек? — не удержалась я. — Или не мужчина сказал: «Умная женщина всегда опасна»? Так что нам остается?
— Например, приглядеться к человеку, который сделал вам предложение, чтобы понять: дурочки ему не нравятся.
— И который все же сделал предложение дурочке, — парировала я. — Простите, я шла за пистолетом.
— Еще мне понадобится ветошь и шомпол, — сказал он мне вслед, тоже явно не желая развивать тему.
Выйдя, я помедлила, вспоминая, где бросила пистолет после того, как Марья увела меня в дом. В кухне. Поставила кочергу у печи у парника и пошла на кухню.
Так и есть, он лежал на подоконнике. Марья собирала в корзину пироги. Я велела ей передать Дуне, чтобы затопила печь в гостевой, принесла в кровать грелку — комната точно не успеет протопиться до ночи — и воды умыться барину на ночь. Пока холодной, чуть позже кипятка, чтобы не остыл.
— Аспид никак в гости навязался? Все ладно, касаточка?
— Не знаю, — покачала я головой. — От обвинения в сумасшествии он меня отболтал, хоть за это спасибо.
— Да уж, слышала я, как этот доктор твердил, будто ты умом повредилась!
Подслушивала? Хотя чему я удивляюсь? Но на лице Марьи не проступило и тени вины. Наверное, она и вправду была уверена, что ради блага касаточки не грех и подслушать.
А я, пожалуй, сейчас не в том настроении, чтобы читать морали. Поэтому просто повторила:
— Не знаю.
Взяла с подоконника пистолет — от него до сих пор пахло порохом — и ветошь. Не напасешься ее, честное слово! По пути в гостиную прихватила из спальни ящик, в котором хранилось оружие и все необходимые принадлежности. Пока я ходила, Виктор успел дожевать кусок пирога, но больше брать не стал, задумчиво потягивал чай. Я положила пистолет перед ним на стол и поставила ящик.
Виктор кивнул сам себе, беря в руки оружие. Можно подумать, я отрицала, что выстрелила в того грабителя! Начал протирать ветошью, ничего не поясняя, но делая все так неторопливо, что и без объяснений было легко понять и запомнить последовательность действий.
— Вы взяли пистолет принимать работу, — сказал Виктор. — Я делаю вывод, что все это время, с тех пор как попросили научить вас обращаться с оружием, оставались напуганы.
Ну уж ты загнул, «напугана». Встревожена немного — что правда, то правда, и то, если бы не Мотя, оружие бы брать не стала. Но не признаваться же, что кот велел мне поостеречься?
— Марья предостерегла меня. Сказала, что отходники возвращаются слишком рано и это подозрительно. И что их никто здесь не знает, а с чужими нужно быть осторожнее.
— Все же вы боялись, иначе бы отмахнулись от ее предостережений. И уверены в том, что вам не приснилось и не померещилось. Но не мог ли тот ночной визит действительно быть сном?
Я вздохнула.
— Как я могу доказать, что мне не приснилось? Свидетелей не было, само собой.
— Как и когда вы выстрелили в мужика. Или беседовали с Иваном.
— Ну извините, у меня нет возможности завести себе дуэнью, чтобы она следила за каждым моим шагом! — вскипела я. — А потом доносила вам!
— Я не хотел вас рассердить…
— Просто привыкли сомневаться в моих словах, — закончила я за него. — Я все меньше понимаю, зачем вы женились на мне. Притворщице и глупой врунишке, если верить вашим словам. И зачем вы снисходите до беседы с такой женщиной.
— Я уже сказал, зачем остался сейчас, не заставляйте повторять. А тогда… — Виктор помолчал. — Это казалось удобным. Глава дворянского совета должен быть человеком семейным. Вы обворожительны — на людях — и способны украсить любую гостиную. Мы соседи, могли бы объединить земли. К тому же ваша мать славилась как прекрасная хозяйка, и я надеялся, что вы многому у нее научились. Моя уже не молода и не может заниматься хозяйством, как прежде. — Виктор пожал плечами. — Хотел бы я знать, когда я ошибся — два года назад, ожидая от вас того, что вы мне дать не могли? Когда решил, что больше не желаю оставаться рядом с женщиной, которая меня раздражает и которую раздражаю я? Или сейчас, когда… — Он осекся. — Если вы помните, я был честен с вами, предлагая брак. Не клялся в любви, но обещал взаимовыгодный союз. Я свою часть сделки выполнил.
А я свою, видимо, нет. Но, если ты делал предложение такими же словами и таким же тоном, как рассказываешь теперь, неудивительно, что Настенька тебя не полюбила, а после смерти отца, похоже, и вовсе возненавидела. Купил себе жену-украшение, завалил драгоценностями и решил, что этого ей должно хватить для полного счастья! Как он тогда сказал? Снисходительность к капризам, модные шляпки и драгоценности — чего еще вам нужно?
— Что ж, простите, что разочаровала вас.
Я взяла из его рук вычищенный пистолет и потянулась к пороховнице. Виктор остановил меня, накрыв мою руку своей.
— Не заряжайте его. Мне будет очень неприятно знать что женщина, которой я обещал защиту, спит рядом с заряженным пистолетом. Ставить сигналки во дворе сегодня не стоит, раз там будут бродить сторожа, но уж охранку на дверь и окна вашей спальни я поставить в состоянии. Хотя я все равно не понимаю, неужели кто-то действительно разыскивает мифический клад?
— Отец в него верил.
— Не хочу говорить плохо о вашем отце, вы любили его. Но под конец жизни…
Под конец жизни у алкоголиков могут появляться самые разнообразные идеи. У нервной системы огромный запас прочности, но и ее нельзя травить бесконечно.
Я заколебалась. С одной стороны, я по-прежнему чувствовала себя ужасно глупо, возясь с пистолетами по два раза на дню. С другой… Могу ли я ему верить? Сейчас, когда Виктор говорил спокойно, не пытаясь меня поддеть, а словно бы жалея о несбывшемся, он казался искренним. Но кто знает, что у него на уме?
С другой стороны, хотел бы от меня избавиться радикально — не стал бы погреб заполнять или вон подтвердил бы версию доктора.
— А эта ваша «охранка»… безопасна для посторонних?
— Ее для того и ставят, чтобы как минимум оглушить посторонних.
— Тогда мне придется отказаться. Марья может зайти в мою спальню. Дуня. Не говоря уж о коте.
— Какие ж они посторонние? — Виктор улыбнулся. — Попросите у них по волосу, дайте свой и шерстинку кота. И заклинание их запомнит. Правда, только до утра. Если хотите, могу сделать так, чтобы оно даже меня не пустило.
— Хочу.
Лицо Виктора опять стало непроницаемым. А какого ответа он ждал после всего? И если он снова заговорит о супружеском долге, вылетит из дома, и плевать на последствия.
Но он только невесело усмехнулся.
— Давайте волос. У остальных обитателей дома я сам возьму.
— А волос непременно нужно живой? — полюбопытствовала я, оглаживая прическу.
— Не понял?
— Если каждый раз выдирать — этак облысеешь через полгода. Но в норме у человека выпадает до сотни волос в день. Такие сгодятся?
— Обычно я такие и беру, — успокоил меня муж. Снял с моей ладони волосинку, поднялся.
— Пойду поговорю с остальными и поглажу кота. Доброй ночи.
— Доброй ночи, — откликнулась я. Вот может же вести себя как человек!
Он остановился в дверях.
— Кстати, а откуда вы знаете о сотне волосинок в день?
— Из дамских журналов, — улыбнулась я. Истинная правда, между прочим, только журналов моего мира. — Где призывали не беспокоиться, видя волоски на расческе.
Муж кивнул, явно удовлетворенный ответом. Ничего, в будуаре есть журналы на все случаи жизни, не будет же он их подряд перечитывать, проверяя меня!
Я уже разделась и юркнула под одеяло, когда пришел Мотя. Мне показалось, будто дверь не шелохнулась, пропуская его. Вот еще котов-призраков мне не хватало для полного счастья.
Мотя вспрыгнул на постель, продефилировал по мне от колена до подбородка, вдавливая каждую лапу так, словно хотел доказать: он отнюдь не призрак. Ткнулся носом мне в щеку, щекоча усами.
— Все-все, верю, — хихикнула я, спихивая его себе под бок.
Мотя потоптался и замер, внимательно глядя на дверь. Я посмотрела туда же. На дверном полотне свивались голубые узоры, похожие на те, что появляются на промерзших окнах. Интересно, магия тут у всех одинаковая — голубая, или цвет что-то означает? Но ведь спросить не у кого, а Мотя, даже если знает, не ответит.
Муркнув, он свернулся клубком рядом со мной.
— Котик-котик, что же ты за котик такой? — проворчала я, почесывая его за ухом. — Все видишь, все знаешь, помогаешь как можешь.
Мотя замурчал — куда там трактору.
— Не признаешься? — хмыкнула я.