ГЛАВА 14

Последние десять дней показались Элизабет долгими. С утра до позднего вечера она рассказывала Макгрегору, как вести себя в обществе, исправляла ошибки в речи и обучала правильному произношению. Свои же чувства тщательно скрывала.

Оторвавшись от романа, она украдкой смотрела на Хейворда и Макгрегора, которые играли в шахматы, расположившись на верхней палубе яхты. Игра в шахматы стала для них ежевечерним ритуалом. Хейворд познакомил Пейтона с правилами игры, когда мальчику было четыре года.

«Интересно, что испытывает опекун сейчас, повторяя уроки для Эша?» — подумала девушка.

Макгрегор оказался способным и очень скоро стал выигрывать у своего учителя.

Элизабет не могла им втайне не восхищаться. У него оказался необычайно острый ум. Он вбирал в себя все новое, чему его учила Элизабет, как губка, впитывающая воду. В библиотеке Эш прочитывал одну книгу за другой, изо дня в день, расширяя свой кругозор. Речь становилась чище и правильнее. Произношение день ото дня улучшалось. Эш Макгрегор менялся на глазах. Но Элизабет ни на минуту не забывала, что все это — только игра: он продолжал в душе надеяться, что Англия не станет его родным домом.

Макгрегор сидел лицом к стеклянным дверям, из которых открывался вид на величественные волны Атлантики. Положив ногу на ногу, он удобно устроился в кресле и походил на человека на отдыхе за городом. Хейворд же, напротив, казался излишне серьезным и сосредоточенным. Подавшись вперед и придерживая фигурки, выигранные у Макгрегора, он озабоченно потирал висок. Герцог был так захвачен игрой, словно от следующего хода зависела его дальнейшая судьба.

Со стороны Макгрегор вполне походил на джентльмена, хотя сюртук и галстук он снял после обеда. Вместо мрачных черных рубашек и брюк на нем была элегантная одежда от портного из Нью-Йорка.

Элизабет то и дело поглядывала на Эша из-за книги, делая вид, что читает. Нет, она ни на минуту не могла забыть о его существовании. Разве можно было это сделать, если при одном его виде у нее замирало сердце. Простое поначалу, увлечение постепенно принимало форму изнуряющей болезни. Макгрегор, похоже, таким недугом не страдает.

С того вечера в поезде он больше не прикасался к Элизабет. Более того, казалось, он даже избегал ее, и они встречались лишь на занятиях. Чувствуя навернувшиеся на глаза слезы, девушка поспешно отвела взгляд. Как все-таки тяжело быть брошенной!

— Ну что ж, молодой человек, посмотрим, что вы скажете на это, — Хейворд поудобнее устроился в кресле.

Макгрегор внимательно окинул шахматную доску и взялся длинными пальцами за изящную фарфоровую фигурку королевы.

— Шах и мат, — ответил он, делая ход.

— Шах и мат? — изумленно переспросил Хейворд, едва не вскакивая с места. Внимательно посмотрев на доску, он покачал головой и улыбнулся: — Прекрасный ход, мой дорогой. Просто прекрасный.

Эш был очень доволен. Наверное, одержанная победа была для него очень важна. Элизабет потихоньку любовалась его удивительно теплой и радостной улыбкой.

— Теперь, думаю, вы могли бы сразиться и с Элизабет, — предложил герцог, глянув на девушку. — Она превосходно играет в шахматы. Почему бы тебе не подойти сюда и не показать Пейтону, на что ты способна, Элизабет?

Она подняла глаза и посмотрела на опекуна. От неизвестно откуда взявшегося волнения книга в кожаном переплете мягко дрожала в руках. Элизабет перевела взгляд на Макгрегора и встретилась с его красивыми голубыми глазами. Было ясно, что у него не было никакого желания играть с ней ни в шахматы, ни в другие игры. При мысли, что она безразлична человеку, заполнившему ее мечты, у девушки защемило сердце.

— Иди сюда, моя девочка, — Хейворд встал с места. — Дай моему внуку возможность встретиться с достойным противником.

Макгрегор, к несчастью для нее, был тем человеком, при котором все мысли Элизабет превращались в мешанину. Она сомневалась, что сможет показать хорошую игру, даже если он согласится на встречу.

— Но уже поздно, — робко сказала Элизабет. — Может, как-нибудь в другой раз?

— Поздно? — удивился Хейворд и посмотрел на старинные часы возле винтовой лестницы у входа в столовую. — Но ведь нет и половины десятого.

Макгрегор взял с доски фигурку королевы и стал любоваться изящной безделушкой.

— Может быть, леди Бет просто боится со мной играть?

Элизабет восприняла эти слова в штыки. Если он считает ее маленьким испуганным мышонком, она покажет ему, как сильно он ошибается. Опустившись в кресло, которое уступил ей Хейворд, она попыталась сосредоточиться.

— А я пока пройдусь по палубе. Сегодня замечательный вечер. — С этими словами старик ласково потрепал девушку по плечу. — Будь беспощадной, моя девочка.

Элизабет очень не хотела, чтобы Хейворд оставлял ее один на один с этим несносным человеком. Нет, она не боялась Макгрегора. Он был слишком гордым, чтобы принуждать к чему-то женщину. И все-таки рядом с ним Элизабет чувствовала себя незащищенной. Когда Эш Макгрегор смотрел ей в глаза, она была уверена, что он видит ее насквозь и спокойно читает все ее мысли.

Эш не спеша, поглаживал шахматную фигурку и посматривал на девушку.

— Если вы не хотите играть, я не буду настаивать, — сказал он, наконец.

Элизабет улыбнулась задеревеневшими губами.

— Нет, нет, я люблю играть в шахматы, — поспешно возразила она. — Особенно — с достойным противником.

Пожав плечами, Эш принялся расставлять фигуры.

— Ну что ж, посмотрим, кто кого. Элизабет знала только одно: ей, во что бы то ни стало нужно выиграть. Стараясь привести в порядок разбегавшиеся мысли, девушка лихорадочно пыталась вспомнить правила игры, которые знала с пяти лет. Через несколько ходов стало очевидным, что Макгрегор играет спокойно и не напрягается, как она. Спустя полчаса произошел перелом в его пользу, а еще через пятнадцать минут он сначала выиграл у нее королеву, а затем объявил мат королю. За все время они не обмолвились ни словом.

Чувствуя итог матча, предрешенным, она испытывала большое раздражение. Теперь ее едва ли можно назвать достойным противником. Должно быть, Макгрегор считает ее круглой дурой. О, как ей хотелось плакать!

— А вы, оказывается, очень хорошо играете, — заметила Элизабет в конце матча.

Эш пожал плечами:

— Дикари всегда отличаются во время военных действий.

Она посмотрела ему в глаза, и безжалостный ледяной взгляд заставил ее содрогнуться. Хоть она и пообещала Хейворду быть учителем Макгрегора, но так больше продолжаться не может.

— Мистер Макгрегор, мы должны с вами поговорить, — решилась Элизабет.

Тот удивленно вскинул брови.

— Вы так считаете? — переспросил он. — Да.

Чтобы он не заметил ее сильно трясущихся рук, девушка изо всех сил стиснула их вместе. В каюту сквозь приоткрытую дверь врывался свежий морской ветер. Сделав глубокий вдох, чтобы немного успокоиться, она начала:

— Я понимаю — вы с самого начала были недовольны, что вашим учителем буду я. Давайте обсудим эту проблему с Марлоу, и он, уверена, вас поймет и подыщет на эту роль кого-то другого.

Хрустальный, с медной отделкой светильник источал мягкое, приглушенное сияние. Оно ложилось на темные густые волосы Эша невесомыми золотистыми лучиками. Красивые волнистые пряди прямо падали на воротник белой рубашки.

— В чем дело, леди Бет? — спросил Макгрегор. — Вы решили, что не справитесь и не сделаете из дикаря настоящего джентльмена?

От него исходила такая мощная сила, что она, словно пламя, поглощала вокруг себя пространство, отбирая у девушки кислород. Она чувствовала себя рыбой, выброшенной на берег.

— Я сомневаюсь, чтобы кто-нибудь смог заставить вас сделаться тем, кем вы не хотите быть, — ответила девушка.

— Думаю, вы правы, — кивнул он.

— Я понимаю — у вас нет никакого желания учиться вести себя так, как подобает хорошему английскому джентльмену.

— Человеком делают не изысканные манеры, — язвительно заметил Эш.

— Да, — согласилась девушка. — Но именно хорошие манеры и отличают цивилизованного человека от дикаря.

Прищуренные глаза Эша мрачно посмотрели на Элизабет.

— Вы хотите сказать, что я нисколько не лучше какого-нибудь животного?

О Боже, опять этот человек ощетинился! Опять он лишил ее самообладания.

— Я вовсе не хотела сказать, что вы — дикий зверь, — ответила Элизабет, начиная горячиться. — Хотя порой ваше поведение и напоминает некоторых существ из зоопарка.

— Правда? — холодно уточнил Эш.

— Да. В частности, мне приходит на ум одно животное, на морде которого, красуются страшные клыки.

— Послушайте, леди, — нетерпеливо перебил Эш, — я не обещал, что буду приходить в восторг от ваших чертовых уроков.

Элизабет покоробила его грубость:

— Вы могли бы и не выражаться. Эш откинулся на спинку кресла.

— Вот уж никогда бы не подумал, что вы из тех, кто бросает дело, не доведя его до конца, — мрачно заметил он.

— А я не говорю, что бросаю начатое мною дело, — раздраженно возразила девушка. — Просто я подумала, что в обществе другого человека вы будете чувствовать себя более комфортно.

— Сомневаюсь, — отозвался Эш. — Я уже свыкся с вашей волевой и энергичной натурой и не хотел бы привыкать к кому-то еще.

— А я сомневаюсь, что нам удастся найти учителя, который спокойно относился бы к вашей свирепой манере себя вести.

Макгрегор положил руки на стол и подался к Элизабет.

— Вас, по-моему, я никогда не пугал, — усмехнулся он.

Ах, как он ошибался! Она боялась его куда больше, чем могла себе в этом признаться. Ее пугала горячая волна, которая накатывала всякий раз, когда он был рядом. А еще, с большим ужасом отмечала она, с каждым днем все больше и больше ее к нему тянуло.

— Нет, вы меня нисколько не путаете, — ответила Элизабет, стараясь казаться спокойной.

Эш вопросительно посмотрел ей в глаза, пытаясь найти правду, которую она хотела скрыть.

— Ну что ж, по-моему, это все решает. И на протяжении шести месяцев мы будем связаны с вами одной веревочкой.

«Будем связаны одной веревочкой» — это было не совсем то, что ей хотелось услышать.

— Похоже на то, — согласилась она. Поднявшись с кресла, Макгрегор лениво расправил широкие плечи, отчего белая рубашка туго натянулась на груди.

— Прошу извинить, но перед сном я хотел бы взглянуть на лошадей, — коротко обронил он.

Не оглядываясь на Элизабет, он вышел на палубу. Девушка смотрела ему вслед, пока он не скрылся в темноте. На сердце тяжелым камнем легла обида. Не в силах пошевелиться, она долго еще сидела, глядя перед собой. В таком состоянии ее и застал Хейворд, появившийся, через несколько минут.

— А где Пейтон? — спросил он, подходя к Элизабет.

— Пошел взглянуть на лошадей, — грустно отозвалась она.

Подойдя к шахматному столику, герцог внимательно окинул игровую доску.

— Похоже, и тебя, моя девочка, он разнес в пух и перья, — заметил он.

Задумчиво посмотрев на несколько оставшихся у нее пешек, она с горечью подумала, что этот человек разнес ее в пух и перья еще в тот день, когда она впервые его увидела.

— Ваш внук прекрасно играет в шахматы.

— Он вообще становится просто великолепным! Правда? — с улыбкой спросил Хейворд. — От того грубого молодого человека, которого мы увидели несколько дней назад, не осталось и следа. Спустя еще две-три недели мы и вовсе доведем его до совершенства, и никто в свете не сможет бросить на него косой взгляд.

— Похоже, он прекрасно адаптировался к нашей жизни, — поддержала опекуна Элизабет.

— Но сама ты, как мне кажется, так не думаешь, — осторожно обронил Хейворд.

Элизабет подняла голову и встретилась с пронзительным взглядом герцога.

— Я думаю, что он делает все от него зависящее, чтобы выполнить в течение предстоящих шести месяцев возложенные на него обязанности.

Хейворд ответил не сразу, осторожно подбирая слова:

— В комнате, когда вы оказываетесь вместе, воздух словно наэлектризован. Мне показалось, что вы с Пейтоном из-за чего-то повздорили. Может быть, причина кроется в твоем желании защитить меня от неожиданной боли?

Элизабет нервно перебирала складки платья.

— Должна признаться, что мне не дает покоя упорное нежелание вашего внука признавать свою, семью, — ответила она. — Вы должны знать: я не уверена, что он захочет остаться в Англии.

Хейворд нахмурил густые брови, и, подумав немного, сказал:

— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы у Пейтона было больше причин остаться, чем уехать.

От намека в глазах опекуна ей стало не по себе. Она поняла, что Хейворд рассчитывает на ее помощь.

— Этот человек, как ястреб, привык к жизни вольной и дикой, — заговорила Элизабет. — Боюсь, что наш мир покажется ему роскошной клеткой.

— Клеткой? — удивленно воскликнул Хейворд, пораженный, словами Элизабет. — Клеткой? Какая чушь! Я могу уезжать, куда хочу, когда хочу и с кем хочу. У меня есть средства, чтобы жить так, как мне хочется. Просто этот молодой человек не понимает еще, что такое настоящая свобода. Но я помогу ему в этом разобраться.

Элизабет не могла не улыбнуться тому оптимизму, что прозвучал в словах герцога, хотя в душе сомневалась, что у него что-то получится. Но, не желая его огорчить, сказала:

— Будем надеяться.

— Я познакомлю внука со всеми преимуществами нашей жизни. Он должен увидеть в Четсвике свой родной дом.

Хейворд повернулся и легкой, юношеской походкой вышел на палубу. Элизабет проводила его взглядом, думая о том, как сильно хотелось бы защитить герцога от страшного разочарования, что его поджидало. Но защитить его сердце, отдающее себя другим людям без остатка, было невозможно. Элизабет прекрасно это знала. Тем более, что и ее собственная оборона трещала по швам под натиском бессердечного и черствого Мактрегора. О, как бы ей хотелось никогда не встречать этого человека!


— Я могу сказать о Марлоу только одно: он знает толк в путешествиях, — невольно вырвалось у Эша.

Он стоял в конюшне, оборудованной на яхте, и легонько поглаживал по гладкой холке своего жеребца. Уинд Дансер делил роскошную конюшню с шестью лошадьми. Рядом с каютами конюхов стояли карета и экипаж герцога. Они были начищены до блеска, а на дверцах кареты красовался фамильный герб. Очевидно, Хейворд предпочитал брать в дорогу все свое: и лошадей, и экипажи, и слуг.

— Я не думаю, чтобы он куда-нибудь выезжал, как все нормальные люди.

Уинд Дансер замотал головой, и длинную серебристую гриву подхватил легкий ветерок из иллюминаторов. Тихо заржав, жеребец уткнулся мордой, в плечо Эша.

— Тебе уже надоело стоять на одном месте, мой мальчик? — ласково спросил он у коня. — Тебе хочется, наверное, размять свои ножки? Ощутить дыхание ветра. И я тоже по всему этому соскучился.

Вытащив из кармана морковку, Эш протянул ее любимцу. Уинд Дансер ткнулся теплой влажной мордой, в ладонь и осторожно взял угощение. Эш улыбнулся. Мускусный, терпкий дух сена, соломы и лошадей действовал на него успокаивающе. Даже в странном, новом для него мире этот запах нисколько не изменился.

— У меня такое чувство, словно я запутался в каких-то цепях, — тихо сказал Эш. — Всякий раз, когда открываю рот, я невольно начинаю думать, что и как надо сказать. Скорей бы все это кончилось, и мы снова вернулись к нормальной жизни.

Однако в глубину сознания Эша закрадывались сомнения. Он не был теперь уверен, сможет ли вернуться к прежней жизни.

Дверь на палубу с тихим скрипом отворилась. Эш резко обернулся и замер в ожидании, но тут же разглядел, вышедшего на свет Хейворда. Эша охватило легкое разочарование, помноженное на внезапную вспышку гнева, на собственную слабость. Неужели он и вправду ожидал, что войдет Бет? Но даже если бы это оказалась и она, что тогда? Близость в сене? Страстное слияние под тихое ржание лошадей? Помогло бы ему это выбросить ее из головы?

Пытаясь немного ослабить напряжение, Эш потер ладонью затылок и шею. Эта женщина превратила его в туго натянутую тетиву. С каждым днем нервы напрягались все сильнее. Всякий раз, когда Элизабет прикасалась к нему рукой или подолом платья, его охватывало страстное и неукротимое желание. Он становится похожим на жеребца, обхаживающего кобылу в критические для нее дни, и ненавидит себя за то, что позволил маленькой худой старой деве, так себя измучить.

— Прекрасное животное, — заговорил Хейворд, подойдя поближе.

Уинд Дансер тихонько заржал и замотал головой, словно понял, что речь идет о нем. Опустив руки на дверцу стойла, Хейворд с одобрительной улыбкой смотрел на жеребца.

— Арабских кровей? — поинтересовался он.

— Его отец, — коротко ответил Эш. — Я купил его у фермера недалеко от Диранго. Несколько лет назад он привез из Вирджинии племенного жеребца и полдюжины кобыл арабской масти.

Эш провел щеткой по лоснящимся бокам жеребца. Он сделал это, чтобы занять свои руки. Жеребец не нуждался в чистке: конюхи превосходно за ним ухаживали.

— Вместо того, чтобы заботиться о прекрасных арабских кобылах, фермер позволил жеребцу гулять среди мустангов-кобыл. Одна из них и оказалась матерью Уинда Дансера.

— Я заметил, что он не кастрирован. Вы хотите оставить его на племя? Или вам просто нравится ощущать под собой горячего коня?

— И то, и другое, — улыбнулся Эш.

Хейворд кивнул, и его синие глаза наполнились гордостью. Чувствуя неловкость от теплоты, исходящей от этого человека, Эш поспешно отвел взгляд. Нежность и теплота, должны по праву принадлежать вовсе не ему. Или все-таки ему? В последние дни память строила ему всяческие козни. Разный пустяк, например, шахматная фигурка, начинал казаться ужасно знакомым. Бывали моменты, когда он верил, что уже слышал когда-то давно голос Хейворда.

Временами ему казалось, что он плывет по волнам памяти.

— Держу пари, что у Джулианы есть парочка кобыл, которых она с удовольствием случила бы с этим великолепным жеребцом, — как бы, между прочим, обмолвился герцог.

— Джулиана? — удивленно спросил Эш.

— Это мать Элизабет, — объяснил Хейворд. — У нее в конюшне много превосходных арабских скакунов.

— Я думал, что родителей Элизабет нет в живых, — растерянно произнес Эш.

— Ее отец умер, когда ей было десять лет, — ответил Хейворд, глядя на Эша, словно играл с ним в шахматы и не знал, какой ход сделать дальше. — Мне показалось, что она говорила вам об этом.

— Нет, — признался Эш. — Но и не удивительно: нас едва ли можно назвать друзьями.

— Да, я заметил, что, как только вы оба оказываетесь в одной комнате, между вами словно холодок пробегает.

«Жаль, что холодок не пробегает по телу, когда рядом оказывается Элизабет», — пожалел он мысленно.

Избегая взгляда старика, Эш старательно водил щеткой по спине жеребца. Он не хотел, чтобы Хейворд заметил на его лице смятение. Да, эта женщина и в самом деле превратила его в туго натянутую тетиву. Он проклинал тот день, когда ее увидел, но уже в следующее мгновение представлял ее в своих объятиях.

— Но как вы можете быть опекуном леди при живой матери? — удивился Эш.

— Дело в том, что Джулиана… — начал старик, но после короткой заминки попытался уйти от прямого ответа: — Боюсь, что Джулиане не под силу задача воспитания дочери.

Эш, уловив в голосе старика нотки боли и видя озабоченное лицо герцога, осторожно спросил:

— Она больна?

— Да, но не тем, чем вы могли подумать. — Хейворд, не глядя на него, задумчиво вглядывался в темноту, словно в те далекие годы. — Джулиана и Элизабет стали с нами жить после того, как отец и ее братья погибли во время пожара в левом крыле их дома.

Глядя на гладкую серую спину Уинда Дансера, Эш думал, как многое он хотел бы знать о женщине, преследовавшей его в мечтах и днем, и ночью. И все-таки он боялся подробностей.

Сегодня вечером ему пришлось призвать на помощь свою волю, чтобы не заключить ее в объятия. Когда же она заговорила о новом учителе для него, ему захотелось схватить ее за плечи и целовать нежные губы до тех пор, пока такие мысли не покинут прелестную головку. И это было бы только началом того, чего он хотел.

— А сколько у нее было братьев? — спросил Эш.

— Трое, — ответил старик. — Самому старшему было восемь. Александр, отец Элизабет, успел вывести из горящего дома Джулиану, Элизабет и самого младшего из братьев. Потом он вернулся за остальными. — Хейворд помолчал. — Но ни ему, ни двум мальчикам спастись не удалось. Спустя два дня умер от отравления легких Филипп, младший сын.

Эш запустил руку в теплую холку жеребца и, поглаживая жесткий конский волос, невольно задумался о бедной маленькой девочке, лишившейся на этом свете почти всех. Похоже, у него с леди Бет гораздо больше общего, чем ему казалось.

— Элизабет и Джулиана сильно пострадали от дыма, — продолжил грустные воспоминания герцог. — Мы с вашей бабушкой поначалу даже боялись, что их легкие тоже окажутся отравленными. Потребовались время и масса забот, чтобы в конце концов, болезнь победить. Боюсь только, что раны Джулианы никто уже не излечит. Она никогда не станет такой, как прежде. Когда вы ее увидите, вы все поймете.

— Наверное, и для леди Бет эта трагедия не прошла бесследно, — осторожно заметил Эш.

— Да, — согласился Хейворд. — Несчастье украло у моей девочки юность. С того дня она не играла в те игры, которыми балуются маленькие дети. Она всегда была озабочена уходом за матерью. За мной и герцогиней, она так же рьяно ухаживает. Эта девушка невероятно преданна. Она готова на все, чтобы сделать нас счастливыми. Если ей кажется, что какой-то человек может нас обидеть, она становится свирепой, как тигрица, защищающая детеныша.

Посмотрев на старика, Эш заметил в его глазах задумчивость, словно тот оценивал каждый ход противника. Он догадался, что Тревелиан не случайно поведал ему эту историю.

— Если я правильно вас понял, вам хотелось бы видеть меня и леди Бет друзьями, — сказал Эш.

— Я подумал, если вы узнаете о ней немного больше, — улыбнулся Хейворд, — вам станет понятна ее слепая преданность мне, и вы не будете считать ее мегерой.

«Если бы леди Бет была только мегерой, — это не так страшно. Не была бы она такой соблазнительной!» — подумал Эш.

— Для меня очень важно, чтобы вы стали добрыми друзьями, — тихо и мягко сказал Хейворд.

Добрыми друзьями! Это было совсем не то, что представлял себе Эш, думая о ней. Стараясь казаться спокойным, он снова принялся водить щеткой по холке жеребца. Интересно, что сказал бы герцог, узнай он, чего на самом деле хочет Эш от своей строгой учительницы.

— Когда Элизабет была еще маленькой, мы часто говорили о Пейтоне и Эмори. И вы, и ваш отец никогда не покидали моего сердца. — Хейворд замолчал и, тяжело вздохнув, продолжил: — В том, что она вами так заинтересовалась, виноват только я. Не удивительно, что она думала о вас и представляла первую встречу. Боюсь, что она ожидала увидеть зеркальное отражение Эмори.

Эш изо всех сил сжал металлическую ручку щетки.

— Думаю, я ее разочаровал, — глухо произнес он.

— Только в том, что с неохотой воспринимаете встречу со своей семьей.

— Но я не уверен, что у меня есть семья.

— Я понимаю ваши чувства, — кивнул Хейворд, — но поймите и вы чувства Элизабет.

— Думаю, что теперь смогу ее понять, — тихо произнес Эш.

— В таком случае могу надеяться, что вы постараетесь стать друзьями? — спросил герцог.

Эш готов был признаться, что ему самому порядком надоела эта война. И если им суждено целых шесть месяцев прожить бок о бок, может быть, стоит в самом деле, заключить перемирие.

— Боюсь, что это будет зависеть от леди Бет.

Загрузка...