Хранитель сокровищ

ГЛАВА 8

Эш украдкой смотрел на леди, сидевшую рядом с ним в экипаже. Взгляд — прямой, с достоинством поднята голова. Неподвижная и холодная, как снежная королева. Именно такой представлял себе Эш настоящую леди.

Он не был близко знаком ни с одной из них, но знал мужчин, женатых на таких вот снежных королевах. Те часто сетовали на холодность своих жен, которых с самого рождения учили быть глыбами льда при всех обстоятельствах. Несчастному приходилось жить бок о бок с женщиной, которая даже сам брак считала чуть ли не верхом неприличия. Жена-леди отказывалась раздеваться перед мужем, иногда позволяя ему в полной темноте слегка приподнимать подол ночной рубашки для исполнения супружеского долга, оставаясь при этом неподвижной и бесстрастной. Многие джентльмены, оставив фригидных жен дома, отправлялись за удовольствиями к мисс Хэтти. Эш не понимал мужчин, бравших в жены сухих, строгих и чопорных дам. Прежде чем решиться провести остаток жизни с женщиной, неплохо бы знать, есть ли в ней искорка страсти. Если есть, то под влиянием чувств любящего мужа из нее разгорится настоящее пламя.

Эш уже убедился: у леди Бет искорка есть. Под внешней ледяной оболочкой бушевала яркая и горячая страсть. Отблеск ее он видел в глазах девушки, слышал в спокойном, резковатом, по-английски, голосе, который никогда не поднимался до крика, как бы разгневана она ни была. И уж совсем он почувствовал ее, когда целовал на террасе. Бушевавший в ней огонь воспламенял и его.

По мнению Эша, Элизабет была леди странной. Она верила в любовь, преданность и считала, что сможет удовлетворить мужа в постели. Это распаляло его любопытство. Безумно хотелось сорвать с нее одежды, долго целовать и ласкать нежное белое тело. Он хотел убедиться, действительно ли в ней так много огня, как ему показалось.

«Опомнись, парень, — сказал себе Эш. — Не хватало, чтобы ты по уши влюбился в высокомерную и холодную девицу, которая относится к тебе, как к пещерному ископаемому».

Но, тем не менее, ему было неприятно видеть на плече Элизабет грязные руки пьяного ублюдка. Бог свидетель — он с трудом сдержался, чтобы не сломать ему шею. Конечно, Бет только и ждала, что он набросится на ковбоя, как бешеный пес.

Эта маленькая гордячка считает его дикарем, недостойным дышать с ней одним воздухом. Но он отплатит той же монетой, больно заденет ее самолюбие — самое уязвимое место чопорной леди.

«Ее слова — это бумеранг», — убеждал себя Эш и считал свои действия абсолютно справедливыми. Но легче на душе не становилось.

Обернувшись назад, он запустил руку в ящичек за сиденьем, задев при этом Элизабет. Она резко отстранилась, наградив его уничтожающим взглядом, и со строгим лицом продолжала смотреть прямо перед собой.

Эшу захотелось схватить ее за плечи, развернуть и поцеловать. Он стиснул зубы. С того дня, когда она стремительно ворвалась в его жизнь, ему постоянно хочется ее целовать. Интересно, что говорится об этом в книге о правилах хорошего тона? Конечно, с его стороны это полное безумие — схватить женщину и целовать ее, даже если она сама напрашивается на это.

Эш хорошо знал женщин и понимал, что Элизабет хоть и считает его дикарем, но явно испытывает к нему интерес и желание.

Вытащив из ящичка небольшую коробку, которую спрятал до того, как увидел Элизабет у таверны, он положил ее между собой и девушкой.

— Хотите? — Эш вытащил шоколадную конфету и помахал ею перед носом Элизабет, искушая ее, словно рыбак осторожную форель. — Ларсон делает самые лучшие шоколадные конфеты в городе, — объяснил Эш. Сделав глубокий вдох, он с наслаждением втянул в себя сладкий запах и положил конфету в рот.

Элизабет растерянно заглянула в коробку.

— Значит, когда я была в книжной лавке, вы заходили в кондитерскую? — удивленно спросила она.

Эш с удовольствием смаковал конфету, которая таяла у него во рту.

— А что в этом такого? — спросил он. — Разве мужчина не может любить шоколад?

— Конечно, может, — согласилась Элизабет.

Из-под полей ее шляпки выглядывали золотистые мягкие волосы. Ветер вздувал легкие пряди, и они падали на изумленное лицо девушки.

— Но я никак не ожидала, что вы любите шоколад!

Эш нахмурился.

— Потому, что я дикарь, далекий от цивилизации?

— Просто мне кажется, что вы и сладкий шоколад — вещи несовместимые, — призналась она.

Услышав такие слова, Эш невольно улыбнулся. Одно он мог сказать с полной уверенностью: она всегда говорит то, что у нее на уме.

Положенная на сиденье коробка с конфетами была со стороны Эша попыткой примирения.

— Угощайтесь, — повторил он.

— Спасибо, — отозвалась девушка.

Макгрегор стал внимательно смотреть на улицу, протянувшуюся перед ними, краем глаза наблюдая, как Элизабет, не спеша, расстегивает на перчатке две крошечные перламутровые пуговицы чуть выше кисти. Ни одна из знакомых ему женщин никогда не носила перчаток, а эта знакомая леди никогда их не снимала, словно на ее руках было такое, чего она не хотела показывать окружающим. Так же старательно она скрывала и свою грудь. Открытым оставалось ее милое личико, а об остальном, можно было только догадываться. Он, не отрываясь, смотрел, как Элизабет снимает с руки лайковую перчатку, обнажая белую узкую ладонь. Это зрелище его взволновало.

Странно, с ним никогда не случалось подобного, даже когда одна из девочек Хэтти снимала перед ним платье. Да, при виде изящной ручки с ним творилось что-то невообразимое!

— Осторожно! — закричала вдруг Элизабет и схватила его за руку.

Эш вовремя посмотрел на дорогу и рывком повернул лошадей в сторону от кареты, мчавшейся им навстречу. Замечтавшись, он забыл об осторожности, и экипаж выехал на встречную полосу. Почтовая карета, громыхая колесами по булыжной мостовой, промчалась мимо. Кучер бросил на Эша многозначительный взгляд, означавший, что он — просто идиот.

«Нет, я больше чем просто идиот, — подумал о себе Эш. — Я наверняка лишился рассудка, если вид обнаженной девичьей руки, так меня воспламенил». — Тяжело вздохнув, Эш посмотрел на Элизабет, судорожно вцепившуюся в его руку.

— Простите, — тихо извинился он. Элизабет заставила себя улыбнуться.

— Эта карета заняла собой, чуть ли не всю дорогу, — произнесла она взволнованно.

Эш чувствовал, как горела его рука от прикосновения нежной ладони.

— Но меня она не переплюнула! — с усмешкой ответил он.

— Слава Богу, все обошлось, — облегченно вздохнула она.

«Да, благодаря кучеру почтовой кареты», — подумал Эш.

Сердце его бешено колотилось, но не от пережитого испуга.

Эш смотрел на дорогу, стараясь не думать о странной леди, но украдкой наблюдал за каждым ее движением, с трепетом ощущая на ноге прикосновение ее шуршащей юбки.

Осторожно, словно боясь сделать что-то не так, Элизабет опустила тонкую белую руку в коробку с конфетами. Вытащив маленький темно-коричневый комочек, она поднесла его к нежным розовым губкам и легонько, как котенок сметану, лизнула. В воображении Эша это движение приобрело эротический смысл.

— Вы специально упражняетесь, чтобы казаться грозным и неприступным? — спросила вдруг Элизабет.

Сбитый с толку, вопросом, Эш озадаченно спросил:

— Простите?

— Мне просто интересно знать: ваш свирепый вид возникает сам собой, независимо от желания, или вы специально тренируетесь, чтобы казаться опасным для окружающих?

Лицо Эша сразу стало суровым.

— Я и в самом деле опасен.

Элизабет долго и с интересом смотрела на него, словно решая головоломку.

— Но я почему-то в этом сомневаюсь, — сказала она, наконец.

В ее голосе прозвучало что-то такое, от чего ему стало неуютно, — словно сломав преграды, которые он вокруг себя возводил, она заглянула ему прямо в душу.

Элизабет занялась лакомством. Она ела, как человек, давно знающий его вкус: свою первую шоколадную конфету она съела в далеком детстве.

— Вы упражняетесь перед зеркалом, чтобы изобразить взгляд, который пугает при встрече с вами? — повторила свой вопрос Элизабет.

Эш недоуменно посмотрел на спутницу.

— Я не понимаю, о чем вы говорите? — признался он.

— Когда вы хотите кого-нибудь напугать, вы смотрите на человека так. — С этими словами Элизабет повернулась к Эшу, прищурив глаза и плотно сжав губы. — Вы тренируетесь, чтобы казаться таким злым?

Эш не смог сдержать улыбки.

— Вы что, решили стать разбойницей? — усмехнулся он.

Девушка пожала плечами:

— Мне просто интересно, только и всего. Она облизала губы, быстро пробежав по ним кончиком влажного языка. От этого движения во рту Эша стало сухо. Ему безумно захотелось осторожно коснуться кончиком своего языка губ девушки и слизнуть с них остатки шоколада.

— Мне показалось, что вам даже нравится пугать людей, — заметила Элизабет, доедая конфету. — Вы и сейчас это делаете. Смотрите на меня так, словно хотите схватить и выбросить из экипажа.

Да, ему и в самом деле хотелось в эту минуту схватить ее, но не выбросить, а крепко прижать к себе, чтобы ощутить все прелести, которые скрывались под строгим платьем. Эш не отводил взгляда от лошадей, сдерживаясь, чтобы не стегануть их что было сил и не заставить мчаться галопом. Чем меньше времени он будет проводить с этой леди наедине, тем лучше будет им обоим.

— Должна предупредить: зловещее выражение на вашем лице может вызвать летальный исход, — не унималась Элизабет.

Эш настороженно покосился на нее, не понимая.

— Летальный исход? — переспросил он. Девушка кивнула. Несмотря на блеск, в глазах, лицо ее оставалось серьезным.

— Когда мы приедем в Лондон, вам придется встречаться с пожилыми леди и джентльменами, — начала терпеливо объяснять Элизабет. — Вы должны помнить: эти люди всегда живут уединенно. И я боюсь, как бы вы не напугали кого-нибудь из них до смерти своим устрашающим взглядом. Вас с легкостью можно принять за ангела-мстителя, спустившегося на землю.

— Ангела-мстителя? — усмехнулся Эш. Элизабет подняла вверх изогнутую бровь.

— Возможно, более подходящим словом будет «дьявол», — предположила она.

— Да, может быть. Но вас, как мне кажется, я не напугал.

Элизабет облизала после конфеты кончик пальца, вновь дав Эшу пищу для эротической ассоциации.

— Просто я правильно поняла ваш взгляд. Ее слова застали Эша врасплох.

— Что же, интересно знать, вы поняли? — в замешательстве спросил он.

Элизабет улыбнулась, довольная собой.

— Ваш взгляд похож на вызов, — ответила она. — Мне кажется, вы пользуетесь своим взглядом, чтобы держать людей на расстоянии. Вы похожи на одну из американских гремучих змей, которые угрожающе щелкают хвостами. Хотите, чтобы люди вас боялись.

Натянув вожжи, Эш остановил экипаж у входа в большой белый дом Рэдклиффа. Несколько мгновений он, не отрываясь, смотрел на коричневые вожжи, стараясь подавить в себе страстное желание обнять Элизабет. Эш не знал, что с ним происходит, но порой ему хотелось задушить Элизабет: она не имела права вмешиваться в его жизнь. Но уже в следующую минуту он страстно желал нежно держать ее в своих объятиях.

— Послушайте, леди, никогда в жизни мне не приходилось пугать людей. Они сами меня боялись, — уверенно произнес он.

Элизабет сидела молча. Он чувствовал ее внимательный и пристальный взгляд. Ему казалось, что она хочет докопаться до его сущности, разобраться в его характере и поведении, словно распустить клубок запутанных ниток.

— Вам нелегко было расти без нормальной семьи, — сказала она, наконец.

Эш крепко сжал вожжи. Лошади беспокойно переминались, позвякивая сбруей.

— Я сомневаюсь, что вы когда-нибудь меня поймете, — процедил он сквозь зубы. — Поэтому не пытайтесь это делать.

Элизабет сделала глубокий долгий вдох. Казалось, что силу она черпала из воздуха.

— Мне придется это сделать, — упрямо заявила она.

Эш бросил на девушку суровый и тяжелый взгляд, как бы желая напомнить, что живут они в разных мирах.

— Это еще зачем? — подозрительно спросил он. Элизабет улыбнулась, и красивые серые глаза загорелись мягким светом.

— Я должна помочь вам вернуться домой, — сказала она. — Бабушка и дедушка так долго вас ждали.

Эш ответил, глядя девушке прямо в глаза и стараясь не пропасть в их бездне:

— Я не смогу стать тем, кем не являюсь на самом деле.

— Да, не можете, — подтвердила девушка. — Но вы можете стать тем, кем вы родились, если только постараетесь.

Крошка шоколада на уголке девичьих губ не давала Эшу покоя, дразнила и манила слизнуть ее кончиком языка. Он не выдержал и смахнул ее пальцем, отчего Элизабет вздрогнула.

— Не можете же вы войти в дом с шоколадом на губах, — объяснил свой поступок Эш.

— О-о! — На какой-то миг лицо Элизабет стало озабоченным. — Вы совсем меня не слушаете…

Эш не мог заставить себя внимательно слушать. Поднеся палец к губам, он слизнул шоколадную крошку. В широко раскрытых глазах Элизабет появилось смущение и что-то еще, кажется, восхищение им.

Пробежав кончиком языка по внезапно пересохшим от волнения губам, Элизабет продолжала:

— Я уверена, что пройдет какое-то время, и вы поймете, что должны жить в Англии, вместе со своей семьей.

— Я уже говорил, что не смогу оправдать ничьих надежд, — напомнил Эш. — Вашему опекуну я пообещал пробыть там только шесть месяцев. Дольше я не останусь.

Элизабет рассердилась:

— У вас поразительно упрямая натура, мистер Макгрегор!

Он улыбнулся, хотя ему было совсем не смешно.

— Может быть. Я просто хорошо знаю, кто я такой, что из себя, представляю и кем должен быть.

Серые глаза Элизабет были серьезными, как у судьи, собирающегося вынести приговор.

— А я сомневаюсь, что вы во всем этом можете быть уверены, мистер Макгрегор, — возразила она.

У Элизабет была удивительная способность заглядывать ему прямо в душу. И она видела то, чего он сам видеть не хотел.

Помогая Элизабет выйти из экипажа, Эш старался не обращать внимания на свое учащенно забившееся сердце. Он проводил ее в большой белый особняк, с грустью понимая, что никогда не станет своим в ее мире.

Стоя, у окна гостиной, Элизабет смотрела вслед Макгрегору, который шел по кирпичной дорожке к ольхе, где была привязана его лошадь. Дерево стояло в стороне от ворот. Он шел быстро и легко, каждое движение было исполнено неизъяснимой грации. Даже на расстоянии этот человек необычайно волновал девушку. Никогда еще она не испытывала ничего подобного. Никогда раньше так не ощущала свою живую плоть.

Из-под черной шляпы Эша выглядывали густые пряди волос, спадавшие на воротник черной рубашки.

«Когда его оденут еще и в хороший сюртук, он будет выглядеть весьма респектабельно», — подумала Элизабет.

Однако она прекрасно знала, что только аккуратной стрижки и хорошей одежды будет недостаточно, чтобы превратить это полудикое существо в настоящего джентльмена. К тому же, она начинала сомневаться в своих силах.

— Боюсь, что сегодняшний инцидент с Дибеллом лежит полностью на моей совести, — нарушил молчание Хейворд. — Я должен был рассказать Пейтону, как снимают мерки с человека.

Голос Хейворда казался Элизабет доносящимся откуда-то издалека: все ее внимание в эту минуту было сосредоточено на Макгрегоре. Он подошел к своему серому жеребцу, и тот радостно и приветливо замотал головой, разметая в беспорядке красивую серебристую гриву. Эш что-то тихо и ласково шептал ему, поглаживая длинную и стройную шею. Когда конь заржал в ответ на его ласку, Эш улыбнулся.

Как зачарованная, наблюдала эту картину Элизабет. При его недюжинной силе эта необыкновенная мягкость казалась удивительной. Но вот Эш вскочил в седло, и сиденье мягко скрипнуло под ним.

— Должен сказать, что я остался доволен, как справился парикмахер со своей задачей, — заметил Хейворд. — Наш молодой человек стал таким интересным.

В этот момент Эш обернулся и поймал взгляд Элизабет. Она вздрогнула от неожиданности, но отворачиваться и отходить от окна, было уже поздно. Ее притворство, было бы сейчас запоздалым. Макгрегор видел, что она во все глаза смотрела на него, как влюбленная старая дева.

Губы Эша сложились в улыбку, давая ей понять, что он прекрасно знает, каким неотразимым находит его Элизабет.

Небрежным жестом, коснувшись, полей шляпы, он пришпорил жеребца и пустил рысью по дорожке. С каким нетерпением будет ждать она завтрашнего утра, чтобы вновь его увидеть.

— Элизабет? — Хейворд осторожно коснулся руки девушки.

Она вздрогнула от неожиданности.

— Что?

Хейворд улыбнулся.

— Ты ведь не злишься на меня, правда?

Девушка поправила камею, приколотую к воротнику, надеясь, что опекун не догадывается об истинной причине ее волнения.

— Злюсь на вас? — переспросила она. Хейворд кивнул.

— Я понял, что ты не в восторге, от того, что придется какое-то время быть учителем Пейтона. Но мне не хотелось бы нанимать чужого человека.

— Да, такой взрывной темперамент едва ли кто-нибудь выдержит, — согласилась Элизабет вздыхая.

— И потом, мне кажется, наняв для Пейтона учителя, как для зеленого юнца, мы заденем его самолюбие. С тобой же, я думаю, ему будет хорошо.

— Я не знаю, почему вы так решили, — растерянно сказала девушка. — Мои отношения с мистером Макгрегором едва ли можно назвать дружескими.

Хейворд внимательно посмотрел на Элизабет, продолжая улыбаться.

— Я не думаю, что когда-нибудь видел тебя такой разгневанной, как сегодня утром, — признался он. — Ты обычно такая сдержанная.

Лицо девушки залила краска стыда.

— Я прошу прощения за свое поведение.

— В этом нет необходимости, — нежно успокоил Элизабет Хейворд и легонько щелкнул ее по кончику носа, как делал это в детстве. — Мне кажется, Пейтону гораздо больше понравится, если мы будем говорить о нем только то, что думаем.

Чувствуя, что начинает кипятиться, Элизабет покачала головой и сказала:

— Боюсь, что меня никто еще так не выводил из себя, как он.

— Да. — Хейворд кивнул: это печальное признание не было для него новостью. — Я это заметил.

Элизабет обиженно поджала губки.

— Но, несмотря на это, вы все-таки хотите, чтобы я учила его манерам? — спросила она.

— Думаю, что вы оба отлично поладите друг с другом, — уверенно заявил Хейворд, — тем более, что со временем вы познакомитесь получше.

Элизабет сомневалась, что ей стоит знакомиться с Макгрегором получше. Через каких-нибудь шесть месяцев он должен будет покинуть их дом, и ей вовсе не хотелось, чтобы он прихватил с собой и ее сердце.

Хейворд стоял рядом с девушкой и смотрел на виднеющиеся вдали горные вершины. На лице его читалось такое глубокое удовлетворение, будто он победил, наконец, достойного противника.

— Доводилось ли тебе когда-нибудь встречать человека с такой силой воли, как у моего внука? — спросил Хейворд. — Он так напоминает мне его отца.

— Признаться, я не помню, чтобы вы рассказывали о том, как от вашего сына пускался наутек портной, — съязвила Элизабет. «Или как он одним только своим взглядом напугал двух мужчин солидной наружности», — подумала она уже про себя.

— Такого, конечно, не было. Но один раз Эмори напустил в кровать своего учителя кучу змей, — рассмеялся Хейворд. — А также был интересный случай с дрессированным медведем в Кембридже. Да, у моего внука такой же характер, как у Эмори.

Хейворд так долго ждал возвращения своего внука, а тот, в сущности, бездушный и черствый подлец! Элизабет было невыносимо больно думать о том, как сильно ранит это дорогого ей человека.

— Неужели именно таким вы его себе представляли? — удивилась она.

Хейворд с наслаждением вдохнул полной грудью свежий вечерний воздух. Ответил он не сразу, а долго смотрел на горы, собираясь с мыслями.

— Я предполагал, что мой внук окажется человеком с сильной волей, — заговорил, наконец, он. — Ты, возможно, удивишься, но все мы, Тревелианы, люди упрямые.

— Неужели? — улыбнулась Элизабет. — Вот бы никогда не подумала!

Повернувшись к девушке, Хейворд по-доброму ей улыбнулся и попросил:

— Только, пожалуйста, никому об этом не говори, моя девочка.

Элизабет одарила опекуна взглядом, полным безграничной любви и преданности.

— Можете на меня положиться. О вашем секрете никто не узнает.

Хейворд негромко засмеялся и подставил лицо прохладному ветерку, который врывался в окно. Какое-то время он молчал, а когда заговорил, в его голосе зазвучали нотки глубокого разочарования:

— Признаюсь честно, я ожидал, что Пейтон встретит меня с распростертыми объятиями. Мне казалось, он так же сильно хотел меня видеть, как я его.

— Но ваш внук не уверен в том, что он — Пейтон, — заметила Элизабет.

Хейворд кивнул, соглашаясь.

— В этом-то и упрямство натуры. Но мы изменим его точку зрения. Боже, как хорошо, что Пейтон вернется вместе с нами в Англию, к себе домой! Туда, где он родился и провел детские годы. Нам придется, правда, заставить его полюбить чай. Я был несколько шокирован, узнав, что он предпочитает кофе.

— По крайней мере, он ничего не разбил и не пролил за обедом, — напомнила Элизабет. — Миссис Рэдклифф, так смотрела в тот вечер на вашего внука, будто ожидала, что он в любую минуту схватит чашку и швырнет ее на пол.

Выражение лица Хейворда на какой-то миг стало серьезным.

— Мне абсолютно все равно, как эта женщина смотрит на Пейтона, — ответил он. — Я уверен, что этот молодой человек немало настрадался за свою жизнь от подобных предрассудков. Особенно, думаю, доставалось ему от людей, которые считали его метисом.

— Людей, как говорится, встречают чаще по одежке, — согласилась с Хейвордом девушка.

— Да, — отозвался он. — Я хотел оградить Пейтона от презрительных взглядов миссис Рэдклифф. Поэтому не стал настаивать, чтобы он с нами пообедал. Должен заметить, что эта женщина только сейчас открылась для меня не с лучшей стороны. В прошлом году, когда они приезжали к нам в Четсвик, она мне очень понравилась. Как жаль! Сам Рэдклифф такой доброжелательный, милый человек. Он был искренне огорчен, когда я сообщил ему, что завтра утром мы уезжаем.

Элизабет задумчиво поглаживала свою камею.

— А я надеялась, что времени у нас достаточно, чтобы перевоспитать Макгрегора еще до того, как мы приедем в Англию, — разочарованно протянула она.

— У тебя будет для этого три дня в Нью-Йорке, — постарался успокоить ее Хейворд. — И еще восемь дней, в течение которых мы будем пересекать океан.

— Все-таки это меньше, чем две недели, — со вздохом произнесла Элизабет, думая о сложной задаче, стоящей перед ней.

Хейворд ласково потрепал девушку по плечу.

— Все, что тебе необходимо сделать, это избавить его от всего поверхностного, моя девочка, — сказал он ободряюще. — Это нужно для того, чтобы разглядеть суть человека, которая за всем этим скрывается. Когда мы приедем в Четсвик, у тебя будет возможность эту работу закончить. Пройдет какое-то время, и мы сотрем из его памяти уродливое прошлое. С твоей помощью, Пейтон будет чувствовать себя в светском обществе легко и непринужденно. Господи, как я рад, что мой внук, наконец-то, возвращается домой!

Не в силах выдержать взгляда Хейворда, в котором было так много надежды, девушка снова повернулась к окну и посмотрела на дерево, к которому еще несколько минут назад был привязан жеребец Макгрегора.

— Боюсь, мы не должны привыкать к мысли, что мистер Макгрегор останется в Англии по истечении шести месяцев, — заставила себя все-таки сказать Элизабет.

— Я уверен, что он навсегда останется в Англии, — решительно возразил Хейворд.

Сдерживая дыхание, она выпалила:

— Марлоу, он не собирается там оставаться! Старика это, казалось, не удивило.

— Знаю. Он думает, что проживет у нас шесть месяцев, возьмет деньги, которые, я ему пообещал, и уедет.

— Похоже, вы не воспринимаете этого человека всерьез, — растерянно заметила девушка.

— Я воспринимаю своего внука даже очень серьезно, — усмехнулся Хейворд. — И не сомневаюсь в том, что он собирается уехать от нас через полгода.

— И вы так спокойно об этом говорите! — удивилась Элизабет.

— Этот молодой человек судорожно цепляется за единственно известный ему способ жизни, — ответил Хейворд. — Он растерян, не в силах разобраться в своих эмоциях, ни в себе, ни в нас. Но пройдет время, и Пейтон поймет, где его место в этой жизни. — Хейворд усмехнулся. — Я абсолютно в этом уверен.

Элизабет провела рукой по шероховатой поверхности парчовых штор. Ярко-синий фон ткани напоминал ясное вечернее небо, в котором кружили желтые и черные птички. В сознании Элизабет родилась ассоциация — Эш Макгрегор, как парящий в небе ястреб, — такой же дикий и свободный. Она, как ни старалась, не могла поверить в то, что в Англии он будет чувствовать себя, как дома.

— Я знаю, с каким нетерпением ты ждала встречи с моим внуком, — нарушил молчание опекун. — Но вижу, что он тебя ужасно разочаровал.

Элизабет ответила не сразу, старательно подбирая нужные слова:

— Просто я ожидала, что он окажется совсем не таким.

— А каким ты ожидала его увидеть? — спросил Хейворд.

Элизабет осторожно провела кончиком пальца по изображенной на шторе птичке.

— Я думала, он будет счастлив, вновь обрести свою, семью, — тихо сказала девушка. — А этого человека, похоже, больше всего на свете интересуют только деньги. Его ничто и никто не трогает.

— Не забывай, что Пейтон лишился отца и матери, когда ему было пять лет. К одиннадцати годам он потерял и ту индейскую семью, где его вырастили. На глазах у беззащитного и беспомощного мальчика, этих людей зверски убили. Спустя еще год убивают человека, который спас Пейтона от смерти и заботился о нем, как о собственном сыне. И потом, почти два года, бедный мальчик жил совсем один. Как он выжил, — известно только одному Богу. Все это страшное прошлое не могло не ожесточить его. И не удивительно, что он относится к людям так настороженно.

— Но мне кажется, человеку всегда хочется иметь свой дом и людей, которые бы заботились о нем, — задумчиво произнесла она.

— Захочет этого и Пейтон. Со временем. Мы должны будем только помочь ему в этом, — сказал Хейворд, и положил руку на плечо девушки. — Я понимаю, что прошу тебя об огромном одолжении, но мне было бы спокойно, если бы воспитанием моего внука занялась ты.

Продолжая машинально поглаживать свою камею, Элизабет думала, насколько ей хватит терпения и выдержки, если будет находиться в обществе Макгрегора изо дня в день, с утра до вечера. Этот человек обладал удивительной и странной способностью волновать ее, заставлять нервничать и… буквально не находить себе места.

Элизабет вспомнила тот вечер, когда оказалась в его объятиях и ощутила на губах его поцелуй. Воспоминания об этом волнуют ее до сих пор. Господи, она и в самом деле должна держаться от него подальше!

— Элизабет, я не хочу тебя ни к чему принуждать, — вновь заговорил Хейворд. — И если ты возражаешь, я найду, кто поможет моему внуку.

Девушка посмотрела в темно-синие глаза опекуна. Она знала, что всей своей жизнью не смогла бы отплатить за все, что он для нее сделал.

— Ну, так что? — улыбнулся Хейворд.

— Конечно, я это сделаю, — улыбнулась в ответ Элизабет.

Хейворд крепко прижал девушку к себе.

— Спасибо тебе, милая. Я уверен, что ты сделаешь из этого необработанного камня настоящий бриллиант.

Элизабет хотелось бы быть такой же уверенной, как и Хейворд. Однако у нее было предчувствие, что мистер Макгрегор окажется крепким орешком.