Хранитель сокровищ

ГЛАВА 22

Ночью Элизабет удалось убедить себя, что сумеет приручить непокорного зверя. Но утром от уверенности не осталось и следа. Увидев каменное лицо Эша, поняла: она по-прежнему остается для него врагом. Он согласился придти на урок в гостиную в десять часов, но исчез, прежде чем Элизабет доела завтрак. Похоже, муж ее избегал. Но, так или иначе, им все равно придется сталкиваться друг с другом. До торжественного представления свету внуку герцога оставалось четырнадцать дней.

В половине одиннадцатого, не дождавшись мужа, Элизабет отправилась на поиски. Несколько минут назад Эша видели в конюшне. Элизабет заглянула в большое каменное здание, но и там его не нашла. Главный конюх сообщил, что Его Светлость находится на выгоне. Элизабет направилась к выходу.

«Да, Его Светлости, похоже, неведомы ни вежливость, ни учтивость, — думала Элизабет. — А я…»

На тропинке, ведущей к пастбищу, она остановилась как вкопанная: Макгрегор был не один. Стоя с центре выгона, он с улыбкой наблюдал за Джулианой, которая скакала по кругу на сером жеребце. В прохладном утреннем воздухе звенел радостный смех матери. Теплые лучи солнца ласкали наездницу и молодого человека. Они напоминали двух старинных друзей. Им было легко и хорошо вдвоем. У Элизабет ревниво кольнуло сердце. Она почувствовала себя одинокой и покинутой. Рядом с ней Эш никогда не бывал спокойным и счастливым.

Заметив дочь, Джулиана помахала рукой:

— Элизабет!

Обернувшись, Эш увидел в тени высокого вяза жену. Улыбка медленно сползла с его лица. Ей было больно и обидно это видеть, но она не хотела, чтобы он догадался, с какой легкостью может ее ранить. Муж относится к ней с холодной сдержанностью, пусть так оно и будет. Элизабет не станет превращаться в круглую дуру из-за какого-то ужасного типа. Надо только постоянно напоминать себе об этом.

Подскакав, Джулиана остановила жеребца.

Эш обнял ее за тонкую талию, затянутую в голубую шерсть платья, и помог спешиться. Джулиана с удовольствием приняла его ухаживание. Эш намеренно пренебрегал теми правилами приличия, о которых говорила ему учительница.

— Не правда ли, он великолепен! — Взяв Эша под руку, Джулиана подошла к дочери.

«Мать не хочет видеть, что скрывается за красивой внешностью зятя».

— Такой сильный, — прибавила Джулиана, с улыбкой глядя на Эша. — И в то же время, такой нежный.

Элизабет смерила мужа уничтожающим взглядом. Неужели он очаровывает всех женщин подряд?

Джулиана ласково потрепала Эша по руке.

— Из него получится прекрасный производитель, — восхищенно сказала она.

— Что?! — возмутилась Элизабет. Джулиана обратила на дочь взгляд невинно голубых глаз.

— Мы с Пейтоном говорили о том, какую из моих кобыл лучше всего свести с Уиндом Дансером, — объяснила она.

— С Уиндом Дансером? — шепотом переспросила Элизабет. — «Лошади, — облегченно вздохнула она. — Мать говорила о лошадях».

— В чем дело, принцесса? — спросил Эш. — Разве ты не согласна, что Уинд Дансер мог бы стать отличным племенным жеребцом для одной из кобыл из конюшни твоей матери? — Глаза были холодны и равнодушны.

Элизабет невольно подумала: «Отчего она всегда его злит?»

— Если мама считает Уинда Дансера отличным производителем, значит, так оно и есть, — уклончиво ответила она.

Элизабет замерла, ожидая услышать в ответ что-нибудь неприятное. Но муж отвернулся и стал смотреть в сторону дома, игнорируя жену. Она молча проглотила обиду. Возможно, занятия и будут продвигаться успешно, а вот личные отношения, скорее всего, зайдут в тупик. Ей хотелось сжать кулаки и колотить этого бесчувственного болвана до тех пор, пока каменное сердце не откроется и не впустит ее внутрь.

— Мы намеревались сейчас покататься верхом, — заговорила Джулиана, которая, казалось, не замечала натянутых отношений Эша и дочери. — Поедешь с нами?

Значит, они собирались кататься верхом? Эш хотел, чтобы она, как последняя дура ждала его в гостиной, а он в это время скакал бы верхом и наслаждался свежим солнечным утром. О! Каков негодяй!

— Нет, сегодня меня ожидают другие дела, — ответила Элизабет и метнула на мужа свирепый взгляд. — У тебя тоже есть более важное занятие.

— Сегодня такое чудесное утро, — пожал плечами Эш. — И мне совсем не хочется сидеть взаперти.

Неужели он думает, что ей хочется сидеть в четырех стенах и вбивать в его упрямую голову правила поведения?

— Вечер состоится, через несколько дней, — невозмутимо обронила Элизабет. — А мы многих вопросов вообще не касались.

Эш согласно кивнул.

— Похоже, нашу прогулку верхом придется отложить, — сказал он.

— О! — Джулиана обиженно поджала губы. — А мне так хотелось покататься на Уинде Дансере.

Эш повернулся к ней и с такой нежностью улыбнулся, что у Элизабет защемило в груди от ревности.

— Ну, так возьмите его, — предложил он. Джулиана радостно прижала руку к груди.

— Вы это серьезно? — переспросила она.

— Уинд Дансер вас теперь знает, — кивнув, ответил Эш. — Думаю, вы найдете с ним общий язык.

— Я его не обижу. Благодарю. — Погладив Эша по руке, она повернулась и пошла к выгону, оставив их наедине.

Элизабет смотрела на мужа, старательно пряча обиду под маской ледяного презрения.

— По-твоему, мне очень хочется сидеть взаперти и ждать, когда ты вернешься с прогулки? — возмущенно сказала она.

Эш поднял на жену глаза, в которых не было и тени раскаяния.

— Перед самым твоим приходом Джулиана предложила покататься верхом, — объяснил он. — Я собирался сказать тебе об этом.

— После возвращения с прогулки? — саркастически усмехнулась она.

— Прежде чем мы уехали бы, — в тон ей ответил Эш. Ветерок, перебиравший его волосы, бросил на лицо прядку. — Я подумал, что должен пригласить и тебя.

«Должен». Равнодушное слово больно задело Элизабет.

— Какой заботливый! — с долей иронии усмехнулась она.

Однако ее слова Эша не тронули.

— Но ты предпочтешь провести утро за уроком езде верхом, — продолжил он.

Неужели этот мерзавец и вправду думает, что она в восторге от роли учительницы?

— Между прочим, я очень люблю ездить верхом, — заметила Элизабет.

— Неужели? — Муж удивленно поднял брови.

— Еще раз напоминаю: светский вечер не за горами.

— А еще так много надо вбить в мою голову. — Эш повернулся и направился к дому. — Что ж, не будем терять времени.

Постояв немного, Элизабет нерешительно пошла следом. Этот человек относится к ней, как к тюремному надзирателю. По его вине она чувствует себя мелочной и эгоистичной. Но ей хорошо известно, каким злым и жестоким может быть светское общество. На Эша будут устремлены сотни придирчивых взглядов, отыскивающих в нем малейший изъян. Пропавший много лет назад лорд Энджелстоун и теперь объявившийся его сын, — их так просто в покое не оставят. Элизабет хочет помочь этому человеку не ударить лицом в грязь. Она ни за что не позволит, чтобы Эша унижали и высмеивали. Хотя он и в самом деле бывает порой настоящим дикарем.

Догнав мужа, Элизабет сказала:

— Урок мы начнем с экскурсии по Четсвику.

— Мне все равно, — отозвался Эш, не глядя на жену.

Как бы ей хотелось ответить тем же! И навсегда выбросить его из сердца. Но она не может этого сделать. Элизабет надеялась, что Эш узнает, наконец, в Четсвике свой дом. Здесь родился он сам, его отец, дед и прадед. Это поместье с 1673 года принадлежало роду Марлоу. Эш был звеном в длинной цепи мужчин и женщин, которые здесь жили, любили и растили детей. Как заставить его это понять?

Яркий солнечный свет падал на многочисленные портреты, которыми были увешаны стены длинных коридоров Четсвика. Эш едва различал лица мужчин и женщин на полотнах в изысканных позолоченных рамах. Как бы ему хотелось не быть внуком старика-герцога. Тогда бы все не было таким сложным.

Каждая проведенная в этом доме минута откалывала кусочки от стены, за которой скрывались воспоминания. И Лабиринт, и озеро, и картины казались ему очень знакомыми. Становилось все труднее отрицать, что он здесь когда-то раньше жил. Неужели он и в самом деле Пейтон?

— Эту залу и следующую занимают семейные портреты, — продолжала рассказывать Элизабет. — На этих стенах, как и по всему дому, можно увидеть лица титулованных герцогов и герцогинь Марлоу с 1654 года.

Эш рассматривал женщину, идущую рядом с ним. Его жена. Гордо вскинув голову, Элизабет смотрела прямо перед собой. Ее холодное и сердитое лицо было таким прекрасным, что сердце начинало болеть от необъяснимой тоски.

«Но так оно даже лучше, — убеждал он себя. — Лучше видеть эту маленькую женщину в гневе, чем позволять маленькими изящными ручками вить из него веревки».

Глубоко вздохнув, Эш пытался справиться с напряжением, не оставлявшим его с того самого дня, как приехал в Четсвик. Странно, но неприятное чувство отпускало только в объятиях Элизабет. В те короткие мгновения ему улыбалось счастье. Счастье. Эш всегда о нем мечтал, но никак не ожидал обрести его рядом с этой женщиной. Один раз он поверил в мечту, но и она обманула.

Мягко шурша платьем, Элизабет ступала рядом с Эшем. Он не слушал ее и вспоминал, что скрывается под слоями из шерсти и хлопка: стройное и сладкое, как мед, женское тело, мягкие округлые холмики грудей, розовые соски которых становились напряженными от его прикосновений. Мужчину охватывала волна желания. Эта женщина возбуждала его одним своим видом.

Элизабет водила мужа по широкой величественной зале, показывая портреты людей, которые, возможно, были его предками. Она даже не подозревала, что он мысленно расстегивал крючки на спине ее платья. Ему не хотелось думать о каких-то дедах и прадедах. Он хотел лишь крепко прижать Элизабет к себе и никогда не отпускать. Желание окутывало его, словно цепями и увлекало в зияющую пропасть. Эш мысленно себя одернул: «Лучше держись от этой женщины на расстоянии». Он не мог заставить себя верить ее глазам. Элизабет была готова на все, чтобы Марлоу и герцогиня снова не потеряли своего внука.

Следуя за женой, Эш вышел в коридор, который был таким длинным, как настоящая картинная галерея. Если можно было бы выстроить в одну линию все коридоры в доме, они точно протянулись бы от Денвера до Нью-Йорка. Неужели Марлоу и герцогиня пользуются всеми комнатами? Черт возьми, да здесь можно заблудиться и плутать потом целый месяц!

— А это библиотека, — объявила Элизабет. Тихо щелкнул выключатель, и хрустальные с позолотой светильники вспыхнули ярким огнем.

— До 1815 года эта комната была Главной галереей первого герцога. Шестой по счету герцог Джордж Уильям, видя, что хранилище, в котором размещалась библиотека, не в состоянии удовлетворить его страсть к книгам, решил переделать Главную галерею в библиотеку. Прежняя, находится за стеной.

Эш шел мимо уставленных книгами стеллажей. Он думал о чудесных сокровищах и тайнах, что скрываются за кожаными переплетами. Чтобы прочитать все эти тома, уйдет не один год. Таким временем он не располагает.

Элизабет подошла к застекленному шкафу, встроенному в стену.

— Здесь хранится коллекция редких манускриптов Эмори, — объяснила она.

Эш взглянул на стоящие за стеклом фолианты в кожаных переплетах. Один из них оказался открытым. Каждая страница была заключена в рамку из замысловатого, писанного золотом переплетения фигур и цветов. Центральное место занимал рисунок из уличной жизни средневековой Венеции. Краски иллюстраций были живыми и сочными и мерцали, словно драгоценные камни.

— Теперь я понимаю, какое удовольствие получает человек, коллекционирующий старинные книги, — признался Эш.

— Да, — согласилась Элизабет и, мягко прошуршав платьем, отошла от мужа.

Она остановилась перед картиной, висевшей на стене.

— Этот портрет был написан спустя год после того, как Ребекка стала маркизой Энджелстоун.

Эш взглянул на него и был поражен. С полотна в позолоченной раме, улыбаясь, смотрел, казалось, сам ангел. Удивительно милая женщина в темно-синем платье стояла в окружении розовых кустов с красными, белыми и розовыми бутонами. У нее были чистые голубые глаза, как небо над головой. Светлые белокурые волосы Ребекки мягкими волнами спадали на плечи и обрамляли лицо, которому могла бы позавидовать принцесса из сказки.

Волна воспоминаний всколыхнула Эша. Ему показалось, что он ощутил, как к лицу прикасается роза. Услышал мягкий женский смех. Эш закрыл глаза, покорно следуя за этим видением.

— Розы были ее любимыми цветами, — прошептал он вдруг.

— Правда?

Услышав голос жены, Эш вздрогнул и открыл глаза.

— Что, правда? — переспросил он.

— Ты только что сказал: «Розы были ее любимыми цветами», — Элизабет охватило волнение. — Ты что-то вспомнил, да?

— Может быть, — нехотя согласился Эш. — Но я вполне мог так сказать, потому что женщина стоит в окружении роз.

— Я тебе не верю, — заявила Элизабет и подошла к полотну, висевшему напротив Ребекки. — Это твой отец Эмори. Здесь он на год младше тебя теперешнего. Хорошенько на него посмотри.

Фотографии Эмори Тревелиана, которые видел Эш, были жалкой копией портрета этого человека. Художнику удалось создать образ таким живым, что казалось, Эмори вот-вот шагнет со стены. Улыбка украшала и без того прекрасное лицо. Темно-карие глаза излучали добрый свет и могли принадлежать мужчине, получившему от жизни все.

— Ты не можешь отрицать вашего сходства, — горячо воскликнула Элизабет. — Ты так похож на своего отца!

Маленький проказник! Ты вырастешь и станешь таким же красивым, как и твой отец, и таким же вредным и упрямым.

Слова проскользнули сквозь щели в стенах, удерживающих воспоминания. Их произнес приятный женский голос. Кто-то рассказывал ему истории о дальних странах. Ласково нашептывал по вечерам, пока он не засыпал. Эш явственно ощутил, как голову гладит нежная и мягкая рука, и невольно вздрогнул от воспоминаний.

— Теперь ты видишь, как сильно вы похожи? — спросила Элизабет взволнованным голосом.

Эш не смотрел на нее. Он не мог этого сделать, потому что слезы застилали ему глаза. Не отрывая взгляд от портрета Эмори Тревелиана, Эш видел перед собой те же решительные черты лица, которые встречал каждый раз, когда смотрелся в зеркало. Он и человек на портрете были похожи, как два брата. Неужели и в самом деле он видит перед собой отца?

— Ты вспомнил? — тихо спросила Элизабет. Эш судорожно перевел дыхание, безжалостно подавляя в себе волну эмоций, готовую накрыть его с головой.

— Я не уверен в том, что вспомнил, — выдавил он из себя.

— Что же в таком случае было? — удивилась она. — Я ведь прекрасно видела по твоему лицу, что ты вспомнил и мать, и отца.

— Какие-то обрывки. — Эш снова посмотрел на улыбающееся лицо Эмори. — Образы, которые могут быть плодами моего воображения.

Элизабет раздраженно вздохнула.

— Неужели так трудно признать, что ты — Пейтон Тревелиан?

Мужчина грустно засмеялся. Всю жизнь он искал свой дом. Ему казалось, что, отыскав семью, он, наконец, успокоится. Теперь же, стоя в доме, принадлежащем отцу, он верил в это с трудом.

— Я тебя не понимаю, — сердито сказала Элизабет. — У тебя появился шанс вновь обрести свою семью и начать жизнь сначала, а ты сопротивляешься.

Эш попытался объяснить жене причину своего упрямства:

— После смерти Джона Макгрегора у меня не оставалось ни одного близкого человека. Мне некуда было идти. Я жил на улице, ночевал под открытым небом. Однажды я обнаружил большое здание, в котором хранились книги. Читать меня научил Джон, и мне показалось, что я попал в рай.

Эш обвел глазами плотные ряды книг. Он почувствовал, как старые раны начинают кровоточить. Даже теперь, спустя столько лет, боль не утихала, была такой же острой и невыносимой.

— Библиотекарь вышвырнул меня на улицу, — продолжал он печальный рассказ. — Он не хотел обслуживать грязного, оборванного мальчишку. Но мне удалось найти небольшое окошко в задней стене здания. Каждую ночь я проникал в библиотеку и читал до тех пор, пока мои веки не слипались, я засыпал прямо у книжных полок. В те далекие дни то большое здание, со множеством книг представлялось мне моим домом.

Элизабет дотронулась до руки мужа.

— Теперь ты дома, — сказала она.

— Разве? — Эш смотрел в бездонную глубину ее глаз, страстно желая поверить. Ему хотелось навсегда забыть о той жизни, что сделала его изгоем без рода и племени.

— Но я не уверен, что когда-нибудь смогу назвать это место своим домом, — признался Эш. — Слишком много лет отделяет мальчика, жившего здесь когда-то, от того мужчины, которым я стал.

Элизабет внимательно смотрела на Эша.

— Ты не из тех людей, которые позволяют своему прошлому лишать их будущего, — высказала она свое мнение. — И если сильно чего-то захочешь, тебя ничто уже не остановит.

Он, конечно, твердо знал, чего хочет от жизни, — любви Элизабет. Ему очень хотелось верить во взаимную любовь. Но Эш не мог доверять ни Элизабет, ни кому-нибудь другому в этом доме. Ему известны намерения Элизабет любой ценой сделать из него настоящего Пейтона.

— Ты говоришь так, словно веришь, что я смогу завоевать весь мир, — усмехнулся Эш.

— Завоевать доверие общества куда проще, Эш. И я уверена, ты справишься с этой задачей. — Элизабет улыбнулась мужу.

Эш легонько пощекотал ее теплую щеку. Из груди Элизабет вырвался удивленный вздох. В глазах он увидел слабую надежду и пробуждающееся желание. Она была так прекрасна и так желанна.

— Возвращайся домой, Эш, — прошептала Элизабет. — Возвращайся, назад в свою семью.

Семья. Разве мог он, за плечами которого была тяжелая и непростая жизнь, стать таким, каким Элизабет хотела его видеть?

— Может быть, я и Пейтон, — ответил Эш. — А может быть, и нет. Но как бы то ни было, я не могу обещать, что здесь останусь.

— Но здесь твой дом, — взволновано произнесла она. — Четсвик — это не только сооружение из камня, стекла и дерева. Это — сотни лет традиции. Наследие, словно факел, передающееся от одного поколения к другому. Ты — внук Марлоу, и без тебя этот огонь погаснет.

Эш пристально смотрел на портрет Эмори Тревелиана, чувствуя, как сердце сжимается от тоски.

— Но я не уверен в том, что я — сын Эмори, — с трудом произнес он.

— Разве? — удивленно переспросила Элизабет. Эш потер затекшие мышцы шеи.

— Если бы я не был Пейтоном, — всем было бы намного лучше от этого.

Искорки надежды, мерцавшие до этой минуты в глазах Элизабет, поглотила внезапная вспышка гнева.

— Как ты можешь такое говорить? — возмутилась она. — Неужели у тебя хватит совести смотреть Марлоу и герцогине в глаза и думать, что им лучше было бы никогда не находить своего Пейтона?

— Но Пейтон, и в самом деле для них потерян, — ответил Эш. — Я не могу стать для этих людей внуком. Мне не удастся стереть из памяти все годы и события, которые сделали меня таким, какой я есть. Я не смогу здесь жить.

Раздосадованная Элизабет отошла от него. Эш сделал над собой усилие и постарался спрятать раздражение в дальнем уголке своего сердца. Он так сильно желал эту женщину, стремился к ней и душой, и телом. А она думала о другом мужчине. С его, Эша, лицом, но с душой иного человека.

Элизабет остановилась возле стола. Она сосредоточилась на гладкой поверхности из красного дерева, словно собираясь с мыслями. Когда она повернулась к мужу, на красивом лице сквозила твердая решимость.

— Ты не можешь решать этот вопрос так сразу, — сказала она, — не дав шанса ни Марлоу, ни герцогине, ни самому себе.

— Не стоит рассчитывать, что я стану тем человеком, о котором ты все время мечтала, — покачал головой Эш.

Элизабет гордо вскинула голову.

— Остается только надеяться, что, в конце концов, ты все-таки научишься ценить семью, — холодно обронила она. — И тогда не важно будет, как тебя зовут.

Как часто Эш казался Элизабет абсолютно невозможным человеком. Но бывали минуты, когда он ей нравился таким, каким был на самом деле. Тогда она узнавала в нем образ, мечты о котором жили в ее сердце столько лет. Но только теперь она поняла, как далек Эш Макгрегор, от Пейтона Тревелиана.

— Ты так верна Марлоу и его жене, — заметил Эш. — Такая преданность способна заманить в ловушку даже самого дикого зверя. Она вызывает благоговение.

— Думаю, мы должны продолжить нашу экскурсию — предложила Элизабет и открыла дверь.

Эш решительно ее захлопнул.

— У меня есть хорошая идея, — сказал он.

Обернувшись через плечо, Элизабет растерянно посмотрела на мужа, и, догадавшись, что он имел в виду, густо покраснела.

— Должно быть, ты шутишь, — запинаясь, произнесла она — Не здесь же… — Голос задрожал. — И не сейчас.

Однако Эш был серьезен, гораздо серьезнее, чем хотел казаться. Опершись руками о полированную дверь из темного дуба, он загородил дорогу.

— Я хочу тебя, — сказал он резко. — Прямо здесь. И сейчас.

Элизабет судорождно вцепилась в медную ручку.

— Если ты так настаиваешь, пойдем в мою комнату.

— Да, я настаиваю. — Эш убеждал себя, что хочет ее унизить, преподать урок и навсегда отбить охоту дразнить дикого зверя и расставлять ловушки. Но гнев был лишь уловкой — его обуревали чувства. Обвив рукой талию жены, Эш с силой привлек ее к себе. — А твоя комната чертовски далеко.

Почувствовав, как к шее припадают мягкие губы Эша, она испуганно вздрогнула.

— А вдруг кто-нибудь войдет? — растерянно спросиал она.

— Хорошие слуги всегда стучатся, прежде чем войти, — тихо прошептал Эш, с наслаждением вдыхая сладкий аромат лаванды. Руки его скользнули вверх, лаская стройное тело, и добрались до округлых холмиков грудей. — А в Четсвике все слуги вышколенные.

— Эш, мы не должны заниматься любовью здесь, — взволнованно продолжала возражать Элизабет.

Эш нащупал кончиками пальцев соски, которые от ласки становились все более крепкими и упругими.

— Я хочу тебя, принцесса, — прошептал он хрипло.

Элизабет уронила голову на плечо мужа.

— Ты хочешь наказать меня за расставленный, как ты считаешь, мной капкан? — спросиал она.

Эш легонько покусывал мочку уха Элизабет, заставляя ее тихонько стонать от удовольствия.

— В твою ловушку попался дикий зверь, принцесса. И тебе придется теперь смириться.

— Сколько все-таки в тебе упрямства, — прошептала она.

Схватив жену за плечи, Эш развернул ее и прижал своим телом к массивной дубовой двери.

— Где же твоя непокорность, принцесса? — усмехнулся он.

Элизабет подняла руки и обвила шею мужа.

— Я тебе не враг, Эш, — тихо прошептала она, привстав на цыпочки, и припала к губам Эша, целуя жадно и настойчиво.

Будь проклята эта женщина! За то, что заставляет его так ее хотеть! За то, что против своей воли он тянется к теплу и нежности больших серых глаз. Как может эта женщина казаться такой искренней, когда все ее заверения и поступки насквозь фальшивы?

Эш нетерпеливо приподнял юбки жены и развел рукой ноги. Теплая и гладкая, как шелк, кожа Элизабет опалила его огнем.

Стянув с нее панталончики, он принялся осторожно перебирать шелковистые волоски и вскоре почувствовал, как ласки сделали средоточие сладострастия Элизабет горячим и влажным. Пусть слова, срывавшиеся с ее губ, были насквозь лживыми, но то, что он сейчас ощущал под своей ладонью, было настоящим. Элизабет хотела его. Она стонала, извиваясь всем телом, и все крепче прижималась к нему. Он покрывал нежными поцелуями атласную щечку своей жены и учительницы, думая, как давно ему хотелось любить ее в самом неподходящем месте, в любую минуту рискуя быть застигнутыми врасплох.

Увидев, как Эш расстегивает брюки, Элизабет опустила глаза и тихонько вскрикнула, — возбужденная мужская плоть рвалась ей навстречу. Натягивая шелковое белье, она словно стремилась, как можно скорее выбраться наружу.

— Эш, — прошептала женщина чуть слышно, когда муж обхватил ее бедра.

— Обними меня ногами за талию, — попросил он хриплым от желания голосом.

Элизабет послушно вскинула ноги.

Не в силах сдерживаться, он пронзил ее пылающее огнем лоно.

Чувствуя, с какой жадностью принимает его жена, Эш хотел напомнить себе, что это фарс, но сомнения сгорали в пылу страсти, и он уже ни о чем не мог думать.

Казалось, это был ритмичный танец древнего язычника. Элизабет запрокинула голову назад и тихо вскрикивала. Ее тело сотрясала сильная дрожь. Целиком, отдавшись наслаждению, Эш покорно сдался чувствам и стал на короткое время одним целым с Элизабет.

Когда ускоряющийся ритм приблизил их к апогею, он резким движением завершил акт. С ее губ сорвался долгий стон. Элизабет так крепко обнимала его руками и ногами, словно не хотела отпускать. В глубине души он тоже сильно этого желал.

— Ах ты, развратник, — тихо прошептала Элизабет, припав губами к виску мужа. — Боюсь, никогда не смогу сказать тебе «нет».

— А почему, прекрасная интриганка, я должен тебе верить? — спросил он.

Пощекотав пальцами, ухо мужа, Элизабет запустила руку в густые волосы.

— Потому, что я тебе не лгу. И мне уже порядком надоело постоянно об этом твердить.

— Прибереги свои слова для кого-нибудь еще, принцесса, — усмехнулся Эш.

Глаза Элизабет сверкнули гневом.

— Клянусь, придет день, когда ты на коленях будешь умолять меня о прощении! — воскликнула она.

«Такой день и в самом деле придет». Он уже почти был в этом уверен.

Когда руки отпустили Элизабет и ее ноги соскользнули на пол, юбки с мягким шелестом опустились. И перед ним стояла леди. Платье скрыло следы их стремительной любви.

Неужели все это ложь? Леди играла роль проститутки лучше, чем все известные ему женщины.

Отвернувшись от жены, Эш принялся оправлять на себе одежду. Ему требовалось навести порядок и в своих вконец запутавшихся чувствах.

В эту минуту раздался тихий стук в дверь.