Хромой пеликан

Глава двадцать девятая

Недавно он смотрел по телевизору какое-то юмористическое шоу. От нечего делать смотрел, потому как зрелища дебильнее этого представить невозможно. А, может, смотрел для того, чтобы напитаться злости и решимости продолжать начатое дело.

Боже мой! Сотни людей сидят в зрительном зале, миллионы – у телевизоров, и никто не понимает, что перед ними на сцене кувыркается и юродствует сам Сатана! Глумится над мужским и женским полом, торжествует свою победу.

Нет, вы только вдумайтесь… Пятидесятилетние лысеющие мужики кривляются, гнусавят, изображают всяких там цыплят табака на потеху огромной публике! И почитают такой удел честью для себя. Попал сюда, под нацеленные телекамеры – значит, жизнь удалась. Ради этого можно и голую задницу всему миру продемонстрировать. Недаром слово «комик» созвучно со словом «гомик». Н-да, много денег и привилегий дает Сатана за добровольное попрание мужского достоинства…

А ведь в зале – много женщин, и они смеются! Нет, не презрительно, а восхищенно! Для них этот вот говнюк в бабьем платке – воплощение настоящего мужчины. И женщины готовы прямо сейчас лечь с ним в постель – просто так, бесплатно. Только потому, что у этого вертлявого комика-гомика – сонмища почитателей-маргиналов. Он известен!

По местному телевидению сказали, что детский шахматный тренер был убит по ошибке.

Мол, его в темноте приняли за дебелую курящую бабищу. Как бы не так! Он не ошибся, вонзая штык-нож в этого бесполого выродка. ТАМ, откуда он получает указания, ошибок не бывает.

Потому что шахматный тренер мужиком не был. Он был гомиком. То есть еще хуже, чем баба.

«Петр и Павел час убавил, а Илья Пророк два уволок. Да нет, не так: Петр и Павел день убавил, Илья Пророк час уволок. Вот как правильно».

Геннадий рассеянно смотрел на кухонный стол, где беспорядочным веером были разбросаны игральные карты: десятки, девятки, двойки, тройки… Из комнаты доносилось мерное посапывание: под утро бывший атташе посольства в Париже просто свалился от мозгового перенапряжения.

Валентин Николаевич начал нервничать еще ночью, когда свет полной луны, смотревшей в окно, стал мертвенно-бледным и завораживающим.

– Генка, хватит маячить, – грубо сказал отец, впервые за последние годы назвав сына его мирским именем. – Если хочешь, чтобы я плодотворно работал, то сгинь с глаз долой.

Настоятель храма Ильи Пророка вышел на улицу, и ноги сами привели его к ограде зоопарка. Как там хромой пеликан Яшка? Геннадий тут же отогнал все эти сантименты: надо сосредоточиться на решении загадки, погрузиться в мир цифр. На отца надежда плохая, картежные навыки могут оказаться бесполезными при столкновении с парадоксом теории чисел…

Он шел и шел вдоль чугунной ограды, и вот ему начало казаться, что его самосознание отвалилось куда-то вбок, сконцентрировалось в виде какого-то диковинного животного и мирно шествует рядом с бренным телом иеромонаха. Да иеромонах ли он сейчас? Геннадий с поразительной легкостью ощутил, что не может себя идентифицировать. Да и не хочет. …В какой-то момент Геннадий с удивлением обнаружил, что стоит у своего подъезда, а из-за горизонта уже поднимается распухшее, словно чирей, солнце. «К дождю», – машинально подумал иеромонах. Ах верно, сегодня же Илья Пророк, значит, будет не просто дождь, а самая настоящая гроза.

Поднявшись на свою лестничную площадку, Геннадий удивился снова, и пуще прежнего: входная дверь в квартиру была отпертой. Неужели, уходя, он не захлопнул ее до конца? Что ж, бывает.

Он посмотрел на спящего отца, прошел на кухню. Помимо карт, на столе белела бумага с длинным текстом: «Сынок, я тебя не дождался, извини, лег спать. Вторую ночь без сна – это чересчур для моего возраста. Сынок, я нашел решение твоей задачки, излагаю его ниже. Успеха тебе!»

Геннадий жадно пробежал глазами четкие, убористые строки. Ничего себе! Папаша явно умеет мыслить нестандартно. По его версии, в обороте участвовало только двадцать девять рублей, цифра тридцать – вымышленная, фантомная. Но устроит ли такое решение Виктора Петровича, вот в чем вопрос…

Так, сколько сейчас времени? Ага, около девяти утра. Скоро магнат должен прибыть в свой офис.

Но не восхитился президент концерна «Евразия-Траст» изящным раскладом, произведенным Валентином Николаевичем. Однако ж занервничал, предложил сто тысяч фунтов отступного. Не на того напал, многоуважаемый толстосум! Или все, или ничего. На сто тысяч фунтов даже плохонькую церквушку не отреставрируешь, не украсишь иконами и утварью.

Вскоре Геннадий с тоской осознал, что биться над неразрешимой для него задачей можно хоть до морковкина заговенья, хоть до Второго Пришествия. А в распоряжении – только несколько часов.

Решение пришло внезапно и оглушающе, как ледяной шок крещенской проруби. Ну как же он сразу не сообразил! А ведь путь к успеху был очевиден, прост и эффективен, как удар топора.

Геннадий снова взглянул на часы – одиннадцатый час утра. Он поспешно принял освежающий душ, натянул кроссовки, стильную рубашку и черные джинсы, глянул на спящего отца. Пусть отдыхает. В сущности, он сделал все, чтобы помочь сыну. Безобидный, славный старикан.

Иеромонах Герман выскочил на трассу, остановил первую же легковушку:

– К церкви Ильи Пророка.

– А где это? – не понял водитель.

– Поехали, я укажу дорогу, – с досадой плюхнулся возле шофера Геннадий. – Пожилой человек, а где храм Божий, не знаете.

– Да нет у нас такой церкви! – гнул свое водитель, подбавляя газу. – Монастырь Крестовоздвиженский знаю, там автобаза; Троицкий собор знаю, Казанскую церковь знаю. Откуда Илья Пророк-то взялся?

– С праздником вас Ильи Пророка, уважаемый, – саркастически молвил Геннадий.

– И вас также, – серьезно ответил дядька.

«Вот так-то, милый ты мой иеромонах Герман, – истязал себя самоиронией настоятель храма Ильи Пророка. – Служишь ты, оказывается, в церкви, про которую и слыхом-то не слыхивали. А уж про тебя самого – и подавно. Но ничего, ничего… Дайте срок, и меня тут каждая собака узнавать станет. К лешему подмосковные монастыри, их настоятели у митрополичьих хором локтями толкаются. Буду восстанавливать Крестовоздвиженский монастырь, стану игуменом. А там… Только бы престарелый архиепископ еще хоть года три продержался! Не ушел бы на покой, ведь пришлют вместо него молодого, энергичного, со связями… Жди тогда епископской вакансии лет двадцать пять, а то и тридцать!»

И еще – успеть бы получить сегодня миллион фунтов стерлингов.