Из-за этого сна, вернее, воплощения, настроение было крайне паршивым. Ещё голова гудела, будто мы не чай вчера пили, а нормально так накатили портвейна. Ненавижу портвейн. Ещё со студенчества, как вспомню эти три семёрки, так воротит.
Я вышел развеяться на улицу, и ноги сами привели в Ботсад МГУ. Кругом сновали парочки, народ рассекал на самокатах и роликах. Солнце пригревало по-летнему, прохожие радовались теплу, радостно щурились, подставляя лица тёплым лучам, словно стараясь впрок напитаться теплом перед осенью. А у меня на душе скребли кошки. На впечатления от сна наложились мысли о Коляне и его родственниках. Я присел на лавочку, ту самую, на которой ел медитативную сосиску.
В кармане зазвонил телефон. Я выхватил его и чуть не подскочил на месте: Колян!
— Алло! — заорал я в трубку.
— Как дела? — словно ни в чём не бывало поинтересовался он.
— Нет, это ты мне скажи, как у тебя дела! — возмутился я. — Может, ты думаешь, что мне пофиг, но я, вообще-то, волнуюсь.
— Извини, — Колян замялся. — Там такое начало твориться от твоей плитки, что до сих пор страшно. А звонок, даже сообщение — это ментальное присутствие, я опасался, что… Рома тебе, наверное, всё рассказал?
— Рассказал, — ответил я. — Неужели до сих пор актуально?
— Не знаю, — признался Колян. — Но я на всякий случай подальше от квартиры отошёл, чтобы тебе позвонить. Ты не знаешь, почему Рома трубку не берёт? Не могу связаться с ним.
— У него обострение этой его хандры или чего там, — теперь уже я замялся. — О матери опять стал переживать. Маша у него телефон отобрала и сказала, что это всё из-за нашей магии. Меня в лабораторию не пускают больше. Ни Ромы, ни ребят не видел.
— Ясно, — протянул Колян. — Жаль. Наверное, случай с моими его спровоцировал.
— А как они там? Твои?
— Совсем плохо, — пожаловался Колян. — Я почти не выхожу из квартиры, чтобы поддержать слои. Сначала вроде стабилизировалось, а в прошлое воскресенье было что-то такое… Брат ничего, а мать с отцом стали рассыпаться, будто что-то выкачивало их энергию. Я не увидел каналов, а Ромы рядом не было. Кажется, что это была атака. Но, может, я выдумываю. Какая атака? Они просто старше, у них изначально меньше энергии.
— А некроманты твои что говорят? — спросил я и затаил дыхание. В прошлое воскресенье, когда мы ходили в сон к Хельге, была битва с претами. Неужели между мной и родственниками Коляна действительно установилась какая-то связь? И через проекцию комнаты атака задела и их?
— Они тоже не видят каналов, — вздохнул Колян. — И вообще, Алекс настроен пессимистично. Говорит, что ничего сделать нельзя, лучше отпустить их. Чтобы души, значит, погибли. Всё время мы с ним искали пути, он давал надежду, а тут. Я чуть не выгнал его из квартиры!
Колян прервался и несколько раз вздохнул в трубку, но продолжил уже спокойно:
— Но если его выгнать, я потеряю последнюю надежду.
— Ну, у тебя есть мы, — ответил я. — Зачем тебе какие-то мутные некроманты? Мне они не нравятся…
— Андрей! — перебил меня Колян. — Я не хочу, чтобы кто-то из наших знал мою тайну. Ты ведь никому не рассказал?
— Нет конечно, — бодро соврал я. — Это же твоё дело. Но почему бы тебе самому не…
— Вот и хорошо, — Колян снова прервал меня. — И не надо. Дело даже не в том, что они подумают, когда узнают, что я собрал людей, чтобы подпитывать вниманием слои. Ты ведь сидел вместе с нами, атмосфера тепла, дружбы, веселья какого-то. Пусть эта тусовка такой и останется. Не надо её портить. Ладно?
— Ну, она не останется, — возразил я. — Из-за всего этого компания уже раскололась. Ты собирал людей.
— Ничего, ещё соберемся, — ответил Колян. — Всё будет хорошо.
Я даже не сразу понял, что он отключился, и попытался всё объяснить тишине в трубке. Ну, зашибись! Что будет хорошо, если вот так прятать голову в песок? Это он не знает, что у некромантов рыльце в пушку! Я плюнул и набрал номер Коляна. Хватит уже этих секретов!
Но вызов тут же оборвался. Второй звонок тоже не прошёл. Чёрт! Он, похоже, меня заблокировал! Вот ведь идиот!
Я поднялся, чтобы идти к метро. Надо приехать и рассказать лично, раз уж так. Но тут же пришли другие мысли: и о возможной проекции моей плиточной защиты на квартиру Коляна, и о состоянии Ромы. А что будет с Коляном, если он узнает? И так ведь уже не в себе. А Рыжий, похоже, ничего не рассказал ни о битве во сне, ни о нашем с Вадимом визите. Но явно старается пойти на попятную, даже не делает вид, что пытается помочь. Или неорганы и ему велели не лезть в это дело? Кто знает, о чём они там договорились.
Я снова вспомнил сегодняшний сон. Если это и вправду мои прошлые воплощения, то это всё, пусть и в другом мире, происходило на самом деле. Вот отстой! Нижние миры, и тот парень, может, до сих пор там сидит, так и не воплотился в нормальном мире. И всё-таки какие же эти неорганы мудаки! Наверняка в сотнях тысяч воплощений у меня куча косяков наберётся, и теперь они мне это всё будут показывать, если я не устрою их своим поведением? Раньше они меня игнорили, а теперь вот так. Зачем же я им так нужен? Им самим приспичило показывать мне все эти воплощения, вот и сменили тактику. Ну, придётся поставить их на место. Показали треш? Пусть теперь потерпят недельку. А я крюки повынимаю во внутреннем сновидении. Иначе они так мою жизнь в кошмар превратят. Решено! До выходных только внутренние сновидения. И пусть мне и самому интересно, что в этих воплощениях, но придётся потерпеть. Нельзя позволять им так мной манипулировать. Тем более что я не собираюсь отказываться от идеи помочь Коляну. Нельзя от такого отказываться!
Я принял решение и мотнул головой, отгоняя мысли, которые собрались уже пойти по второму кругу. Хватит уже! На ум пришла техника, которую описывал сенсей. Динамическая медитация при ходьбе. Кажется, сейчас был подходящий случай, чтобы попробовать. Я сложил руки, закрывая себе обзор вниз, и потихоньку пошёл вперед по аллее парка. Сначала наблюдать, как стопы по очереди появляются из-под сложенных рук, не получалось. Я разглядывал кроссовки, пятно на правом, соринку на левом, запылившиеся шнурки… и прочие детали. Потом кроссовки примелькались, и взгляд попытался переключиться на трещины на асфальте, веточки, приклеенную и сотни раз раздавленную ногами жвачку. Но тут оказалось легче, сосредоточиться на движущемся объекте проще. А потом я вошёл в какой-то ритм: левой-правой, левой-правой. Ступни появлялись и исчезали. Мозг в конце концов залип на процесс и уже не мог оторваться. Не знаю, сколько я так шёл, аллея была длинной, а время как-то потерялось. Только когда носок кроссовка упёрся в бордюр, я поднял глаза. Впереди был газон, а дальше забор с низенькими кустами под ним. Кусты были прекрасны, такого насыщенного глубокого зеленого цвета, хотелось запустить руки в их густую шевелюру и потрогать. Забор тоже казался идеальным — ровные чёрные пики тянулись вверх, они притягивали своей прямотой и устремлённостью к солнцу, будто тоже, как и кусты, были живыми и росли из земли. Газонная травка расстилалась ярким пушистым ковром. Я повернулся и посмотрел на аллею. Пространство расширилось, стало бесконечным — дорожка и ряды деревьев уплывали вдаль. Небо над ними было невозможно синим и невозможно высоким, а ещё глубоким одновременно, таким глубоким, что туда хотелось упасть. Я и сам будто стал выше, великаном, разглядывающим всё это с высоты исполинского роста. Прохожие, даже те, что находились на расстоянии вытянутой руки, казались карликами. Они суетились и мельтешили, волны беспокойства излучали даже неспешно прогуливающиеся пары. Но это их беспокойство меня не трогало. Я шёл и разглядывал картину, наслаждаясь её глубиной и чёткостью. В моём мире больше не существовало никаких дурных мыслей и проблем. Я бродил по аллеям, пока не стемнело и пока тело не стал беспокоить холод.
Дома, чувствуя, что мысли снова начинают шевеление в голове, я лёг спать, чтобы не потерять состояние.
— Комната — внутреннее сновидение! — я отдал команду и ещё долго лежал с закрытыми глазами, балансируя на границе яви и бодрствования. А потом медленно опустился в сонную дрёму.
Я шёл по коттеджному посёлку и глазел по сторонам. Удивительно, как здесь сочетались красота и убожество. Вот особняк из красного кирпича, похожий на замок, за металлическими прутьями забора видно блестящий глянцем порш во дворе. И тут же, рядом, стоит хибара. Деревянная, с покосившейся крышей. Как вообще только держится! Во дворе раскидали корявые ветви старые деревья. Тропинка к дому практически заросла. Да и вряд ли кто-то в ближайшее время открывал калитку облезлого деревянного забора.
Вдруг дверь хибары отчётливо скрипнула, и я замер. Она отворилась, обнажая чёрный проём. Из проёма появилась узловатая рука. Взялась за наличник, и на крыльцо с кряхтением выползла её обладательница: седая старуха в замызганном платье серого цвета и таком же платке.
Она, опираясь палку, спустилась с крыльца и уставилась на меня выцветшими глазами.
— Что, милок? Мак будешь воровать или нет?
— Не буду, — пообещал я и поднял вверх правую ладонь.
— А эти вон не стесняются, — бабка ткнула кривым артритным пальцем в сторону особняка. — Весь яблоневый цвет, гады, стащили, да и мой цвет тоже. Ух, и красивая я была молодуха!
Старуха ощерилась щербатыми гнилыми зубами, и я отшатнулся. Совсем, видно, из ума выжила.
— Не веришь? — почуяла старуха. — А вот смотри! Немного у меня осталось, только вон те цветочки.
Она указала на бледно-голубые подснежники, пробивающиеся через густую подстилку серо-зелёной травы в саду.
Цветы, словно учуяв, вздрогнули, потом всколыхнулись, будто от порыва ветра, и от них потянулся золотистый шлейф в сторону особняка. Голубые чашечки завяли, скукожились, листья опустились.
Я проследил взглядом шлейф — он скользнул за ограду, облетел вокруг порша и превратился в золотистый мерс.
— Ни фига себе! — удивился я. — Как это понимать?
— А вот так и понимай! — бабка стукнула палкой о землю. — Ты думаешь, почему тут старые да убогие дома рядом с таким шикарными дворцами? Потому что без нас они не могут. На один такой дворец — пять, а то и десять домов надо! Да чего я языком зря мелю. Ты взлети да посмотри — сверху-то оно всяко виднее!
Я тут же вспомнил, что умею летать. И что руками можно не размахивать, усилие надо прилагать из манипуры — и всё. В центре живота родилось напряжение, и меня резко вынесло вверх. Аж дух захватило!
Спустившись чуть ниже, я окинул взглядом посёлок. И точно: коттеджи стояли кучками в окружении нескольких простых домиков. Какие-то почти развалились, а какие-то были ухоженные, вокруг цвели сады и дети возились в песочнице. Но от каждого тянулся золотистый шлейф к особняку, расположенному в центре. Получились такие ячейки — один коттедж и несколько простоватых домиков.
Я спустился обратно к старухе, но в саду уже хлопотала молодая девушка. Вычищала старую траву, вырывала сорняки, заполонившие сад.
— Здравствуйте, — я подошёл к забору. — А где здесь бабушка была?
— Не знаю, никакой бабушки нет, — пожала плечами светловолосая блондинка. — Это теперь наш дом.
— Аркаша! — крикнула она, повернувшись к развалине. — Крышу надо починить! Гляди, как покосилась!
Из дома послышался грохот и глухое ворчание.
— Да он вообще скоро развалится, — заметил я.
— Ничего-ничего, мы всё исправим, — проворковала девушка. — Не как у соседей, но жить можно. А там, глядишь, и такой же себе отгрохаем.
— Да ничего вы не отгрохаете! — понял я. — Они из вас тянут, золотой шлейф, я видел! Вы — всего лишь ресурс!
Девушка хлопнула на меня глазами и, подхватив садовые грабли, убежала за дом.
Бесполезно.
Я посмотрел ещё раз на хижину, на коттедж и пошёл дальше по улице. Теперь уже как систему отмечая простенькие домики и навороченные коттеджи. На душе стало мерзко.
— Где отсюда выход? — спросил я у мужчины, попивавшего пиво во дворе какого-то сарая.
— А выхода нет, — ответил мужик, кидая бутылку прямо в кусты перед домом. — Ты либо с нами, либо бьёшься за дворец.
— Да иди ты! На хрен мне этот дворец, — ответил я и в сердцах пнул потрескавшийся асфальт. Он возмущенно загудел и пошёл волнами.
— Нарушаем? — полицейский в чёрной как уголь форме возник словно из-под земли. — Почему буяним?
— Потому что — вот! Золотистый шлейф, цветы вянут, — попытался объяснить я, ткнув пальцем в особняк.
— И что с того? — удивился полицейский. — Так положено, все знают. Ты дом-то выбрал?
— Да ни хрена я не выбрал! И не собираюсь выбирать! — заорал я. — Вы тут воровством занимаетесь. Это против прав человека!
— О, кажется у нас тут бунтарь, — осклабился полицейский и тут же, сделав серьёзное лицо, заорал. — Подкрепление на улицу Сансары, срочно!
Сам он взмахнул рукой в мою сторону, и я едва успел отскочить. Рука на глазах нарастила чёрную блестящую броню и растопырила когтистые пальцы. Второй, нормальной рукой, мент кинул в меня фаербол.
— А-а-а! — я закричал и разбил фаербол звуковой волной. Тут же в меня чуть не прилетел ещё один — лицо обдало жаром. На другой стороне дороги стоял ещё один полицейский.
Чтоб их! Но я тоже так могу! Здоровенный, почему-то синий фаербол появился прямо передо мной. Я усилием воли разделил его надвое и послал к жандармам. Что-то всё это напоминало. Откуда-то я знал, что могу ещё больше. Справа и слева взметнулось оранжевое пламя, разбившись о моё, синее. И из огня вышли два черных, покрытых сталью силуэта. С каждой стороны по два!
Чёрт! Откуда их только приносит?
— В следующий раз будет восемь.
Я обернулся. Мужик откуда-то достал вторую бутылку пива и уселся наблюдать зрелище.
Надо валить! Небольшое усилие в животе, и я рванул вверх. Особняки, халупы, деревья, мелькнули разноцветным ковром. Посёлок раскинулся внизу подо мной. Он тянулся от горизонта до горизонта насколько хватало глаз. Замок, с десяток хибар вокруг, замок — хибары, и так без конца. Я летел среди облаков, а картина не менялась.
Да сколько же будет тянуться этот посёлок?!
И тут всё накрыл тяжёлый монотонный звук:
— Бу-бу-бу-бу-бу-бу…
Я оглянулся и увидел стремительно приближающиеся вертолёты.
Да твою ж мать! Под одним из вертолётов что-то вспыхнуло и понеслось в мою сторону.
Ё-моё! Летучая ракета! Они меня сбивают, как самолёт.
Я не успел даже рот открыть — ракета влетела мне прямо в живот, и его тут же обожгло теплом.
Меня что, убили? Чёрт! Как же так?! Я не могу умереть здесь, это же сон! Это мой сон.
Обдумать сделанное открытие я не успел, в глазах потемнело, и меня со страшной силой потащило вниз. Потом со всех сторон обволокло что-то плотное и мягкое.
И всё.
Движение остановилось. По-прежнему было темно. Я повернулся. В тягучей жиже шевелиться было неудобно. И что-то я такое там наверху вспомнил и забыл. Что-то важное.
Я сделал несколько гребков, будто из очень плотной воды выныривал на поверхность, и почувствовал пустое пространство под руками. Сосредоточившись на центре живота, вылетел наверх как пробка из бутылки.
Через некоторое время собралась картинка: деревья, закрывающие небо ветвями, утоптанные тропинки и частокол оградок. Кладбище!
Значит, я всё-таки умер. Ну и ладно. Зато из-под земли вылез, можно и погулять пойти. Я пошёл по тропинке, рассматривая могилы. Здесь прослеживалась та же тенденция: покосившиеся деревянные кресты с заросшими травой холмиками и добротные гранитные склепы с горгульями и выкрашенной блестящей чёрной краской оградой.
— И какой смысл? — громко спросил я. — Всё равно ж померли все! Нужно ли после смерти это всё богатство? Какая вообще цель всего этого была, если потом всё равно конец? Всё!
— Мало ты знаешь, милок, — позади раздался скрипучий голос. — Где конец, там и начало скоро.
Я обернулся.
Там за оградой стояла недавняя старуха. Позади неё зияла разрытая могила с гробом, рядом лежала крышка.
— А я думал, вы умерли, — брякнул я.
— Почти. Давай, помоги мне, накинь крышку и увидишь, что будет, — с этими словами, она, ловко, словно молодая девушка, прыгнула в могилу и улеглась в гроб. Даже руки на груди сложила. — Давай, милок. Поторопись.
Я поднял крышку, оказавшуюся почти невесомой, и опустил на гроб. Земля, лежавшая чёрной горой около могилы, дрогнула и стала медленно стекать в яму. Под ней постепенно скрылась деревянная крышка. Потом могила до краёв заполнилась землей, и сверху появился маленький аккуратный холмик. На нём тут же выросла трава, а сквозь неё пробились и распустились голубые цветочки. Совсем как в том старухином саду.
— И что дальше? — спросил я.
Словно в ответ, земля дрогнула. И началось.
Деревья закрутились вокруг своей оси, меняя форму кроны, становясь ниже. Оградки, наоборот, стали вырастать вверх, до полноценного забора. Из земли, как гигантский гриб стал расти дом, пробивая её острыми башнями. Всё вокруг задвигалось, спешно менялись декорации, будто кто-то работал в программе 3D моделирования, только в реальном мире.
И вот я уже стоял посреди коттеджного посёлка, как две капли воды похожего на предыдущий. На месте могилы старушки возвышался песочного цвета особняк с белыми башенками. Ну, в этот раз ей повезло.
— Вот он! — раздались крики, и, обернувшись, я увидел полицейских.
Да етить-колотить! И эти ребутнулись.
Я перемахнул через ограду, когда от удара фаерболом запекло спину!
— Чёрт!
Посреди двора очень кстати вырос фонтан, и я кинулся туда со всех ног. Нырнул в прохладную чистую воду. Было приятно погрузиться в нее и падать в мягкую обволакивающую синь. Я сразу успокоился, почему-то почувствовав себя защищённым, сделал пару гребков, чтобы глубже уйти под воду… и вынырнул с той стороны.
Ни фига себе! Как такое может быть?
Я огляделся по сторонам. Вокруг во все стороны простиралось бескрайнее синее море. На небе не оказалось солнца, равномерно подсвеченное от горизонта до горизонта, оно покрывало всё бирюзовым куполом на тон светлее морской глади. Я взлетел над водой и увидел тело, качающееся на волнах. Человек лежал лицом вверх, раскинув руки в стороны. Глаза на узком лице были закрыты, все три. Тот, что посередине лба — тоже. Человек спал.
В этот момент у меня голове вспыхнуло какое-то озарение. Я кинулся к нему, схватил за бледные узкие плечи и стал трясти.
— Проснись! Немедленно проснись, слышишь! Этот мир — одна большая ловушка! Проснись и освободи нас всех!
Мой крик эхом разнёсся над гладью океана, но человек и ухом не повёл. А потом что-то сверху дёрнуло меня, и я открыл глаза.
Спальня. Мандалы.