Хрустальная колыбельная

Глава 6: Северный Ястреб

Примерно в то же время Наоэ остановился в Ямагате. Некоторое время он разрывался между Токио и Ямагатой, расследуя странную и жестокую смерть подозреваемого во взяточничестве, но в конце концов нашел нить, что привела его в город Ямагата.[48]

Случай коррупции, связанный с финансированием и покупкой земли для курорта, раздулся в грандиозный скандал, вовлекший всех — от банков до правительства. Взятки брали начало из большой, основанной в Сэндае компании по продаже недвижимости. Двое из ее исполнительного штата, наиболее тесно связанные с этим случаем, погибли.

Работая самостоятельно, Наоэ использовал ментальную разведку и гипноз, чтобы внедриться в судебный процесс, и применял все имеющиеся в распоряжении методы, пытаясь собрать информацию и докопаться до истины. В итоге он все же вышел на человека, который, кажется, имел отношение к Ями Сенгоку: Уэсима, важная шишка в National Diet и член правящей партии префектуры Ямагата, который очевидно имел с компанией по продаже недвижимости давние связи и долгое время поощрял ее. К тому же он вроде был замешан и в этом случае.

Уэсима был заместителем лидера очень влиятельной фракции в партии, которая правила на данный момент. Фактически, он являлся одним из претендентов на должность президента на осенних выборах.

Но теперь, когда пролился свет на эту круговерть с коррупцией…

«Наверное, Уэсиме предстоит очень тяжелая осень…»

Убийства, призванные уничтожить свидетельства взяточничества, — вот так Наоэ объяснял эти странные смерти. Конечно, смерть от собачьих укусов в собственной постели — в высшей степени необычный способ убийства… практически почти невообразимый.

По крайней мере, с нормальной точки зрения.

Но только не в том случае, если тут задействованы онре.

Происшествия могли бы быть вполне вероятными, если Уэсима как-то сговорился с оншо Ями Сенгоку, чтобы избавиться от подозреваемых во взяточничестве. Возможно, Уэсима пожелал заключить эту сделку, пытаясь устоять при шторме, в котором на чашу весов были поставлены его кандидатура в президенты и карьера в Diet.

Движимый этими догадками, Наоэ преследовал Уэсиму примерно неделю. Тот вернулся домой, в Ямагату, и дальнейших действий не предпринимал. Наоэ тщательно проверял людей, входящих в дом и выходящих из него, в полной мере используя для сбора информации гипнотическое внушение. Наконец он выяснил личность оншо, с которым сговорился Уэсима, так же как и подробности самой сделки.

То был Могами Есиаки.

А сделка заключалась в использовании тела Уэсимы в качестве вместилища для души Могами Есиаки.

— Ясно. Значит, они начали призывы мертвых.

Сидя в Сефиро и куря сигарету, Наоэ разговаривал с Аяко по сотовому через день после того, как она и Такая прибыли в Сэндай. Так они обычно поддерживали связь друг с другом. Вокруг дома Уэсимы был возведен барьер и вся шиненха блокировалась, так что Наоэ мог только использовать подслушивающие устройства и тому подобное, чтобы иметь представление о том, что делается внутри (жучки Наоэ тайком цеплял на людей, что входили и выходили). Радиоволны доходили до его номера в отеле, однако Наоэ припарковал автомобиль около дома и наблюдал оттуда, чтобы немедленно действовать в случае чего.

— Так крушение зданий определенно имеет отношение к Ями Сенгоку, — поморщился Наоэ.

— А по словам Кокуре-сан, похоже, оншо один за другим появляются в городе, — добавила Аяко. — Мне нужно провести более тщательную ментальную разведку, однако аура земли в самом деле странная.

— Странная? Дзикэ[49] изменилась?

— Не знаю, изменилась или нет, но она не естественная. Не похоже на обычное скопление аур людей и духов, скорее на что-то призванное или управляемое. Просто чувствуется как-то странно.

— Управляемая аура? Ты еще не выделила связи между ней и призывами мертвых, нет?

— Ммм, несомненного доказательства у меня еще нет, но, думаю, к следующему нашему разговору будет.

— Ясно. Это-то меня и тревожит. Чтобы мы не делали, прежде всего нужно выловить оншо, которые творят эти призывы, и изгнать их чем скорее, тем лучше, пока не пострадало еще больше невинных людей. Сама справишься?

— Думаю, вполне.

— … Ну тогда я на тебя полагаюсь, — проговорил Наоэ, заканчивая беседу, однако спустя момент молчания поинтересовался: — Как… Кагетора-сама?

— Кагетора? Полагаю, у него была тренировка с Кокуре-сан. Учился медитировать.

— И хорошо получается?

— Нууу, — смущенно протянула Аяко. — У него определенно недюжинные способности Уэсуги Кагеторы, да и Кокуре-сан его нахваливает, но кажется, проблема в нем самом.

Наоэ удивился:

— Самовнушение?

— Да нет, не то. Думаю, дело в личности Оги Такаи. Он необычно растерянный с тех пор, как приехал в Сэндай. Знаешь, Наоэ, ты ничего не слышал, нет? Ничего про Сэндай?

— Нет…

На самом деле, хоть Наоэ и хорошо знал Уэсуги Кагетору, таких же точных сведений про Оги Такаю у него не было. Такая не рассказывал про себя и отказывался пускать в душу других людей.

«Хотя я слышал, что его родители развелись несколько лет назад…»

— Знаешь, Наоэ, в нем больше от ребенка, чем он пытается показать. Он сразу отталкивает людей, но тебе не кажется, что глубоко в сердце ему хочется от кого-нибудь зависеть?

Наоэ распахнул глаза. Аяко продолжала:

— Он… Интересно, откроет ли он душу хоть кому-то?

— Харуиэ?

— Наоэ, я и правда думаю, что тебе надо быть с ним, — настойчиво проговорила Аяко. — Для него… для Оги Такаи, мы просто чужаки, которых он вдруг встретил, но мы обязательно наладим с ним новую связь. Возможно, Оги Такая — не Уэсуги Кагетора — начинает видеть в Наоэ Нобуцуне кого-то, нужного ему?

— Чего ты вдруг…

— Он обеспокоен. В смысле, так вот внезапно он — Уэсуги Кагетора и его втянули в Ями Сенгоку… он больше не знает, кто он такой, естественно, ему нелегко. Надо, чтобы с ним кто-то был. Он ранимее, чем кажется. Гораздо более хрупкий и ранимый, чем малыш Юзуру.

— Харуиэ.

— … — с момент Аяко молчала, а потом тихо решилась: — Я начинаю думать, что он не Кагетора.

Наоэ моргнул.

— Да потому что он не знает ничего! И личность у него совсем другая! Кагетора был и внимательным, и вежливым, и надежным, и интеллигентным… он был совершенством! Но этот мальчик совсем другой! Как будто совсем другой человек! Вот только… когда ему трудно, то выражение в глазах такое же, как у Кагеторы.

По лицу Наоэ скользнула слабая тень боли.

— Я понимаю, что ты пытаешься найти замену Кагеторе, но это, наверное, ранит мальчика. Когда я увидела вас в Мацумото и заметила то доверие, которое существовало между вами давным-давно, то действительно была счастлива. Я не хочу, чтобы история повторилась.

— Харуиэ.

— Пожалуйста, будь с ним… Пожалуйста, будь с Оги Такаей, с этим ребенком, который не Кагетора, и помоги ему.

Наоэ молчал. А потом, потупив взгляд, тихо ответил:

— … буду.

Они распрощались.

Наоэ откинулся на спинку сиденья и закрыл уставшие глаза. Слова Аяко звучали у него в ушах:

Я не хочу, чтобы история повторилась.

«… я не дам истории повториться…» — будто в ответ, пробормотал он про себя. Непрерывно он отпечатывал эти слова в сердце — что, если бы у него был шанс все переделать, он не дал бы истории повториться; что он не сделал бы ничего, что могло бы опечалить этого человека или причинить ему боль. И так далее, даже если бы ему пришлось обманывать себя…

Это нетрудно.

Он мог стерпеть мучительную ложь самому себе — это было ничто по сравнению с тем, как Наоэ ранил его.

Тебя одного я не прощу до конца вечности!

Слова отречения тридцатилетней давности, брошенные в лицо Наоэ, будто проступившие в крови Кагеторы, день за днем всплывали в его памяти. Но теперь голос Оги Такаи произносил эти слова, слова, которые убивали Наоэ — и последние несколько дней тот вскакивал по утрам в холодном поту.

«Наверное, я просто устал».

Наоэ в задумчивости поднес к губам сигаретный фильтр. Эти дни он не высыпался, и теперь искренне сожалел, что не проявил благоразумия и не попросил помощи у Нагахидэ (Ясуда Нагахидэ — он же Чиаки Сюхэй — оставался в Мацумото, приглядывая за Наритой Юзуру). Осознавая, что собирался зарыться в работу, чтобы избегать Кагеторы, Наоэ погрузился в депрессию еще глубже.

Возможно, этот мальчик — Оги Такая — начинает видеть в Наоэ Нобуцуне кого-то, нужного ему?

Может статься, и так.

Он не был больше Кагеторой… или по крайней мере он был и Оги Такаей теперь. Не то, чтобы Наоэ не мог понять Харуиэ, считавшую Такаю другим человеком, пускай они оба знали, что те двое — одно и то же.

«Будет ли ошибкой утешить этого человека — Оги Такаю?»

Не трусость ли это — так относиться к человеку, который не Кагетора?

Разве он не должен возместить что-то Кагеторе, который сказал, что не простит Наоэ?

«Но здесь у меня нет никого, кроме него…»

Служить Оги Такае — вот и все, что мог Наоэ.

Он не даст истории повториться — это предрешено. Однако он чувствовал опасение и нерешительность — потому что история действительно могла повториться.

Способен ли Наоэ помочь Такае в теперешнем состоянии?

Сигарета выпала, и Наоэ уронил голову на руки. Кокуре несомненно постарался выяснить уровень силы Кагеторы, и если бы Такая смог контролировать те способности, которыми располагает, этого было бы достаточно.

«Но его самовнушение так просто не разбить…»

Даже у самого Такаи вряд ли получилось бы…

А кроме того, для Наоэ…

«Я не хочу, чтобы у него получилось».

Да, именно так Наоэ и думал.

«Я самовлюбленный ублюдок…» — клял он себя, но не мог избавиться от истинных чувств.

Абсолютно верно: мощные силы Кагеторы были необходимы, чтобы низвергнуть Ями Сенгоку. На самом же деле Наоэ сомневался, смогут ли они выстоять, пусть даже в полной силе. Им нужны были способности того Кагеторы. Но Такая не сможет воспользоваться ими в полном объеме, не вернув память.

А что с тобой? Кагетора вспомнит.

Слова Нагахидэ вспыхнули в мозгу.

Про тебя. И про Минако.

Взгляд Наоэ сник, словно в попытке снести тяжесть этих слов. Правильно, Кагетора вспомнит. Нет, ему придется вспомнить. И сам Наоэ, который хотел бы забыть сильнее, нежели кто-либо, сам Наоэ…

Китазато Минако…

Та, которая так хорошо их понимала.

Женщина, которую Кагетора любил больше всех.

Женщина, которую вовлекли в битву с Одой Нобунагой, которую Кагетора доверил Наоэ тем днем, тридцать лет назад. Он приказал Наоэ защитить ее и спрятать в безопасном месте, вдали от сражения. Этот приказ был доказательством веры Кагеторы в Наоэ, несмотря на ненависть.

…Веры, которую Наоэ предал.

Кагетора не смог бы представить более отвратительного поступка.

Тебя одного я не прощу до конца вечности!

Мучительные воспоминания снова возвращались к жизни.

Минако, она дико билась.

Наоэ, он безжалостно прижимал ее к земле и срывал с нее одежду, а она плакала и выкрикивала имя Кагеторы…

Должно быть, над собой она видела глаза зверя.

И его, который в этого зверя превратился…

Чье же имя выкрикивало его сердце?

Имя, что в клочья разрывало душу.

А когда та жестокая ночь сменилась рассветом…

Рядом с обнаженной Минако, которая замерла, словно изломанная кукла, он вернул человеческую душу и смог только подивиться своему зверскому поступку. Стыд и отвращение к себе столкнули сердце Наоэ туда, где его никогда не исцелить. А Минако, с болью, затаившейся глубоко в глазах, сказала только одно в его холодную сгорбленную спину.

Наоэ заслужил самых страшных издевательств и оскорблений, которые ей бы захотелось обрушить на него. Он, надругавшись над Минако, заслужил слов «он изнасиловал меня» и любой жестокости в отместку. Минако не должна была верить ему, что бы он не делал. Она должна была поразиться и ужаснуться; она должна была ненавидеть его. И все же… И все же она… Минако…

Его отношения с Кагеторой и Минако, эта ошибка, которая сокрушила бы все четыреста лет в одну ночь — она, зная все это, спасла его.

Сказав только одну маленькую вещь…

Она пристально смотрела на него со святостью и болью в глазах.

Но человеку, который стал бы его святым…

Он…

Он нанес завершающий удар — этот отвратительный акт под названием каншо.

Именно он добил этих двоих — их, которые так любили друг друга.

Ну почему губы Минако выплюнули слова Кагеторы?

В кого переродилась маленькая жизнь, зачатая в том теле?

Ну почему все получилось именно так?

«Могу ли я начать все сначала?»

Было невыносимо думать так перед Кагеторой, который потерял свои воспоминания. Да, верно. Он, притворяясь, что сожалеет, в потайных уголках души только радовался, что Кагетора позабыл тот позор.

Смог ли Кагетора дать ему еще один шанс, хоть эгоизм и испортил его?

Внезапно снова соскользнув в депрессию, Наоэ уставился на одинокие огни по бокам улицы.

Черный БМВ проехал мимо и подъехал к воротам дома Уэсимы. Из машины, вместе с несколькими компаньонами, вышел человек средних лет в традиционных японских одеждах. Их радушно встретили и провели внутрь. Видимо, они были гостями Уэсимы.

Наоэ подался вперед и увеличил громкость подслушивающих устройств. Кажется, в доме суетились и волновались.

«Кто его гость?»

Быстрый взгляд не дал Наоэ точной информации, но ему казалось, что он уже видел этого человека раньше.

«Кто-то, связанный с политикой?»

В доме начались переговоры. А некоторое время спустя…

— Захват Сэндая продвигается благополучно.

В комнате беседовали двое. Сидя на большом стуле татами, член палаты представителей Уэсима… нет, генерал Сенгоку Могами Есиаки… разговаривал со своим только что прибывшим гостем.

— Кажется, Датэ смешались — усилиями воинов Асины. При таком раскладе нам следует победить духов Датэ Масамунэ, прежде чем мы завершим дзикэ-кеккай[50].

— Истинно так. Наши онре должны разорвать души клана Датэ и обречь их на вечное страдание, — гость надменно засмеялся. — Что ж, я не позволю им пойти к очищению, сотру их личности и заставлю их души служить нам. Они станут нашей мощью; для нас они уберут всю угрозу на северо-востоке — так мы и убьем двух птиц одним камнем. Сдается, Датэ еще не знают о союзе между Могами и Асина.

— Сверх того, союз против Датэ между Нанбу, Сатакэ, Оосаки, Иваки и Сома близится к распаду. Когда мы изготовили ловушку, покончить с Датэ будет очень легко. Я не намерен допустить, чтобы этот союз из прошлого любовался здесь светом дня.

Могами Есиаки поднес к губам стаканчик сакэ:

— Асина-доно, живет ли еще в вас ненависть к Датэ?

— Как мог я забыть? — выплюнул Асина Мориудзи[51]. — Мы, Асина, мы — благороднейшая семья еще со времен Камакуры[52], разгромлены Датэ. Нет, и еще одно: сына Сатакэ нельзя было принимать в клан. Асина пали из-за того, что такой, как он, стал во главе семьи. Злополучие моего дома было проклятьем, наложенным Датэ и Сатакэ. Они сговорились захватить Асина. Однако эта битва окончится по-другому. Возрождение Правителя Золотого Века Асины Мориудзи больше не позволит этим юнцам действовать, как им заблагорассудится. Я покажу им истинную мощь клана Асина.

— Оставляю это на вас, Асина-доно. Не сомневаюсь, что вы заполучите голову Одноглазого Дракона Датэ.

— Лесть мне не нужна.

— Это не лесть: я говорю от всей души. И кое о чем еще мне бы хотелось вас попросить.

Двое с момент пристально смотрели друг на друга. Еще более настороженно.

— Полагаете, вы меня приняли? — пробормотал Асина Мориудзи; черты лица его духовного сосуда исказились.

На угловатом лице Уэсимы появилась хитрая улыбка:

— Пожалуйста, сим вечером ни о чем не тревожьтесь.

«Удивительно…»

Наоэ, который весь разговор подслушал с помощью жучков, прицепленных в доме, был слегка ошарашен.

«Асина и Могами, вместе…»

Наоэ уже слышал о воскрешении Асины, но даже и не думал, что они уже заключили союз. И более того, что они уже расставили сети вокруг Датэ…

«Они действительно хотят уничтожить Датэ…»

И еще одно он уловил…

«Дзикэ-кеккай?»

Дверь неожиданно открылась, и вышло несколько человек — среди них был и тот самый мужчина в японской одежде… вероятно, Асина Мориудзи. Наоэ напрягал глаза в темноте. Низенький, средних лет человек с узким вытянутым лицом и седыми волосами.

«Он…»

Наоэ вздрогнул, внезапно узнав его.

«Это что, представитель Diet Хирабаяси Микио?»

Он был лидером партии Хирабаяси, политической фракции, которой принадлежал Уэсима. Бывший премьер-министр и, вне всяких сомнений, могущественный, влиятельный голос в своей партии — и сосуд для души Асины Мориудзи!

При учете этой связи, разумеется, вполне естественно, что Хирабаяси и Уэсима заглядывали друг к другу, однако занимать тела людей такой политической власти, это конечно… Да, Могами занял тело Уэсимы не случайно, но со стороны Асины делать вместилищем такого известного человека, как Хирабаяси?

«Да что же они замышляют?»

Как только черный БМВ исчез в темноте, жучки передали женский голос:

— Твой гость уже воротился домой? — красивая женщина средних лет появилась из внутренних покоев.

Есиаки оглянулся и усмехнулся:

— Он засобирался довольно рано. Интересно, думает, что мы подсыпали ему отраву?

— Чтоб мы свершили такое…

Есиаки откинулся на стуле и выдул длинную струйку дыма из трубки:

— Эти сосуды, которые мы занимаем, невыносимы. Ну, верно, что они ничто иное как старые глупцы, хотя их власть в широком смысле несомненно более полезна, чем низкий уровень силы.

Дым поднялся к обшарпанному потолку.

— Сила, что позволяет двигать миром, а?

— Три года минуло с тех пор, как мы переродились в этот мир. Теперь основа заложена наконец.

— Ммм, нам понадобилось довольно времени, дабы достигнуть теперешнего положения, однако, сдается, мир людей совсем не изменился.

Есиаки кончиком трубки начертил в воздухе круг:

— Деньги и влияние. Люди даже души свои продать готовы, только чтоб защитить себя. Или, как в нашем случае, тела.

— Глупцы.

— Верно, они глупцы. Они, забыв битвы, сгнили за своим ограниченным эгоизмом. Правительство, сотворенное никчемными людьми, само становится никчемным. Вот так обстоит дело, Еси.

Женщина проникновенно смотрела на Могами Есиаки:

— Аниуэ[53], неужто ты намереваешься снова бросить этот мир в пучину войны?

— Я не желаю войны. Я не присоединюсь к войне, но теперь у нас есть сила, способная изменить мир. Поэтому-то я и завладел этим вместилищем. Для блага Могами.

Младшая сестра Есихимэ, которая также приходилась матерью Масамунэ — Охигаси-но-Ката — сузила упрямые глаза:

— Коли они не будут осмотрительны в разговорах, это может достигнуть его ушей.

— Его, да? — в глазах Есиаки плескалось веселье. — Так даже Демоническая Принцесса Оу боится его?

Лицо Есихимэ, когда она смотрела на брата, окаменело:

— Я боюсь его. Я не могу помыслить ни о чем, кроме того, что он несет нечто ужасное на северо-восточные земли.

— Ты излишне тревожишься, Еси. При любом раскладе, а Кодзиро? Когда Сэндай падет перед нами, я думаю поручить ему Ямагату и сделать моим доверенным лицом. Несомненно, он не уступает Масамунэ и станет хорошим главнокомандующим.

— Верно.

Голос, донесшийся из другой комнаты, прервал их разговор. Они обернулись и увидели кое-что неожиданное: худощавый молодой человек стоял по другую сторону бумажной двери. Сколько же он прислушивался к беседе? Есиаки и Есихимэ побледнели, но юноша проговорил приятным дискантом, не обращаясь к недавнему разговору:

— Не волнуйтесь, Могами-доно. Кодзиро-доно из Датэ — выдающийся молодой воин. Мы отлично понимаем друг друга. Однако, Могами-доно, в комнате есть крысы.

— Чт!

Усмехнувшись, юноша вошел. Он щелкнул по полотну с пейзажем, что висело в алькове.

— А!

Юноша улыбнулся, когда Есиаки вскрикнул.

— Уши большой крысы, — повторил он и, показав жучок, раздавил в ладони его крохотный микрофон.

— Крыса, там!

— !

Подслушивающее устройство взорвалось шумом помех. Наоэ тут же отключил приемник, осознавая, что это предвещает катастрофу.

«Они заметили?» — подумал он, когда машина покачнулась. Сссад! Он почувствовал, как автомобиль проседает.

«Что!»

Автомобиль громко треснул, окутанный сверхъестественной силой. Обжигающий ветер опалил воздух вокруг. И в это мгновение…

— !

Ужасный оглушительный взрыв — и Сефиро превратился в столб пламени.

— Не пытайся улизнуть, нуэ! — обладатель этого резкого голоса перемахнул через ограду, держа ярко-красный огненный шар.

Сефиро гудел, сгорая в длинных языках темно-красного пламени. Наоэ, которому с грехом пополам удалось выбраться из машины, дрожа, скорчился на земле, сжав рукой правое плечо.

«И это их сила?»

Что-то взвыло позади. Наоэ обернулся и увидел огромную пасть алого пламени в броске. Сила Наоэ разбила огонь на части, но тут около него возникли пылающие сгустки с искаженными человеческими лицами в центре. Их слишком большие рты разверзлись, по мере того, как они приближались к Наоэ.

«Это каки!.».[54]

Одно из лиц атаковало, яростно брызжа слюной. Наоэ впился в него взглядом и высвободил силу. Лицо с отвратительным воплем разлетелось на куски, но спустя мгновение куски снова соединились и приняли прежний вид.

«Что?!»

Каки были сгустками эмоций погибших в огне — тип нематериальных цукумогами[55], что вызывали катастрофы, связанные с пожарами. Так как они были всего лишь остаточными эмоциями, то должны были исчезнуть, когда Наоэ силой рвал их на части.

«Это не простые каки!»

Он отбивался от все новых и новых каки, но они просто разлетались и снова собирались в целое. Битва не кончалась. Разбив силой очередного врага, Наоэ внезапно осознал — ну конечно!

«Это не просто сгустки эмоций!»

То были нуэ, окутанные эмоциями… онре!

«Значит, тебуку!»

Наоэ сосредоточился и собрал силу. Все пламенные маски бросились в атаку одновременно, и, когда огонь почти поглотил Наоэ, тот прогрохотал:

— БАЙ!

Пространство застыло. Каки — онре — неподвижно замерли.

— Номакусаманда боданан баисирамандая соака! — выкрикнул Наоэ, — Бисямонтэн с Восемью мечами! Даруй мне силу твою, дабы истребить этого демона!

Он развел руки, соединенные в церемониальном жесте, по направлению к нуэ:

— Тебуку!

Из рук Наоэ хлынул свет — белое сияние разрывало нуэ одного за другим. Их вопли сливались с шумом ветра, пока они исчезали в свечении.

— !

Наоэ почувствовал ужасную смертоносную энергию сзади — невидимая стрела ударила в него, когда он оглянулся.

— Агх!

Сила, брошенная, словно камни, обволокла его тело, и Наоэ упал на асфальт.

«Кто?»

Наоэ собрал силу в ладони, но затуманенный взгляд не мог найти противника. Зато Наоэ чувствовал невероятную ауру.

«Идет!»

Чья-то сила атаковала его спереди. Наоэ быстро окутал себя гошинхой.

Две силы столкнулись. Наоэ вытянул руки, притягивая энергию до предела, чтобы удержать защитный барьер. Воздух завывал.

— !

Наоэ стоял, все еще противопоставляя гошинхеки поразительно тяжелому потоку силы. Потом он, как только мог, собрал собственную силу.

— Аааааа!

Бум бум бум!

Гигантская трещина раскроила землю у ног Наоэ. Наоэ не пропустил мгновение, покуда нападающий колебался, — он вложил всю мощь в ответный удар.

— !

Смертельный сгусток плазмы отразили, и деревья и ограда мгновенно занялись огнем. Очевидно, удар Наоэ перехватила «стена». Противник был не слаб!

«Сила такого уровня… кто?!»

— Ах!

Новая стрела ударила из якобы пустого пространства перед ним. Невидимая цепь опутала Наоэ, врезаясь в тело все глубже и глубже. Он не мог пошевелиться. Агония!

«Так их двое?!»

Наоэ ощутил, будто сквозь него проходит разряд. Он беззвучно рухнул на землю. И больше не двигался.

Переулок снова погрузился в спокойствие. Садовая ограда и деревья догорали мерцающим пламенем. Удостоверившись, что Наоэ действительно потерял сознание, Могами Есиаки наконец подошел к сестре.

— Страшный человек. Я был бы в опасности, если б не твоя помощь.

— Аниуэ, кто же…

Юноша смешанных кровей подошел к Есиаки и Охигаси-но-Ката сзади, осмотрел неподвижного Наоэ и довольно фыркнул:

— Хм. Я то думал, откуда-то приползла большая крыса, а это, оказывается, один из демонов Уэсуги.

— ! Уэсуги?!

Молодой человек встретил взгляд Есиаки невинной улыбкой:

— Этот человек — Наоэ Нобуцуна, один из перерожденных Уэсуги. Сдается, Яша-шуу Уэсуги тоже проникли на северо-восток.

— Уэсуги… Яша-шуу!

— Если так, то они, вероятно, очутились и в Сэндае. Что ж, тем лучше. Думаю, силе этого человека можно найти полезное применение, — юноша выдал ангельскую улыбку. — Я вынужден отбыть, однако мне бы хотелось преподнести Могами-доно скромный дар.

— ?

— Я хочу предложить вам прочную крысоловку. Если желаете, позвольте мне помочь в ее сооружении: вашей отменной энергии будет более, чем достаточно, для этого, — на его губы легла легкая усмешка. — В ловушке крысе не позволительно делать ничего. А после, Могами-доно, вам следует найти время потрясти его, как следует.

— !

В глазах юноши полыхнула такая жестокость, что даже лица двоих Могами застыли. Не обращая внимания на произведенное впечатление, молодой человек хохотнул и обратил взгляд на догорающие огни, его мягкие шелковистые волосы развевались на ветру.

Пламя, отражаясь в глазах Мори Ранмару, светилось зловеще пурпурным.