Хрустальная колыбельная

Глава 7: Захват столицы демонов

Когда он очнулся, то обнаружил, что находится в темном подвале.

Сырой холодный воздух. Ноздри щекочет запах плесени. Сквозь единственное крошечное окошко высоко в стене струится лунный свет.

Он запрокинул голову — посмотреть на скованные наручниками запястья, за которые был подвешен. Стало быть, попался.

«Побежден, да?»

Слегка прищелкнув языком, Наоэ сосредоточился, собираясь освободить руки. Сила нендореку должна была легко политься в ладони, однако…

Никакого отклика.

Наоэ задумался. В цепях ничего особенного не было. Он попробовал еще раз. Но и сейчас кандалы не поддались. Вообще ничего не случилось. Наоэ нетерпеливо глянул на груду коробок перед ним и попытался заставить ее рассыпаться — коробки даже не шелохнулись. Тогда он понял.

Он больше не мог использовать силу.

Может, виноват испытанный недавно шок? Или… что-то другое? Что-то, поглощающее его силы, создающее эффект их нехватки? Тогда!..

«Кюреку-кеккай?»

Уникальный барьер, который Мори Ранмару использовал недавно в Мацумото. Такой барьер абы кому не поставить… для этого надо быть оншо из Ями Сенгоку с незаурядными силами. Неужели среди Могами нашелся кто-то, владеющий способностью создавать кюреку-кеккай? Или…

Его пронзила ужасная догадка.

«Или… это и есть Мори Ранмару?»

Наоэ хрипло вздохнул.

В таком случае эта битва идет не только между Могами и Датэ. Если Ода уже присоединился к оншо Северо-востока, ясно как день, что Датэ имеют численное превосходство. И наверное Ода, используя Могами как предлог стереть с лица земли Датэ, ударит по Сэндаю.

Могами и Асина, которые вселились в видных политиков.

И Ода, тенью примкнувший к ним.

«Этот вопрос так просто не решишь».

Наоэ силился освободиться, но цепи держали крепко. Напрасно он дергался, бился — наручники только глубже впивались в запястья. Отчаяние росло.

«Пошло оно все!» — тихо простонал он, сжав зубы.

Звук открывающейся тяжелой двери застал Наоэ врасплох, и он вскинул голову. Приближался свет лампочки.

Из темноты появился молодой человек с умным лицом, примерно возраста Такаи. Наоэ хватило взгляда, чтобы понять: в одном теле гнездились две души.

«Подселенный?»

— А крыса, видать, пробудилась, Кодзиро.

Женский голос звучал где-то за юношей. Посмотрев еще раз, Наоэ увидел мужчину и женщину, оба средних лет.

Наоэ сверлил троицу пристальным взглядом. Строгого вида женщина заговорила первой:

— Ты и впрямь не в силах двигаться. Человек Уэсуги. И каково это быть схваченным?

— …

— Командующий твоего чина — и пользуется этакими низкими изворотами. Хочешь нападать — так нападай не таясь.

— Не совсем точно, Ёси. Сбор сведений — также один из методов ведения войны. Мы должны более обращать внимание на подобную возможность. Верно сказано, что и у стен есть уши, — возразил Есихимэ хорошо сложенный мужчина — Могами Есиаки в теле представителя Diet Уэсимы.

— Все же меня раздражает, что он слышал нас.

— Что за гнусный сговор вы устроили? — потребовал Наоэ тщательно контролируемым голосом. — Чего вы надеетесь добиться, захватив тела Уэсимы и Хирабаяси?

— Пусть даже ты узнаешь, и что? Что ты будешь делать с этой информацией?

Наоэ подавился возражением, а Есиаки подошел ближе.

— Ты ничего не сделаешь. Ты перерожденный, но не в силах использовать свои возможности. Или покончишь с жизнью здесь и похитишь другое тело?

— …

— Следовало поймать тебя раньше и призывом мертвых обратить в одного из наших нуэ, — Есиаки взял Наоэ за подбородок. — Оншо Ями Сенгоку наслышаны о Яшах-шуу Уэсуги. Твое тебуку отправило в мир иной Асано и Сибату. Не знаю о твоих целях, однако не понапрасну ты зовешься Яша-шуу.

Наоэ ответил яростным взглядом.

— Ты Наоэ Нобуцуна? Приемный брат главного советника Уэсуги Кагекацу, Наоэ Канэцугу[56]? Мы многим обязаны ему. Мы встречались в Северо-восточной Секигахара[57], в битве при Дэве[58]. Пускай он был нашим врагом, однако нельзя не признать, что сражался он превосходно. Посчастливилось же Кагекацу-доно заполучить этакого командующего в качестве своей правой руки, — в ястребиных глазах Есиаки горела усмешка. — Тем не менее, это не то имя, которое нам бы хотелось услыхать.

— Что вы собираетесь со мной делать?

— Проще было бы заставить тебя забыть, однако нам нужна твоя сила.

— Почему бы вам просто ее не выплеснуть? Какие подлости вы замышляете? Эти происшествия в Сэндае — ваших рук дело? Для чего? Что вы намереваетесь делать с городом?

Есиаки свысока смотрел на Наоэ.

— Что ж, я расскажу.

— Аниуэ!

— Ничего страшного, Еси. К своим товарищам он не возвратится.

— !

Лицо Наоэ окаменело. Есиаки заговорил весьма сдержанно:

— С тех пор, как мы пробудились от вечного сна, мы три года прилагали все усилия, дабы изучить нынешнее положение дел в мире. То, что мы видели, слышали… все выходит далеко за пределы нашего разума. Люди живут в расточительстве. Вещи сделаны не из глины и не из железа, но из материала, никогда нами раньше не виденного. В механизмах используется ужасающее колдовство. Чем больше мы познаем, тем больше мы постигаем великолепие этого мира. О подобном господстве мы и мечтать не могли во времена своей жизни. Этою страною, по моему разумению, достойны править лишь боги.

— …

— Я хотел узнать больше о этом мире. С тем я вселялся в различные сосуды и за три коротких года изведал многое о нынешнем обществе. И не успев еще как следует изучить строение этого мира, я уже знал: ему не впору зваться Чистыми Землями богов. Истинно, здесь люди получили равные, тщательно охраняемые права и гарантии. Да, нынешняя реальность и в сравнение не идет с миром Сенгоку, который полнился непрестанными битвами. Понятие «смерть» далеко от среднего образа жизни.

Так почему же эти люди, которым следовало бы наслаждаться ценностью бытия, так придавлены им, что не в силах узреть ничего больше?

Общество сейчас — исполинский зверь, движимый нашими силами. Так стоит ли делать многое в рядах тех, кто настолько стремится править танцем в соответствии с прихотями других, что не замечают движения собственных ног?

Взгляд Есиаки был направлен в никуда.

— Одна лишь жажда утех… когда наконец-то можно жить, не опасаясь неисчезающей тени «смерти»… не желаю думать, что результатом стало это.

Наоэ смотрел на Есиаки.

Тот слабо улыбнулся.

— Столица страны, бывший Эдо… теперь зовется Токио, да?

— ?

— Все сосредоточено в этой столице, и она на грани взрыва. Есть мнения, что следует сменить столицу.

«План перемещения столицы?»

Это было недавнее предложение, которое активно поддержала правящая элита. Цель — убрать барьеры, сковавшие административные и финансовые сферы в результате того, что все правительственные функции были сконцентрированы в Токио. Мнения по этому поводу разделились, варианты решения проблемы поступили следующие: «полное перемещение» — целиком перенести столицу в другое место, «частичное перемещение» — передать функции столицы многочисленным районам, и «новая столица» — переместить лишь главные центральные учреждения, такие как National Diet. Именно о последнем и говорил Есиаки.

— Правда, что Токио станет городом без будущего. Гнойник, нечистое место. Коли править будут оттуда, этим мирным временам наступит конец.

— !

— В скором времени Токио отвергнут, и столица будет немедля перенесена. Кому как не нам позаботиться об этом. Мы, Могами, обретем воистину крепкую власть и собственными руками выправим искажение в нынешнем обществе.

— …

Наоэ молчал, а Могами Есиаки продолжил:

— И знаешь ли ты наиболее подходящий город? Город, который едва ли пострадает от бедствий, город с обилием воды и земель по низким ценам, город, что расположен всего в часе езды от Токио с теми транспортными средствами, которыми мы ныне располагаем, город со своим международным аэропортом. Лишь один город удовлетворяет всем требованиям… Сэндай!

— Так вот почему!

Могами Есиаки негромко рассмеялся.

— Да, вот почему мы захватим Сэндай. И сделаем его столицей Японии. А Ямагата станет новым городским подцентром. Будучи центром Северо-востока, Сэндай располагает всеми необходимыми ресурсами, чтобы сделаться столицей хоть сейчас.

— Поэтому вы вселились в Уэсиму и остальных! Вам нужно было их политическое влияние, чтобы осуществить перемещение столицы!

В глазах Есиаки блеснуло честолюбие:

— Ну да. То, что этот человек родился на северо-востоке должно хорошо сработать в нашу пользу. Ратуя за перемещение столицы, он может достичь еще большей власти. Знания и могущество наших сосудов позволят нам изменить Японию. Сэндай — наша крепость: сделать эту крепость столицей означает управлять всей страной!

— !

— Вот почему я должен захватить Сэндай, изгнать Масамунэ и клан Датэ и держать этот город в своих руках. Не более полугода понадобиться нам, чтобы сделать Сэндай столицей. Мы покажем жителям, кто их истинный хозяин. Столице надлежит быть местом добродетельным и в святости, и в духовности. Я не дам пощады онре, которые попытаются помешать мне!

— Вы возвели барьер над Сэндаем для очищения земли?

— Верно, и для этого тоже, но более того… — Есиаки прищурился. — Он подчинит сознания жителей Сэндая. Это, несомненно, понадобится, если столица будет перенесена сюда. Как бы не была влиятельна наша позиция, а власти нескольких политиков никак не затронуть общественное мнение. В Сэндае находятся филиалы крупнейших предприятий; многие работают там, создавая цельную сеть, связанную со всеми частями страны. Ради процветания страны Могами я сделаю каждого мужчину, каждую женщину и каждого ребенка могущественным союзником в битве за перемещение столицы!

— Вы хотите промыть им мозги?!

— Такова цель дзикэ-кеккай.

Это Есихимэ позади дала искренний ответ.

— Мы будем искусственно управлять аурами и людей, и духов внутри барьера, и все попадут под его действие одновременно. Мы наложим внушение поверх энергии земли — дзикэ — чтобы за раз загипнотизировать большое количество людей на большой территории. Основы для этого мы закладываем в Сэндае уже сейчас.

— Неужели вы, ублюдки, серьезно?!

Есиаки насмешливо фыркнул:

— Зашли б мы так далеко, не будь мы серьезны в своих намерениях?

— !

— Этот человек, Уэсима, попросил моей помощи в обмен на убийство взяткодателя. За то, что я сделаю его своим вместилищем, он потребовал место следующего премьер-министра.

— …

— Дела в Сэндае я оставил на Есиасу, моего сына. Он не вполне успешен как командир, однако весьма сведущ в кое-чем другом: управляет «кинрин но хо»… заклинаниями Дакинитэн-хо гипнотического внушения!

«Дакинитэн-хо!»

Это были мощные заклинания, вызывающие призрачных лисиц, с даром внушения, и не было заклинаний более мощных в отношении промывки мозгов в больших масштабах. При полной силе можно было наложить внушение на город… или, что еще хуже, даже на страну!

Наоэ крепко сжал зубы — Есиаки, казалось, наслаждался его досадой.

— Наши лисы рвут на части тех, кто становится на нашем пути, как они и делали раньше. Можешь скрипеть зубами, сколь тебе угодно: все одно ничего с этим не поделаешь. Мы, Могами, завладеем и Ями Сенгоку, и этим миром; советую тебе просто спокойно наблюдать.

— Вы…

— Подвал находится под действием кюреку-кеккай. Датэ Кодзиро[59] поддержит барьер. Твои силы не сравнятся с его, так что оставь все надежды о спасении.

Наоэ изумленно уставился на юношу: тот молча смотрел в пол.

«Он Датэ Кодзиро?»

— Вот и ладненько. В конечном итоге ты присоединишься к нашему захвату Сэндая, — со зловещей улыбкой проговорил Есиаки. — Сделаем тебя одним из наших командующих, — и, громко смеясь, Есиаки вытолкал Есихимэ и Кодзиро из подвала.

Наоэ чувствовал, что Кодзиро хотел что-то сказать, но…

Опустилась темнота.

Наоэ пребывал в недоумении.

Они планировали внедриться в центр страны, захватить власть в правительстве и подчинить страну. Вместо того, чтобы вступить в Ями Сенгоку, дабы потешить неудовлетворенные амбиции прошлых жизней, они вознамерились проделать это путем захвата современного общества, четыре века спустя.

«Тупость какая…»

Процесс массовой промывки мозгов, вероятно, начался бы сразу же после завершения барьера. Люди преклонились бы перед Могами Есиаки, даже не осознавая, что что-то не так, в точности, как он и сказал. Они бы убивали или подняли восстание или без всяких вопросов проделали бы то, что он приказывал, ради перемещения столицы. И если б он расширил свое влияния, используя духовные сосуды, одержимые онре…

«Если мы ничего не предпримем, вся Япония падет к ногам Могами!»

Нельзя допустить такой глупости. Захват страны четырехсотлетними онре — дело нешуточное. Любой ценой нужно предотвратить выплеск событий Ями Сенгоку в материальный мир!

Наоэ изо всех сил напрягся, пытаясь высвободиться из наручников, но безуспешно. Однако он продолжал бороться — натер запястья до крови, но не останавливался. Он должен сбежать. Если он не предупредит остальных…

«Что мне делать! — мысленно выкрикнул Наоэ. — Кагетора-сама!»

Кто-то наблюдал за всем действом из густого кустарника за подвалом. Мори Ранмару холодно улыбнулся и промурлыкал:

— Все интереснее и интереснее.

Он развернулся на каблуках — лунный свет, проливаясь на его кожу, придавал ей все большую бледность.

Лунная ночь в Дэва Ямагата, полнясь недоброй аурой, была зловеще холодной.

От Наоэ не было вестей уже два дня.

Аяко волновалась все сильнее и сильнее. В ночь возвращения Такаи из усадьбы Масамунэ Аяко наконец поддалась беспокойству и отправилась в Ямагату выяснять, что случилось. Ее лицо стало белее муки, когда она почувствовала волнения возле того, что было недавно Сефиро Наоэ, — возле машины, которая таинственным образом взорвалась в жилом районе в городе Ямагата. Почти наверняка с Наоэ что-то произошло, но Аяко не могла бросить свои обязанности и отправиться на поиски. Она узнала барьер Могами и со временем приложила все усилия, чтобы развеять духов, которых притянули платформы. Даже тебуку было не достаточно: рассеянные духи вскоре снова собирались вместе, и Аяко оставалось только проделывать одно и то же раз за разом. Что еще хуже, на развалины притянуло не только призраков; здесь были и цукумогами, способные формировать ужасные сгустки духов.

Сколько она не спрашивала, Кагетора не подавал и знака, что к нему вернулись силы, и Аяко изводила себя, борясь с духами в одиночку. Не в силах больше такое терпеть, Кокуре воскликнул:

— Если вы устали, я с завтрашнего дня буду вам помогать.

— А… да нет. Все нормально.

— Если будете напрягаться слишком сильно — заболеете, — Кокуре сидел на татами и разливал ячменный чай. — Может, вам попросить о помощи у оставшегося коллеги?

— Нет! Никогда! Я не могу!

Заслышав такой категорический отказ, Кокуре искоса взглянул на Аяко.

Та объяснила раздраженно:

— Я не могу справиться с таким самолюбивым капризным парнем, как Нагахидэ. Так что и не просите меня искать его помощи!

— У вас нет никаких оснований. Вы можете разыгрывать тщеславие сколько угодно, но при этом прекрасно осознаете, как и я, что ничего другого не остается.

Аяко, выданная с головой, смолчала. Потом надулась.

— … Попробую разок.

— Кстати, с тех пор, когда вы рассеяли духов, сила, собранная в точке барьера, ослабла, и проклятию это помешало. Кажется, при раздробленности источника силы, само проклятие не действует.

— Вроде, проклятие берет энергию из призраков. То есть, его нужно разбить?

Дзикэ-кеккай над Сэндаем был видом барьера-проклятия (используется для какого-то определенного эффекта), или гипнотическим барьером. Он мог повлиять на людей, оказавшихся в нем, посредством манипуляции дзикэ, однако ментальная разведка подсказывала, что истинный масштаб его действия был в четыре-пять раз больше; с помощью платформ в центре Сэндая этот барьер сам служил платформой для управления дзикэ.

Аяко мрачно пробормотала:

— Если Кагеторе действительно повстречался Датэ, то, думаю, хозяин барьера Могами. Датэ полностью на обороне, и есть сведения, что они действуют против призывов мертвых. Но потом, они ведь знают, что мы принимаем свои меры, так я не знаю, просто ли они пока держатся в тени или что еще.

— Неужели Датэ отпустили молодого монаха, не разузнав его истинную личность?

— На… наверное, да. Что меня тревожит, так это то, что, по словам Кагеторы, он и Косаку повстречал.

Кокуре свел брови:

— Косака Дандзе из Такеда? Генерал, который был хозяином замка Кайду при Каванакадзиме? Действительно, странно. Хотя, признавать, что мы живем в то же время с лордом Масамунэ — тоже очень необычно. Если б я ничего об этом не знал, мне бы очень хотелось поболтать с ним.

— Должно быть, Косака давно распознал дзикэ-кеккай, но я не знаю, что он планирует насчет этого предпринять… — Аяко заговорила решительнее. — В любом случае, нужно найти способ разрушить барьер. Но моей силы недостаточно, чтобы нейтрализовать проклятие. Если бы только Кагетора мог использовать силу, как тогда в Мацумото…

Она затихла и бросила взгляд на внутренние помещения, где, очевидно, был Такая. Кокуре задумчиво скрестил руки.

— Так значит, мать молодого монаха живет в Сэндае… Неудивительно, что ему не по себе, — размышлял Кокуре. — Что ж, посмотрим, смогу ли я замолвить словечко.

Такая был в главном здании храма.

Погрузившись в размышления, рассеянно смотрел на сидящую на алтаре статуэтку Дайничи Нераи.

Мама… Вырвавшееся из тишины мыслей слово не достигнет Савако. Той, что при виде сына, которому положено было быть в Мацумото, кинулась к нему, удивленная и растерянная.

— Ты давно приехал? Я б тебя встретила, если бы ты предупредил.

— …

Такая не ответил. Круглое лицо Савако осветила легкая улыбка облегчения. Ее сын… совсем взрослый.

— Прекрасно выглядишь.

У нее был задумчивый вид. А Такая только теперь, глядя сверху вниз на ее собранные в пучок волосы, понял, какой стал высокий. И удивился.

Он никогда раньше не замечал, что его мать такая миниатюрная…

Однако улыбка без всякого сомнения принадлежала Савако. Что-что, а улыбка не изменилась ни капельки. Та же самая улыбка, какую он маленьким мальчиком видел в саду, полном моховых роз.

— Как Мия поживает? Она же сейчас на втором году средней школы? Интересно, что бы она сказала, если бы узнала, что теперь старшая сестра?

Такая молча смотрел на Савако.

— Ну же, Такая, скажи что-нибудь.

Как мама произносит его имя… Лишь она может так говорить, никто больше так не скажет: более нежно, более мягко и…

— Такая?

Он сжал кулаки. Мальчик рядом с Савако дернул ее за рукав.

— Мам, кто это?

Савако наклонилась к сыну.

— Сюнскэ, этот молодой человек…

— Ты меня не знаешь.

Савако посмотрела на него застывшими глазами. Аяко и Кокуре не смогли сдержать удивления.

— Я просто прохожий. Мы не знакомы. Мы совсем не знаем друг друга.

— Такая…

— Ты порвала с нами все связи. Ты сама бросила нас.

— !

Слова сына больно отдались в груди.

Такая не верил идиотским фразам, которые выпаливал, но слова выскакивали сами собой.

— К чему ты весь этот шум подняла? Я сюда приехал не для того, чтобы с тобой повидаться. Ты ведь на самом деле злишься, а? Улыбаешься, а сама думаешь, какого черта я здесь делаю? Не хочешь смотреть на брошенного ребенка?

Аяко предостерегающе потянула его за руку, но…

— А все потому, что я — сын бездельника, который делал тебя такой несчастной! — выплюнул Такая и развернулся — скрыться, не оглядываясь, в потоке прохожих. Аяко пошла за ним.

Вклиниваясь в толпу, спешащую в противоположном направлении, Такая спиной чувствовал полный боли взгляд Савако.

Это он поднял шум.

Зачем он наговорил глупостей? Он ведь не винил ее…

Он не считал себя брошенным ею. Она достаточно натерпелась. Достаточно вынесла, поэтому он не обвинял ее в бегстве. Не ему ее судить.

Никто не может лишить ее права на счастье. Даже сын — плоть от плоти, кровь от крови.

«Я понимаю…»

Он понимал, так почему его прорвало?

«Какое я имел право обвинять ее?»

Скрестив ноги, Такая сидел на татами в главном здании храма и смотрел в потолок.

Он должен был обрадоваться, видя лицо матери счастливым. Чего еще может желать дитя, как не счастья своей маме?

«Я тупица».

Самый что ни на есть настоящий тупица, подумал Такая и глубоко вздохнул.

«А если бы я был Кагеторой?»

— Какая чудесная лунная ночь.

Удивленный, Такая обернулся на голос. Дверь скользнула в сторону, и на пороге появился Кокуре.

— Глянь, луна висит прямо над деревьями хурмы; приближается Сэндайский Фестиваль Ткачихи.[60]

Такая полоснул Кокуре яростным взглядом:

— Пришли мне проповеди читать?

— Кажется, ты занялся сюсокукан. Молодчина, молодчина. Смог немного пообщаться со своим внутренним миром?

— Можно подумать, я что-то такое могу проделать. Я вам не даоистский горный мудрец.

— Вот тут у тебя недостаточно веры в себя. Кажется, ты не осознаешь собственных сил, так?

— ?

Кокуре, тяжело ступая, подошел и сомкнул ладони перед Даиничи Нераи:

— Видишь ли, Сила Добродетели — это то, как мы зовем силу, которой пользуются пилигримы, чтобы совершить паломничество. Это дополнение к Силе Молитвы, божественная защита Будд. И сила Будд, и твоя сила, и сила всех измерений, сосредоточенных внутри, неразрывно связаны между собой; сила эта — сила Вселенной — действуя в равновесии, пробуждает великую Силу Божественного. Вот так, хоть ты не совершил ни единого паломничества, похоже, ты уже приобрел Силу Добродетели.

Такая сосредоточенно нахмурился.

— Может, поговорим о другом тебе? То существо несет великую Силу Добродетели и спит, скрытое глубоко в твоей душе. Если сможешь освободить силу, сможешь управлять ею, однако ты не выпускаешь ее.

— Я ее не держу! — зло возразил Такая. — Я пытаюсь освободить ее, но даже в критический момент ничего не выходит. Я не виноват! Это Кагетора не дает высвободить ее!

— Нет, это ты, Оги Такая!

Эти слова сильно ударили по Такае, заставив его осечься.

— Я делаю скидку на твою неопытность, но ты сам блокируешь собственные силы — потому что притворяешься чувствующим, отворачиваясь от своей души; потому что притворяешься понимающим, не понимая в действительности ничего! Потому-то ты и ранишь тех, кого не следует. Тот, кто в самом деле понимает, не станет так неосторожно причинять боль другим. Ты только притворяешься, что знаешь себя. На самом деле ты не знаешь ничего, вообще ничего!

— Так я просто ребенок! Так я ничего не смыслю, так что с того!

— Не желаю ничего слышать! Ты убежден, что знаешь себя, тем и доволен, потому и прощаешь себе неудачи. Ведешь себя, как избалованное дитя! Ты неверно истолковываешь себя — все больше и больше. Когда хорошо осознаешь свое я, понимаешь, что не так-то это легко — себя простить!

— Заткнитесь! — закричал Такая так, что по храму загуляло эхо. — Как, черт возьми, я могу знать?! Настоящий я или как… если б я знал, я бы… Какого дьявола, скажете, мне делать?!

Складка между бровями Кокуре разгладилась. Ему почудилось, Такая вложил и другое значение в свои слова.

— Говорите, Кагетора — это настоящий я? Что Кагетора носит личину Оги Такаи? Что я — это не я? Я не могу ничего вспомнить, как бы не старался!

Вы дали мне шанс…

— Я не могу быть заменой Кагеторы. Это немыслимо… не могу я на плечах тащить их четыреста лет!

— Молодой монах…

Передергивая плечами, Такая опустил голову. Кокуре смотрел на его сжатые кулаки. Новая встреча с матерью, должно быть, что-то сломала в нем; все, что кипело в душе, выплеснулось наружу.

— Потому что я… я не ее сын… — выдавил из себя Такая. — Я чужак, укравший тело ее сына. У перерожденных родители меняются раз за разом… и все идет себе, пока они не займут другое тело. Пускай родители и дают рождение своим, как они думают, детям…

— …

— Это мы предаем их. Это мы лжем им… — простонал Такая. — «Прости» или «Извини, что бросила тебя, прости»… я не имею права хотеть ее извинений. Никакого права!

Кокуре вытаращил глаза.

— Это я должен извиняться… Потому что обманывал ее с рождения! Но почему я чувствую себя так! Почему это должно быть так больно! Почему тебе надо было бросить нас и искать счастья только для себя! Почему мне так горько по отношению к собственной матери!

— Молодой монах…

Такая с силой закусил губы и часто втягивал воздух, снова сжимая кулаки и кривя лицо от горечи и непереносимых мыслей:

— Если я не могу ничего сделать, кроме как признать, что я — Кагетора; если нельзя ничего сделать, кроме как стать Кагеторой для них… что ж, я это сделаю.

— …

— Но взамен, быть может, я стану просто очередным чужаком для мамы, так? — его плечи тряслись. — По меньшей мере… если у меня будет память Кагеторы… я себя не буду чувствовать так… — пробормотал Такая и крепко зажмурился.

Кокуре, глядя на него, ни сказал ни слова.

Луна плыла над деревьями хурмы. Поднялся холодный ветер.

«Уэсуги Кагетора…»

В тенях сада давешняя женщина все смотрела на две фигуры в главном храме. «Ха, так то тот самый Яша-шуу Уэсуги, о котором говорил отец…» — подвластная чужому сознанию, она неприятно хихикнула.

«Если я помешаю ему, даже батюшке придется признать мои способности генерала».

Могами Есиасу, подселенный дух, точил клыки на Уэсуги Кагетору.