Идеальная ложь

Глава 31

Мэг сама точно не знала, чего ожидала от этого слушанья в Монтвиле, но определенно не того, что случилось в реальности. Слева от ступеней здания суда собралась небольшая кучка протестующих, за которой надзирали два офицера полиции. Оттуда доносились выкрики, но Мэг не смогла ничего разобрать, пока Ханна выруливала по изгибающейся подъездной дорожке. На нарисованных от руки плакатах было написано: «БЕЗОПАСНОСТЬ ДЛЯ НАШИХ ГОРОДОВ!» и «ОСТАНОВИТЬ НАСИЛИЕ СРЕДИ ПОДРОСТКОВ!».

— О нет, она должна уйти! — Мэг, наконец, услышала голоса скандирующих, когда Ханна припарковывалась позади пустого школьного автобуса. Мэг узнала Полу Йодер и еще несколько матерей из Ред-ривера. Всего собралось, вероятно, человек тридцать, большинство из которых — женщины.

— Не возражаете, если я туда не пойду? — сказала Ханна, поворачиваясь к Мэг. — Мне действительно не хочется во все это вмешиваться. Или противоборствовать с Ларк — по чисто эгоистическим деловым соображениям.

— Я понимаю, — сказала Мэг, заметив двух фотографов, стоявших по диагонали от главного входа и беседовавших между собой. Поблизости был припаркован фургон агентства местных новостей. — Но вы подождете меня? Понятия не имею, сколько времени это займет.

— Со мной все будет хорошо. При условии, что мне больше не придется общаться с полицейскими, — сказала Ханна, а потом добавила, когда Мэг уже начала выбираться из машины: — Удачи вам.

Удача была еще не все, что ей могло понадобиться, решила про себя Мэг, поставив ногу на первую ступеньку. Еще пригодилась бы небольшая кольчуга. Или пуленепробиваемый жилет.

— Как вам не стыдно, Мэг Хардвик! — выкрикнула Пола Йодер, когда узнала ее. Мэг слышала быстрое щелканье камер за своей спиной. Она заторопилась и, толкнув одну из тяжелых передних дверей, вошла в величественный вестибюль здания суда. Здесь также была толпа, и она быстро пробежала взглядом по лицам, стараясь найти хоть одно дружелюбное. Питер Бордман сказал, что будет ждать ее возле переднего входа и она узнает его по завязанному бантом темно-синему галстуку. Но она узнала его по успокаивающему голосу, какой бывает у дедушек.

— Вы, должно быть, Мэг, — сказал Бордман, взяв ее под локоть. Это был высокий мужчина с сутулыми плечами, чуть старше пятидесяти, с редеющими волосами песочного цвета. Он носил очки с половинками стекол, и у него были проницательные голубые глаза. — Давайте выберемся из этого зверинца. С минуты на минуту начало.

Он повел ее через толпу по коридору к главному залу суда с высокими окнами бутылочно-зеленого цвета. В комнату врывался послеполуденный свет, придавая всем предметам бледно-зеленый оттенок. Мэг мгновенно увидела Ларк, сидевшую между Франсин и Жанин. Франсин что-то прошептала, и сестра коротко взглянула в сторону Мэг, медленно и печально кивнула головой, а затем демонстративно отвернулась.

— Вон Артур Пирсон, окружной прокурор, — сказал Бордман в надежде отвлечь Мэг. Он указал на маленького элегантно одетого мужчину, увлеченно беседовавшего с двумя помощниками — мужчиной и женщиной, — каждый из которых буквально возвышался над ним. У Пирсона была шапка темных волос, таких пышных и ухоженных, что Мэг заподозрила, что это накладка.

— Кстати, нам повезло, — продолжал Бордман, обращаясь к Мэг так, будто они знали друг друга долгие годы. Было что-то такое в его голосе и манерах, что заставило Мэг почувствовать немедленное облегчение — и благодарность, что Эйб направил Люсинду к нему. — Не думаю, что судья Марин доброжелательно относится к пропагандисткой тактике Пирсона.

Бордман провел ее в первый ряд, где рядом с офицером суда сидела Люсинда, не накрашенная и выглядевшая изнуренной.

— Это он организовал снаружи этот маленький комитет по встрече? — спросила Мэг, улыбаясь Люсинде. Кто-то, видимо, Бордман, мудро посоветовал ей не вставлять в нос кольцо. От рыжей краски на волосах Люсинды осталось всего несколько полосок, а ее новая более короткая стрижка, с покрашенной перьями челкой, делала ее похожей на беспризорника. Люсинда, когда-то поражавшая своими бунтарскими, шокирующими манерами, сжалась на своем месте в комочек. Она выглядела юной и уязвимой — и очень испуганной.

— Не знаю, — сказал Бордман. — Но местные газеты действительно публикуют красочные обзоры, посвященные тому, как он раскусил это дело. До меня дошли слухи, что в следующем году прокурор будет выставлять свою кандидатуру в сенат штата. И это для нас, скорее всего, хорошие новости. Судья ненавидит политиков «от юриспруденции».

— Эй, Люси, — позвала Мэг. Девушка повернулась, встала и импульсивно заключила Мэг в крепкие благодарные объятия. Мэг не могла удержаться, чтобы мельком не взглянуть в ту сторону комнаты, где находилась Ларк, хотя сейчас чувствовала, что все по ту сторону прохода следили за ней.

Судья, женщина за пятьдесят, с живой, деловой манерой держаться, заняла свое кресло, и Бордман, оставив Мэг сидеть позади Люсинды, подошел туда, чтобы проконсультироваться с ней и окружным прокурором. После короткой дискуссии, сопровождавшейся со стороны Пирсона большим количеством кивков, суд приступил к рассмотрению дела.

— Ваша честь, — обратился к суду Пирсон. Для такого маленького роста голос у него был громкий — выразительный баритон, сдобренный чрезмерным количеством апломба. — Дело, которое мы сегодня рассматриваем, является очевидным случаем убийства. Подзащитная была обнаружена в момент фактического обладания предметом, позднее идентифицированным как орудие убийства. Это было на месте преступления в момент наступления смерти, зафиксированный коронером. Ее арестовали в состоянии оцепенения, вызванного большой дозой алкоголя. Она признает, что была «не в себе», чтобы отдавать себе отчет в том, что происходило во время убийства. За те недели, когда я занимался расследованием этого дела, я выяснил, что Люсинда чрезвычайно беспокойная и неблагополучная девушка…

— Господин прокурор, — сказала судья, прерывая Пирсона, — пожалуйста, ограничьте свои рассуждения о характере подозреваемой фактами, а не предположениями.

— Разумеется, — сказал Пирсон с улыбкой, кивая головой и заглядывая в одну из карточек, которые держал в руках. — В этом семестре подозреваемая прогуляла в местной средней школе в общей сложности десять дней занятий. Она подозревается в порче собственности графства и провоцировании нарушений общественного порядка…

— Заведено ли на нее досье, мистер Пирсон?

— По существу, нет, ваша честь… — начал тот, но судья оборвала его.

— Я предлагаю перейти к рассматриваемому преступлению, которое представляется достаточно запутанным и неоднозначным. Прогулы оставим для другого случая.

В конце зала суда послышалось хихиканье, которое, казалось, вывело окружного прокурора из равновесия сильнее, чем замечание судьи. Он взял паузу для консультации со своими помощниками, прежде чем убедительным и самоуверенным тоном заключил:

— Я считаю, что это очевидный пример убийства второй степени. Настаиваю, что обвиняемая представляет опасность для общества и для себя самой, и требую, чтобы она была оставлена под стражей без освобождения под залог вплоть до рассмотрения дела судом присяжных.

Мэг не помнила, в какой момент она положила руку на плечо Люсинды, но когда окружной прокурор закончил свое выступление тяжелым взглядом в сторону девушки, она почувствовала, что Люсинда задрожала. Мэг наклонилась к ней и прошептала:

— Все будет хорошо. Судье он не нравится. Держись.

По сравнения с отполированной и явно заготовленной речью Пирсона, выступление Бордмана было сдержанным и построенным в форме диалога.

— Я склонен согласиться с окружным прокурором — это очевидный случай убийства. Но кто убил Этана Мак-Гована? С моей точки зрения, на этот вопрос не отвечает ни один из фактов, которые нам удалось собрать. Очевидцев преступления нет. Косвенные улики, о которых все мы знаем, — орудие убийства в руках подзащитной, ее близость к месту совершения преступления, — можно легко объяснить.

Я не утверждаю, что суд графства ошибается, расследуя вопрос о присутствии Люсинды в мастерской в то утро. У нас у всех есть вопросы в этой связи, включая саму Люсинду, которая не может вспомнить, что произошло.

Произнося свою маленькую речь, Бордман расхаживал взад-вперед, бросая быстрые взгляды то на судью Марин, то на полный слушателей зал суда, то на окружного прокурора и Ларк. Теперь он повернулся и обратился к Люсинде:

— Да, в тот день она выпила. Плюс к этому находилась в состоянии наркотического опьянения. Она, в свои семнадцать, пыталась справиться со вспышкой эмоций, с которой не должны сталкиваться даже самые опытные взрослые люди. Люсинда пыталась справиться с изменой — в самом центре ее жизни — и, увы, ей это не удалось. Поэтому она постаралась искусственно заглушить боль в надежде, что спиртное и наркотики сделают ее сильнее. Но они не сработали. Разыгрывая из себя взрослую, решая вопросы, как взрослый человек, она потерпела неудачу. А теперь она признается нам, что не может вспомнить, что произошло в мастерской в то утро.

Позвольте, я вам кое-что скажу. Я не верю, что Люсинда убила своего отчима. Но даже если она это сделала, — во что, повторяю, я не верю, — она могла бы это сделать лишь в силу экстремальных эмоциональных обстоятельств и, возможно, в целях самозащиты. Я не собираюсь углубляться в обсуждение хорошо известной в городе репутации жертвы преступления, но…

— Я согласна, в данной ситуации это мудрое решение, — прервала его судья Марин. — Пожалуйста, продолжайте ваше выступление.

Бордман кивнул ей.

— Хорошо. Обсудим этот вопрос позднее. Я не хочу вносить еще больше слухов в дело, которое и так уже ими перегружено. Факты таковы: очевидцев нет; улики являются косвенными и могут быть интерпретированы различным образом. И еще: Люсинда Мак-Гован достаточно долго жила в этом аду. Она ни для кого не представляет опасности, досье регистрации задержаний на нее нет. Ее единственное преступление, если это вообще преступление, заключается в том, что она оказалась не способна вынести бремя взрослой жизни в самом неудачном месте и времени.

Мэг почувствовала, что плечи Люсинды трясутся. Она заплакала, голова ее поникла.

— Теперь подними взгляд, Люси, — сказала Мэг, когда увидела, что судья просит Пирсона и Бордмана подойти и проконсультироваться с ней. — Посмотри судье в глаза.

Люсинда быстро вытерла лицо и высморкалась, потом выпрямилась и сделала то, что сказала ей Мэг. Щеки Люсинды были в пятнах, челка намокла и растрепалась. Но взгляд ее был прямым и покорным.

Обсуждение было долгим и, по-видимому, горячим; для тех, кто внимательно за ним наблюдал, как это делала Мэг, было понятно, что окружной прокурор проигрывает судье важный спор — и проигрывает основательно. Его лицо покраснело от гнева, его жесты становились все развязнее — руки на поясе, плечи отведены назад, нога нетерпеливо притопывает… Наконец раздраженным жестом судья Марин остановила дискуссию.

— Это суд закона, — медленно сказала она, переводя взгляд с окружного прокурора на Ларк, а потом на зал. — Это место, где мы пытаемся прийти к истине — а потом свершить правосудие. Сегодня мы проводим предварительное слушание. И только. И, тем не менее, мне кажется, что слишком многие пришли сегодня в зал суда с предубеждением и заранее вынесенным приговором. Снаружи находятся протестующие, которые используют это дело в своих целях. Я не позволю никому, — судья пристально посмотрела на Пирсона, — использовать эту сложную ситуацию в его или ее личных целях. Мы рассматриваем дело судом закона — и никогда судом общественного мнения.

В зале воцарилась тишина, а судья резко добавила:

— Я устанавливаю залог в размере ста тысяч долларов и разрешаю выпустить подозреваемую под надзор ответственного взрослого, проживающего на Манхеттене. Я удовлетворяю требование окружного прокурора, что касается прохождения подозреваемой психиатрического обследования согласно разделу 73, пункт Q. Защита согласилась предоставить своему клиенту соответствующие консультации в Нью-Йорке при условии получения моего разрешения. О дате следующего заседания суда всем вам сообщат по почте.

Этот разговор для обеих стал неожиданностью. Бордман предложил забрать Люсинду с собой в служебное помещение суда, пока он будет по телефону решать вопрос с залогом. Мэг должна была найти Ханну и вместе с ней подогнать машину на маленькую персональную стоянку за зданием суда. Предполагалось, что Люсинда и Мэг ускользнут незамеченными. Но когда Мэг торопилась вниз по лестнице, она натолкнулась на Ларк и Франсин, выходящих из других дверей.

— Ты действительно забираешь ее? — спросила Ларк. Голос ее дышал злостью.

— Ларк, послушай… — Мэг старалась рассуждать здраво. — Ей просто больше некуда идти.

— Есть. Она может отправиться прямиком в преисподнюю, — сказала Ларк.

Франсин сжала локоть Ларк.

— Репортеры смотрят, — прошептала она. — Ты же не собираешься устраивать сцен…

— Нет, собираюсь. Поскольку это касается меня, имею право бунтовать, — сказала Ларк, вырываясь от Франсин и поворачиваясь к Мэг. — Не могу поверить, — ну просто не могу, — что ты действительно забираешь эту маленькую шлюху в свою квартиру. Что ты вносишь за нее залог. Что ты приютишь ее! Я видела, как ты обнимала ее. Господи! От этого зрелища меня тошнило. Как ты можешь? Ты, Мэг! После всего, через что мы с тобой прошли, — целая жизнь вместе, — как ты можешь предпочесть ее, эту змею, мне?

— Это не вопрос предпочтения… — начала Мэг, но Ларк оборвала ее.

— Вот здесь ты сильно заблуждаешься! Нельзя быть безликой в вопросе преданности, Мэг. Там, где речь идет о том, на чьей ты стороне, нет серых зон. Когда дело касается настолько важных вещей, как убийство. Когда дело касается меня и девочек. Если ты не с нами, тогда ты против нас.

Ларк опять направилась к лестнице, но Мэг схватила ее за руку.

— Это неправда, — сказала она.

— Извини, старшая сестричка, — медленно ответила Ларк. — Яд наполнял каждое слово. — Но ты больше не в праве говорить мне, в чем заключается правда. И не в праве думать, что я должна благоговеть перед землей, на которую ступила твоя нога.

Отбросив руку Мэг, она пошла вниз по ступенькам, сопровождаемая Франсин, лицо которой было грустным.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Мэг Люсинду, поворачиваясь к ней с переднего сидения. Люсинда внимательно смотрела в окно на унылую ленту рекламы «KFC» и моторного масла «Джиффи Люб» вдоль дороги из Монтвиля до магистрали, соединявшей штаты.

— Ну, вроде как устала. — Голос ее звучал печально.

— Инфекцию тебе вычистили?

— Да. — Порыв благодарности, который Люсинда продемонстрировала в зале суда, прошел, его место заняло настроение, которое Мэг не могла разгадать. Может быть, Люсинда опасается Ханны? Или слушание отняло у нее больше сил, чем Мэг могла предположить? Все молчали те десять минут, которые понадобились, чтобы доехать до скоростного шоссе, ведущего на юг. Люсинда закурила сигарету.

— Только не в машине, Люси, — сказала Мэг, снова поворачиваясь к ней. — И сначала, пожалуйста, спрашивай разрешения.

— О, извините меня, — ответила Люсинда, держа сигарету между средним и указательным пальцами продуманным жестом и делая вид, что ищет пепельницу.

— Все в порядке, — сказала Ханна. — Но откройте окно.

Прошло еще десять минут, прежде чем кто-то решился нарушить молчание.

— Есть какие-нибудь мысли по поводу того, чем бы ты хотела заниматься в Нью-Йорке? — спросила Ханна.

— Спать.

— Люси, не груби, — сказала Мэг. — Ханна была исключительно любезной, проехав такое расстояние, чтобы забрать тебя.

— Да, я знаю. И смелой тоже, со всеми этими домохозяйками, которые хотели меня посадить. — Страх в ее голосе внезапно объяснил, почему девушка настроена так воинственно.

Глядя вперед на дорогу, Люсинда продолжила:

— Ты слышала, как судья сказал, что они пытаются использовать этот случай в своих целях? Я уверена, они хотят меня линчевать.

— Думаю, они планируют связать нас с тобой вместе, — заметила Мэг, стараясь не придавать особого значения угрозе, которая, как она чувствовала, становилась уже очень реальной. Она вспомнила выражение праведного гнева на лице Полы Йодер, шокирующие оскорбления, на прощание сказанные Ларк.

Через двадцать минут Люсинду унес сон, и весь дальнейший путь в город она шумно сопела. Мэг, благодарная Ханне за все, что та в этот день для них сделала, поддерживала беседу, которая могла ей понравиться и польстить: задавала вопросы о галерее и круге ее друзей-художников.

Они вернулись в город около семи — очень быстро, насколько могла судить Мэг. Она начинала понимать, как слабо подготовлена, чтобы справляться с обузой, которую на себя взяла. Любой подросток потенциально является источником хлопот, но Люсинда, со своей проблемной историей и неопределенным будущим, начинала казаться Мэг непосильной ношей.

Мэг пригласила Ханну присоединиться к ним на пиццу с доставкой на дом, но Ханна отказалась.

— Спасибо, нет. Я уверена, что найду для обеда другой вариант, не предусматривающий еду пальцами, согнувшись над картонной коробкой.

Жирный, но очень вкусный обед, однако, произвел на Люсинду целительное действие. Расправившись с двумя последними кусками пиццы с дополнительной порцией сыра, она сказала:

— Это самая лучшая пицца, которую я ела.

— Ладно, но не рассчитывай на такой способ домашнего приготовления пищи каждый вечер, — сказала Мэг. — И кстати, об ожиданиях. Я думаю, нам нужно обсудить некоторые основные правила.

— Это круто, — сказала Люсинда, закуривая сигарету.

— Например: в квартире не курить.

— Вот блин… — Люсинда пристально посмотрела на нее.

— Не ругаться. Не пить. Никаких наркотиков. И не забывать за собой убирать. Мы должны справляться со всем сами.

— Ради бога, даже Ларк разрешала мне курить.

— Что-то сегодня днем я не видела, чтобы Ларк была на твоей стороне в зале суда или подписывала чек на твой залог. Я — это все, что у тебя на настоящий момент есть, Люси, так что лучше постарайся со мной ладить.

— Н-да, — Люсинда бросила зажженную сигарету в свою открытую банку с диетическим пепси. Раздалось шипение. — Я тебя слышу, не беспокойся.

— Будешь спать в кабинете. Там есть матрац. Постель я тебе дам.

— О’кей, — сказала Люсинда, зевая. Она даже не шевельнулась, чтобы убрать после обеда, но Мэг решила сейчас не обращать на это внимания. Люсинда выглядела истощенной и не особенно здоровой, несмотря на то что, по ее словам, раны заживали. Когда Мэг вернулась, чтобы сказать Люсинде, что постелила ей, она увидела, что девушка уже уснула. Она мягко разбудила ее и проводила в кабинет.

— Спасибо, Мэг, — пробормотал Люсинда, укладываясь. Два коротких слова… Но готовясь ко сну сама, Мэг вдруг поняла, как ей было необходимо их услышать. Будет совсем непросто жить в одной квартире с Люсиндой, и теперь она отдавала себе в этом отчет. Уже имели место первые конфликты: когда они ждали пиццу, то не сошлись во мнении, что смотреть по телевизору, потом эта проблема с курением… Мэг негодовала по поводу того, что Люсинда лишила ее права на уединение — подросток физически и психологически занял место, которым она так дорожила. Но это «спасибо» Люсинды — каким бы оно ни было недовольным и запоздалым — вызвало у Мэг теплое чувство.

Она залезла под одеяло. Блаженство длилось почти минуту — достаточно долго, чтобы успел зазвонить телефон.

Это был Эйб. Он почти целый вечер звонил ей из Лос-Анджелеса.

— Как все прошло? — спросил он. Мэг говорила ему о дате слушания.

— И хорошо, и плохо, — запнулась Мэг. — Смотря для кого.

— Я имею в виду для тебя, конечно. Что произошло?

— Бордман сумел вытащить Люсинду под залог.

— Я же говорил тебе, что он хорош. Ну, и что? Где она? Могу себе представить, Ред-ривер вряд ли ждет ее с распростертыми объятьями.

— Именно об этом подумала и я, — торопливо проговорила Мэг. — И ей необходимо побыть с кем-то близким, кого судья может посчитать благонадежным. Поэтому…

— О боже, Мэг, не может быть! Она с тобой?

— Ну, в общем… да.

— Она и сейчас у тебя? Она собирается у тебя жить? Как долго?

— Думаю, до суда… — В своем планировании будущего Мэг продвинулась не намного дальше того, чтобы накормить Люсинду и уложить в постель. Одежда, школа, юридическая консультация — в течение нескольких недель или даже месяцев — всеми этими вопросами она еще и не начинала заниматься.

— Больше никто не мог этого сделать? Кроме тебя в жизни Люсинды не нашлось другого «благонадежного» человека? Могу себе представить, как эту новость восприняла Ларк.

— Не очень хорошо, — призналась Мэг. — Я просто стараюсь…

Но он прервал ее, голос его звучал устало и обеспокоенно.

— Делать правильные вещи. Я знаю, ты мне уже говорила. Сейчас я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы понять, что никогда не смогу тебя отговорить. Не имеет значения, какой вред, с моей точки зрения, это может принести тебе и другим. Я уже предупреждал тебя быть осторожной в вопросе наживания врагов, Мэг. Я думаю, тебе нужно быть еще более осмотрительной по отношению к тем, кого ты выбрала в качестве друзей.