Санта расстегнула молнию на платье, не сдержав при этом облегченный тихий стон. Только сейчас, освобождаясь от одежды, окончательно поняла, насколько устала.
Думала, морально только, оказалось — физически.
Переступила через ткань, потянулась за плечиками. Услышав донесшееся из спальни:
— Что он от тебя хотел? — застыла.
Сначала смотрела на себя в зеркальном отражении. Полураздетую в черном и кружевном. Всё ещё с прической на голове и не осыпавшимся макияжем на лице. Потом закрыла глаза, проглатывая раздражение.
Не понимала, что Данила обязательно спросит? Понимала, конечно. Но очень не хотела повторно поднимать тему.
Видеть в его взгляде злость, страх, неуверенность в ней. Отчитываться, как делают школьницы. Клясться, обещать, доказывать.
У неё сил на всё это нет. Неужели непонятно?
— Предложил работу.
Немного продышавшись, Санта ответила вроде бы спокойно. Взяла себя в руки, скатала чулки, расстегнула бюстгальтер. В зеркало больше не смотрела, повернулась к одному из ящиков, чтобы достать пижаму. Боковым зрением уловила, что Данила появляется в дверном проеме между спальней и гардеробной. Смотрит на неё… Ждет, тоже застыв с недорасстегнутой манжетой рубашки.
Продолжения, конечно же. А Санте снова не хочется ничего говорить.
— Ты серьезно? — Данила уточняет по прошествии какого-то времени. Санта успевает нырнуть в майку и высвободить из-под ткани намертво залакированные волосы.
Поворачивается к нему, смотрит немного с вызовом, приподняв бровь. Спрашивает:
— Думаешь, мне нельзя серьезно работу предложить?
И знает же, знает, черт возьми, что он имел в виду совсем не это, но зачем-то нарывается на скандал. Дура, наверное…
— Первую серьезную работу тебе предложил я. Поэтому не передергивай.
В ответ получает закономерную просьбу-приказ. Хмыкает, плечами пожимает.
Нет — так нет.
Шорты комкает в кулаке, направляясь на него. Думает о том, что сейчас душ примет — её отпустит. Всё хорошо будет. Лягут спать, а завтра выходные…
Санта не ожидала, но мужская рука преграждает путь.
Она немного смотрит на пальцы, которые держатся за косяк. Потом вверх и влево — на Данилу.
Он хмурится. Между бровей — складка.
— Сант…
Обращается, будто устал. И ей тут же снова стыдно. И хочется достать из себя обычный непередаваемый, щенячий даже, восторг со времен начала их отношений. Но он будто спрятался, а она найти не может…
— Он правда предложил работу. Плёл о том, что может поговорить обо мне с Игнатом или Макаром. Оставил визитку. Предлагал позвонить… Но я не дура, Дань. Я всё понимаю…
Последние предложения были произнесены с сожалением, Данила на них сильнее нахмурился.
Снова потянулся к ее лицу своим, щеки коснулся губами. Оторвался, но не отпрянул…
— Это игра, Сант… Это всё игра…
Произнес, вызывая у девушки снова улыбку — снова горькую.
— И это я тоже понимаю.
— Не подпускай его к себе.
Данин взгляд жег кожу. Слова проникали под неё. Санта снова замерла, смотря уже в спальню.
Понимала суть его просьбы. Откуда возникла и почему закономерна. Понимала, а хотела бы, чтобы просьбы не было. Она же не маленькая…
— На пары не являться. Из Веритас уйти. По барам не ходить. К себе не подпускать. Что ещё не делать? Дышать по графику или свободно?
Санта озвучила тихо, тоже повернув голову. Практически в мужские губы.
Которые не тянутся к её рту, а отдаляются.
Данила смотрит недолго, ничего не говоря…
А Санта красноречиво опускает взгляд на руку.
Много ограничений. Сплошняком облаченные в просьбы приказы.
А ей ведь свобода нужна не затем, чтобы тут же броситься блядовать, как сделала Рита. Это тоже о доверии и готовности положиться.
Она не виновата, что когда-то Даниле не повезло. И она не хочет отгребать за Риту.
— Что ты делаешь, малыш?
Данин вопрос выглядит внезапным. Так же звучит. Он слишком попадает в цель. И слишком ласково произнесен.
Он тут же гасит злость и напоминает об усталости.
Санта шепчет:
— Я не знаю…
А потом позволяет себя привлечь. Данила обнимает, вжимается губами в волосы, потом в щеку. Сильнее сжимает… И ещё сильнее…
— Я понимаю, что ты для меня стараешься. Стыдно, что не могу оценить. Но сегодня мне было сложно. Там все успешные и на голову выше. Я стояла, слушала и понимала, что никогда такой же не стану. А мне хочется, Дань… Поэтому бешусь. Неудачницей себя чувствую…
— Ты спешишь просто, жадина…
Из Санты начинают литься слова, которые расслабляют Данилу.
Он отвечает с улыбкой.
Она же против воли растягивает губы Санты. Эта — тоже усталая и не слишком радостная. Но без яда. Не злая.
— В этом вся беда. Ты прав. Я — жадина. А ты — слишком хорош.
Женская рука едет по рубашке вверх, гладит шею, ныряет в волосы…
— Хочу ещё немного побыть собой, пока я не стану твоей тенью… — Наверное, именно это её главное откровение. Главный же страх. Суть её протеста. Она не может бездумно нырнуть в любовь к нему. Она видела, чем заканчиваются такие прыжки. Иногда Санте становится очень плохо от мысли, что ей правда лучше было просто им фанатеть, а не пытаться вместе строить.
— Почему ты тенью стать должна? — Данила задает вопрос не сразу. Скорее всего, посыл для него не очевиден.
— Мама стала.
В ответ на шепот Санты глубоко вздыхает. Возможно ли понять — она не уверена. Но он, кажется, может…
Гладит по волосам, целует ещё раз.
— Ты — папина дочка. Очень папина.
Произносит не ради красного словца. И явно не только положительные черты под этим подразумевает. Они же оба отлично знали Петра. Кроме прочего, он и сам был человеком тщеславным, упрямым, вспыльчивым… И это всё в Санте тоже живет.
Точно так же, как живет в Даниле. Просто у него есть фора — эти черты для него уже оправданы, а Санта ещё варится в неудовлетворенности собой, потому что в начале пути и всё идет немного не по её сценарию.
Всё и сразу не выходит.
— Поцеловать можно? Заслужил?
Санта чувствует, как тело отзывается на вибрации его голоса привычно. Ей мучительно хорошо, по телу мурашки… Заслужил, конечно.
Она сама поворачивает голову и приоткрывает губы. Ей приятно чувствовать его на своих. Вот сейчас кажется, что совсем не сложно было бы ответить на изначальную просьбу элементарным «хорошо».
Когда Данила чуть давит на бедренные косточки Санты, они уже у кровати. Всё так же целуются, но тут Санта упирается в мужские плечи, пытается увернуться.
— Мне в душ надо, Дань…
Просит, а сама послушно запрокидывает голову и закусывает губу, чувствуя поцелуи на шее. Именно там и именно так, как хотелось бы.
— Ага. Пойдешь.
Логика действий Данилы расходится со словами. Он не отпускает Санту. Всё так же целует. Всё так же давит.
Своего добивается — Санта плюхается на кровать…
Следит чуть пьяно, как Данила нависает, прогибается навстречу его губам опять…
Тянется за ними, когда отрывается уже он. Смотрит серьезно, бродит взглядом по лицу. Санте кажется: взвешивает, стоит ли что-то говорить сейчас. Решает, что стоит.
Ведь кризис вроде как миновал, но может снова разгореться.
— Не верь ни единому слову Максима. Об этом я тебя прошу, Сант. Умоляю прям. Просто каждое — мимо ушей. Он опасный. Он лживый. Я говорю это не потому, что за себя боюсь. Хотя и за себя тоже… Шел к вам и думал, что размажу. Вот честно…
— Я ничего…
— Я знаю, что ты ничего. Дело не в тебе. Просто страшно, что тебя в это впутают. Они апелляцию проиграли. У них нет притока клиентов. От них бегут юристы. Всем понятно, к чему идет. Виноватым назначен я. Ты назначена моей музой. Понимаешь, как всё сложно?
Ответом Даниле становится кивок. Санта знает — чуть испуганный. И это вызывает у него улыбку. Ласковую. Так же ласково он ведет по щеке. Касается губ. Вновь отрывается.
— В тебе я не сомневаюсь, Санта. Насколько могу — доверяю. И в тебя я тоже верю. Сложно знать, что тебе плохо.
— Без тебя было бы хуже…
Это — сомнительный комплимент, но он снова заставляет Чернова улыбнуться. Его пальцы гладят колени, разводят шире…
Данила тянется к губам, Санта открывает свои… Хныкает в момент, когда мужские ладони едут вверх по бедрам, а Данила давит, опрокидывая её на спину.
Двадцать минут назад она думала, как устала. Что хочет только смыть с себя остатки былой роскоши и забраться под одеяло на дальнем углу кровати. А теперь нетерпеливо стягивает футболку и белье, следя, как Данила расстегивает ремень…
Мужчина избавляется от рубашки, брюк, боксеров, давит тяжесть горячего голого тела, ощущая нетерпеливую женскую дрожь.
Женские бедра вдавливаются в бока и едут вверх. Данила резко толкается.
Снова срывает хнык, пьет губами.
Толкается глубже…
— А мы машину берем? — Санта спросила, отрываясь от экрана телефона с раскрытой на нём картой. Посмотрела на Данилу
— Берем… — он ответил, сдерживая улыбку. А стоило Санте снова отвернуться, не смог отказать себе — губы расплылись, он прижался ими к блестящей черноволосой макушке.
Когда у Санты хорошее настроение — для него это кайф. Для неё тоже, скорее всего, но у него разом камень с плеч. Потому что когда хандрит — не только себе душу вынимает, ему тоже.
Злит, не дает полноценно думать о том, о чем он должен. На подкорке сидит тревога — что взбредет в эту светлую чернявую голову.
А вот сейчас тревоги нет.
Они провели выходные вдвоем в его квартире. До стыдного лениво. Секс. Разговоры. Пара фильмов, один сериал. Доставка еды. Пустые пакеты. Целая одна вылазка, да и та по местности. Просто, чтобы ночью не куковать из-за недовыплеснутой за эти дни энергии.
Что Санта с таким же успехом может снова захандрить, Данила понимал. Что делать с этим — не до конца. Но просто радовался, что сейчас всё нормально.
Они валяются. У Санты в руках мобильный, у Данилы в руках — она. Пахнет вкусно. Прижимать безумно приятно. Надо сконцентрироваться, но мысли сами как-то едут…
У неё под футболкой и штанами ничего лишнего нет. Раздеть — вопрос пары движений. И пусть крайний секс у них был вот-вот, он снова совсем не против отвлечься на новый.
Но надо уважить рассказчика. Тем более, что он сам про поездку заговорил.
— Отлично. Тогда в Жирону съездим ещё, хорошо? Ты же был уже в Барсе, да?
Санта снова спрашивает, Данила кивает.
— Тогда трех дней нам с головой. Даже Саграда для входа открыта, ты представляешь?
Попытка Санты извернуться, чтобы получить ответ, смотря в глаза, кончается провалом. Даня не дает. Снова кивает в макушку, фиксируя в руках надежней.
В Саграда Фамилия он ни разу так и не попал — не свезло, и суть восторга Санты понимал — огромная удача вот так угадать с датами. Но ему концептуально не то, чтобы важно…
Поездка интересует, потому что это шанс побольше времени вместе провести. Стабилизироваться, ближе стать. У них ведь, по сути, за всё это время ещё ни одной недели вместе. Такой, чтобы каждый день от рассвета до рассвета.
— Мне кажется, ты не очень следишь…
Санта подметила, Данила улыбнулся уже в открытую. Оторвался от её макушки, нахмурившись посмотрел на экран. Там карта и Санта по какому-то известному только ей алгоритму водит пальцами — приближая, отдаляя, скользя…
И он же правда не очень следит. Но зачем ему следить очень — не понимает.
— Доверяю же просто.
Пожимает плечами, чуть поворачивает голову, улыбается, глядя на идеальный женский профиль, подмигивает, а потом на сердце тепло разливается — Санта показательно фыркает, закатывая глаза.
Такая она вызывает куда меньше волнения. Живая что ли. Себя не грызет. Ему не приходится разбираться по глазам — что не так-то и как исправить.
— Лень и доверие — разные вещи, Чернов…
Санта тычет локтем в мужские ребра. Не больно, но ощутимо. Первая реакция Данилы всё такая же — он старается её удержать прижатой к себе.
Хорошо ведь сидят, зачем двигаться? Он готов еще минут пятнадцать попритворяться, что внимательно слушает. Участвует в планировании. А на самом деле просто голос её послушать. О своем в голове подумать. О своем хорошем тоже.
— Пусти, пожалуйста… — Но Санта тычет настойчивей, смотрит, чуть сведя брови.
— Куда пустить-то? — получив вопрос, опять фыркает. Потом тянется к мужским губам. Данила приоткрывает рот, ждет поцелуй. А дальше — всё, как планировал. Опрокинуть, сдернуть штаны. Подавить сопротивление. Писк впитать. И стон впитать.
Но поцелуй не получает.
Дыхание Санты щекочет губы. Их же тревожит череда касаний…
— А ты же доверяешь, зачем спрашиваешь?
Санта шепчет, Данила не может сдержать улыбку. Когда она отстраняется и смотрит в глаза — её блестят самодовольно. Подловила. Молодец. Будут люди, без вопросов.
Данины — напускным недовольством. Но больше — таким же лукавством.
Играть в гляделки они могут бесконечно, но первой снова шевелиться начинает Санта.
— В ванную хочу. Пусти…
Вжимает ладони в грудь Данилы и давит.
На мужское бедро кладет свой телефон.
Пищит, когда, уже пустив, Данила догоняет её хлестким ударом по мягкому месту.
Смотрит назад — укоризненно, вздыхает…
Спрыгнув с кровати — потирает задницу, хотя оба прекрасно знают — шлепнул Данила не больно…
— Поставь на зарядку, пожалуйста. Там меньше десяти…
Реагируя на просьбу, Данила кивает и тянется за шнуром.
Подключает, оставляет со своей стороны на тумбочке.
Вспоминает, что в ней лежат сигареты и пока Санта будет в ванной — можно успеть выскочить на балкон на пару затяжек. Но можно и не выскакивать.
Взять пульт, фильмы полистать. Они с Сантой не то, чтобы киноманы, но в курсе культурной повестки тоже надо быть. Наверное. Зачем-то…
Пальцы Данилы перелистывают варианты, когда отложенный телефон вибрирует.
Взгляд сам падает на экран. Но для разблокировки этого недостаточно. Да и причин вроде как нет…
«Доверяет же просто»… А рука тянется.
В жизни в её телефон без спросу не лез. Узнавание паролей друг друга и обоюдная установка фейс айди для них с Сантой стала не чем-то исключительно важным. Не превратилась в таинство. Просто так в некоторых ситуациях удобней.
Но сейчас — вопрос не столько в удобстве. Просто что-то заставляет…
Данила подносит телефон ближе, смотрит…
Одна полоска разделяется на три. Они же ведут в Телеграм.
«Добрый вечер, Санта»
«На случай, если ты всё же девушка самостоятельная и относительно своей жизни решения принимаешь ты, а не Чернов, захочешь обсудить предложение более детально — свяжись»
«С Макаром я обсудил. Лекса тебя ждет. Я тоже»
Злость разрастается моментально. Данила сам чувствует, как каменеет лицо и мышцы.
Первое желание — рвануть. Туда, где Максим писал всё это со своей уебской улыбочкой. Той же, которую сам Данила в пятницу чуть не размазал по парапету.
Потому что он же русским языком объяснил: за Ритку не тронул, за Санту убьет. И не шутил. Даже нельзя сказать, что преувеличил.
Своим глазам не поверил, увидев, кто стоит рядом с ней за стеклом. Это был как флешбек, но умноженный на сто. И давший осознать яснее некуда: подобного с Сантой он не вывезет. Слишком она для него незаменимой стала.
Понимал, конечно, что публичный скандал — дно. И что придурком выставится сам. Санту опозорит. Поэтому сдерживался.
Поэтому сдержался.
А сейчас — уже сложнее.
Слышно, что в ванной шумит и перестает вода. Санта напевает что-то себе под нос, просушивая руки полотенцем.
У Данилы времени на принятие решения нет. На действия тоже.
Но он успевает.
Блокирует контакт. Удаляет диалог. Это и есть ответ.
Поднимает взгляд…
Санта приближается к кровати, улыбаясь. Ему тоже надо — в ответ.
Её ладони опускаются на покрывало, она крадется по-кошачьи на коленях…
Таким же выглядит взгляд и улыбка…
— Что там? — спрашивает только затем, чтобы губы облизать…
— Проверяю, заряжается ли. — Данила врет, не моргнув глазом. А Санте, кажется, в принципе пофиг до ответа.
Она уже близко. Тянется губами к мужскому лицу, а ладошкой прижимается к паху. Ведет несколько раз вверх-вниз, проверяя реакцию.
Реакция есть.
А ещё есть желание побыстрее выбросить Максима из головы. Вроде бы просто её телефон в руках держал, а снова бы помыть…
Но куда там?
Санта перебрасывает колено через мужское бедро. Сверху садится. Сама снимает футболку, бросая не глядя на пол.
Мужская реакция становится сильнее и для неё очевидней. Данила сглатывает, смотря четко на грудь, пока сама Санта ерзает…
Трется через ткань штанов. Прижимается напряженными сосками к его коже.
Стонет и приподнимается, когда он ныряет пальцами под резинку…
— Пальцами хочешь? — мотает головой, отвечая на вопрос и одновременно противореча этому ответу. Подаваясь им навстречу.
Когда Данила просит приподняться — дергано стягивает лишнее с него. Позволяет раздеть себя.
Снова опускается, по сантиметру впуская уже член. На её лице — блаженство. Данила чувствует напряжение и желание сделать по-своему. Но держится. Позволяет…
Медленно вверх… Так же вниз… Она будто хочет засечь ощущения на каждом микро-участке внутри. Заодно дает ему прочувствовать, как туго.
Зеленые глаза открывает — пьяные-пьяные и довольные-довольные. Улыбается. Тянется к губам…
— Хороший мой…
Ведет ласково пальцами по мужской щеке, давая добро руководить.
Пальцы Данилы вжаты в талию. Он приподнимает её, одновременно толкается и вдавливает вниз сильнее…
Санта распахивает губы, шепчет «ещё», дальнейший текст — невнятный. Если и хотела что-то сказать — забыла.
Снова пьяно смотрит на него, целует влажно, позволяя раз за разом насаживать.
Не зная, что ей только что соврали.