Играй жестко

ГЛАВА 8

АЛЕКС

Я не могу отделаться от мысли, что моя нынешняя ситуация — это космическая шутка. Когда все, чего я хотел, — это держаться как можно дальше от Блэр, теперь я вынужден жить с ней в одном президентском номере. Да, номер огромный, но осознание того, что она находится за стеной, делает со мной неожиданные вещи. Я всегда знал, где нахожусь по отношению к ней.

Я ее ненавижу — или раньше ненавидел. Она назойливая, всезнайка, которая пытается превзойти меня на каждом занятии, которое мы проводим вместе. Наши специальности слишком похожи. Я изучаю экономику и математику. Она изучает информатику и экономику, поэтому мы слишком часто пересекаемся. У моей семьи плохая история с ее семьей, так что, конечно, я был предубежден против Вествудов еще до того, как мы познакомились. Но когда я присоединился к "Воинам" и был вынужден общаться с Райдером, я изо всех сил боролся со своими предрассудками. В конце концов, он их развеял, и мы стали близки. А потом он предал нас всех. С Блэр все было по-другому — она всегда была Вествуд, до мозга костей. Заносчивая, грубая, пользующаяся привилегиями.

Враждебность осталась, но она уступила место чему-то помимо похоти. Она не только не высмеяла меня за то, что я вышел из себя в самолете, но и помогла мне справиться с этим. Я втайне надеюсь, что скоро она использует это против меня. Тогда мир снова обретет смысл.

Я принимаю душ, чтобы избавиться от запаха самолета, и намереваюсь после этого лечь в постель. Но оказывается, что современная многоструйная установка в моей ванной комнате мало помогает мне расслабиться. Я на взводе. Спина болит от путешествия и от того, что я был напряжен в течение двадцати минут во время этого адского полета. Я взял с собой обезболивающие, которые прописал врач команды, но приму их только в крайнем случае.

Через десять минут я уже сижу на стуле в баре отеля и заказываю двойной виски. Я не собираюсь напиваться до потери сознания. Мне просто нужно достаточно алкоголя, чтобы снять напряжение с тела. Кроме того, этот напиток, вероятно, обойдется дороже, чем бутылка в винном магазине. Оглядываясь назад, я, наверное, должен был проверить цену. Когда я вернусь, мне нужно будет найти еще несколько мест для репетиторства; у меня не хватает средств. Моя стипендия не покрывает всех расходов.

Потягивая напиток, я притворяюсь, что обращаю внимание на спортивную передачу по телевизору, но мои мысли находятся где-то в другом месте, точнее, на пятнадцатом этаже за белыми двойными дверями. Через несколько минут мое внимание привлекает вспышка ярко-розового цвета. Это Блэр, направляющаяся к другому концу бара. Не знаю, увидела ли она меня и поэтому решила сесть подальше от меня, или она действительно меня не заметила.

Я пришел сюда, чтобы забыть о ней — не то чтобы у меня это хорошо получалось, — а ей пришлось спуститься и сделать это еще сложнее. Сейчас я ее не вижу, но, тем не менее, ощущаю ее присутствие. И теперь, когда виски подействовало на мое тело, мой разум сосредоточился на других вещах, например, на воспоминании о ее руке рядом с моей промежностью. Черт. У меня уже встает от одной мысли об этом.

Нахер все это. Мне нужно убираться отсюда. Я опрокидываю в себя виски, как рюмку, и ставлю толстый стакан обратно на стойку.

Бармен поднимает бровь и спрашивает: — Еще один?

— Нет. Мне хватит.

Он протягивает мне черную папку, и я стараюсь не поморщиться, когда вижу урон в виде суммы. Потом мне приходит в голову, что я могу просто записать это в счёт номера. Если экономический факультет может оплатить президентский номер, то они и глазом не моргнут по поводу этого счета.

Я решаю найти место, где можно поесть, но вместо того, чтобы выйти из отеля, проверяю Блэр. Она не сидит у бара, как я думал, но ее легко найти, когда она одета в такой яркий цвет. Я вижу ее рукав, торчащий из закрытого столика в конце коридора. Может, она спустилась перекусить? Я должен уйти.

Но я этого не делаю.

Длинными шагами, за считанные секунды я добираюсь до ее столика. Ее руки обхватывают белую кружку, и, судя по маленьким кусочкам зефира, которые я вижу плавающими в ней, она пьет горячий шоколад.

— Только ты можешь прийти в бар и заказать горячее какао.

Она поднимает глаза, и тут я вижу ее красные глаза и небольшие потеки макияжа под ними.

— Что случилось? — я сажусь напротив нее.

Она отступает назад, ее позвоночник напрягается.

— Ничего не случилось.

— Конечно, ты просто так плачешь над своим горячим какао.

— Просто забудь, — она слишком быстро отнимает руки от чашки, опрокидывая ее. — Черт.

Я быстро достаю салфетку и бросаю ее на разлитую жидкость, не давая ей растечься.

— Ну вот, я спас твою одежду, Барби.

Она смотрит на меня пару секунд, и если бы она была мультяшной, то из ее ушей шел бы дым. Затем она выскальзывает из кабинки.

— Ты все портишь, Камински.

Она поворачивается на каблуках и уходит.

О нет. Последнее слово не останется за ней, не тогда, когда я проявил заботу. Я следую за ней и догоняю ее, когда она входит в вестибюль отеля. Я воздерживаюсь от того, чтобы схватить ее за руку, чтобы люди не подумали, что я ее домогаюсь. Вместо этого я встаю перед ней, заставляя ее остановиться.

— Что залезло тебе в задницу? Я был в состоянии… — ослепляющая боль пронзила меня от копчика до позвоночника, и я увидел звезды. — Блять!

Я слегка наклоняюсь вперед и на секунду закрываю глаза. Я не должен был идти так быстро, или, может быть, это внезапное вращение сделало свое дело. Я на секунду забыл, что не должен делать резких движений.

— Спина? — спрашивает она.

Я открываю глаза, чтобы смерить ее взглядом.

— Нет. Мне нравится издавать болевые крики от удовольствия.

— Вот что ты получаешь за то, что бегаешь как идиот.

— Я не бежал, — прохрипел я.

— Ты можешь идти?

Я пытаюсь выпрямиться и сделать шаг, но мне кажется, что на пояснице сидит слон.

— В конце концов смогу. Я жду, когда боль утихнет.

— Во сколько ты принял обезболивающее?

— Я их не принимал.

Ее брови взлетели к небу.

— Почему?

— Я бы предпочел не прибегать к ним.

— Значит, ты предпочитаешь испытывать мучительную боль?

Несмотря на дискомфорт, я ухмыляюсь.

— Очевидно. Я ведь пошел за тобой, не так ли?

— Для умного человека ты можешь быть таким тупицей.

Моя ухмылка расширяется.

— Значит, ты считаешь меня умным.

Она сужает глаза.

— Я думаю, что ты полон дерьма и совсем не испытываешь боли, — она поворачивается, чтобы уйти, но я уступаю и касаюсь ее руки.

— Подожди. Я не шучу. Я могу потерять сознание от боли, если скоро не лягу.

— И что ты хочешь, чтобы я с этим сделала?

Черт. Она собирается заставить меня сказать это.

— Не могла бы ты помочь мне вернуться в наш номер?

Ее глаза расширились.

— Ого. Ты просишь меня о помощи? Ты, наверное, умираешь по-настоящему.

К черту. Я не буду умолять. Стиснув зубы, я делаю шаг, потом еще один, надеясь, что смогу дойти до лифта, не упав.

Блэр шагает рядом со мной, переплетая свою руку с моей.

— Давай, дедушка. Обопрись на меня.

Я бы ответил, но все мое внимание сосредоточено на том, чтобы пройти через это без новых унижений. Дважды, в течение нескольких часов, Блэр была свидетелем моего самого низкого положения, и это будет пожирать меня месяцами.

Она маленькая, и поэтому я изо всех сил стараюсь не опираться на нее слишком сильно. Короткое расстояние кажется милей, но в конце концов мы добираемся до лифта как раз в тот момент, когда из него выходит пара. Блэр продолжает держать меня за руку, даже когда я прислоняюсь к стене и закрываю глаза.

— Ты собираешься потерять сознание? — спрашивает она.

— Нет.

— Тошнит?

Чтобы поиздеваться, я вру.

— Да.

— Серьезно?

Я поворачиваюсь к ней лицом.

— Нет, я просто играю на твоих нервах.

Она сначала отворачивается.

— Я не знаю, почему тебе нравится надо мной издеваться.

— Правда? Ты не знаешь?

Лифт дзинькает за секунду до того, как открываются двери. К счастью, он находится на небольшом расстоянии от нашего номера. Блэр достает из сумочки ключ-карту и открывает передо мной дверь. Как только я переступаю порог, я отхожу от нее и направляюсь к дивану, где падаю на живот. Это не полное облегчение, но такая поза определенно лучше, чем стоя.

— Где твои обезболивающие?

Я прижимаюсь лицом к дивану и отвечаю: — Я их не принимаю.

— Алекс, перестань. Почему ты упрямишься?

Я поворачиваю голову и вижу, что она стоит рядом с диваном, положив руки на бедра. Ее розовое пальто расстегнуто, обнажая суперкороткое черно-белое платье с большими белыми пуговицами спереди. На ней черные колготки, но они не скрывают прекрасную форму ее ног. Мои мысли становятся опасными. Я хочу провести пальцами по ее бедрам и выяснить, действительно ли она не ледяная принцесса, какой я ее всегда представлял.

Я поднимаю глаза, пока она не заметила, что я пялюсь на нее, как жуткий гад.

— Потому что мой отец пристрастился к ним после несчастного случая несколько лет назад.

Это признание удивляет не только ее, но и меня. Может быть, это боль заставила меня выдать такой личный факт о моей семье, или я просто хотел, чтобы она перестала приставать ко мне с расспросами об обезболивающих.

— А, понятно, — она разворачивается и исчезает в своей комнате, не сказав больше ни слова.

Ладно, не совсем та реакция, которую я ожидал, но, по крайней мере, она оставила меня в покое. Я закрываю глаза, надеясь, что усталость от поездки и виски усыпят меня.

Через пару минут Блэр возвращается в гостиную.

— Ты сможешь раздеться до пояса?

Я открываю глаза.

— Тебе не потребовалось много времени, чтобы попытаться раздеть меня.

Она прищурилась.

— Вытащи свои мысли из канавы. Мне нужно снять с тебя рубашку, чтобы я могла приложить горячий компресс к твоей спине.

Затем я вижу в ее руке голубой мешочек.

— Не могу поверить, что это было у тебя в чемодане.

Она пожимает плечами.

— Надо быть готовым. Теперь ты можешь снять свитер сам или тебе нужна помощь?

У меня возникает искушение сказать, что мне нужна ее помощь, просто чтобы посмотреть на ее реакцию, но я и так уже слишком много раз полагался на нее сегодня.

— Думаю, я справлюсь, — я сажусь, и тут же в бедрах вспыхивает боль.

Я хватаюсь за края свитера и футболки, чтобы снять их одновременно, но на полпути останавливаюсь, чтобы сделать глубокий вдох. Черт, как больно.

— Господи, давай я тебе помогу, — Блэр кладет компресс на журнальный столик и наклоняется, приближая свое лицо к моему.

Наши взгляды встречаются, и я чувствую перемену в воздухе. Она смотрит на меня не с ненавистью, как в предыдущие разы, когда мы устраивали поединок взглядов. В ее прекрасных голубых глазах светится желание. Она опускает взгляд к моим губам и задерживается там на пару мгновений. Я нахожусь в секунде от того, чтобы намотать на руку прядь ее волос и прижать ее губы к своим, когда она срывает с меня одновременно свитер и футболку и отступает назад. Она не произносит ни слова, переключая внимание на мою грудь.

Я привык к тому, что женщины меня разглядывают, но сейчас мне доставляет особое удовольствие то, что это делает Блэр.

— Видишь что-то, что тебе нравится?

— Я и не знала, какой ты ужасно бледный.

Ее оскорбление вызывает ухмылку на моих губах.

— Я зимний мальчик.

— Хорошо, теперь ложись на живот, чтобы я могла положить тебе на спину горячий компресс, — говорит она мне.

Напористые манеры Блэр всегда раздражали меня, но сегодня я делаю все, что она говорит, без возражений, потому что, шутки в сторону, моя спина меня убивает.

— Где болит больше всего? — спрашивает она.

— В пояснице.

Как только она прикладывает горячий компресс к моей ноющей мышце, наступает облегчение. Но боль еще далеко не прошла. Я громко стону.

— Что случилось? Слишком горячо?

— Нет. Это прекрасно.

— Я читала, что нужно чередовать горячее и холодное. Я буду прикладывать лед через некоторое время.

— Массаж может быть более полезен, — говорю я, не задумываясь. Или, может быть, я думаю, но только своим членом.

— Обычно я бы и десятиметровым шестом к тебе не прикоснулась, но я вижу, что тебе очень больно. Если ты думаешь, что это поможет.

Не веря своим ушам, я смотрю на нее. Она выглядит искренней, и, черт возьми, если мое сердце не разогналось с нуля до сто миль в час за две секунды.

— Помогло бы.

— Хорошо.

Я смотрю, как она снимает туфли на высоком каблуке и подходит ко мне с меньшей уверенностью, чем я привык от нее ожидать.

— Я никогда раньше не делала никому массаж. Что мне делать?

Признание Блэр в том, что она не знает, как что-то делать, и просит помочь меня, оправдывают все мои предыдущие моменты слабости.

— Сядь на заднюю часть моих ног.

— Что? — пискнула она.

— Так тебе будет легче. Иначе у тебя может заболеть спина. Диван слишком низкий. Ты же не хочешь горбиться надо мной.

Я с трудом верю, что она так и поступила, и, черт возьми, если она не сидит на мне сверху, я мгновенно возбуждаюсь. Мой стояк упирается в джинсы, и мне приходится бороться с желанием прижаться бедрами к дивану.

Она снимает горячий компресс и прикасается к этому месту кончиками пальцев. По моему позвоночнику пробегают мурашки, и желание закручивается у основания позвоночника. Почему ее прикосновения так сильно влияют на меня? Она надавливает большими пальцами и делает круговые движения. Это больно, но в то же время чертовски приятно, и не потому, что массаж действует.

— Так нормально?

— Да, — шиплю я.

— Мне следовало использовать лосьон, чтобы избежать слишком сильного трения. Я могу взять его, — она начинает отрывать от меня свою сладкую попку.

Я тянусь к ее ноге.

— Нет. Все в порядке.

Она снова расслабляется, и это мой сигнал прекратить прикосновения, но моя рука остается на ее ноге, и она не убирает ее. Она продолжает массировать меня, прорабатывая напряжение в пояснице своими ловкими пальцами, как профессионал. Оказывается, мне нравится, что ее руки на мне, и я начинаю представлять, как они исследуют другие части моего тела.

Не задумываясь, я ласкаю ее ногу, совершая пальцами ленивые круговые движения. Угол наклона неудобный, и я не могу исследовать дальше, вверх и под юбку. Я бы остановился, если бы она попросила меня об этом, но она продолжает заниматься моей спиной, не обращая внимания на то, что я делаю.

Массаж определенно помогает, и боль уменьшается, но другая боль вышла на первый план. Мой член тверд как камень, а яйца напряжены и готовы взорваться. Мне нужно облегчение, хотя я сомневаюсь, что Блэр поможет мне в этом.

— Теперь лучше? — спрашивает она.

— Да… и нет.

Она замирает, затем соскальзывает с меня. Я поворачиваюсь на бок, не пытаясь скрыть выпуклость в штанах.

— Я сделала все, что могла.

Я сажусь и тянусь к ее руке.

— Что ты делаешь, Алекс?

— Я не знаю.

Она отступает назад, освобождая свою руку.

— Нам лучше пойти спать. Завтра у нас длинный день.

Ее ответ действует как холодная доза реальности. Она меня привлекает, и я бы трахнул ее прямо сейчас, если бы она мне позволила, но я должен помнить, что она мне совсем не нравится, и завтра мы будем только соперниками.

— Точно. Спасибо за массаж, Вествуд.

Я не двигаюсь с места, наблюдая, как она спешит в свою спальню и закрывает дверь. Моя спина больше не убивает меня, но моя промежность говорит совсем о другом.