Играя в людей. Том 1

Глава 21. В полиции

— Руки вверх! — нервно выкрикнул полицейский, в одно мгновение растерявший все свое дружелюбие. — Так, чтобы я их видел!

Обернувшись к своему напарнику, он крикнул:

— У него ствол!

Второй полицейский, быстро сунув рацию в чехол на груди, тоже выхватил пистолет и побежал ближе к машине «преступника», тыча оружием куда-то в сторону тачки. Леон подумал, что, будь он настоящим бандитом, убить этих двоих не составило бы труда. Даже, возможно…

«Выбрать режим действий:

1. Оказать сопротивление (бой).

2. Подчиниться.

3. Сбежать.

Выбрать вариант № 1? Да/Нет. Нет.

Выбрать вариант № 2. Да/Нет. Да. Вы уверены? Да/Нет. Да.»

— Руки вверх! — кричал первый полицейский.

— А ну вышел быстро из машины! — вторил ему второй.

Шокированный такой звуковой атакой, Леон, начавший было что-то лепетать, все же поднял руки верх и испуганно замер. Несмотря на мороз по спине потек пот — липкий и холодный.

Первый полицейский рывком открыл водительскую дверь и буквально выволок Леона из салона. Ствол пистолета упирался таксисту в спину, и он, неразборчиво бормоча нелепые оправдания, под угрозой силы послушно развернулся лицом к машине. И тут же оказался к ней прижат, словно какой-то суперопасный преступник.

— Это ошибка! Это просто зажигалка! Это не мое! Я нашел! — пролепетал он, но полицейский его не услышал и продолжил обыск. Нащупав кобуру, сержант дернул ее с пояса. Света фар полицейской машины было явно недостаточно, полицейский, попытавшись отцепить кобуру, не смог это сделать с первого раза и ограничился тем, что рывком выдернул ремешок и вынул ПМ, тут же быстро отбросив его в сторону.

— Ноги шире! — ударами ботинка Леона заставили стать, шире расставив ноги. Сомкнув его руки за спиной, полицейский достал наручники. Щелчок — и на запястьях Лео сомкнулись тяжелые металлические браслеты. Теперь, всё еще держа Леона на мушке, сержант продолжил левой рукой хлопками ощупывать одежду Леона в поисках опасных предметов. Второй полицейский страховал первого и стоял чуть поодаль, не сводя с Леона глаз и темного провала дула своего пистолета.

Сержант, обнаружив в кармане куртки «трофейный» черный нож, (тот самый, отобранный у бандита в полицейском участке), и запасную обойму, тоже бросил их на землю, туда же полетело все остальное, найденное в карманах Леона.

— Я …. Это… — не веря в произошедшее, начал было Леон, но его жестко прервал полицейский.

— Мы разберемся.

Обыск закончился. Лео усадили в машину с мигалкой, приковав наручниками к металлической стойке на заднем сиденье. Ещё вчера Леон точно также сидел в полицейском автомобиле, только тогда его руки не сковывали наручники, и он не был пристегнут к холодной металлической трубе, словно теленок, ведомый на закланье.

Через несколько минут к нему в машину сел один из полицейских, который перечислил как по заученному права Леона и почему-то очень долго записывал все его данные в свои бумаги, периодически переспрашивая и задавая уточняющие вопросы.

Второй полицейский по рации вызвал подмогу, сообщив, что они только что на выезде из города задержали подозреваемого, у которого при обыске был обнаружен пистолет. Настоящий, огнестрел. Леон молча наблюдал, как напарник сержанта собирал в картонную коробку всё, то что было выкинуто из карманов задержанного.

Дополнительный экипаж приехал через десять минут, которые показались для Леона вечностью. Сейчас его терзал вопрос — стоит ли рассказать полицейским, откуда у него появился пистолет, и самое главное — про вчерашнее похищение. А также про то, как он не нашел помощи у их коллег не вчера вечером, не сегодня утром. Поразмыслив, он решил, что его просто так его точно не выпустят, а значит, надо было рассказать. Если не правду, то хотя бы ее часть.

Записывающий информацию полицейский наконец-то перевел разговор с общих данных на более конкретные темы, что более чем подходило для того,

— При задержании у вас был найден предмет, похожий на пистолет. Это ваш предмет?

Леон на секунду задумался, и наконец, приняв решение, чуть заикаясь произнес:

— Это не мое. Я-я его д-действительно наш-шел. И вот х-хотел привезти к в-вам в полицию и оф-формить по всем правилам, но вот н-не успел и уснул в м-машине.

— Но вы же ехали в противоположную сторону от города? — со значением улыбнулся полицейский.

— Мне надо было … Я ехал… — начал придумывать оправдание Леон, но его перебили.

— Хорошо. У вас в машине есть запрещенные к обороту вещи? Оружие, наркотики, взрывчатые вещества? Вы можете сдать их добровольно…

Леон повернулся и, указывая рукой в сторону своей машины, сказал:

— Только ружье в сумке. Но оно мое, документы в порядке.

— Да, мы уже нашли его. Слишком уж характерно просматривался контур стволов, — патрульный опять сделал пометку на листе и подняв глаза на Леона, добавил: — Оно перевозилось с нарушением закона — без специального чехла, плюс было запрятано в сумке среди вещей.

На это Леон не придумал, что сказать. Полицейский был конечно же прав, Леон именно что прятал ружье, но, видимо, не слишком удачно. После этого неприятного известия Лео повернулся к окну, благо больше с вопросами к нему не приставали.

Пока первый полицейский объяснял что-то приехавшему второму экипажу, его напарник, закончив наконец оформление документов, оставил листы в папке на пассажирском сидение и тоже вышел из машины. Взгляд Леона упал на зафиксированный в специальном креплении между передними сидениями короткий помповый дробовик с деревянным цевьем, которое так притягательно блестело в свете фар.

«Наверное, имей я навыки вскрытия замков, я бы сейчас просто открыл эти наручники и смог бы незаметно дотянутся до дробовика,» — подумал Леон и тут же поразился собственной решимости, граничащей с жестокостью. Но в голове возникла новая мысль: «И что? Ты бы просто так расстрелял этих полицейских, которые просто выполняют свою работу?». Леон прислушался к себе. Действительно, он еще не готов вот так без всякого повода убить людей, не совершающих в отношении него агрессивных действий.

Еще???

Мысль продолжила развиваться. Леон, обдумывая варианты освобождения от наручников и ход его действий, если бы вдруг все-таки пришлось начать бой с полицейскими, пришел к выводу, что сейчас лучше проехать до участка. Полицейские сели в машину и, напоследок кивнув своим коллегам, оставшимся рядом с машиной Леона, отправились в сторону города. Между собой за всю дорогу они перебросились лишь парой пустых, обыденных фраз, Леон тоже молчал. Но чувствовал, что полицейские едут с некоторым напряжением и ожидают от него агрессивных действий, поэтому всю дорогу просто смотрел в окно, с грустью размышляя, где же он поступил неправильно.

«Может не стоило останавливаться там спать?»

Мимо пронеслась та дешевая кафешка, где днем он принял за бандитов каких-то «спортивных парней».

«Или тут нужно было где-нибудь снять угол? Или не спать вовсе? Ехать всю ночь?» — под такие невеселые размышления Леон и не заметил, как их машина остановилась у одноэтажного здания с вывеской «Полиция», пристроенного к какому-то большому дому, не различимому в темноте.

Выйдя из машины, служители правоохранительных органов завели Леона внутрь здания, которое значительно отличалось от того просторного полицейского участка, где он побывал утром. Здесь пост дежурного располагался прямо напротив входной двери. За стеклом что-то читал, звучно прихлебывая из кружки давно остывшее варево, офицер в мятой и явно несвежей рубашке. Он внимательно выслушал задержавших Леона полицейских, что-то несколько минут сначала вбивал на компьютере, а потом записывал в старой «амбарной книге». Таксист воспользовался паузой, чтобы более детально осмотреться: слева от поста дежурного в коридоре, заканчивающимся дверью, располагалось, судя по решеткам, несколько камер для задержанных.

«Видимо и меня сейчас туда отправят,» — подумал Леон и после короткого, но более содержательного обыска Лео наконец подвели к расположенной недалеко от поста дежурного камере. С него сняли наручники и, когда за ним закрылась решетчатая дверь, он огляделся и увидел, что в довольно просторной камере с тремя лавками, стоящими вдоль стен. кроме него находилось ещё двое «сидельцев». Вернее, один сидел — молодой парень с безразличным лицом. Он прислонился спиной к стене и время от времени закрывал глаза, словно задремав. Около противоположной стены на лавке лежал и, судя по громкому храпу, спал неопрятного вида мужичок в сером засаленном пиджачке и грязных брюках с характерным мокрым пятном на причинном месте. Довершала картину морального упадка обширная лужа прямо под лавкой, красноречиво свидетельствовавшая, каким именно образом получено злополучное пятно.

«Бомж, а это вероятно наркоман,» — предположил Леон и, сев на середину лавки, по запаху, царившему в камере, сделал вывод, что его предположение верно. Хотя бы относительно бомжа.

Напротив, через коридор, располагалась точно такая же камера, только предназначенная для женской части преступного сообщества, о чем свидетельствовало то, что сейчас там на лавках, без устали болтая, сидели две усталого вида бабенки. Одна, с короткими светлыми волосами, держала в руке черный парик, размахивая им в особо эмоциональных моментах. Вторая, крашенная в рыжий цвет ужасного кислотного оттенка и с синяком на скуле, не переставая разговаривать, разравнивала на широком бедре вульгарного вида сетчатые чулки.

Мельком оглядев вульгарную одежду и вызывающий макияж «дам», Леон решил, что это проститутки. Словно прочитав его мысли, одна из дамочек, заметив нового соседа, украдкой, так, чтобы не увидел дежурный, вытащила из короткого топа дряблую грудь, чтобы показать Леону. Огладила длинными розовыми ногтями сосок и призывно улыбнулась ярко накрашенными красным губами, уверенная в своей соблазнительности. Подмигнув Лео напоследок, она продолжила разговор с подружкой.

«Да, весело тут. Кампания самая что ни есть дружелюбная!» — подумал Леон. Что-то пробормотав во сне, лежащий на лавке бездомный дважды лягнул ногой воздух и с шумом обмочился. Лужа, и без того занимавшая значительную часть пола, увеличилась ещё больше, а запах в камере стал всё больше напоминать подъездный.

Сидящий словно в прострации парень оставался в такой позе, не двигаясь и не стараясь завести с Леоном разговор. Разговаривать же с обоссавшимся бомжом Леон благоразумно не стал сам. Теперь ему оставалось только думать, что же именно ему делать: пойти и сознаться во всем, тем самым получив помощь от правоохранителей (возможно!) или, помня вчерашний душевный разговор одного из бандитов с их коллегами, благоразумно промолчать о своей осведомленности и продолжить придерживаться высказанной ранее версии о том, что «пистолет я просто нашел, вез к вам в полицию».

«А что, если на пистолете ещё и висит какое-нибудь убийство? С этих станется, а меня просто сделают крайним!» — мучал себя сомнениями Леон.

Где-то через час, в камеру завели ещё одного ночного задержанного. Его с трудом закинули внутрь двое усталых патрульных. Из обрывков разговора Леон понял, что этот лысый полноватый мужичок был семейным дебоширом, который, устроив драку с женой, был задержан патрульными, которых вызвали соседи неблагополучной четы. Если по пути в камеру дебошир сильно кричал, угрожал «соседям-гандонам», «ментам продажным» и «жене-паскуде» (ей досталось больше всего разнообразных эпитетов), то попав за решетку, он мгновенно преобразился и теперь молча сидел на скамейке в своей сизой, застиранной майке-алкоголичке и домашних спортивных штанах с растянутыми коленками.

Потом притихший было дебошир вдруг вскочил на ноги и бросился к решетке:

— Выпускайте, суки!

Со своей скамейки Леону не было понятно, видит ли перфоманс задержанного дежурный. Так как сержант вышел из той части зала, которая просматривалась из камеры. Вместе с тем неудовлетворенный отсутствием реакции мужик стал сначала стучать по железным прутьям, а потом вообще запрыгнул на решетку и стал пытаться её раскачать. При этом он истошно вопил, почему-то мешая бесконечный запас ругательств с просьбами о помощи.

Столь необычное для начинавшейся тихо ночи событие тут же привлекло внимание других гостей полицейского гостеприимства — проституток, все ещё болтающих друг с другом о чем-то своем женском. Сначала одна, а потом и вторая стали подбадривать дебошира визгом, а потом и словами:

— Покажи им! — не вставая с места, закричала рыжая.

— Да, давай, молодец! — вторила ей блондинка.

Несмотря на шум, способный разбудить даже мертвого, бомж, посапывающий на скамейке, даже не шевельнулся, только прислонившейся спиной к стене наркоман лениво повернул голову в сторону мужика, а потом также лениво вернул её в прежнее положение.

«Видимо, очень надежное снотворное,» — подумал Леон и услышал хорошо различимые среди грохота решетки и криков топот тяжелых форменных ботинок. Проститутки тут же затихли, но всем своим видом показывали, что поддерживают справедливые требования борца с полицейским произволом. Расплата наступила быстро и неожиданно двое полицейских, в том числе дежурный быстро подбежали к решетке. Увидев тех, кого он так очень громко звал, дебошир даже растерялся и резко замолчал. А вот полицейские, наоборот, не растерялись и, быстро отперев решетчатую дверь, молча и в тоже самое время решительно зашли в камеру, оттесняя от входа хулигана.

— Ну и чего вы хотели? — начал дежурный, взвешивая в руке резиновую дубинку и явно демонстрируя свою готовность применить её по назначению.

— Что ты нас звал-то? — тут же перешел на «ты» второй полицейский.

Пятясь назад и практически упершись в скамейку, на которой сидел Леон, дебошир затрясся, оглядываясь то на одного, то на второго «мента продажного».

— Вы это… — он запнулся и, оглянувшись, понял, что камера кончилась, и он уперся в скамейку. Дальше — только стена. Несколько секунд хулиган осознавал эту информацию, а потом решил идти «на прорыв» и прыгнул вперед. Вернее, попытался прыгнуть, потому что резкий и, вне всякого сомнения, сильный удар дежурного буквально отшвырнул его на скамейку. Леон отодвинулся на своей лавке максимально далеко от мужика в тениках, опасаясь, что в драке достанется и ему. Дебошир, держась за голову, все же решил подняться, и даже постарался неловко замахнуться на дежурного, но не успел — второй полицейский ударил его сзади дубинкой по корпусу. Далее удары наносились поочередно по лежащему на полу и старающемуся закрыть голову хулигану. После где-то десятого пинка дебошир, еле шевеля разбитыми в кровь губами, пролепетал едва слышное: «Хватит,» — на что дежурный, став ему ботинком на грудь и наклонившись к избитому телу, проорал дебоширу в лицо:

— Хватит? А ты, пидор, когда жену свою, Светку, перестанешь избивать? Она из-за тебя, паскуды, вся синяя ходит! — и со всего маха саданул его носком сапога в бок, от чего лежащий ойкнул и постарался снова прикрыться руками.

— Ещё раз на неё или детей руку поднимешь, я тебя тут и закопаю! — сообщил полицейский и, сплюнув на пол, перешагнул через скрюченное на полу тело и пошел к выходу.

Тут наконец все увидели, что за произошедшим с интересом наблюдает проснувшийся бомж. Заметив, что все на него смотрят, он тут же сел на лавку и внезапно вежливо со всеми поздоровался.

Уже выходя из камеры, дежурный неожиданно развернулся и, указав на сидящего бомжа, злобным тоном кинул дебоширу:

— Сейчас полы от его ссанья вымоешь! — и вышел, следом за ним камеру покинул и второй полицейский, менее агрессивный и более молчаливый. Он закрыл дверь, долго лязгая ключами. В камере напротив сидели притихшие проститутки, пораженные увиденным зрелищем.

Дебошир всё также сидел на полу, прислонившись к стене и даже не пытаясь стереть кровь с разбитых губ и рассечения на скуле. Открыв дверь через несколько минут, дежурный молча поставил в камеру ведро и, показав рукой на дебошира, а потом на ведро, закрыл дверь.

Держась за бок, мужик в трениках медленно дошел до железной емкости и окунул руки в воду.

— Брр, холодная! — Поводя руками по дну ведра, он вдруг крикнул в коридор.

— А тряпку?

На что тут же раздался ответный крик дежурного, видимо, тот решил даже не вставать со своего стула.

— А майка тебе на что?

Удивлённый дебошир посмотрел по сторонам то ли в поисках спасителя, то ли тряпки и, грустно вздохнув, начал снимать с себя свою сизую майку-алкоголичку, которая теперь была покрыта несколькими кровавыми пятнами. Прополоскав майку и, насколько получилось, отжав, он стал протирать пол, начиная с обширной лужи под скамейкой.

— Бля, что ж ты пил — так воняет! — проворчал хулиган, без особого энтузиазма елозя майкой по кривым доскам пола, на что бомж, по-простецки улыбаясь, ответил:

— Да чего только не пил. Всякое было. Это, наверное, дух злой с меня так выходил.

— Сколько же в тебе этого духа? — дебошир под взглядами двух из трех коллег по сидению стал отжимать майку, которая вполне очевидно плохо подходила на роль половой тряпки. В коридоре раздались шаги и спустя несколько секунд мимо камеры прошел дежурный, явно специально для того, чтобы проконтролировать, как справляется с поставленной перед ним задачей задержанный.

Леон же, вперив взгляд куда-то в пустоту, сидел неподвижно на своей лавке, Мысли его вертелись вокруг расчета, где же он совершил ошибку — когда решил поспать в машине, а не остановиться где-то в менее привлекающем внимание месте, или когда не стал говорить полицейским всей правды. Если бы все можно было изменить и сделать по-другому, то чтобы он тогда попытался сделать?

Второй его мыслью было: «Рассказать все или нет?» — Леон взвешивал уже несколько часов все доводы за и против и наконец пришел к выводу, что все-таки стоит попробовать сообщить все без утайки. В любом случае раз ситуация сложилась так, что он попал в полицейский участок, тем более в отличие от предыдущих посещений этой достойного организации, сейчас это случилось совсем не по желанию Леона, почему бы не попытаться найти тут хотя бы одного честного полицейского? Который или мог бы сам помочь ему, или хотя бы подсказал, где можно поискать помощь. К тому же только так он мог попытаться отмазаться от ситуации с пистолетом.

Его сокамерники в это время попытались разговориться. Вернее бомж, несмотря на причиненные дебоширу неудобства уборкой, попытался выклянчить у того немного денег. Попытка не удалась, и Леону даже показалось, что бомжу просто не хватило умения. «Или харизмы,» — подумал Леон, но от этой интересной мысли его отвлек шум громкого разговора со стороны поста дежурного. Со своего места на скамейке Леон, естественно, не мог видеть, кто именно спорит, но без проблем различил голос дежурного и чьи-то истеричные женские крики, среди которых были ясно различимы слова: «пожалуйста», «пустите», «вы не имеете права».

Дебошир же, на минуту прислушавшись, вскочил на ноги, бросился к решетке и стал кричать:

— Пропустите! Это моя жена! Светка! Света! Прости меня! — он протянул руку сквозь прутья клетки.

Раздался дикий женский визг — жена увидела своего побитого мужа и, сопровождаемая криками дежурного, побежала к нему навстречу. Добежав практически до решетки, она в страхе отпрянула — вид голого по пояс мужа, покрытого синяками и кровоподтеками, привел её в ужас. Побелев, Светлана отшатнулась к стене. Впрочем, как отметил Леон, её внешний вид тоже был нездоровым: на усталом лице плохо скрываемый макияжем виднелся огромный синяк под правым глазом, а на скуле алела ссадина.

— Что Вы с ним сделали? — указывая на окровавленного мужа, обратилась женщина к дежурному, который наконец подошел к камере.

— Ваш муж оказал сопротивление, и мы были вынуждены … — начал тот, но жена, заливаясь слезами, бросилась к решетке, за которой, с опаской поглядывая на сержанта, стоял нерадивый муж. Светлана сквозь рыданья стала причитать:

— Зачем было его бить, он ведь не виноват. Просто выпил, пришел домой, я ему ещё не дала выпить, вот он, — она снова залилась слезами, — он и ударил.

— Ударил, — повторил дежурный, покраснев от ярости. — Да он тебя и детей метелит каждый раз, когда выпьет. Свет, он же тебя когда-нибудь покалечит или убьет…

— Нет, он хороший, он работящий. Я заберу свое заявление … — жена достала платок и стала через прутья решетки вытирать им кровь и грязь с лица мужа, который принялся целовать ей руки.

— Ты что хочешь, чтобы мы его отпустили? — дежурный смотрел на плачущую женщину одновременно строго и печально. Через коридор, из камеры напротив за развернувшимся примирением семьи с интересом смотрели примолкшие проститутки.

Казалось, жена долю секунды сомневалась, однако потом посмотрела сначала на мужа, потом на дежурного и решительно сказала:

— Да, я отказываюсь от заявления.

— Хорошо, — красный, как флаг революционеров, дежурный крикнул куда-то в сторону: — Ветров, принесите, ключ от камеры и заявление этой гражданки.

Приказание было выполнено практически мгновенно. Спустя несколько секунд дежурный молча смотрел, как его напарник, открыв решетку, выпускает радостного дебошира, который тут же бросился в объятия жены, кинув на долю секунды в сторону дежурного взгляд, полный злорадства. После бурного воссоединения, счастливая чета уже собиралась развернуться в сторону выхода из участка, когда дежурный окликнул их.

— Подожди-ка! — он внезапно положил ладонь на плечо дебошира и, развернув его, наотмашь ударил по голове, да так, что тот отлетел к противоположной стене коридора. Супруга с воплем бросилась на помощь мужу, а рядом в оцепенении стоял сержант, все ещё сжимая в руках листы бумаги.

— Ещё раз поднимешь руку — просто урою! — дежурный взял у сержанта ключи и вернулся к камере. Закрыв ее, он пошел в противоположную сторону коридора. Откуда, пятясь от него, выходил скрюченный, держащийся за голову дебошир, ведомый под руку женой.

Пройдя чуть далее, уже из конца коридора дежурный крикнул сержанту:

— Сам оформишь отказ от заявления.

Леон, подошедший было ближе к решетке, вернулся на скамейку и продолжил свои размышления — стоит ли рассказать обо всем или держать информацию в секрете. С одной стороны, после такого пусть и справедливого, но все-таки произвола, был шанс что дежурный добросовестно борется с любыми нарушителями закона, с другой, вполне могло оказаться, что его «справедливости» хватает только на уличных выпивох. Леон посмотрел вслед удаляющейся парочке и решил, что стоит попробовать быть откровенным, так как в противном случае ему предъявят обвинения в незаконном хранении оружия. Если бы ему поверили, то можно было рассчитывать хотя бы на снисхождение в суде и некую призрачную защиту от бандитов.

«Если, конечно, у них там нет связей,» — грустно подумал таксист, пытаясь встать с лавки. Но не смог. Зрение на минуту пропало, мир вокруг погрузился во тьму. «Конечно, ведь я опять делал выбор!» — пронеслось в голове у Леона, и когда мир вновь обрел краски, в его мозгу уже родилась идея: стоит рискнуть! Решившись, он, подойдя к решетке, громко и призывно крикнул:

— Дежурный!