Именем закона

У истоков новой жизни

Все труднее стало попадать на прием к Н. Э. Берзарину. Он весь был поглощен заботами о Берлине. Порой казалось, что перед тобой не генерал-полковник и не командующий 5-й ударной армией, а бургомистр. Как-то я шутя сказал об этом Николаю Эрастовичу. Он рассмеялся, а потом сокрушенно развел руками:

— Что поделаешь, таково поручение партии. А если партия поручает, как можно работать иначе?

И действительно, Н. Э. Берзарин иначе не мог. Все, что он делал для армии или для Берлина, делал с огоньком, с душой. В данный момент он весь был захвачен делами города: расчисткой улиц, площадей, работой магазинов, восстановлением водопровода, электросетей, трамвайного движения. Его стол был завален сводками о поступлении муки, мяса, масла, овощей.

Как-то я зашел к командующему. Он встретил меня обрадованно и заявил:

— На ловца и зверь бежит — вы так мне нужны. Я уже собирался вызывать вас.

— Что случилось?

— Вчера у меня состоялась встреча с политсоветником. Договорились организовать при нашей комендатуре правовой отдел. Начальника отдела должна прислать Москва. Пока мы решили просить вас принять этот отдел.

Я возразил, ссылаясь на то, что сижу уже и так на двух стульях — исполняю обязанности военного прокурора армии и Берлинского гарнизона. Берзарин посочувствовал, обещал поговорить с прокурором фронта о моей «разгрузке», сослался на то, что сейчас всем трудно, а в заключение сказал:

— Вы же понимаете, не можем мы на эту должность поставить строевого офицера или интенданта. Будем считать, что договорились.

Я спросил:

— А какие функции отдела?

— По этому вопросу лучше поговорите с политсоветником Вышинским. Я свяжу вас с ним, проконсультируетесь.

Позвонил Н. Э. Берзарин в тот же день:

— Политсоветник вас ждет.

Вышинский встретил приветливо, поинтересовался, кем я был до войну, какое окончил учебное заведение. О правовом отделе он говорил долго, предсказывая ему большую будущность.

— Такой отдел нам очень нужен сейчас, а еще больше будет необходим, когда в Берлине займут свои зоны союзники. Придется с такими же отделами союзников заниматься созданием всех правовых норм, регулирующих жизнь Берлина. Надо на эту должность подыскать толкового эрудированного юриста. Это еще не твердо, но предполагается назначить генерал-лейтенанта Носова, бывшего главного военного прокурора. Пока этот вопрос утрясется, не стесняйтесь консультироваться со мной. — Сказав это, Вышинский открыл сейф и достал папку. — Вот сохранился лишний экземпляр Декларации[20]. Вы, вероятно, в курсе, что пятого июня Берлин посетили Эйзенхауэр, Монтгомери, Делатр де Тасиньи, которые и подписали эту Декларацию.

Я знал только, что Берлин посещала какая-то высокая миссия.

— Да, союзники предупредили, что скоро заявятся в Берлин и займут свои зоны. Правда, Жуков им довольно твердо намекнул, что прежде они должны освободить те зоны в Германии, которые надлежит передать нам согласно решению Крымской конференции. Эйзенхауэр это воспринял вроде нормально, а Монтгомери ершился… Чувствуется, что будет нелегко с ними. — Затем Вышинский снова вернулся к работе отдела. Протянув мне Декларацию, он сказал: — Возьмите и хорошенько изучите, Она поможет вам на первых порах ориентироваться в работе отдела, да и прокуратуры.

Он кратко напомнил также основные положения Московской конференции министров иностранных дел СССР, США и Англии, проходившей в октябре 1943 года, на которой впервые обсуждался вопрос об обращении с Германией, и ознакомил с материалами Крымской конференции. В общей форме я, конечно, знал о всех этих материалах. Правда, публиковались они, когда еще до Берлина предстояло пройти немалый путь, и тогда они воспринимались как-то издалека, как что-то постороннее. Но, когда после встречи с Вышинским я засел за изучение этих совсем непрокурорских документов и читал их не вообще, а как директиву, осуществлению которой предстояло способствовать, сразу стали понятны и наши трудности, и трудности немецкого народа. Особенно взволновало следующее заявление Крымской конференции:

«Нашей непреклонной целью является уничтожение германского милитаризма и нацизма и создание гарантии в том, что Германия никогда больше не будет в состоянии нарушить мир всего мира. Мы полны решимости разоружить и распустить все германские вооруженные силы, раз и навсегда уничтожить германский генеральный штаб, который неоднократно содействовал возрождению германского милитаризма, изъять или уничтожить все германское военное оборудование, ликвидировать или взять под контроль всю германскую промышленность, которая могла бы быть использована для военного производства; подвергнуть всех преступников войны справедливому и быстрому наказанию и взыскать в натуре возмещение убытков за разрушения, причиненные немцами; стереть с лица земли нацистскую партию, нацистские законы, организации и учреждения; устранить всякое нацистское и милитаристское влияние из общественных учреждений, из культурной и экономической жизни германского народа и принять совместно такие другие меры в Германии, которые могут оказаться необходимыми для будущего мира и безопасности всего мира. В наши цели не входит уничтожение германского народа»[21].

Все было бы проще, если бы во главе немецкого народа стоял сплоченный, способный к битвам рабочий класс. Стоя на краю могилы, фашистские палачи до предела ужесточили террор по отношению к немецкому народу и его рабочему классу. Тысячи лучших его сынов и дочерей подверглись истреблению.

Поистине гигантскую и трудную работу в сложнейших условиях проделала Коммунистическая партия Германии, чтобы поднять активность, пробудить самосознание обескровленного рабочего класса Германии и посеять в его сердце веру, что он, несмотря на все прошлое, — единственная сила, способная взять на себя всю тяжесть перестройки немецкого общества и повести его по пути подлинного демократического развития. Именно компартия влила кровь в жилы истощенной немецкой демократии, возродила ее и повела за собой на борьбу за новую Германию. В ходе боев за Берлин из подполья, тюрем, лагерей вышли на свободу уцелевшие коммунисты, из-за границы возвращались эмигранты. Еще 13 апреля в район действующей Красной Армии прибыла небольшая группа немецких коммунистов во главе с членом Политбюро КПГ Вальтером Ульбрихтом. Эта группа провела большую работу по сплочению антифашистских сил и созданию демократических органов самоуправления в Берлине. В результате через 11 дней после капитуляции Германии — 19 мая — начало работу первое собрание берлинского магистрата. На нем Н. Э. Берзарин выступил с изложением политики Советского правительства по отношению к Германии. Собрание проходило в здании бывшего страхового общества на Парохиальштрассе. Здесь были коммунисты, социал-демократы, члены христианско-демократического союза и просто беспартийные. Многие из них только-только вышли из тюрем и концлагерей.

Это собрание было мало похоже на то первое, которое проводил Н. Э. Берзарин, когда еще шли бои в Берлине. Мне тогда казалось, что большинство присутствовавших не доверяли Берзарину и даже опасались, не придется ли им потом расплачиваться за свое участие в совещании. Сейчас такой тревоги не чувствовалось: по-видимому, большинство убедилось в окончательном крахе фашистского режима. И тем не менее робость, неуверенность и растерянность проскальзывали на лицах многих участников учредительного собрания, в том числе и на лице седого, на вид очень утомленного, не принадлежащего ни к какой партии человека, занявшего пост обер-бургомистра первого антифашистского магистрата Берлина, инженера-архитектора Артура Вернера.

10 июня 1945 года, через месяц после безоговорочной капитуляции Германии, маршал Г. К. Жуков издал приказ № 2, который немцы назвали «приказом доверия». В нем давалась высокая оценка первых шагов, сделанных немцами-антифашистами в направлении демократического переустройства Германии.

«С момента занятия… Берлина, — говорилось в приказе, — на территории советской зоны оккупации Германии установился твердый порядок, организовались местные органы самоуправления и создались необходимые условия для свободной общественной и политической деятельности германского населения»[22].

Приказом разрешалась открытая деятельность антифашистских партий и свободных профсоюзов во всей советской зоне оккупации. Разрешено было действие коммунистической, социал-демократической, христианско-демократической, либерально-демократической партий. Это был действительно шаг большого доверия здоровым силам немецкого народа.

На следующий день Компартия Германии, получив свободу действий, обратилась ко всему немецкому народу с воззванием. Подчеркнув, что «было бы неправильным навязывать Германии советскую систему, ибо она не соответствует нынешним условиям развития», КПГ призвала трудящихся города и деревни, мужчин и женщин, немецкую молодежь к тому, чтобы отдать все свои силы достижению новой, общей для всех цели — созданию антифашистского, демократического режима[23].

Мы, военные юристы, всячески помогали антифашистским силам Германии в решении их нелегких задач. С первого дня вступления на немецкую землю военные юристы всех степеней (прокуратур, трибуналов), равно как и работники политотделов и «Смерш», своей деятельностью поддерживали и охраняли все мероприятия антифашистских сил. Они арестовывали и судили всякого, кто нарушал правовой порядок, установленный оккупационным режимом на территории Германии, не прощали ни одному эсэсовцу или гестаповцу их злодеяний, не допускали никаких послаблений к тем, кто неуважительно относился к мирным немецким жителям. Вместе с немецкой полицией и немецкими антифашистами военные юристы решительно боролись со спекулянтами. «Черные рынки» постепенно превращались в бич для немецкого населения. Это были пристанища воров, спекулянтов, неразоблаченных эсэсовцев и гестаповцев. Пользуясь затруднительным положением, особенно берлинцев, спекулянты буквально грабили население. За краюху хлеба, за сто граммов черного кофе или за пачку сигарет выменивали золото, бриллианты, хрусталь, картины, антикварные изделия. Спекулянты же натравливали немцев на советские оккупационные власти и на возрождающиеся демократические антифашистские силы. Только в одной облаве на Александерплатц полиция задержала более полутора тысяч спекулянтов.

Юристы следили, чтобы не было злоупотреблений с продуктовыми карточками. К 1 июня 1945 года 2 миллиона берлинцев получили продуктовые карточки. Впервые в истории Германии карточки выдавались с учетом классовой принадлежности. Рабочие получали повышенные нормы продуктов.

Не все перечисленное являлось прямой обязанностью военных юристов, но всем этим заставляла заниматься обстановка тех дней, так как все это создавало благоприятные условия для новой жизни, закладывало основы будущей демократической Германии.

Образование правового отдела как-то острее повернуло всю нашу деятельность к немецким делам. Речь шла о том, что надо не только наказать того или иного фашиста за совершенные им злодеяния, но и помочь Германии очиститься от скверны.

В этот период состоялось мое знакомство с Александром Владимировичем Кирсановым — редактором газеты «Теглихе Рундшау», издающейся на немецком языке.

Александр Владимирович отлично знал прошлое и настоящее Германии и поражал своей эрудицией. Он постоянно находился в окружении немецких антифашистов, ученых, художников, писателей, интересовался школами, институтами, театрами. Благодаря ему мне посчастливилось присутствовать на учредительном собрании «Культурбунда»[24], которое происходило 3 июля 1945 года в берлинском Доме радио, и познакомиться с известным немецким писателем Бернхардом Келлерманом и поэтом Иоганессом Бехером. Оба они выступали с призывом бороться за обновление духовной жизни немецкого народа.

Исполняя обязанности начальника правового отдела берлинской комендатуры, я все больше и больше втягивался в очень напряженную, возрождающуюся, разнообразную и кипучую жизнь города, в общие дела по переустройству Германии, принимал участие в составлении ряда правовых актов, в формировании прокурорских и судебных органов Берлина. С утра с представителями немецкого магистрата мы решали десятки дел и вопросов. На целые часы разгорались споры о том, как именовать новые органы охраны порядка. Какие только не вносились предложения: просто «Полиция», «Полиция охраны демократических порядков», «Милиция», «Народная милиция», «Антифашистская полиция», «Народная полиция»… Назвали полицией.

Долго и трудно решался вопрос, на какие правовые нормы опираться вновь созданной полиции. Заканчивали одни вопросы — возникали другие. Магистрат торопил с открытием школ. Комендатура Берлина и комендатуры районов оказали ему большую помощь. Уже в июне 1945 года 130 тысяч берлинских детей сидели за школьными партами, в августе это число удвоилось, а к ноябрю почти утроилось. Открытие школ спасло тысячи немецких детишек от безнадзорности и привело к резкому снижению преступности среди малолетних.

До первой половины июля 1945 года все возникающие перед правовым отделом вопросы, насколько бы они ни были сложны и непривычны, решались в самые короткие сроки и с пониманием интересов демократических сил Германии. Естественно, в работу включались возрождающиеся организации коммунистической, социал-демократической партий, работники магистрата, районных самоуправлений. Конечно, были и споры, обоюдные недопонимания, но все заканчивалось полным сознанием необходимости как можно быстрее покончить с тяжелым наследием фашизма и тем хаосом, который достался от него послевоенной Германии.

Комендатура Берлина смело шла навстречу антифашистским силам, помогая в укреплении единства рабочего класса, в возрождении политических партий и их сотрудничестве, в рождении свободных профсоюзов, молодежных и женских демократических организаций, в создании правовых норм, обеспечивающих участие рабочих в управлении производством и в освобождении предприятий от собственников-нацистов, в обновлении административных органов, в создании условий для зарождения новой, демократической культуры и духовной жизни немецкого населения.

К великой моей радости, в середине сентября 1945 года прибыл генерал-лейтенант Е. И. Носов, назначенный на должность начальника правового отдела советской комендатуры Берлина. В октябре он приступил к своим обязанностям, и вся сложность взаимоотношений с правовыми отделами комендатур союзников легла на плечи нового начальства.

Но до этого произошло событие, которое вывело многих нас из равновесия.