Именем закона

Молчат ли законы на войне…

Уже после войны в Доме культуры Кировского района Ленинграда я выступал с лекцией. После нее ко мне подошел молодой парень и спросил:

— Вам, вероятно, трудно сейчас живется?

Я удивился:

— Почему?

— Профессия у вас такая — во время войны судили, отправляли в тюрьмы, расстреливали… Это, вероятно, очень тяжело?

И тогда четко, до боли припомнилось все, что было связано с войной — и у меня, и у всех тех, кто принадлежал к военной юстиции и носил на погонах эмблему — щит и два меча. Когда впервые я положил в карман удостоверение военного прокурора и закрепил на петлицах гимнастерки символы советского юриста, мной овладело чувство большой гордости. Отныне я принадлежал к тем, кому страна и приказала и поручила в тяжелые дни войны прикрывать щитом закона, как своим сердцем, мощь Советской Армии, ее тайны и замыслы. Мечи же обратить против смертельного врага, посягнувшего на родную землю, на свободу народа, и против тех, кто предательством, изменой, трусостью, неверностью способствовал врагу. Я сознавал: путь, избранный мною, нелегок. Всякий следственный работник, военный или невоенный, так же, как и судья, вынужден, увы, заниматься совсем не парадной стороной человеческой жизни. И кто бы ни был — прокурор ли, следователь, работник особого отдела или суда, — ему не уйти от жизненной скверны.

И все же, когда и сейчас, так сказать, издалека, смотрю на свой путь военного юриста, с гордостью и радостью думаю: не так уж много видели мы жизнь с негативной стороны. Зато сколько других, хороших и добрых дел выпало на долю каждого из нас.

Разнообразна и трудно обозрима деятельность военной прокуратуры действующей армии. Какие только вопросы не приходится решать ей в боевой обстановке! Правда, круг обязанностей прокуратуры обусловлен определенными инструкциями и наставлениями. Но разве они способны предвидеть все то, что несет каждый бой, каждая часть?!

Прокуратура не участвует непосредственно в боевых действиях, не разрабатывает и не проводит никаких наступательных операций, не командует войсками, но своими, только ей присущими средствами вместе с политическими работниками, военными трибуналами, особыми отделами помогает Военному совету обеспечить успех боя, каждой боевой операции, выполнение каждого приказа командования и этим помогает создавать как бы морально-политический климат для осуществления поставленных перед армией задач.

…Готовится бой, и военная прокуратура берет под свой контроль выполнение приказа Военного совета об обеспечении соединений и частей горючим, боеприпасами, авто- и гужевым транспортом, шанцевым инструментом… Во время подготовки наступления в Донецкой области прокуратурой, например, было обнаружено, что запас горючего не создан, нужное количество его не завезено, а резервы расположены далеко в тылу и подвоз бензина в боевой обстановке не обеспечивался. Военная прокуратура внесла представление Военному совету. Положение было исправлено, а начальник отдела снабжения ГСМ подполковник Н. А. Евдокимов за нетребовательность к подчиненным получил строгое взыскание. Впоследствии Н. А. Евдокимов отлично справлялся со своими обязанностями и был удостоен высоких боевых наград.

…Готовится бой, и военная прокуратура по поручению командования следит, чтобы своевременно были выдвинуты как можно ближе к передовой медико-санитарные батальоны и госпитали, чтобы медслужба имела все необходимое для спасения людей, оказания помощи раненым, их своевременной эвакуации.

Вспоминается такой эпизод. Армия с боями форсировала Днепр в районе Никополя. Весна превратила плавни в непроходимое жидкое месиво. Бойцы, утопая по пояс в грязи, тянули пушки, волокуши с ящиками снарядов, тяжелые минометы.

Мы, ничего не имевшие с собой, кроме автоматов, около восьми часов преодолевали плавни и восемь часов видели измученных, смертельно уставших санитаров, тянувших на волокушах, а то и просто на плащ-палатках раненых. Остановив совсем юную, измученную санитарку, я спросил:

— Из какой части?

— Из армейского госпиталя Черетянкова.

— Вы что же, помогаете полкам?

— Нет, мы развернули в Золотой балке свой госпиталь.

В тот день мы не нашли ни одного медсанбата, который смог бы преодолеть Днепр и заднепровские плавни. А госпиталь, единица армейская и более громоздкая, сумел это сделать. Сколько же он спас людей? Но главное даже не в том. Ничто так не придает воину мужества в бою, как сознание, что в случае беды ему будет оказана медицинская помощь.

Ночью, отыскав первый попавшийся узел связи, я дал Военному совету 5-й ударной армии телефонограмму об оперативности армейского госпиталя. Шли жаркие бои, и, казалось, В. Д. Цветаеву и И. Б. Булатову было не до моей телеграммы. Однако в ту же ночь все медицинские части и подразделения получили распоряжение Военного совета выдвинуться как можно ближе к войскам, ведущим бои за Днепр, личному составу госпиталя Черетянкова была объявлена благодарность. Потом на одном из совещаний работников тыла я узнал, что в приднепровских боях был самый высокий процент спасенных раненых.

…Кончился бой, войска стали в оборону. И военная прокуратура выполняет очередное задание Военного совета: проверяет, как обеспечена эвакуация раненых, как накормлены те, кто остался в окопах, имеют ли сухую одежду, получили ли письма и газеты. О, как тоскует воин без писем! И сколько раз юристам вместе с политработниками приходилось искать через гражданских прокуроров, через райкомы партии и комсомола родных, близких, невест и налаживать переписку — чудодейственный для всех бойцов эликсир бодрости.

Военный прокурор 301-й стрелковой дивизии Митрофан Макарович Болгов на совещании в армейской прокуратуре в апреле 1944 года рассказал о том, как он, проводя в окопе беседу, узнал о бойце, «затосковавшем до смерти». Болгов решил побеседовать с этим красноармейцем. Не сразу тот раскрылся юристу. Оказалось, что вместе с письмом, полученным от матери, пришла и записка соседки, в которой говорилось, что любимая девушка бойца уехала куда-то с другим… Раньше он получил письмо от нее и тоже был озадачен: девушка сообщала, что от нее какое-то время не будет, мол, писем, мол, она лишена возможности писать. Прокурор узнал адрес девушки и написал письмо секретарю райкома комсомола. Вскоре поступил ответ: соседка оклеветала девушку, которая действительно не сможет писать писем, так как направлена во вражеский тыл. Боец буквально ожил после этого и вскоре отличился в боях.

Кончился бой, стал воин в оборону, и военные юристы вместе с политработниками несут в окопы вести о только что свершенных подвигах, о стойкости бойцов, разъясняют значение высокой воинской дисциплины, бережного отношения к военному имуществу, работают с новым пополнением.

На протяжении всей войны прокуратуры армии, корпусов и дивизий проявляли неустанную заботу о новом пополнении. Совместно с политическими отделами составлялся единый план работы в армейском запасном полку, где обучались новобранцы. Военные юристы широко знакомили новичков с советским законодательством, определяющим ответственность военнослужащих за невыполнение боевых приказов, за трусость, за самовольное оставление поля боя, за дезертирство и другие проступки и преступления.

Забота о новом пополнении особо усилилась после того, как началось массовое изгнание фашистских захватчиков с советской земли. Для 5-й ударной это был выход на территорию Молдавии. Из городов и сел Молдавии в армию стали поступать молодые люди, которые длительное время находились под воздействием буржуазной, а затем фашистской пропаганды… Подавляющее большинство призванных на военную службу ненавидело фашизм и готово было беззаветно защищать Советскую Родину. Но встречались и люди, одурманенные вражеской пропагандой. В этих условиях имели огромное значение политико-воспитательная работа и пропаганда, разъяснение советского законодательства. Совместно с политическими отделами армии и соединений была разработана целая система работы с новичками, прибывшими в часть. Обращалось внимание на то, как в каждом подразделении бывалые солдаты встретят пополнение, сумеют ли передать ему свой боевой опыт, свою стойкость, научат ли необстрелянных юношей преодолевать страх перед врагом.

На помощь командирам пришли политработники и юристы армии, корпусов, дивизий.

Юристы знакомили новобранцев с правами их семей, как семей военнослужащих, рассказывали о той заботе, которой окружает Коммунистическая партия армию, о героизме тружеников тыла, обеспечивающих фронт всем необходимым для победы. Вместе с тем мы настойчиво напоминали воинам о бдительности, об ответственности каждого за трусость, самовольное оставление поля боя, невыполнение боевого приказа. Выступления юристов бойцы слушали всегда с большим интересом. В них приводились и яркие примеры подвигов красноармейцев и в то же время содержалась информация о делах, рассмотренных военными трибуналами по обвинению военнослужащих в трусости, паникерстве, невыполнении приказов.

Да, военному юристу не обойти черную сторону жизни, он должен расследовать и преступления, за которые законом предусмотрены расстрел или лишение свободы. Но разве разоблачение и наказание шпиона, предателя, изменника не благородное дело? Разве наказание труса, дезертира, паникера, готового даже нанести самому себе увечье и таким путем уйти с поля боя, оставив сражаться с врагом один на один своего товарища, не необходимо?

Конечно, расстрел человека как наказание — это всегда крайняя мера. И я, присутствовавший по обязанности при расстрелах, не верю, что есть юристы, которые думают иначе и не тяготятся этим актом. Но кто может возразить против того, что ради укрепления боеспособности армии, защищающей Родину, ради спасения жизни тысяч и тысяч советских людей, ради справедливости нельзя щадить предателей, паникеров, трусов, отступников от военной присяги, даже если надо прибегнуть по отношению к ним к такой суровой мере наказания, как смертная казнь.

Был такой случай. Мы стояли недалеко от города Ровеньки на реке Миус. На одну из глухих станций прибывали эшелоны с военным снаряжением и боеприпасами. Поезда подходили скрытно, ночью. Несколько суток все шло хорошо. За ночь эшелоны успевали разгрузиться и боеприпасы доставлялись в дивизии. Но спустя три-четыре дня, стоило только подойти поезду, налетали фашистские бомбардировщики. Явно кто-то наводил немецких стервятников. Изменили место разгрузки. Снова два-три дня все было спокойно, но на четвертую ночь опять появились немецкие самолеты. Вскоре был схвачен тот, кто наводил вражескую авиацию. Пойман он был с поличным, в то время как вел передачу на немецкой портативной рации. Назвался шпион Ульяновым Антоном Даниловичем, бывшим аптекарем в одном из украинских местечек. Затем за несколько месяцев до начала войны он оказался во Львове, а после оккупации города согласился сотрудничать с разведкой вермахта.

Когда велось следствие по делу этого предателя, я спросил девушек, работавших в прокуратуре:

— Что бы вы сделали с аптекарем, если бы вам пришлось решать его судьбу?

За всех ответила Тамара Гончаренко, девятнадцатилетняя комсомолка из Николаева:

— Приговорили бы к расстрелу…

…Военный прокурор любого ранга — дивизии, армии или фронта — выступает только от имени закона. Его обязанность — обеспечить, чтобы все военнослужащие, независимо от должности, строго соблюдали Советскую Конституцию, советские законы, воинские уставы, наставления и приказы.

…Так вот, о том разговоре с пареньком в Кировском Доме культуры в Ленинграде. Выслушав мой краткий ответ, чем же военные прокуроры занимались на войне, он не без лукавства спросил:

— Вы, вероятно, знаете такой общеизвестный афоризм: «Когда говорят пушки — законы молчат». Так ли это было в годы войны?

Нет, не так! Не молчали советские законы в суровые дни Великой Отечественной войны. Они, как и пушки, только по-своему беспощадно разили врагов, защищая Родину. И все военные прокуроры в весьма сложной военной обстановке стояли на страже незыблемых конституционных принципов социалистического общественного и государственного строя.

Под руководством военных советов, политических отделов и партийных организаций военные прокуроры всех степеней обеспечивали строжайший бескомпромиссный надзор за точным соблюдением законов всеми государственными организациями, военными властями, должностными лицами, особыми отделами, военными трибуналами и отдельными гражданами. И этим самым они внесли свой ощутимый вклад в победу.

Военный прокурор армии следил за соблюдением законности по всем уголовным делам, ведущимся в органах Особого отдела «Смерш». Без его ведома не могли производиться никакие аресты. Военный прокурор утверждал обвинительные заключения по делам, расследованным особыми отделами, участвовал в допросах, докладывал дела в подготовительном заседании военного трибунала. На военного прокурора также возлагался надзор за законностью вынесенных военными трибуналами приговоров и за соблюдением процессуальных прав подсудимых при рассмотрении дела в трибунале.

В годы войны органы военной юстиции, как и всегда, руководствовались требованием В. И. Ленина: «…все силы, все средства, все уменье целиком отдать делу созидания и укрепления Красной Армии. Не за страх, а за совесть исполнять все законы о Красной Армии, все приказы, поддерживать дисциплину в ней всячески, помогать Красной Армии всем, чем только может помогать каждый…»[4].

…Много лет спустя после войны мне довелось встретиться с подполковником юстиции запаса Михаилом Николаевичем Высоцким, ныне живущим в Ташкенте. Длительное время он входил в подчинение 5-й ударной армии, был следователем 266-й стрелковой дивизии, прокурором района в Берлине, прокурором 301-й стрелковой дивизии. Не раз участвовал в расследовании дел, находящихся в производстве прокуратуры армии и гарнизона. И когда я спросил, мог бы он рассказать сейчас, чем занимался как военный юрист на войне, Михаил Николаевич ответил:

— Трудно… Мне легче сказать, чем я не занимался. Но все, что я делал, можно свести к одному — помогал командованию и политотделу, чтобы дивизия была боеспособной.