Империя

Глава 27

Покои, выделенные для леди Корантара, отличались особенной роскошью. Таково было личное пожелание Хотар'Коша, предположившего, что его Велене хотя бы раз в жизни стоит узнать на себе, что такое быть настоящей леди. Южанин, конечно же, знал о том, что она больше привыкла к суровому быту Харенхейла, но все равно потребовал от дворцовых слуг лучшие покои для неё, ведь, в конце концов, Велена была женщиной. Да вот только она не была об этом извещена, и когда Велене довелось увидеть все эти комнаты (чего стоили только три спальни), то она просто пришла в ужас. Ведь в Харенхейле её личные покои включали в себя небольшой рабочий кабинет, спальню и все. А здесь же одна только мебель стоила, как добрая половина её замка. Это, мягко говоря, удручало и заставляло задуматься о том, куда уходит то золото, что платили Корантарцы в качестве налогов.

Но сейчас, вернувшись в покои, Велена все ещё находилась в смятении после той встречи с Балором. Она действительно порывалась лично поговорить с Императором и попытаться отговорить правителя от этого абсурдного решения с казнью, но слова Балора крепко запали ей в душу. Она зареклась не предпринимать никаких серьёзных действий ровно до того момента, пока не переговорит с двумя своими советниками, в роли которых выступали Хароудел и Хотар'Кош. Все вместе они собрались в её личных покоях, для того чтобы решить этот вопрос.

— Казнить? Донака? — удивился Ро. Горец вообще-то не хотел сегодня ни с кем разговаривать и находился в крайне подавленном расположении духа, все-таки ему пришлось ради визита во дворец привести в порядок волосы и бороду, но когда он узнал, что Велене требуется его «мудрость вождя», то горец тут же пришёл ей на помощь. — Ятур вас забери, зачем казнить этого балабола? От него же вреда нет никакого.

— Боюсь, указы Императора в данный момент истории не стоит обсуждать, леди, — с сожалением сказал Хотар, который в роскоши Императорского дворца чувствовал себя куда лучше, чем Хароудел. — Это может быть опасно для вас и для всего Корантара.

— Да что же я за леди буду такая, если не смогу защитить жителя своей провинции от неправедных обвинений? — возмутилась Велена.

— Живая и правящая, — устало сказал ей южанин. Его и самого не радовала перспектива, что им придётся казнить человека только за то, что он высказывался как-то не так. Но в отличие от Хароудела и Велены, Хотар буквально кожей чувствовал все, что творилось в Соладаре. Все-таки не зря он имел славу прекрасного дипломата. — Послушайте, леди, — продолжил он, видя сомнения Велены, — я часто бывал в столице, в то время как вы безвылазно сидели в Корантаре и вели свою переписку с Императором.

— Это упрёк, Хотар?

— Это факт, леди. Я все эти десять лет служил вашим дипломатом и могу со всей уверенностью сказать — Император слишком далеко ушёл от того человека, с которым был дружен ваш отец. Я не знаю, что так сильно изменило его, но сейчас… Сейчас нам лучше делать все, что он потребует, и молиться о том, чтобы трон отца поскорее занял принц Эрхен. Император с каждым днём становится все ближе к тому, кого он когда-то одолел во время войны.

— Хотар… — Велена хотела уже высказать южанину, чтобы тот был поосторожнее в выражениях, но вовремя прикусила язык. Она ведь действительно почти не знала Императора. Те письма, что приходили из столицы, почти ничего не говорили ей о человеке, что был по другую сторону листа. И сегодня она увидела его своими глазами. Император был холодным, жёстким и тяжёлым человеком. Он верил ей, но вера эта держалась только на памяти Валора, и если Велена сделает хоть один неосторожный шаг, то никто не сможет гарантировать её безопасности. Именно об этом её хотел предупредить Балор…

— Хотар, ты мужик или где? — поинтересовался Хароудел.

— Я все-таки склонен считать себя мужчиной, — ответил южанин с лёгкой неуверенностью в голосе. Он редко когда понимал «специфический», как он говорил, юмор горца.

— Тогда почему ты предлагаешь нам забиться в норки и ждать, пока всё само образумится, наплевав на Донака? — продолжил Ро, — почему мы должны смиренно плюнуть на все и сказать — «Да режьте его, режьте! Все равно он тут никому не нравился»?

— Как я уже сказал, это вопрос безопасности Корантара в целом и леди Велены в частности.

— Безопасности? Ха! Да только дай этому Хальгой укушенному Императору одну уступку, и он сразу же потребует с тебя ещё десять. Сначала ему не понравился Донак, потом ему взбредёт в голову, что ты, Хотар, чёрный не потому, что тебя мать-природа таким сделала, а потому, что ты его величество Императорское предать решил, и потребует тебя казнить. Ну а потом ему вдруг не понравится, что я бородатый, и угадай, чего он потребует от вождицы нашей?

— Хароудел, в твоих словах, конечно же, есть истина, но сам посуди, — в Корантаре у нас все ещё стоят два легиона, которые, в случае чего…

— Боги всеведущие, Хотар, ты так говоришь, будто я восстание имел ввиду, — возмутился Хароудел, — неужели ты думаешь, что я настолько тупой?

Взгляд южанина послужил горцу весьма красноречивым ответом.

— Сам ты дурак, — пробормотал он, — я говорил о том, что можно вздёрнуть какого-нибудь смертника. Мало, что ли, у тебя в тюрьмах таких сидит, а, Велена?

— Вообще-то да, — покачала головой Велена, — на то они и смертники, чтобы не в камерах сидеть.

— Ну, не так важно, — отмахнулся горец, — главное, что я вам сказать хочу, так это то, что если мы сейчас поддадимся Императору, он сразу же сядет нам на шеи и ножки свесит. Будет пить кровушку нашу, как чёрт знает кто, а что-то делать с этим будет уже поздно, потому что мы прогнёмся под него!

— Хароудел, ты мне вот что объясни, — спросил его Хотар, — ты предлагаешь нам обмануть Императора, сказав ему, что мы казнили Донака, но на самом деле просто повесить какого-то преступника. Если мы этого не сделаем, то ты говоришь, что Император начнёт требовать от нас больше и больше. Но скажи, друг, если он будет думать, что мы подчинились ему, то какой вообще во всем этом будет смысл? Разве смерть мнимого Донака будет для него отличаться от смерти настоящего?

— Конечно же, нет, — согласился горец, — но я говорю не о том, чтобы дать ему отпор сейчас, нет. Сейчас мы слабые, как котятки, а он силён, как медведь. Конечно, он нас раздавит, если мы ему фигу покажем.

— Тогда о чём ты говоришь, Ро? — спросила Велена, окончательно потерявшая мысль.

— Я говорю о нас. О тебе, мне и чёрненьком. Если мы сейчас казним Донака, то мы сами уже не сможем называть себя правыми. Мы станем трусами, слабаками и ничтожествами, которые будут смиренно принимать каждое слово этого вашего Императора и думать про себя: «ну что я могу поделать, он ведь правитель, да и требует не слишком многого». Когда я был совсем мальчишкой, я говорил с Хальгой, этой зеленомордой бестией, которую по какой-то странной причине считают Богиней. Она тогда много о чём говорила, но я запомнил только такие слова — «Вы, люди, обладаете удивительным даром. У вас есть душа, власть над которой имеете только вы сами. Вы можете сделать её крепкой, как камень, или мягкой, как гнилое дерево, можете сделать её светлой, как солнце, или чёрной, как ночь. Все в вашей власти, вы можете быть сильными или слабыми. Можете предавать друзей или быть им верными, можете любить или ненавидеть». Так вот. К чему я это говорил, хотите вы узнать? А к тому, что если Донак умрёт по нашей вине, то это станет гнилью в наших душах. Мы совершим предательство, настоящее предательство, и сделаем это по собственной воле. А если мы пустим в наши души эту гниль, то тогда уже не станет у нас сил для того, чтобы противостоять всему остальному. Мы станем такими же, как и люди в этом проклятом городе — улыбка на лице, вера в голове и пустота в груди. Да, Хотар, я уже успел прогуляться по Соладару, и скажу тебе, горцы в своё время брали рабов в Империи. Да, было дело. Но штука в том, что все те рабы, что жили у нас, гнили душой, они подчинялись нам и гнили. И здесь, в Соладаре, живут те же самые рабы с гнилыми душами. Они могут свободно ходить по улицам, могут свободно молиться своему Богу, но ошейники висят у них на шеях, а духи их такие же мягкие, как гнилое дерево. Тьфу. Ублюдки.

После этой речи и Велена, и Хотар застыли в гробовом молчании, которое первым нарушил южанин, который услышал кое-что, весьма сильно пошатнувшее его веру в мироустройство:

— С тобой говорила Богиня?..

Ещё около часа потребовалось Хароуделу для того, чтобы рассказать южанину, что горские Боги были куда более реальными, чем тот же Единый Бог. Только вот Хотар, в отличие от Велены, вообще ничего не знал о вере горцев, и Ро пришлось рассказывать ему обо всех трёх Богах.

— Ятур — самый главный и самый поганый из них, — говорил горец, — характер у него был словно мешок с дерьмом. Но, несмотря на это, был силён, как хрен знает кто, а умище у него был как у целой толпы шаманов. Самое интересное — Ятур был человеком, как вы и я. Самым лучшим из людей, как говорила Хальга. После смерти своей Ятур нашёл свой покой в свете солнца, и теперь его почитают как Бога, благодаря которому случается рассвет.

— Но… — начал было Хотар, однако Ро тут же оборвал его:

— Знаю я, что солнце и без него прекрасно по небу гуляет. Это же просто сказочка красивая. На самом деле Ятур сидит где-то на небе да ржёт как конь над нашими неудачами. Я ведь говорил, что он тем ещё поганцем был? Угу, говорил. Вместе с Ятуром были Хальга и Торг. Первая была хозяйкой земли, а второй повелевал зверями. Вот они-то и живут у нас в горах и болтают с теми, кто к ним в пещеры захаживает.

— Любопытно, — сказал Хотар, постучав пальцами по столу, — природа, зверь и человек. В каком-то роде отражение всего мира. Любопытно.

— Не знаю, не знаю, — покачал головой Хароудел, не имевший в данный момент совершенно никакого желания вести заумные разговоры о сущности Богов и прочей дребедени.

Велена же слушала горца вполуха. Сейчас её куда больше занимали те слова, что Хароудел сказал про Императора, Донака и людей Соладара. Неужели он был прав? Неужели эти люди стали рабами того, кто клялся быть столпом, поддерживающим их свободу? В этот раз ей не удалось прогуляться по городу, она лишь мельком видела Соладар и его жителей, а затем была вынуждена отправиться на совет. Но что, если Ро прав? В Империю определённо пришли новые порядки. Теперь в цене была рабская преданность своему хозяину — Императору. И требование казнить Донака вполне могло быть попыткой посадить Корантар на поводок, с которого они уже вряд ли смогут без труда соскочить.

«Да что ты такое думаешь? — спросила себя Велена, — он ведь Император, и его слово должно быть для тебя законом, а мыслишь, как настоящая предательница! Ты служишь Катарской Империи, как и все люди Корантара. Не тебе решать, прав ли Императорский указ или не прав, твоё дело — просто подчиниться…»

— Или не подчиниться, — негромко сказала она, отвечая своим мыслям.

— Чего? — Хароудел и Хотар уставились на Велену.

— Давайте не будем пороть горячку, — она взглянула на друзей, — завтра на совете я все-таки попробую ещё раз поговорить с Императором о судьбе Донака и добиться решения, которое устроило бы нас обоих.

Неожиданно в комнату, где собрались корантарцы, заскочила Милли. Служанка была одета в красивое платье зелёного цвета и сейчас очень даже походила на какую-то знатную особу. Только вот манеры простой жительницы Корантара ей скрыть никак не удавалось.

— Так. Вы двое, — она поочерёдно указала на Ро и Хотара, — быстро в свои покои! Солнце уже село, а вы у леди толпитесь, как чёрт знает кто. Вы вообще представляете, что о ней могут в столице подумать, если узнают, что у неё вечерами какие-то непонятные мужики сидят? А?!

— Эм… да, мы, действительно, лучше пойдём, — пробормотал Хароудел, вставая из-за стола. Хотар, распрощавшись с Веленой, также последовал его примеру. А когда они вышли из комнаты, Милли укоризненно посмотрела на свою хозяйку и сказала:

— И как вам не стыдно, леди?

— Милли, мы просто сидели и разговаривали, — попыталась оправдаться та.

— Да знаю я, что вы болтали. Но вы сами-то подумайте, леди. Мы сейчас не в Корантаре сидим, где все друг другу друзья и братья. Это же сама столица! Богом проклятый Соладар, где все только и делают, что распускают слухи друг о друге. Я-то тут пять лет жила в своё время, и прекрасно помню, как можно легко распрощаться со своей репутацией. Так что больше никаких ночных посиделок!

— Но Милли…

— Никаких «но»! Вам тут уже цветы шлют, а вы мне возражать ещё думаете.

— Цветы? — Велена удивлённо уставилась на служанку.

— Да, цветы. Только что принёс какой-то старикан. Цветы я у него, конечно, забрала, но прогнала старого чёрта взашей! Нечего ему у ваших покоев ошиваться. Сейчас… — с этими словами служанка скрылась за дверью, а через минуту вернулась, неся в руках огромный букет красных цветов, названия которых Велена не знала.

— Вот! — Милли положила букет на стол прямо перед ней, а сверху бросила на него какую-то записочку, которую Велена тут же взяла в руки и зачитала вслух:

— Миледи, прошу простить мне тот небольшой инцидент около Зала Советов. Искренне надеюсь, что это не повредит нашей дальнейшей дружбе и сотрудничеству. Б.

— Что ещё за «Б.»? — наморщила лоб служанка, и тут неожиданно в голову ей пришла весьма странная догадка:

— Бакорт?!

— Господь тебя сохрани, — улыбнулась Велена, засуну записку между цветов, — это лорд Балор.

Служанка одарила её столь красноречивым взглядом, что никакие слова не потребовались для того, чтобы Велена устыдилась самого существования этого букета. Она просто отодвинула его от себя и, встав из-за стола, направилась в спальню. День сегодня был не самым спокойным, и она надеялась хорошенько выспаться перед завтрашним советом. Мысли о Балоре и его цветах она постаралась выкинуть из головы, как и все прочие. «Ночами надо спать, а не дурью маяться», — говаривал лорд Валор, когда его дети не желали укладываться в кровати, и сейчас Велена понимала, насколько отец тогда был прав. Он вообще часто оказывался прав, только вот в те времена она редко прислушивалась к нему, с грустью подумала Велена. Сейчас ей очень пригодились бы его мудрость и сила.

Ночь была безлунная, и на улицах Соладара царила тьма, разрываемая немногочисленными фонарями и стражниками, тут и там шагающими по улицам. Они носили с собой небольшие светильники, чтобы в случае чего хотя бы одним глазом разглядеть тех, кто грабит, насилует и убивает в ночи. Балор наблюдал за городом из окна своего кабинета и думал об этих жалких людях. Вся их жизнь состояла из бесконечных прогулок по городским улицам. Каждую ночь они мерили шагами Соладар, создавая видимость абсолютной безопасности, но… Они были ничем. Пустым местом и не более того.

Балор мог бы ещё долго наблюдать за ночным городом и размышлять о никчёмности его жителей, но тут дверь кабинета негромко приоткрылась, и внутрь проникла еле заметная тень. Обычный человек ни за что не заметил бы её появления и продолжал бы заниматься своими делами, но Балор не был обычным человеком.

— Ты никогда не опаздываешь, — ухмыльнулся лорд, все так же глядя в окно, — видимо, тот урок пошёл тебе на пользу.

— Ну что ты, братик, — Аш'Арахт, вставшая за спиной Балора, коснулась рукой его плеча, — я очень быстро учусь.

Резко развернувшись, он перехватил руку девушки и, посмотрев ей в глаза, с ухмылкой прошептал:

— Я говорил, чтобы ты не прикасалась ко мне.

— Я… я… — в глазах Аш появился настоящий ужас.

— Ты забылась, — прошептал Балор и с силой сжал её руку. Он сжимал её до того момента, пока не услышал хруст костей, и только после этого отпустил девушку, — новый урок для тебя.

— С… спасибо, — прошептала в ответ Аш, придерживая здоровой рукой сломанную, — этого больше не повторится.

— Да, не повторится, — с этими словами Балор вновь отвернулся к окну. — А теперь скажи мне, ты ведь пришла сюда, потому что наш общий друг хочет знать, как скоро Катарская Империя будет готова?

— Да, это так.

— Скажи ему, что Бакорт и Корантар больше не будут угрожать нашему плану. Да, за последние годы они стали слишком сильны, но я позабочусь об этом. Также передай ему, что вскоре сосуд для его души будет готов.

— Я передам, — кивнула Аш, морщась от боли в руке.

— А теперь проваливай отсюда. Меня тошнит от одного твоего вида…